Смерть мухам

 
 Идешь во мраке, по-вампирски пробираясь закоулками, всего лишь пытаясь попасть домой, подсвечиваешь дорогу телефоном. О, знали бы наши предки до чего дойдет чудо техники! Настолько функционального аппарата еще не было придумано. Странно, что еще на костре автора не сожгли, адская машинка.
В подъезде воняет бомжем, в первой квартире задыхаются смехом проститутки. Лифтовый пенсионер-линолеум наполовину скрыт драной газетой. И никогда не поймешь, то ли люди гадят, то ли собаки. Мерзопакости заволокло белой пеленой яда хлорной извести. На последнем издыхании царапаюсь в родную дверь. Нагулялась, кошка, встречает мать. А я как всегда хмыкаю, извиняясь за разбитый вдребезги сон. Порхаю вокруг, целую алкогольно нежную щеку, бегу в ванную. Мочу книгу, засыпая в пене прожитого дня, главный священник ведь отпустил грехи. И я спокойна, слыша тихое журчание вытекаемой воды сквозь неплотно прилегающую пробку. Еще один день удовлетворенно захлопнулся, словно прочитанная книга с разбухше целлюлитными страницами под ритмы трип-хопа. Втекаю в цветы постели между слоями реальности, рефлекторно проверяя будильник. Это любовно культивируемая фобия не проспать. Проваливаюсь в легкомысленный мир и знаю, что просплю, как всегда. Жалобно швыркну носом, невинно вглядываясь в глаза, отличусь, придумаю новое, проще и удобнее, погладят по голове, простят, но предупредят. Почти ежедневный ритуал. И только один не отвечал на кротость, агрессивно клокоча застрявшие костью в горле наставления. А мне всегда по спине хотелось стукнуть, чтоб не поперхнулся собственным умом. Я очень отзывчива к чужим страданиям.
 Просыпаюсь рано, обнаруживая, что сиреневый мир успел окружить опостылевшей улыбкой утра. Я пытаюсь скрыться в цветах, еще побегать по ромашковым лугам босая. Но пустынное зловоние все сильней царапает нёбо. Слоняешься по басовито храпящему дому ни свет, ни заря, сигарета за сигаретой. Умиротворяет кофейный разговор с уставшим от ночного сотворения миров отцом. Ему приятно поправлять и уютно подтыкать мой хаос, а я мне - раздвигать границы его упорядоченного. Вдохновлёно лечу на каторгу, зная смысл бытия. К обеду спесь, конечно, спадет, попранная чужим эгоизмом. Потом, подпитавшись животным белком и кофе, возродится. Будет бесстыже поучать и высокомерно ухмыляться глупости человеческой, трусливо прячась при виде опасности. К вечеру покрываюсь каменным панцирем людской неудовлетворенности и иду откалывать её об стекло бокала, пока очищенная не получу маминого прощения за разбитый вдребезги сон. Захлопну, втеку, провалюсь, проверяя, ритуально...
 Думаете это жизнь? Да. Она как линия, нарушенная горбатыми всплесками событий, проблем, увлечений, низвергаемая из кардиографа реальности. При том, ты сам водишь писцом, нервозно пытаешься охватить всю ленту, лишь бы не забыть ничего, все успеть. Потом, осматривая результат в поисках патологии, выгоняешь предательскую каплю жалости из глаза, замечаешь прорези от писца, заклеиваешь скотчем. А когда лента заканчивается, не сможешь разобрать истрепанное её начало, затертое, перемазанное липким клеем, в бешенстве бросаешь бесполезность. А она выпорхнет из аппарата и, легкомысленно взмахнув напоследок, канет в лету. Смерть? Да мне она по - барабану. Дряхлая старуха рано или поздно настигнет, а жить до ста я не хочу. Смерть близких хуже. Мне проще уйти первой, чтобы не отрывалось ничего внутри, сердце не вяло и мозги не лопались от жалости к себе. Вселенский эгоизм. И только мух не жалко.
Возможно, ваши жизни намного интереснее и разнообразней моей, но я люблю свою, родную, вишнёво-шоколадную, потому что спешу всё чувствовать. Я хочу её видеть уютной, жаль не получается. Но я и этот комбат признаю.
Друзей жалко терять, не потому что умирают, а потому что дружба дух испустила. Не сразу это заметно, только потом, когда она была вроде розовенькая и пухлощекая, тут вдруг раз и с душком. А ты привыкла их любить. Или был друг и уехал покорять другие просторы, переписки забудутся, приедешь на свадьбу, а там жеманные незнакомые фальшиво улыбаются. И друг твой жеманно раздражает, хвастаясь новыми интересами, тебе безразличными. С годами друзей не прибавляется, наверное, к 40 их будет 1-2, да и то одно название, о детях, мужьях и кулинарных рецептах телефонные разговоры. А я желаю всех понимать, не ставя себя на его место и забивать, забивать, забивать.
