Святое искусство

Дело шло хорошо. К вечеру вся партия импортных курток была продана с наценкой на десять рублей. Когда Тольке отсчитали его долю, он чуть не задохнулся от неожиданности. Получилось целых полторы сотни. Всего за один день пустяковой работы – просто стоять за углом с курткой в руках и огорченно ее рассматривать, словно не зная, что с ней теперь делать. Куртку из подсобки магазина выносила Светка, а Мишка следом за ней приводил очередного покупателя из шумевшей за углом очереди за этими же самыми куртками. Каж-дый раз он говорил одно и тоже, но всегда с каким-то особым обаянием:
- ... ну и схватил первую попавшуюся, а теперь вот с ней и ни туда и ни сюда. Не под-ходит, а в комиссионку же не понесешь, это же совсем ума не иметь... Четыре часа отстоять, да за так отдать. Ты, друг, червончик сверху накинь, понимаешь, студент, жить-то ведь тоже как-то надо...
Покупатели как один были на редкость понятливые. При виде куртки глаза их загора-лись, и лишний червонец мгновенно сгорал в этом огне... Еще и благодарили за то, что в очереди стоять не пришлось.
Хотя Толька с самого начала прекрасно понимал, на что он идет, что единственная цель его – заработать неважно как, лишь бы побольше, но вот когда он увидел свою долю в виде пухленькой разноцветной пачки денег, ему вдруг стало как-то не по себе. Даже рука не поднималась взять эти деньги. Мишка отметил про себя эту нерешительность и хмыкнул:
– Чего не берешь? Совесть, что ли заела? Бери, не стесняйся, это же не последние у них были... Ты пойми, Москва – это страна дураков. Они едут сюда со всего Союза с карма-нами, полными деньжищ. Глаза вытаращат, все, что видят, готовы купить, и вообще им деньгу потратить надо, чтобы было вспоминать о чем. А тут на их пути стою я, умный, но бедный человек. И они очень хотят мне свою денежку отдать, только не знают за что. Я встану на углу, десять минут постою и десять рублей заработаю. Я не знаю, как это будет, что это будет, но я знаю, что этот червонец просто подойдет ко мне и скажет: – «Возьми меня»! А потом, это даже не спекуляция, это – обслуживание. Так бы он полдня стоял, а тут – сервис... А вот за сервис и полагается дополнительная плата!
Толька слушал, и возразить ему было нечего, да и с каждым Мишкиным словом воз-ражать хотелось все меньше. Мишка был для него авто¬ритетом. Ведь были они с ним из одной деревни, по одной улице вместе бегали, в одном классе в школе учились, а вот теперь Мишка был вполне столичным жителем. После армии в деревню свою не вернулся, а подался в Москву, каким-то лимитчиком, как он объяснял, и вот теперь и его, Тольку, остаться зама-нивал. Так он убедительно говорил, что Толька и вовсе вскоре поверил, что дело они сделали доброе и нужное. И сразу стало легко и просто на душе. Сгреб он все эти денежки в карман и ощутил себя новым человеком – человеком с деньгами.
– Ну что, балдеть пойдем? – полу-спросил, полу-предложил Мишка.
У Светки было еще какое-то дело, и она балдеть отказалась. Мишка не стал с ней спо-рить, и они пошли балдеть вдвоем. Ходили по каким-то неизвестным улицам, полным такого же праздношатающегося люда. Пытались зайти куда-нибудь поприличнее, но везде уже стояли очереди и шансов практически не было. И тут Мишке взбрело в голову:
– Слушай, темнота, ты же ни разу в жизни в театре не был! – потрясено сказал он, гля-дя на Тольку, как на ненормального. – Надо же тебе показать!
Они нырнули в метро и вынырнули из него на какой-то площади. Навстречу им то и дело попадались искатели лишних билетиков, и Мишка отвечал каждому, что ничего нет. Около театра он остановился и начал кого-то искать в толпе, привстав на цыпочки и глядя поверх голов.
Наконец он увидел то, что нужно и они погребли через толпу к какому-то придуркова-того вида парню, стоявшему чуть поодаль от толпы.
– Привет, братан! – подлетел к нему Мишка. – Выручим друг друга. Нужна пара биле-тов. Понял?
Парень словно вдруг поумнел и посмотрел на Мишку вполне осмысленным взглядом.
– Три сверху, – равнодушно произнес он. Мишку будто током дернуло.
– Ты чего, офонарел, что ли? – возмутился он.
– Риск, старик, риск! – убеждающим тоном сказал парень. – Ставки сейчас везде под-нялись... А потом, ты же сам знаешь: не хочешь – не бери...
Билеты были по два рубля, так что пришлось, как любил говорить Мишка, «отстег-нуть» червонец. Парень взял деньги, внимательно осмотрел десятку с обеих сторон, и только убедившись в том, что она была подлинная, отдал билеты. Мишка тоже осмотрел их в свою очередь. На том и разошлись.
