Длинные истории Рыжего. Как все случилось

Доживем до понедельника

Пятнадцать минут второго. Уснувший микрорайон, забывшийся в своем куцем сне под тонкой колючей суконкой ноябрьского неба. Темные дворы, дыры проулков.... Мы сидим на земле – все трое и думаем о жизни. Я курю, Варвара пытается дремать, Рыжий ждет приговора.
Какая рука связала нитки наших судеб в один клубок?


Все началось, с того, что несколько недель по нашим дворам бегал потерявшийся большой рыжий пес. При ближайшем рассмотрении он оказался кобелем, сильно смахивающим на лайку – такие же стоячие уши, пушистый хвост кольцом, густой подшерсток. На собаке болтался кожаный потрепанный ошейник, проржавевший строгач с обрывками полуистлевших веревок. Пес явно когда-то был домашним: не дичился людей, хотя вел себя с достоинством.

Шли дни, октябрь сменился ноябрем, а пес так и бегал по дворам, искал, ждал... Потом уже не бегал, а понуро ходил, нюхая голую мусорную землю, по которой ветер, ища развлечений, перекатывал бумажки, мешки, обрывки чьей-то сытой вкусно пахнущей жизни. Ярко-рыжая шуба пса поблекла, к ободранному боку прицепились репьи, глаза подернулись дымкой тоски. Он еще ждал, но никто не приходил.

Он укладывался спать всегда на одном месте – в расселине домов, свернувшись калачиком, уткнув растрескавшийся нос в теплое брюхо. Он учился быть незаметным и учился никого не ждать.

Он смотрел на меня как-то особо. Он просто смотрел, ни о чем не спрашивая. Он поднимал на меня глаза – так смотрят потерявшие надежду люди. Теперь знаю, какого цвета боль. Карего. С золотым отливом.

Я уходила от этого взгляда как могла. Шла другими тропинками, меняя маршруты.... старалась не думать о нем, развлекая себя искристыми воспоминаниями.... даже про себя никак не называла эту собаку..... Названное Имя – ключ к сердцу. То, что имеет имя – уже не может быть не твоим.

По ночам пес выл. Я лежала в теплой постели, на своем далеком пятом этаже в безликой, одной их сотни, многоэтажек, и знала – этот вой по мою душу. По мою сытую, привыкшую к комфорту, душу, изъеденной мелочными страстишками, страхом и туповатой беготней за главный приз – деньгами... Души осталось мало – это и есть малодушие.

И она разболелась, душа. Душонка. Разболелась, расплакалась. Так ноет больной зуб, так саднит порезанный палец.... Эта боль была сильнее. Потому что не могла ее убаюкать, заглушить, задвинуть. Я могла только одно – что-то сделать.

Пожалуй, это не была Моя собака. Моя – чтобы сразу, наотмашь, сразу в сердце и на веки вечные. Порода, темперамент, пол – все не мое. С Варварой нам было самодостаточно, без зияющих пустот, в которые могла бы поместиться еще одна собака.

Карие глаза. Вот, что полоснуло по сердцу, оставляя глубокий кровавый след.
Глаза, в которых умерло даже отчаяние. Глаза, все понявшие. И простившие - меня. За то, чего я не сделала. Глаза, равнодушные даже к смерти.
________________________________

Вчера у меня был очень трудный день. На работе сдавали отчеты и планировали будущее, на форуме отправляли маленькую Бронзу, а мой путь домой растянулся на полтора часа пешим ходом – подруга рассказывала, как ее все достало. Я вымоталась, устала и была на эмоциональном пределе.

Мечтала только об одном – отгулять с собакой и лечь, вытянув ноги и прикрыв покрасневшие, как у кролика, глаза. Прикрыть их теплыми, влажными веками и разрешить себе не думать – ни о потерянном рыжем псе на стылой земле, ни о своей газете, которая мечтает о сверхприбылях, ни о таможнях в московском аэропорту и измучившейся Татьяне-доб. Мне не хотелось думать даже о своей собаке, ждущей меня в сумеречной квартире. Комнаты пыток на сегодня мне было достаточно. Я шла домой и предвкушала большую чашку горячего чая.

