Как Горшеня жену приискал

Как Горшеня жену приискал

Давно было, только по сей день на Сходне да на Каменке так бают.
Отстроился гончар Горшеня на Каменке. Стал с хозяйством: всю надобную животину для подворья из глины слепил. Каменские рады – близко за горшками да корчагами ходить, работа у Горшени лепая, лишних денег за посуду не берёт. А крюковские с матушкинскими в претензии – ходить им далече.
Аккурат после Вознесения зашёл к Горшене Востриков, офеня. Сел под образа, напился квасу и давай частить:
- Откроем торговлю за Сходнею! Народ не томи - лепи да обжигай! Мои робятки твоими горшками поторгуют. Им однова чем – семушками али кашпо с вазонами – прельщает хитрован.
Дни идут. Горшеня не ест, не спит: утром скотинку кормит, днём горшки лепит, вечор опять животинку обихаживает, ночью надобно глину обжигать. Стошал, устал: не передохнуть. А Востриков круглится, да соседи шепчут: у офени-то глечик на алтын дороже, а кашпо на пятиалтынный. Неладно! Горшеню жалеют: умаял себя работой бобыль (они давно приметили за гончаром: работящ, чужого не просит – справный жених!)
На честной Семик пришла к Горшене бабка Марьяна – вроде бирюльку внучку сторговать, а сама о другом:
- Что ж ты, Горшенюшка, всё один? Помощницу тебе надо, хозяйку в дом.
- Кому я, глиномазый, поглянусь-то?!
- У нас товар, у вас купец! Есть у меня племянница на выданье. Статна, не ряба, собой дородна. Полюбуйся! – и суёт ему дагерротип. И впрямь отроковица дородна – на карточку только нос картошкой да зенки злющие поместились.
Открестился от такой суженой Горшеня, спровадил сваху и пригорюнился. А после призадумался.
Ночь в Семик – что скок воробьиный, но ещё девушки хороводы у берёзок не отводили, а Горшеня уже и глины звонкой намесил, и горн пожарче вздул. Всю ночь трудился, а утром, благословясь, в печь посадил болвана глиняна. После уж не отходил до зорьки вечерней. Не подведи, глина белая! Выдь ко мне, дева красная!
На восьмую неделю по Пасхе идут каменские да александровские в Кутузово: березки расплетать. У Горшенина двора – как вкопало их. Бурёнка лоснится, петух соловьём кричит, а у Полкана на шее ленточка крепдешиновая. Порог пригожа девица метёт: хоть не дородна, а глядит приветливо; из-под полушалка прядь золотая выбилась, по здорову всех окликает. Смекнули наши: не бобыль Горшеня боле.
Потом гуляли, а потом пристали к Горшене: откуда такую хозяйку красну взял?
- Дак сам и сгончарил, - отвечат. – Из нашей глины добрые руки и не то спроворят!
- Из глины?! А волос-то откуда золотой? – не верят.
- Глина наша сама золотая. Даром что медью за неё берём, - Горшеня в усы улыбается.
Была бы то сказка, тут ей и конец. А Горшеня не сказки сказывал. Отставил Вострикова от торговли, а сам с молодой за Николаевской «чугункой» ещё торжок открыл: чтоб с Савёлок людям за тридевять вёрст не ходить и лишний алтын не платить.
Хороша глина звонкая!
А. Белковский