Любовь к ближнему

 В недавно приватизированном магазине "Фототовары" покупателей было немного, человек пять - по одному на каждую продавщицу. Их было так мало не потому, что жители города стеснялись и не любили фотографироваться, или каждый их них держал дома своего персонального фотографа. Нет. Как и в каждом уважающем себя приватизированном магазине, здесь теперь появилась возможность купить что угодно, кроме, в данном случае, фотографических принадлежностей, все богатое многообразие которых было представлено лишь напичканным микропроцессорами фоторужьем японского производства с ценой, соответствующей стоимости небольшого двухэтажного домика. Просто время было неподходящее - восемь часов двадцать минут утра. Те граждане, которые уже проснулись, теперь работали или спешили по делам, а те, которые не работали и никуда не спешили, еще спали.

 В числе прочих посетителей от витрины к витрине с критическим обзором содержимого фланировал не спеша Прасковий Савельевич Прунов. Не то чтобы он действительно собирался много чего купить и вообще, так сказать, прибарахлиться; совсем нет, не такое он имел счастливое материальное положение. Просто очень нравилось ему это пестрое, чуть ли не музейное, разнообразие товаров. А просил он иногда продавщицу что-нибудь показать поближе - это чтоб не производить некрасивое впечатление праздного зеваки, а то могли еще подумать, будто он сюда вообще без денег пришел. "Тем более, - рассуждал Прасковий Савельевич,- если бы он решительно захотел, запросто бросил бы свою профессию слесаря-обрубщика, выучился бы хоть на "диллера", хоть на "дигитайзера" и тоже бы греб деньги лопатой.

 Наконец он оказался у главной цели своего путешествия. Там, облокотившись на застекленный прилавок, он долго рассматривал разложенные в несколько рядов пачки импортных сигарет и, видимо, не удовлетворившись дрянью типа "Кэмэл" или "Мальборо", купил пачку "Примы". Потом, сразу, здесь же, будто нечаянно, приобрел бутылку "Украинской перцовой".

 Покончив с покупками, он повернулся к великолепной пирамиде, составленной из разноцветных ликеров, виски, бренди, джинов и других немыслимых для русского человека продуктов морального разложения заграничных буржуев. Пестрые этикетки, фигурные бока бутылок словно манили к себе, подмигивая и шепча: "Я - твоя!". От них невозможно было отвести глаз. А в самой середине алкогольного царства волшебной жемчужиной выделялась она - литровая бутылка (даже не бутылка - древнегреческая амфора!) шикарного коллекционного французского шампанского "Лямур". Не менее шикарно выглядела и цена: восемь миллионов - почти три месячные слесарские зарплаты.

 Эта красавица стояла тут уже второй месяц, таинственная и недоступная, словно Венера Милосская. Едва ли не каждый день Прасковий Савельевич приходил к ней в гости, убеждая себя, что просто покупает сигареты, любовался ею, восторгался и каждый раз, будто впервые увидел, удивлялся цене и жмурил правый глаз, проверяя, не подводит ли его зрение в смысле лишних нулей. Сколько раз он размышлял о том, какой она может быть на вкус! Как-то даже решил собирать деньги, чтобы однажды, в большой праздник, неожиданно для всех торжественно водрузить ее на стол. Обязательно с ценником! "Но нет! - спохватывался он. - Разве можно так просто взять и вылакать такую вещь?! Наоборот, она должна стоять на серванте вечно - как символ благополучия в доме и семейного счастья..."

 Налюбовавшись своей Венерой, он направился к выходу.

 Неожиданно раздался яростный скрип тормозов и у самой двери, едва не сбив урну, замер сверкающий черным лаком "Форд".

 Из автомобиля вышел молодой мужчина в светло-сером костюме, "саламандровых" туфлях и переливающемся всеми цветами радуги галстуке. Плюс белая рубашка и короткие прилизанные волосы, как на картинке журнала "Бурда моден"... Но этого оказалось недостаточно. Мужчина протянул к машине руку и извлек из нее разодетое, как куколка, небесное создание лет восемнадцати с килограммовыми сережками в ушах и драгоценной брошкой на груди величиной с блюдце (в смысле: брошка - с блюдце).

