Длинные истории Рыжего. Все еще день пятый

Нашла, говорю, красавца.

тут надо про "куда денется с подводной лодки" сказать и цинично плюнуть на пол, но не буду. потому что все было совсем не так.

......бежала домой так, как будто мне черти в спину дули. Свалила с работы - шапка набекрень, морда перекошенная, глаза выпученные - предварительно написав заяву на недельный отпуск (эх, берегла для Нового года), распечатав несколько объявлений с большими фотками и не менее большими буквами. И – вчистила!

Трамвай полз, как черепаха, светофоры засыпали на красном сигнале... Я стояла и ногами сучила от нетерпения, барабаня пальцами по поручню и нервно кусая губы и край шарфа. Уже у дома забежала в зоо-магазинчик, отдала часть объяв. Миленькое дело: объявы висят - а собаки-то нету. Ай да я!
Чтоб мне в аду гореть.

...Скорым шагом – в родные пампасы. Рыжего не было. Дала круг почета по дворам, с таким тщательным вниманием обшаривая вглядом все сумеречные углы, что народ шарахался.
Не было его!.. Чтоб мне!

Я пошла домой и решила пореветь. Включила чайник, переоделась в домашние шорты, футболенцию... Взяла сигарету... И уже сделала специальное плакательное лицо, но выглянула в окно.

Там оно и было. Не окно, не лицо, а несчастье мое Рыжее-бесстыжее. Счастье мое и мое сумасшествие. Котлета моя Пожарская, Огневушка-по(с)какушка. Какала сидела, радость моя, вдумчиво, под кустом.

Я заорала: «Рыжий!!!!!!!!!»
Рыжий закрутил головой, забегал... Забыл, что делал. Услышал! Понял! Узнал!

Схватив зачем-то Варишну на поводок, я понеслась на улицу. Ума хватило скинуть тапки, но времени на ботинки не было – ноги сунула в резиновые сапоги. Так и выскочила – в шортах, в резиновых сапогах, в развевающейся куртяге, с ничего не понимающей Варварой....

На крыльце чуть не сбили мирных граждан. «Видать, сильно прижало....» – посочувствовали они, уступив дорогу.
Прижало.

Встреча на Эльбе.
Поцелуи, объятия, оркестр, цветы.
Дело не испортила висящая на хвосте какашка. Она тоже была рада и не против пойти к нам домой.

Дома, потирая озябшие ручки, Рыжий первым делом сунулся на кухню.

- Нуте-с, что у нас тут новенького-вкусненького? Что наварили-нажарили в мое отсутствие? Да не жабьтесь! Я малость оголодал, вас дожидаючись... Вечно с вами все не слава Богу!...

У нас наконец-то все было и слава, у Богу. На радостях нажарив блинов с картохой, угостила собак и плюхнулась читать книжку. Все были дома, впереди была неделя поиска хозяев для Рыжего и воспитания в нем терпения, деликатности и навыков жизни с человеком, вставать завтра рано на работу не надо, в среду нас ждал ветеринар, объявления, куда могла, дала – в общем, жизнь удалась и снова улыбалась нам щербатым ртом.
Одно портило безмятежное счастье: форум не фурычил - объяснения пришлось отложить до вечера.

Вечером, отдохнув от волнений дня, решила заняться воспитанием Рыжей морды. Совместив приятное с неприятным: прогулку с учебой.

За сыр Рыжий был готов Луну с неба достать, а уж простое «Сидеть!» исхитрялся исполнять чуть ли не в полете. То есть за сыром подпрыгивал и тут же приземлялся на попу. Попа, надо сказать, ходуном ходила от вожделения сыра.

Труднее оказалось с запретом подбирать всякую пакость.
Дрянь, раскиданная по просторам, почему-то не казалась Рыжему ни пакостью, ни падалью, ни мерзостью – в чем я пыталась его убедить а) уговорами б) страшным лицом, издающим шипение в) угрозами г) криком д) ласковым словом и обещанием «сильно не бить» е) «летающей банкой», роль которой исполнял небольшой, но увесистый камень. Сыр к тому времени мы съели, менять пакость было не на что.

«А раз не на что, - логично рассудил Рыжий, - тогда и разговора нет! Пишите письма!» и, взяв сокровище в пасть, сделал ноги.
«Ладно, - устав бегать за ним по газонам, сказала я. – Хрен с тобой, золотая рыбка. Отлучаю тебя от дома и материнской груди. Живи себе по помойкам!».
И свистнув Варвару, мы, руки в брюки, развернулись и пошли в сторону дома. Варишна за моей спиной показала Рыжему язык.