С чаем не получилось. Времени было десять, собака решительно настаивала на прогулке.
И мы пошли.
________________________________________

Пес лежал на своем месте. Он поднял глаза, узнал. И снова уткнулся носом в теплый бок.
.....Что будет раньше – рассвет или смерть? .....Что может быть проще, чем ждать?....

Собрав по лоскутам истерзанное сердце, окликнула свою собаку, и мы с решимостью зомби, уже не знающих ни сомнений, ни пощады, двинулись в сторону автостоянок.

Охранники сильно удивлялись, видя в окошке нелепую вязаную шапочку, обрамлявшую полуневменяемое лицо с красными глазами. Лицо шевелило пергаментными губами.
А вот голос был не в пример бодрее.
– Возьмите собаку. Корм буду привозить. Подстилку дам. Собака хорошая. Иначе погибнет зимой.

От усталости невольно перешла на телеграфный стиль. Но не это удивляло охранников, а мающаяся в отдалении Варишна. На нее они зыркали с удивлением и оторопью, и глазки постепенно разгорались.

Через две стоянки в свою программную речь внесла коррективы.
- Возьмите собаку. Не эту. Корм буду привозить. Подстилку дам. Собака хорошая. Иначе погибнет зимой.

Я просила, заискивала, уговаривала, дурацки хихикала, настаивала, давила, взывала к совести, к сочувствию, сулила прибыли и место в раю. Я курила с охранниками, плевала, как они, на землю, цыкала зубом, критиковала владельцев и автолюбителей. Я шутила, шептала, рыдала.
На пятой стоянке нам повезло.

Собственно, это была не настоящая стоянка – так, внебрачная дочь строительного склада и кладбища автокранов. Но она раскинулась на пустыре, где когда-то мы гуляли с Варишной. Это был знак.

Охранник сказал, что им нужна собака, но точный ответ дадут в понедельник. Поныв по инерции, но ничего более толкового не выкрутив, мы со смешанным чувством двинулись в сторону дома. Время подходило к часу. Я не мечтала даже о чашке чая. Мне хотелось лечь прямо здесь, под кустом. За мной плелась уставшая от впечатлений Варишна.

Я знала, что увижу пса и скажу ему о хороших новостях. Что надо продержаться всего лишь до понедельника. Всего лишь 4 дня и 5 ночей. Холодных, страшных ночей. И что я буду рядом. В своей стылой многоэтажке, но с незримой, протянувшейся между нами ниточкой. Будет трудно – позови......

Помощь потребовалась раньше.
_________________________________________

Они травили на него собаку. Стаффорда, кажется. И кидали камнями. Съехавшая с катушек шпана, ублюдки, выродки, не отражающие уже ничего – ни небо, ни землю. Была жертва и была охота. В их понимании. Травля – в обычном человеческом.

Тот «карман» между домами, где спал рыжий, где чуть меньше ветра и чуть больше пожухлой травы, - он стал ловушкой. Пес стоял на слабых ногах и готовился к, возможно, последней в жизни схватке. Он не продержался бы долго: противостоять холеному псу шансов не было. Но рыжий с усилием встал и посмотрел в глаза противников. Он ждал.

И тут из-за угла выкатились мы. Невменяемые от усталости и поэтому уже почти беззаботные.

Сначала я не поняла мизансцену. Потому что это было слишком для одного дня. Слишком много и слишком насыщенно. Слишком плохо, чтобы быть правдой. И слишком хорошо. Потому что в следующую секунду меня накрыла волна ярости. Ярости – холодной, обжигающе-ледяной, восхитительной, излечивающей мое выжженное сердце.
Потому что я решила. Потому что кто-то решил за меня. Я была свободна и знала, кого сейчас буду убивать.

