Вопрос

-Кто ты?

-Я, человек. А что за вопрос вообще?

-Да так, интересно, что ты думаешь о себе. Ты человек конечно, но вот какой, - это и есть любопытно. Может ты человечек, или человечишко. А вдруг ты человечище. Как сам то думаешь?

-Да ну тебя, обыкновенный я, как все. Так же дышу, ем и в туалет хожу. Все мы одинаковые.

-Ничего в мире нет одинакового, дорогой. Снежинки и то все разные. Да возьми хотя бы нас с тобой. Ты вот одной национальности, я другой. Ты блондин, я брюнет. Ты любишь сладенького попить, а я вот пивка предпочитаю.

-Ну, если подходить с этой точки зрения, то да, пиво не люблю, и тут я согласен с тобой, в этом смысле разные мы, и живём по-разному. Но люди сами разнятся между собой, хотя и живут так сказать колониями по общим интересам, и пока интересы у них общие они в месте, а как связка пропадает, так сразу по разную сторону становятся. Единственные вещи, которые держат вместе навсегда, так это семья и народность, и то бывают исключения.

-Про семью, это ты правильно, исключений этих в жизни хоть пруд пруди, а вот как это с народностями дело обстоит, какие такие исключения ты имеешь в виду?

-Ну, как тебе объяснить. Термин враг народа тебе знаком же. Это пример, как один человек отрекается от общества, к которому он принадлежит по национальному признаку, или народ этот вычёркивает его из своего списка. Таким образом, на лицо разъединение о котором я и толкую тут перед тобой.

-Разъединение это условное. Иногда враг народа, народу этому больше друг, и то, что на первый взгляд кажется разъединённым, внутри связывает покрепче, чем корабельные канаты. Ладно, мы заехали куда-то не туда, наливай лучше, а то замёрзнем.

Дул холодный ветер. Вокруг тёрлись друг об друга голые ветви деревьев, из ртов собеседников выходил пар. По небу пролетела огромная, чёрная ворона, каркая противным голосом. Пахло опавшими листьями. Сырость проникала под одежду и доводила до озноба. Два человека сидели на скамейке в парке и грелись водкой. Они были молоды, но на этом их похожесть и заканчивалась. Судя по бутылке, которая стояла в ногах на земле, они пришли сюда недавно. Тот, что сидел справа, брюнет, закурил сигарету и продолжал:

-Вот ты, житель этой страны и представитель нации, чувствуешь ли ты, свою общность с другими, с такими же как ты? Я вот, тоже житель этого маленького кусочка земли, но я меньшинство, и как не странно, я не чувствую себя общим целым с этим меньшинством и с твоей - титульной нацией тоже. Я, как-то сам по себе, я ничейный, и как то грустно от этого. Конечно, есть и своя прелесть в таком порядке вещей. Ощущаешь себя маленьким островком посреди большого озера, но мощно связанным с землёй, потому как весь на неё опираюсь, родила она меня, понимаешь? И омывает меня чистая прекрасная вода этого озера, и знаешь, что нет лучшего места на планете.

-Постой, ты что, набрался? Такая лирика, я чуть не заплакал уже. Давай ещё плеснём, чтоб я лучше тебя понимал. Вот так, хорошо… Ты говоришь место прекрасное, земля родная и так далее. А я, вот, что тебе скажу. Мы все тут как островки, народ мы такой, живём в себе и для себя. Нет у нас сильного общества. Людская зависть. Как у кого-то, что-то получается, другие сразу пытаются этого человека в дерьмо опустить. Я с удовольствием уеду куда-нибудь, где потеплей и интегрируюсь там, где побогаче. Ты, не думай, я родину свою люблю, но жить лучше хочется. А общность, это так, для виду, только когда плохо, мы объединяемся чтобы обвинить кого-то другого в своих несчастьях, и так, наверно у любого другого народа происходит.

-Давай, наливай, я сейчас тебе всё скажу. Лирика из меня прёт, это да. Но как же без неё то прожить в нашем разлинованном мире? Теряются ценности, всё продаётся, все продают. Мы забыли свои корни. И ты, и я, все. Знаешь, как берёзки шелестят в июле, это же песня, и ни кто почти, из людей, которых я знаю, не помнят уже этих звуков. И демографический кризис у нас в стране именно из-за этого, потому, что люди забыли вообще то, чем им надо заниматься. Все думают о себе. И парадокс. Страна вымирает. Вот, ты уехал бы с удовольствием. А зачем? Ты здесь попробуй что-нибудь сделать. Пусть это будет сложно и трудно, но результат должен окупить старания.

