Прозорливый батюшка

Иван Иванов к тридцати годам был уже совершеннейшим стариком. Беспрерывное пьянство возбудило в его еще нестаром организме бесконечные болезни. А пьянство происходило оттого, что в свое время Иван Иванов участвовал в ликвидации последствий чернобыльской аварии и схватил изрядную дозу. И какой-то то ли остряк, то ли дурак открыл ему дальнейшее направление его жизни: ты живешь пока пьешь. Трудно сказать, как способствовала спиртотерапия дезактивации организма Ивана, но оздоровлению она явно не способствовала. Но хорошо, что рядом с Иваном остался один верный и любящий его человек – мать, которая пыталась вытащить молодого старика из омута ежедневных похмелок, поправлений и новых болезней. В затухающем сознании Ивана пробудилось понимание того, что курс «лечения» надо кончать. Но легче решить, чем выполнить, и скоро стало ясно, что без помощи Божьей тут не обойтись. Тем более что мать Ивана была верующей, то есть довольно часто посещала церковь.
И она заставила Ивана пойти в храм на исповедь. То есть даже не заставила, а как бы собрала по частям, как собирают старый развалившийся автомобиль, для которого найти ту или иную деталь представляется делом весьма сложным. Но вот все детали были найдены, поставлены по возможности каждая на свое место и Иван с третьей или четвертой попытки все-таки добрался до храма.
Надо сказать, что в этом храме служил батюшка, которого народная молва сделала прозорливым. Те, кому знакома церковная жизнь, знают, как иной раз возникают среди нас чудотворцы, прозорливцы и подвижники. Но надо сказать, что молодой батюшка действительно пытался «подвизаться». Но как это у него получалось, одному Богу было известно.
Добрался до храма Иван в будний день, так что народу на исповедь было совсем мало. Как правильно рассчитала мать Ивана, у батюшки было достаточно времени, чтобы заняться ее пропащим сыном. Вот настала очередь Ивана, подходит он к аналою и слышит: «Ну, рассказывай Иван». Это его мало удивило: его имя батюшка, наверное, узнал от матери. «Да я про тебя и так все знаю, можешь не рассказывать, – вдруг добавил батюшка. «Ты был призван в армию в 1978 году, и явился на призывной пункт 15 ноября. И там уже себя вел вызывающе. А во время службы ты неоднократно ходил в самоходы, и уже 13 февраля был пойман с бутылкой водки, за что и угодил на губу. За годы службы ты участвовал минимум в пятнадцати больших драках, – продолжал батюшка перед похолодевшим Иваном, – А осенью 1979 года ты замахнулся на дружбу народов СССР, напав в пьяном виде на азербайджанцев».
Не знаю точно, что еще говорил батюшка Ивану, но когда через 20 минут он все же накинул на голову грешника епитрахиль, тот уже едва стоял на ногах. И в первый раз не из-за пагубного действия огненной воды, а от переполнявшего его душу чувства глубокого и искреннего раскаяния во всем соделанном. Только минут через пять, добравшись, наконец, до свечного ящика, он хриплым и дрожащим голосом спросил: «А батюшку не Володей зовут?» Только церковный человек может представить все негодование стоявшей за прилавком почтенной Клавдии Ивановны. И это негодование тут же обрушилось всей своей мощью на кающегося грешника. Самыми смиренными словами в этом потоке были: «Какой он тебе Володя». Спустя несколько минут после бури Иван узнал, что батюшку зовут Александром. С тем он и отправился домой, унося туда свое недоумение.
Клавдия Ивановна не соврала – батюшку звали Александром, и был он иеромонахом. Но тот, кто захотел бы заглянуть в его автобиографию, бережно хранящуюся в епархиальном архиве, узнал бы, что Владимир Свирин был призван в Советскую Армию 15 ноября 1978 года.
А Иван хоть скоро и узнал причину необыкновенной прозорливости батюшки, постепенно приучился ходить в храм на исповедь и на службу и уже почти совершенно исцелился от пьянства. Но тут уж как говорит наш суеверный народ: постучи по деревяшке.