Я люблю музыку живую, лучше без слов или с непонятными мне словами, чтоб не знать об этом непробиваемом кошмаре, таящемся за каждым аккордом. Я люблю подвижную музыку, которая не даст загрустить. Я не люблю попсу за глупость и неоригинальность. Я не люблю попсу не только в музыке. Я не люблю ярко выраженных попсовых мальчиков, девочек, книги до ужаса ширпотребные, одежду вульгарно общественную. Я против клонирования, это идет вразрез с законами природы. Вот бывает, приходишь на концерт, нарядная вся такая, в облаке праздника, а там такое тебе скормят, беспардонно улыбаясь, нагло затолкают в рот, звеня ложкой по зубам. А ты сидишь, вся ярко-обиженная, губы раздуваешь. А потом смешно становится. Кому вы ребята пургу загнали? Оглядевшись, замечаешь всю напряженную серьёзность публики, как будто им не тупую попсу тут втирают, а лекцию по квантовой физике. А мне одной из 2000 весело.
В антракте стадо мамонтов сносит все на пути в буфет, а я спокойно прохожу, смеясь, мимо вывороченных с мясом дверей и затоптанных билетеров. Ухожу домой в прекрасном настроении. Загадочная русская душа неделю не ест и не ходит в туалет, чтобы сделать это прилюдно, в социуме, мол, я тоже человек и свойственно мне питаться хлебом насущным с рыбою красной и гадить в сортире общественном поближе к вам, сородичи. Стоит ли кропотливо строить каменные стены между собой и людьми, чтобы потом заменить их на пластиковые между кабинками в уборной?
Денег боюсь малолетним беспризорным давать. Они будут курить и пить на них, а мне хочется им красоту показать. Запрограммировать на розовое счастье и чтоб рвали они в клочья обыденное, но стремились. Знали, что есть хорошее и доброе, и делали другим так. Покупая пирожки и ища им работу, в безысходности ловлю морщины и заставляю себя замерзнуть. Жизнь избила доброту и милосердие, превратив в слабость. Вообще, когда серость наседает на плечи и впереди видишь только на один шаг, сделайся эгоистом, переведи бабушку через дорогу, и почувствуешь, как тебе хорошо. Или резким хлопком сложенной вчетверо газеты прибей муху, уничтожь переносчика заразы.
Есть на свете люди, слепят кристальным глазом тебе душу, выжигают всю скверну, накипевшую за жизнь. Они ищут себе подобных, жгутся об фиолетовый лёд равнодушия и цинизма. Среди них нет сильных, я не встречала. Их хочется погладить по голове, прижать крепко к груди, не раздавить бы. Им конфетки дарить надо при встрече, чтоб заставить маленькие белые солнышки светиться. Они не озадачиваются вопросом, выложить ли мне на голубом фарфоре свою душу, выворачивают. А ты кусок сердца отдашь, лишь бы у этого чуда утро было радужным. И отрываешь его яростно, потому что это у тебя жизнь-война, а у него приятная прогулка и не нужно ему слышать злой свист пролетающих снарядов. Я люблю таких сильно. А есть люди, которые живут на войне, а видят полянку в незабудках, эти самые умные. Ум в почете всегда. А еще есть склизкие, коричнево-жалкие, уродливостью пугающие своей, человеки-шпиёны. Мочат в сортирах и сами мочатся. Кроме сортирной жизни не имеют ничего, кажется, что дотронешься и завоняет он фекалиями. Их я вычитаю из жизни. Но такая четкость редко встречается, почти все мы с язвочкой, у кого-то гноится и кровоточит, а у кого корочкой покрылась. А ударят по ней, тут гнилинка себя и покажет. Иди к чистым лечиться. Это не значит, что я только таких вижу, все индивидуальны, знаю людей-кактусов, сверху иголками стреляют, а внутри сочная мякоть. Знаю черепах в непробиваемом панцире, знаю мудрых удавов. Вот людей-мух не знаю, такие в ужастиках обитают. Иногда я хочу взять полотно и переписать ярко человека, запечатлеть его мир интересно, как в голливудском кино. Так я понимаю отчаяние Леонардо.
И стремительно навожу кавардак, вихрем врываюсь. Хочу все поменять по-своему, не удобства ради. Я не вижу смысла в отрезании микротомом частички хаоса, чтобы старательно наводить там порядки и думать, что всё уже знакомо. Уставшие занимают всего-то около 1 нм. Я поклоняюсь тем, кто находит систему во всем этом бедламе, таких мало. А мне не дано всё упорядочить, и я ворошу чужие миры в надежде расширить. Но и я живу под тиканье, мне нужны стрелки и деления. Я хочу стоять, одной-то ногой должна, ведь понятно кто скользит по матово-голубому между клочками белой ваты, не люди, а птицы.
 Я против затуманивания собственного сознания, оно и так в тумане нерешаемых проблем. Я знаю, что после плохо всегда бывает хорошо, без наивной сказки, просто хорошо. Всему свое время, искусственное счастье мне не нужно.