-Наливай.

Брюнет продолжал:

-Все мы от Адама и Евы произошли, а как что, так делимся на всё что возможно, как микробы какие-то. А проблема, в чём, проблема у вас, и у нас? Не в том, что вас больше или нас меньше. Не в том, что мы разные. Просто мы забыли все о том, что все мы люди и все мы, одинаковые в конечном итоге. И если не делиться как микробы, а найти вокруг, и поставить в приоритет добрые человеческие отношения, то не вымрем. Но нет же, это утопия, люди то скорей на зверей похожи, чем на человеков. И закон один, выживай пока не сожрали тебя, жри первый, рви, толкайся, выталкивай, а то места не хватит.

-Да не горячись. Ты прав кое-где. Но вот остаться здесь, попробовать что-то сделать? Зачем напрягаться? Да, и пробовал уже, но сколько не вкалывай, не заработаешь больше, чем платит тебе наше государство. Вот в частном секторе, пожалуй, ещё можно что либо сделать. А мы, бюджетники, ох, просто смешно. Почему, даже из любви к земле родной я должен оставаться здесь, когда там мне будут платить в три, в четыре раза больше? Я просто не могу жить, если знаю, что не использовал все свои возможности. Да и тут, было бы всё не плохо, если бы добрые соседи не оккупировали нас пол века назад. И не стремился бы я в другие места. Эх, если бы не эти войны. Понимаешь, они всё испортили, нарушили, и теперь продолжают.

-Ну, спасибо на добром слове. Знаешь, что было, то прошло, всем тогда было не весело. Что теперь то ворошить, да это больное место для всех нас. Но ни кто из ныне живущих в этом не виноват. Ни я, ни кто-либо другой. Так что не надо. Теперь, я думаю нужно жить дальше. Я понимаю, что осталась большая болячка на теле нашей с тобой родины. Но она заживает и если её не ковырять, то скоро она исчезнет. А хуже всего теперь нам, меньшинству. Мы здесь живём с дурным штампом и там, у больших соседей никому не нужны. А для тебя, нац-кадра, сейчас всё хорошо, унавожено и открыто, а ты намыливаешься на запад. Глупо.

-Эй – эй! Перестань. Я понимаю всё. И тебя понимаю, и не виню конечно современников ни в чём. Но нас так мало на планете осталось, вот внутри и присутствует блок. Ты прав, больше любви нужно, детей. Но жизнь она и есть жизнь, знаешь как надо поступать, а происходит всё по-другому. Время требуется, и пока оно не пройдёт, струна будет натянута. Слушай, а ты что патриот то такой? Что держит тебя здесь? Тяжело тебе тут. Давай поехали вместе, хватит, помучился уже. Там, будем вместе меньшинством, но только чувство это, я думаю, другое будет. Масштаб больше, намного больше. Блин, холодно чего-то. Может в бар какой ни будь?

-Нет, давай посидим ещё. Выпей водки побольше, согреешься. Хорошо на природе, вон вороны каркают, прикольно. Может ты и прав, продолжать напрягаться в нашей обстановке и вариться в этих проблемах. Попробовать уехать и забыть всё, что гложет. Все страхи и обиды. Странно, представляешь, оба убежим, ты – блондин, и я – брюнет. Оставим эту болячку заживать без нас. Может, когда вернёмся, через много лет, всё будет стоять на своих местах. Правда, прогноз этот через чур оптимистичный. Ха – ха.

-Ой, смотри, полиция едет, прячь скорей бутылку, а то вместо интеграции в богатом западе будем в отделении сидеть.

-Вроде заметили, бежим быстрей. Что за непруха, всё обломали, кайф от природы и разговор с другом. Быстрей, быстрей!

Бежали они долго. Полицейская машина преследовала их с мигалками, как преступников. Но молодость победила технику, они скрылись за поворотом узкой тропы.
Прошло время, и блондин с брюнетом работали далеко от родившей их земли, на которой оставалась натянутой струна. И дай Бог, чтобы она не лопнула, а наоборот ослабла и превратилась в ноль.


Конец.