Видимо, на моем лице была написана такая чистая, ничем не замутненная кровожадность, такое предвкушение пиршества человеческим мяском, в глазах - такой яркий огонь садизма, в ноздрях – жажда пронзительного запаха чужого страха, - что отморозки остолбенели. Закон подворотен они усвоили четко: на каждого отмороженного найдется еще более отмороженный. И это будет не просто урод, развлекающийся за чужой счет, - нет, это будет Настоящий Беспредельщик.
Именно в этом образе я и предстала перед ними. Безумная с Собакой.

Стафф, менее чувствительный к эффектам, еще пытался что-то нам сказать. Но Варишна.... Ах, эта Варишна! Ну не боится она стаффов. Не нападает - просто не боится. А какой смысл драки, если тебя игнорируют? Вцепиться в холку стаффу не дал натянутый поводок. Видимо, когда ублюдки еще не были ублюдками, они отработали выгул на поводке до автоматизма. И за то спасибо.
В общем, обошлось без крови. Психическая атака с нашей стороны, тяжелые оборонительные матершинные бои - с их. Схлопотав все-таки по плечу камнем, я осталась победителем. С Большой Собакой.
И Рыжим.

Все это время он молча стоял у стены. Он понимал – это ночь, когда решается его судьба.

Он не бросился ко нам с благодарностями, не стал юлить, заискивать, лизать руки. Он сделал больше. Подошел и сел передо мной. Близко-близко. И посмотрел своими карими глазами.
В них больше не было смерти.
_________________________________________
Часть вторая.

Пятнадцать минут второго. Мы сидим на земле – все трое и думаем о жизни.

Я не могла его там оставить. Черт, черт, черт! Я знала, что это неправильное решение, но я не могла.
Но могла отсрочить неизбежное.

Я прицепила к чужому ошейнику рулетку и сказала: «Ну что, Рыжий, пошли?»
И появилось имя. Оно и было, это имя. Просто я произнесла его.

Рыжий сначала не поверил. А потом ПОНЯЛ. Наши незримые связи обернулись вполне конкретным шнуром рулетки. Он готов был пойти со мной куда угодно, он в нетерпении бежал чуть впереди, но возвращался спросить – я правильно иду? Хвост распушился, движения стали энергичными. Черт, он даже сам изменился – словно стал моложе и бодрее. И он умел ходить на поводке.

Мы видели свои окна - единственные освещенные в доме.
Мы всегда оставляем свет – чтобы возвращаться.

Но мы шли не домой.
_________________________________________

Мы шли на ту стоянку, где нас ждали в понедельник.

Было ли это предательством? Доверившийся, радостно бегущий рядом пес, старающийся угадать все желания нового хозяина – я увлекала его в дебри стоянок и строек. Все дальше и дальше от света, окон, домов, ждущих твоего возвращения.

Охранник посмотрел неодобрительно. Еще бы – перед ним была юродивая и навязчивая. Таскает ночью собак по всему району. И сама не спит, и людям не дает. И курит одну за другой. Затянется несколько раз – бросит, через минуту снова рассеянно по карманам хлопает в поисках пачки... Да, с явным приветом.

А пес понравился. Но все равно – приходите в понедельник.
А Рыжий, словно понял. Сначала громко и гневно лаял, а потом сел рядом со мной, закрыл глаза и ....как-то внутренне смирился, что ли. Мне даже казалось, что его покачивает, как при медитации: ......... делайте что хотите...... я вам верил.....
Может, меня уже саму качало?

......в понедельник. Ничем не могу помочь.

Пес рвал поводок в сторону дома.
___________________________________________
Часть третья.

