Посидим просто так, или Где начинается Дон

Осень так долго тянулась нынче, что я успел позабыть лето. А как оно прошло? Ничего не могу вспомнить, кроме того, что ногу проколол. Ногу я поранил из-за вороны. Она, гадкая, улетела, а я охнул и захромал. Я бы наверняка молча стерпел, если б кто был рядом. Но все бултыхались на речке. Вот я и охнул, и выругался, кажется.

А я тоже до этого бегал, кричал и плескался. Рано я поспешил тогда на берег снимать джинсы. Пожалел, что намокнут. А ворона тут как тут – цап шашлыки и побежала. Как собака. Я удивился и проглядел тот острый штырь в песке. Было очень обидно - приехали с девчонками на природу, и на тебе. Нашел в бардачке полупустую аптечку и перевязал себе ногу. К воде я больше уже не спускался. Наоборот, позвал девчонку побродить по лесу. Белое вино мы уже почти все выпили. А красное случайно пролили бурыми пятнами на песок.

Так мы и пошли в лес: она в намокшем платье, а я с упором на одну пятку. И все равно было здорово: и девчонки - елки, и деловитый муравейник, и невидимый мотоцикл, и ее смеющиеся глаза. Тот чудный день оборвал не я. Друг созвонился, засуетился и вывез всех назад в город. А я попросил закинуть меня в травмпункт. Нога к вечеру как-то отяжелела. Праздник на душе кончился. Я остался сидеть в очереди в пахнущем лекарствами коридоре. Дежурный доктор перевязал мне ногу, медсестра сделала прививку. Свободен.

Домой мне вовсе не охота. И шагать стало больно. А еще ковылять к себе и ковылять. И настроение паршивое. Так оно и бывает после праздника. Почему - то у меня еще оставалось ощущение праздника. И хотелось продолжения. Я добрел до дома Наташки. Она очень симпатичная, Наташка. И умница. Только ей не везет с мужиками. Мы очень давно знакомы. А друг другу вовсе не подходим. Но можно посидеть, поговорить о том, о сем. Хотя может так случиться, что мы с ней однажды окажемся в постели. Когда между нами больше ничего не будет интересного.

Я люблю ее улыбку. И у нее хорошие зубы. Наверное, вода в детстве была правильная. Я знаю, она выросла там, где начинается Дон. Свет у нее горит, и я влезаю на ее последний этаж. Я пью ее чай, а она звонит домой. Туда, где Дон начинается. Она хочет туда вернуться. Каждое лето собирается уезжать. Мне в городе будет не хватать ее улыбки и грустных глаз. Она любит Олега Митяева, а я люблю Франсуазу Саган. Мы не созданы друг для друга.
 
Она звонит домой в одиннадцать ночи и спрашивает у сестры-двойняшки, любит ли она Саган. Сестра хочет спать и недовольна. Она любит Саган, я знаю. Потому, что я давным-давно любил Наташкину сестру. В душе только светлая тень осталась. Теперь она замужем, а Наташка - уже вдова. А тогда как было: Наташка - замужем, а двойняшка – свободна. А теперь мы дружим с Наташкой. А спать с ней я не могу, потому что они все-таки сестры. Хотя, вроде, какая разница – они же двойняшки.

И я ухожу. С ногой что-то серьезное. А во дворе негде посидеть. Тут же была скамейка! Здесь мы тогда и расстались - на скамейке во дворе. Нет той скамейки. Кому мешала? Надо идти дальше, нельзя останавливаться. А тогда я хотел на ней жениться. На ее сестре. Честно, хотел. Пожалуй, единственный раз в жизни. Потому что она была странной и непонятной. А она не ответила на мое предложение. Тоже было удивительно. Ни да, ни нет. Впрочем, это тоже ответ. Отчего же она так плакала здесь накануне отъезда домой? Туда, откуда течет Дон.

И я ухожу с того двора. Я ушел в холодную ночь и добрался до одинокой скамейки. Было темно, очень поздно, и очень больно. Я сидел и пережидал боль. Откуда-то из полутьмы появилась чья-то темная фигура. Она по-птичьи бредет к моей скамейке. Это какая-то девушка. Она садится на угол скамейки и спрашивает у меня сигаретку. Сигарет у меня нет. Я предлагаю ей просто так посидеть со мной. Она сидит. Мне больше ей нечего сказать. Она встает и уходит.
 
А Наташка все-таки уехала. В это самое лето, когда ничего не случилось. И вспомнить про лето нечего. Так, какая-то тень на скамейке.

Напечатано в США в толстом журнале PRIME MINCER,1.2 летом 2011г. (англ.)