Где Горшеня робят сыскал

Где Горшеня робят сыскал
Давно было, однако старики помнят. Как открыл каменский наш гончар Горшеня лавку на Крюковой станции, так у них с женою изнова хлопот прибавилось. И рукомесло не оставишь, и двор ухода просит – а рук то всего: пара ошуйниц да десницы две. Горшеня глину то копает, то отбивает, то отмучивает. Любушка Горшенина, Катерина Еремеевна, лавку с первыми петухами отпирает, а допреж надо и козе постелить, и курам просыпать, и котейку за ушком почесать. И народ крюковский товар с подвывертом просит: то щаночку расписную (ране один-семь с чугунка хлебали – и ладно), то рукомой поливной (нет бы у Чёрного озера зенки полоскать!). Удивляется Горшеня: у всех соседей хозяйство немалое, дак справляются, что же на его подворье невпроворот?
Зашел раз к Горшене в торжок Востриков, горетовский офеня. Сидит, горшки с глечиками перебирает, кувшины трогает, кости землякам моет. Не покупает ничего, а уж кочеты другорядь пропели. Жена Горшенина не утерпела, поправила прядь золотую и молвит:
- Шёл бы ты домой, балабол! Твоя-то, поди, за худобой и подворьем уже исколотилась вся – спины не разгибает!
- Да она опочивать опосля обеда изволит, - Востриков в ответ. – А за скотиной и огородом робятишки доглядают.
- Малые сами хозяйничают? – жёнка Горшенина дивится. – Нам бы таких помощников…
- Сам мал, да уд ал! – проскороговорил Востриков загадкою, и был таков, а Катерина к Горшене: наделай нам помощников глиняных! Скотинку измастерил – трудно ли деток измыслить?
На то время приловчился Горшеня глину со Всходни брать, напротив Савёлок. И ходить недалече, и черепок лоснистый выходит. Вот собрался он однова за глиной, а Катя косу под полушалок кладёт да руки об рушник обтирает. Короб в руки взяла: с тобою пойду. «Вдвоём поболе глины принесём», - Горшеня размыслил. «Пойдём», - баит.
Долго ли, коротко, а полюбилось Горшене заедино с Катериною глину брать. Стали вместе и на Крюковку ходить, и на Малинский ручей, и аж к Клязьме до самого Льялова. Скоро и с хозяйством полегче стало, и с торговлею: дети пошли, помощники. Старшие уже и сами помалу свистульки лепят да баклушки бьют, средние двор метут, а Ванюша маленький котейке бока чешет.
Зайдут соседи братину заказать или ендову, к корчаге прицениться – нет-нет и спросят Горшеню: «Нешто и детей из глины вылепил?»
- А как иначе? – Горшеня в усы улыбается. – Из нашей глины звонкой что душа пожелает, то и выйдет, и пригоже всегда.
Александровские давно знали, а теперь и савёлкинские поняли: оживает глина в Горшениных руках. А раз в торжок и Востриков засунулся, приспросил у Катерины с ехидцею:
- Что же? Иванушку малого Горшеня тоже тебе на круге лепил да в горне обжигал?
- А откуда же ему такому рыженькому уродиться, как не от глины красной, - Катерина Еремеевна офеню окоротила. – На Ржавку за таким цветом мы с Горшенею ходили.
Звенят по двору Горшенину голоса детские, ровно молоточки серебряные по кувшинчикам да вазочкам постукивают. Поёт глина звонкая – ох, хороша!
Андрей Белковский