 Крутая парочка зашла в магазин и, обойдя замершего мумией Прасковия Савельевича, потопала прямиком в водочный отдел. Там они посмотрели, чего бы такого купить, купили блок "Кэмэл", и вдруг мужик достал деньги, и продавщица сняла с полки! И протянула! Ему! Французское Чудо! Шампанское перекочевало даме в руки и они пошли дальше, небрежно болтая покупкой.

 Прасковий Савельевич, сам не зная зачем, побрел за ними. "Вот, оказывается, как покупаюся такие вещи! Легко и просто. Небрежно, мимоходом, заодно. Нужен только белый костюмчик и "Форд". И все - никаких проблем". У самого Прасковия Савельевича, конечно, нет никакого "Форда", даже "Запорожца" нет. Не говоря уже про костюмчик: рубашка зеленая в розовую полоску, штаны обыкновенные такие, мужские, с мешочком на заднице, пиджаком и не пахнет. Зато пахнет от замасленного жакета. Это с работы жакет, не парадный, так - для повседневного труда на заводе. В таких жакетах "Лямуры" не покупают...

 А парочка между тем шагала себе по магазину и на полки зыркала. То туда зыркнет, то сюда зыркнет... Мало им, видно, было одного шампанского. Еще чего-то хотелось.

 Так они прошли мимо развешанных бесстыднейшим образом предметов женской галантереи, миновали обувной отдел, игнорировали темный закуток с детскими игрушками. И наконец остановились там, где, по мнению работников прилавка, продается электроника.

 Здесь все останавливаются: невозможно с одного взгляда охватить все разнообразие магнитофонов, приемников, аудиокассет, часов, дыроколов, пьезозажигалок и электрических утюгов.

 Прасковий Савельевич стал рядом и вроде как принялся исследовать красующийся в витрине напротив финский унитаз.

 Между тем крутая парочка закончила зыркать по сторонам, тихо между собой посовещалась, кивнула женской головкой, потом мужчина полез в карман, вытащил пачку заграничных баксов и подошел к окошечку, где меняют разную иностранную валюту на деньги отечественного производства.

 Окошечко валюту пересчитало, долго чего-то возилось, куда-то там звонило по телефону. Наконец заизвинялось и сказало: "Нет". Нет у них такой суммы в наличии.

 Тут, конечно, посетители магазина стали тихо радоваться. Мужчина ругнулся в окошко и уехал на машине в неизвестном направлении. Крутая дама с Прасковием Савельевичем остались ждать. В смысле дама - отдельно, а Прасковий Савельевич - отдельно.

 Прошло немного времени - "Форд" вернулся, деньги заплатились и все ахнули: парочка купила... фоторужье. По цене двухэтажного дома. Единственное связующее звено между вывеской над магазином и самим магазином.

 Второй раз за эти полчаса у Прасковия Савельевича возникло тягостное ощущение, будто ему на голову вылили десятилитровое ведро помоев. Он прямо закипел и забурлил благородным негодованием. Видано ли? Рабочий человек, труженик, строитель будущего великой страны, пьет дрянь, жрет чуть ли не солому и смотрит дома допотопный черно-белый телевизор, а какая-то напудренная пигалица, не ведающая, чем отличается лопата от граблей, живет в свое удовольствие, плюя на всех и каждого, вытворяя что взбредет в голову, нимало не беспокоясь о завтрашнем дне! Где же справедливость, хваленое равноправие и равенство возможностей? Где, в конце концов, свобода выбора и свобода личности?..

 ...Прасковий Савельевич в глубокой задумчивости остановился у меняльного окошка. Очнувшись, увидел, как крутая парочка подходит к двери, и вдруг, неожиданно для всех и даже самого себя, совершил стремительный бросок, настиг их и со всего размаху прижался к элегантному мужчине. Тот удивленно оглянулся, но Прасковий Савельевич уже как ни в чем не бывало возвращался обратно. Мужчина взял очаровательную спутницу под ручку и продолжил путь к машине.

 По отутюженной спинке светло-серого пиджака стало медленно расплываться грязное, воняющее солидолом масляное пятно.