– Вот оно – золотое дно! – восхищено сказал Мишка, когда они продрались сквозь толпу неудачников к дверям театра. – Ты видел, как все чисто и культурно? Деньги – абсо-лютно из воздуха! Но в эту мафию трудно прорваться, у них там все прихвачено... Но ничего, мы ведь тоже кое-чего заработали!
В фойе театра для Тольки все было удивительно и ново. Даже то, что на стенах висели портреты знаменитых, хорошо известных по фильмам артистов, было чудом. А сейчас ему предстояло увидеть их перед собой живьем. И в этом же самом зале будет сидеть он, Толька? Он попробовал, было восхититься, но Мишка презрительно усмехнулся:
– Привыкай, это же тебе столица. Тут кого хочешь встретить можно. Хватить глазеть, спектакль начинается. Пойдем в зал!
В зале было еще красивее, чем в фойе. Вверху, под потолком висела огромная хру-стальная люстра с подвесками. Они искрились, сияли, словно струились светом. Толька уставился на люстру словно завороженный. Мишка заметил это и задумчиво сказал:
– Да, если она вдруг шарахнется оттуда, во делов-то будет! Представляешь?
Толька еще раз взглянул на люстру, затем на людей, которые сидели внизу, и ему по-чему-то не захотелось представлять.
Впереди, на кресла прямо перед ними уселась несколько военных. Среди них был один генерал, остальные, человек семь, были полковниками. Полковники обращались к генералу так, будто бы он был сделан из такого же хрусталя, как и люстра, и от резкого неожиданного движения может рассыпаться на - мелкие кусочки. Генерал же, наоборот, обращался с полковниками так, будто они были отлиты из первосортного чугуна, и сколько их не колоти, кроме гула ничего им не будет. Полковники наперебой что-то говорили генера-лу, а он благосклонно выслушивал и очень довольный молча улыбался в ответ. Все это ему было очевидно приятно. А вообще-то генерал был чуть постарше самих полковников, Может быть, они даже были его ровесниками, и когда-то служили вместе в одной курсантской роте, а вот теперь он сидел среди своих сверстников самим умным и важным.
Толька еще покрутил головой, но ничего интереснее живого генерала так и не нашел. Даже очень симпатичные девчонки на этот раз показались ему не столь интересными.
Плавно и как-то беззвучно погас свет. Одновременно медленно поплыл вверх тяжелый темно-бордовый занавес, и открылась сцена. Она была почти совсем пуста, только несколько стульев стояли в беспорядке. Потом на сцену выбежали актеры, и тут началось такое, чего Толька никогда бы не смог предположить. Пустая сцена становилась то широким полем, то школьным классом, то узкой фронтовой траншеей, в которой кипел страшный бой. Даже самолет из нескольких стульев получился самый настоящий... Это было действительно чудо. Актеры были вроде самые, что ни на есть обыкновенные люди, но то, что они делали, было сверхъестественно. Один раз Толька краем глаза заметил, как генерал подался вперед к сцене. Толька присмотрелся к нему и увидел, что генерал вдруг стал совсем обыкновенным челове-ком, словно бы забыв о том, что он хрустальный, и по-детски непосредственно и заворожено смотрел на сцену, словно боясь пропустить что-то необыкновенно важное.
Толька тоже не совсем уже понимал что он и где он. Даже не совсем понимал, что, собственно, происходило на сцене, но чувствовал, что это что-то необыкновенно важное, великое, необъятное. Ощущение этого великого настолько захватило Тольку, что он и не заметил, как закончился спектакль. Просто вдруг совершенно неожиданно в зале стало свет-ло, занавес так же медленно и плавно стал опускаться, и все захлопали.
Актеры вышли из-за занавеса и стали кланяться со счастливыми и распаренными как после бани лицами. У некоторых в руках были невесть откуда взявшиеся букеты цветов...
Толька и Мишка хлопали вместе со всеми. И генерал тоже хлопал и тоже радостно улыбался...
На улице, когда толпа зрителей рассеялась в разные стороны, Толька завистливо вздохнул:
– Да, вот это – искусство! Красота! И как только это все у них так получается?..
Мишка посмотрел на него как на ненормального:
– Нашел, кому завидовать! Чего хорошего-то? Знаешь, сколько они получают? Гроши, а вкалывать нужно каждый вечер, да еще днем надо на репетиции ходить, и все за какие-то полторы сотни. Да мы с тобой это за день заработаем, придем сюда, и вот они перед нами еще и плясать будут.
А насчет искусства… знаешь, самое большое искусство – это искусство делать деньги. Учись жить красиво!
На следующее утро они опять стояли на углу и объясняли очередному червонцу, как ему лучше отдаться им в руки.