Дома я тихо сползла по двери. И села, почти уже по традиции, на пол.
Собаки устроились рядом и смотрели на меня. Варишна – все с бОльшим непониманием, Рыжий нетерпеливо: ему хотелось все поскорее обнюхать.
Я сняла с него ошейник, распутала веревки, расцепила строгач. Провела рукой по густой короткой шерсти. Незнакомое ощущение для пальцев.... Дунула в смешные стоячие уши..... Незнакомая картина для глаз.... Рассмотрела впервые его усы – вроде не седые. Зачем-то вяло спросила: «А что у тебя с зубами, милый?» Милый не ответил, а я устыдилась своего коновальского приема. Какие зубы, господи.... зубы, уши..... глаза, лапы, хвост.......
Мысли в голове уже путались.....

Пес, устав ждать приглашения, сам побежал смотреть территорию. Я тихо сказала его ускользающей спине: «Все будет хорошо, Рыжий....»
________________________________________

Рыжему было выделено место – из наспех сдернутого с кресла покрывала и запасного коврика. Место тотчас оккупировала Варвара.

Она немедленно устроила на новой подстилке свою толстенькую попу и с выражением упрямого обиженного ребенка заявила: «Это мое. Понятно?»
Подумав, приволокла все игрушки – даже давно забытые, сложила на подстилку горкой и села охранять. Мое. Понятно?
С ревностью наблюдая за чужаком, обнюхивающем квартиру.

Потом вытеснила его у миски. Съела свое, а потом его. Выпила всю воду. А когда я налила еще, давясь и кося глазом, решила выпить и добавку. При этом вставала пошире, чтоб ни пройти ни проехать. Ни рядом, ни за километр. Понятно?
- Здесь я живу, - поджав губы шипела она. – А ты кто такой? Куда пошел?....Мама, мама!!!! - срываясь на обиженный вопль, - он взял мою игрушку!!!!!!!!!!!!!

Пока жадина Варвара накачивалась дармовой водой, Рыжий подтянул канатик и рвал из него нитки. На попытку Варвары приблизится – тихо, но грозно рычал.
Варишна поняв, что за рупь двадцать чужака не возьмешь, сменила тактику: осторожно, преувеличенно радостно махая хвостом и делая преувеличенно заинтересованное лицо, стала сужать круги.
Рычание – отскок.
Хвост пропеллером. Типа – ты че, братан, да все свои люди! Слыш, братан, расслабься!
Сближение.
Рычание – отскок.

Я отстраненно наблюдала за Рыжим. Какой-то он не такой. Не такой, как Варишна. Не так дышит, не так смотрит, и эти поднятые уши – словно прислушивается к чему-то, что должно прозвучать, а я никак не могу расслышать... Он ходил за мной хвост, скребясь в закрытую дверь ванной, бился о закрытую дверь кухни – куда я удалилась курить. Бился и выл. Тогда я еще не знала, что это гвоздь программы – протяжный, с переливами, вой.

Открыла дверь и запустила страдающую собаку. Надеясь, что он сам выйдет, нюхнув дыма. В свое время с Варишной мы поняли друг друга именно так. Ничуть не бывало: пес сел в центр кухни и уставился на меня круглыми глазами. Теперь в дверь билась Варишна: Откройте!!!!! Что вы там делаете?!!!!!!

Решив, что битвы божьих коровок, в которые грозилась перейти наша эпопея, подождут до завтра, даю сигнал к отбою. Варишна ревностно сидит у кровати и давит косяка. Рыжий наматывает круги, цокая когтями по линолеуму.
Закрываю глаза.
__________________________________________

Чтобы открыть их через минуту. И вытянуть руку к ночнику.
Варишна взгромождалась на кровать, Рыжий пытался подойти поближе. Одна рычала, другой скулил.

Примерно под такой аккомпанемент и прошла ночь. Иногда мне удавалось провалиться в сон, но тут же из него выныривала: Варвара яростно чесалась, кровать ходила ходуном. Рыжий плакал во сне, прикорнув на коврике у кровати. Я поздравила себя с тем, что ко всему прочему у нас у всех будут блохи, глисты, клещи и невроз - от стресса. Мне казалось, что блохи уже ползают по мне и тоже чесалась. В бок сильно давил отвоеванный канатик.
Рыжий плакал с переходом на вой.

