Коби смотрит вверх

Распорядитель работ Яков или Коби, высокий лысоватый мужик лет пятидесяти бегает по стройке в одной и той же шапке полувоенного вида – выгоревшая зелень с обтрепанными краями. Шапка из Египта. По рассказам рабочих Коби привез ее оттуда лет десять назад, да так и носит до сих пор.
Он редко летает в Египет. Обстоятельства, международное положение… А Египет – его первая родина. Переехал жить в Израиль еще в юном возрасте. Один. Яков с детства один. Неизвестно - почему, никому на стройке об этом не рассказывает. Впрочем, я и не спрашиваю, хотя все это нахожу интересным. Из-за него же. Человек непростой, человек-маска. Но для него мы – всего лишь «русские» рабочие, которых не должна волновать судьба выходца из арабской страны. Сколько ему не объясняй, что Израиль - и нам второй дом, глядит пренебрежительно, посмеивается. А столь скупые сведения о нашем начальнике почерпнуты от его давних друзей, так сказать, «коллег» по труду, евреев и арабов – простых рабочих - с ними Яков уже несколько лет строит этот микрорайон возле главного израильского аэропорта.
Коби не болтлив, но кричит на рабочих часто. Его гортанная брань – жуткая смесь арабского с ивритом – слышна по всему строительному объекту. И мы часто передразниваем его тарабарщину на коротких перекурах. Она здесь популярна. Несмотря на отсутствие приятельских отношений, мы уважаем Коби.
Стройка большая – возводятся жилые многоэтажные дома с видом на Иудейские горы и взлетно-посадочные полосы «Бен-Гуриона». Израиль застраивается не по дням, а по часам, с неимоверной для нас, бывших «советских евреев», скоростью, аж дух захватывает, и в обеденные перерывы мы, недавние переселенцы горячо этим восторгаемся, а немногословный Коби любит смотреть на взлетающие «Боинги». В такие минуты к нему не стоит подходить и спрашивать что-либо. Он видит только самолеты, и не слышит ничего кроме шума мощных турбин. Запрокинув голову, Яков щелкает языком, и тоскливо мычит что-то заунывное, красивое, восточное, когда по стройке проносится гигантская тень от низколетящего лайнера. Только она рассыплется в зелени парка, расположенного вблизи, Коби достает сигарету, хлопает себя по карманам комбинезона, делая вид, что нечем прикурить, и угощает другой сигаретой старого низенького араба – его постоянного рабочего. Еле заметно улыбаясь, старик вытаскивает зажигалку. Они знают друг друга много лет.
Потеплевшим голосом Яков о чем-то расспрашивает его по-арабски. Тот охотно отвечает. Разговаривают много и долго, и сигарета в пальцах распорядителя работ тлеет до конца. Во время их тихой беседы он старается не смотреть в глаза старику, с равнодушным видом оглядывает недокрашенные потолки, стены, однако слушает, закуривает еще, опять спрашивает и слушает… И вдруг начинает казаться мне беззащитным и маленьким рядом с сутулым седым арабом.
Но вот он - устало съежившийся человек - внезапно выпрямляется до своего роста, и, тыкая желтым от никотина пальцем по сторонам, кричит что-то старику, а тот спокойно с молчаливым усердием продолжает свою работу, подмигнув мне украдкой. Коби театрально вскидывает руки, и громко ругаясь уже только на иврите: «Когда же все это закончится, Господи!», покидает этаж, где работаю я и пожилой араб. И еще долго мы слышим его знаменитые крики по всему строительному объекту, пока их не заглушит нарастающий гул очередного «Боинга», наверняка прилетевшего с одной из жарких стран. Тогда каждый из нас уверен - Яков вновь где-то привычно «выныривает» из оконного проема, и смотрит вверх, теребя на голове обтрепанные края своей «вечнозеленой» шапки… Он ведь редко летает в Египет.
Весна 1998