Рыжий вломил за нами.
За что был хвален. Правда, с представлением к ордену, как в начале войны, была напряженка, поэтому обошлись почетной грамотой.

Сегодня точно был Наш день. Рыжего судьба искушала на каждом шагу. Уже почти у дома, он уперся носом в чью-то метку. И все, привет. Минуту, две, три...... Носом в землю и не сдвинешь. Кто бы мог подумать, что в этом кобелишке столько силы и упрямства! Пришлось, выждав дипломатические пять минут - что мы не люди, что ли! - взять мерзавца за ошейник и почти отнести с места разгула подростковых фантазий.

Тренированная на мастифе рука почти не почувствовала тяжести. Рыжий понял, что с такой рукой не поспоришь и с воплями: «Ну ладно, ладно, я понял уже, грабли убери, да?!» - вырвался, отряхнулся и побежал чуть впереди. Делая вид, что его мужская гордость ничуть не пострадала.
Варя, глядя на нанайских мальчиков, тихо ухмылялась: «Хлипковат ты, братец.... »

Потом они нашли дерево. Натуральное молодое дерево, спиленное, подсохшее. Варвара, старая носильщица бревен, Ленин, Троцкий и Зиновьев единая в трех лицах, сразу за дерево ухватилась с целью упереть на лужайку и там разгрызть в щепки. Рыжий сначала не врубился (потому что Зиновьев с Троцким никогда не работали по субботам!), потом осторожно пытался ухватиться за край, но побаивался... Шагающая Варишна с деревом наперевес – это вам не блох по пузу гонять!

Кстати о блохах.
Чешутся. Варвара просто до визга себя кусает и дерет. А нету блох!!! Я все там пересмотрела на сто раз. Нету, нету, нету. Расчесы вижу, блох нет. У Варишны шерсть короткая, светлая – я бы увидела! Обработала обоих вчера – на всякий пожарный – Адвантиксом.
Чешутся Рыжий меньше, а Варвара два шага пройдет – села, лапой задней себя под мышкой скребет, аж уши трясутся. Чешет подмышки, и крестец, и вокруг хвоста. Чешет и че-то выкусывает там. Пришли домой, сели на сто первый раз смотреть. От усердия я аж язык себе прикусила и лампу настольную разбила – неловко поставила для осмотра.

...Пока мы вошкались с фантомными блохами и размышляли – а не от шампуня ли зудится Варвара, наш бойкий рыжий друг... О да, наш юный бодрый друг нашел себе занятие поинтереснее. Стырил оставшийся сыр, легкомысленно оставленный на кухонном столе. Стырил, наглая морда, и сидел, облизывался. А сыр предназначался для заворачивания в него горького порошка – Варвариного лекарства.
Варвара за моей спиной пожала Рыжему лапу. Спасибо, друг.

Я не знала, как реагировать на эти отношения в уголке Дурова, поэтому сыр Рыжему простился – но в блокнот юного дрессировщика записала. "Никто, никто, сказал он, намылив руки мылом... Никто, никто, сказал он, съезжая по перилам... Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд... - продекламировала я с куражом, глядя на притихших зверей. - Так вот, друзья мои! Никто, никто не забыт и ничто не забыто! Так что штучки свои бросьте. Все ходы записаны. Все под колпаком у Мюллера ".

Во мне однозначно погибла великая воспитательница детского сада. Погибла в цвете лет и даже слегка разложилась... Не, правда, возиться со зверями, гулять, разговаривать с ними, писать свои писульки – что еще надо в жизни?...Еще бы кто деньги приносил и деликатно клал у двери. И быстро-быстро уходил, чтобы звери не гавкали на посторонний площадочный шум.

И на стоянку мы дошли, как же иначе. Сегодня же понедельник. Там нам отказали, мы уверили, что не очень-то и хотели, а зашли так, из вежливости и просто гуляя. Звери на всякий случай облаяли дядьку, огребли за несанкционированное вмешательство в переговоры, и ко всеобщему облегчению их участники разошлись.
Я действительно не отдала бы Рыжего на стоянку: ему светит участь получше. Новые хозяева. Поисками которых займусь. Лично!