.......Из галлюциногенного обморока я вышла только к 9 утра. Все сон, и я только что проснулась.
Но, проснувшись, очутилась в кошмаре.

_________________________________________

У нас чем-то воняло, моя аллергия на собачью шерсть за ночь славно разгулялась: к сыпи на лице добавились еще и расчесы, Рыжий скулил, Варвара сидела у окна и бычилась.
Пора было идти гулять.

Я чувствовала себя как с тяжелого похмелья. Во мне бродила усталость, чувство вины, жалость, раздражение и в сто тридцать восьмой китайский раз удивление своей способности попадать в истории.

Не обошлось и без подлой мыслишки вывести Рыжего на улицу и сказать ему: гудбай. До понедельника. Откупившись подстилкой в любом выбранном им месте и грузовиком корма. И навещать его, разумеется. И любить – на расстоянии. Зарубив на своем дурацком сердце, что все широкие жесты, приправленные жалостью, - не для меня. Кишка тонка. Слишком привыкла к своему образу жизни и молчаливой доброй Варишне, чтобы что-то менять. Не могу и НЕ ХОЧУ этого делать. Но Черт! Черт! Черт! Я не могла вчера его там оставить. Не могла! И не хотела.

Хотелось быть добренькой и сильной. Как папаша Бэтман в красных трусах. Прилетела, все решила и всем стало счастье.
А хренушки.

Вот в чем самая западла: нельзя списать на аффект. Хоть в аффекте, хоть под наркозом, хоть пьян, хоть с врожденной идиотией. Принял решение, вовлек в круговорот живое существо – все, сдохни, а сделай. А не можешь – сиди дома и рисуй соплями на обоях.

.....Рыжий приветливо помахал хвостом. И аккуратно лизнул руку. - Привет! – сказал он, и это примирило меня с действительностью.
- Привет-привет, - ответила я, - только ты не вой больше, ладно? А то у меня зубы начинают болеть. Привет, Варишна! – обратилась в сторону молчаливого изваяния у окна.

Варишна посмотрела на меня с укором: «Приведут домой невесть что, а ты тут гостеприимничай.....», - проворчала она.

Отгуляли образцово-показательно. С ходьбой шеренгой по трое. С орошением кустиков посредством поднимания лапы. Многократного. Я сбилась со счета.
Какал он тоже не так, как Варвара – не так красиво и законченно. И пил из луж. И хрумкал что-то с земли. И не притормаживал у дороги. И не знал фраз: «Подожди, я тебя отпущу», «Проходим мимо» и «Мажем лыжи в сторону дома».
Да, Варвара стремительно приближалась к идеалу.

За исключением того, что я ни на минуту не могу остаться одна, день проходит без эксцессов.
Стоит мне только приподняться со стула – Рыжий подрывается и бежит за мной. Варвара вздрагивает и плетется следом. Если я закрываю дверь, Рыжий воет. Если не закрываю – сидит рядом и скулит. Жалостливо и на одной ноте. От этого звука у меня уже едет крыша.
Господи, ну собаки ведь должны когда-нибудь спать?

Выходили на улицу несколько раз, его отпускала – думаю, может, ветер свободы зовет? Нет, не зовет. Сидит рядом со мной. Идет за мной.
Кормила несколько раз. И кормом, и капустным листом, и блинчиком. Больше в доме пригодного для собак питания не было. Варвара два раза в день ест корм, так что собачью еду не готовлю. Да и человеческую тоже. Предполагалось, что сегодня пойду на работу, а потом зайду в магазин. Пришлось уйти в краткосрочный отпуск – благо завтра выходной.

У Рыжего стресс. Он привыкает. И плачет. Плачет как ребенок. Я привыкаю.

Рыжий славный. У него красивые, полные жизни глаза.

_______

Мы сидим на полу – я и две собаки у ног.
И эта длинная повесть – своеобразная попытка примириться со своим опытом, принять последствия своего собственного выбора.


ночь среда, 2 ноября 2005.