Лишь любви разрешено оторвать от земли, всколыхнуть, затем сузить. Я люблю начало её самое, когда гудит в сосудах гормональный фон в приподнятом настроении. И нет еще привязанности, а только маска флирта, сюрпризно раскрывает объятия взаимность. А потом начинаешь писать акварелью будущее, замазывать гуашью, затем, утяжеляя маслом, закрепляешь цементом. Бац! Удар и всё осыпалось. Бей мух.
Мы все, как привязанные ходим вокруг Кааба, микрограмма эндорфина, выделяемого в момент сильнейшей из эмоций. Вся наша жизнь построена вокруг него, искусство, бизнес, casual, сильнейшие державы с хрустом погибали под натиском этого вещества. Единственный из разрешенных наркотиков и самый для нас естественный, причина тысячи погубленных судеб. Из этой матрицы никто не выпадает. А я люблю лежать, прижавшись к любимому человеку, нагая, без сил даже на то, чтобы поднять руку, только дышать, вот счастье.
Все советуют, не ныряй в любовь, а я с детства не могу плавать, не ныряя. Мне всю полноту подавай, и аромат, и вкус, и послевкусие. Вы говорите, измельчал мужчинка, а я скажу, ваша алчность его поменяла. Хотели мерсов и ресторанов дорогих, получайте. Нет романтики? А вы сами её хотите? Если хотите, будет. Мужчину надо уважать, тогда и он будет себя Мужчиной ощущать. Всё равно нет Мужчины? Значит, дорогая, ты его не заметила в самце человека. А Женщина куда девалась? Погрязла в выборе между розовым и зеленым цветом шляпки. Нет, не к лицу ей этот кавалер, под туфли не подходит. Ширмой уныния современности не прикрывайте свою меркантильность. Ложь хоть и благозвучна, но от этого правдой не становится.
 Не вызывает во мне интереса работа того, кто не тушит по ночам зеленую лампу Ильича за кирпичной зубчатой стеной древнего замка, сидя в золоченом кабинете. Знаю, что утоп он в этом по уши, но не жалко, сам напросился. Сразу представляется огромный, зеленый почему-то, пресмыкающийся с сытым пузом, сам себя за хвост жуёт. И ведь больно не только хвосту. Не могу избавиться от этого, спасибо за образ писателю одному, люблю и уважаю, чмоки. Мне достаточно разбираться в том, что собой представляет политика. А её представители…Знаю лично одного громко заявляющего, идеально подходит под психиатрическое понятие "словесная окрошка" и комплекс маленького человека.
Телевидение. Кровосос. Нет, душесос. Мы садимся смотреть «Спокойной ночи, малыши», делаем детей во время рекламы, прерывающей «Бригаду», под популярное реалити-шоу мы их рожаем, умираем, испугавшись голоса первого канала. Гениально! Нам теперь можно не жить своей жалкой, убогой, однообразной жизнью. Она такая же, как у миллионов других телезрителей. Скучная, банальная. Мы теперь свободны от страданий неразделенной любви, горя разлуки. Мы это понимаем примерно в том возрасте, когда узнаем, что Деда Мороза на самом деле нет. Зато в черном ящике со стеклянной передней стенкой, засиженной мухами, есть всё, чудеса, да и только… «Отправь sms и ты узнаешь, как хотел Дима %&лан!» Неужели вы никогда не смотрели на некартонный закат солнца, или как невентиляторный ветер кружит уставшие листья клена в маленьком вихре, или как ребенок ненаигранно делает первый шаг, от старания высовывая язык? Вам же понравилось… Давайте устроим день метания телевизоров из окон, они так застенчиво ахают, поцеловавшись с асфальтом!
Я засыпаю песок в дырявый карман… Я лезу в карман, а там одна бумажка и её явно мало, чтоб оплатить полученное удовольствие. Тут приходят мысли в голову: а давайте вообще отменим эти деньги, кому они нужны, будет все бесплатное, не будет войн, все сыты и довольны, как в фантастическом романе. Эх, но в реале надо выкручиваться. Прорабатываешь план операции по исчезновению с места преступления, детально осматривая расположение столов и стульев, дверей в уборную. И тут единственный раз в жизни муха сыграла положительную роль – спикировала прямо в мой бокал, самоубийца. Редки умные мухи в наше время.
Сейчас ты читаешь это, а я сижу рядом. Я та, кто вчера в магазине покупала сигареты перед тобой, я та, кто столкнула танцовщицу со сцены в клубе, я та, кто всплакнула, дочитывая книгу в метро, я та, кто набила тебе стрелку, набрав неверный номер по телефону, и та, кто нагрубила тебе в том же магазине. Я везде и всюду, ты меня видишь?
А мухи… Мухи будут всегда, неуничтожимо жужжать над ухом свою музыку, да и скучно без них, неестественно, перетекать из одной стадии в другую, невозможно.