Снайпер

В школе у него никаких особенных способностей учителями замечено не было. Разве только на педсоветах его отмечали как самого заядлого и самого меткого стрелка из рогатки. Вот, пожалуй, и все. Во всем остальном учителя были уверены, что он полный балбес. Ино-гда в сердцах они ему так и говорили, но он в ответ только добродушно и снисходительно улыбался, как будто знал нечто такое, чего не знал никто.
После школы его сразу «загребли» в армию, он так и говорил: «загребли», чем дово-дил до белого каления своего отца, отставного майора, из тех, которые всю службу так и не могут перешагнуть невидимую черту между младшими и старшими офицерами и становятся майорами только в связи с выходом на пенсию. Отец начинал кипятиться, кричать о том, что, он не потерпит, что воинская служба – кровный долг каждого настоящего мужчины, и что-то еще, но он никогда не дослушивал отца до конца и со все той же добродушной и снисходи-тельной улыбкой отходил от него.
А в армии он попал в мотострелковую дивизию. Вместе со всеми бегал в атаку на ус-ловного противника, паля на ходу холостыми патронами и яростно вопя «ура-а-а-а!» Видимо ура вопил он громче всех, его скоро заметили, и он стал ефрейтором. Он стал получать денежного довольствия на рубль больше остальных, тех, кто также бегал рядом с ним, но не мог вопить столь же яростно.
И все же больше всего ему нравилось стрелять из автомата!
Нравилось плавно, затаив дыхание, нажимать на спусковой крючок ощущать его плавный мягкий ход под пальцем. Нравился последний неуловимый миг перед выстрелом и сам выстрел, когда да автомат вздрагивал, и гулко ахнув, посылал невидимую пулю в цель.
На одной проверке он приятно удивил командира дивизии своим мастерством, и его послали на соревнования по военному троеборью. Стрельнул он хорошо, но в остальных видах не показал ничего и без славы и почета был возвращен в свое отделение. Так и дослу-жил до конца службы без особых успехов и домой вернулся с одной лычкой на погонах.
В армии ему хотелось домой, но дома почему-то показалось ужасно скучно и кроме того нужно было куда-то идти на работу. Специальности у него не было, идти как кое-кто из школьных друзей в торговлю он не мог, считал это совершенно последним делом. Покрутил-ся он, покрутился и пошел на завод к станку. Приходил домой, и еще долго после смены перед глазами вращались детали...
Однажды ему предложили пойти работать в милицию – была очередная кампания по укреплению милицейских рядов. Такие как он, казались самыми подходящими. В ответ на предложение он улыбнулся и сразу согласился. Скучно было.
В милиции его определили в службу ночного патрулирования. Это было достаточно весело. С вечера до утра он катался на машине по городу, иногда задерживая каких-то беспо-койных чудаков, а днями он спал. Это было ненормально, но может быть, именно поэтому такой образ жизни его устраивал. В ночной жизни все было по-другому, не так как днем. Тут все нужно было доказывать практически и ничто не бралось на веру. Если днем гражданин при виде милицейской формы безропотно останавливался, то ночью тот же самый гражданин мог неожиданно задать стрекача, или наоборот так врезать с левой или с правой, что мало не покажется...
Его интереса к ночным приключениям хватило года на три, а потом он снова затоско-вал. Раза два не вышел на дежурство, и раздосадованное начальство стало думать, куда бы его пристроить. Выгонять его было жалко, ведь он на работу не выходил лишь из-за тоски, а не по злому умыслу. Нужно было просто найти ему местечко. Так он попал в распоряжение отдела кадров, потому что командир дивизиона наотрез отказался держать его у себя: кто знает, что еще ему взбредет в голову.
Если бы можно было пробыть в распоряжении отдела кадров весь срок службы, он, конечно же, согласился бы. Но он пробыл там всего три месяца, потом его все же пристроили в дежурную часть одного из райотделов. А так как он не соглашался, то ему предложили звание лейтенанта, и он согласился. Работа была не трудная. Раз в трое суток он сидел за столом, отвечал на телефонные звонки, выдавал и принимал оружие, и первое время не скучал. Наверное, и тут все закончилось бы также, но тут начали искать добровольцев для вновь создававшегося подразделения снайперов.
Как только он услышал это слово – снайпер, – так сразу понял, что это для него. На-стоящее дело. Это не пустопорожнее писание бумаг и перекладывание их с места на место, а борьба с настоящим противником, вооруженным и готовым на все. Это он понимал, и это ему нравилось. Но тогда он откликнулся на предложение вступить в отряд снайперов, то все удивились. Даже начальник отдела, хитрый и осторожный человек, который только благода-ря наличию этих двух качеств и при полном отсутствии других, смог дослужиться до под-полковника, даже он удивленно посмотрел на него поверх очков, но ничего не сказал и внес его фамилию в список.
Ему выдали винтовку с оптическим прицелом, пуленепробиваемую каску, и он стал ежедневно тренироваться на стрельбище. Всего снайперов-добровольцев набралось кроме него шесть человек, но только его можно было назвать Снайпером с большой буквы. В серии из шестидесяти выстрелов он никогда не опускался ниже 590 очков, чем просто потряс начальника областного управления внутренних дел, чрезвычайно спокойного, методичного генерала. Он долго тряс Снайперу руку и что-то восторженно говорил. Из всего сказанного генералом Снайпер понял только то, что он очень нужен, и может сохранить немало челове-ческих жизней.
Снайпер все также продолжал сидеть раз в трое суток в своей дежурной части, но те-перь уже это обстоятельство не так занимало его, потому что у него было дело. Он все сво-бодное дни тренировался на стрельбище, поражая бывалого старшину, выдававшего ему оружие и патроны, своим упорством. Когда они оставались на стрельбище одни, старшина говорил ему:
– Да хватит тебе палить, черт ты эдакий! Давай, лучше партейку в домино сгоняем!
Но Снайпер неизменно снисходительно улыбался ему в ответ и досылал очередной патрон в патронник.
Иногда его брали с собой на какого-нибудь вооруженного преступника, но всегда это заканчивалось без его участия. Либо преступник сдавался, либо его выкуривали, а начальник управления строго поглядывал на него и приговаривал:
– Твое счастье...
Так он и жил без каких-то особых размышлений, словно в полусне наяву. Больше старшего лейтенанта Снайперу не светило, а он нисколько и не расстраивался.
Однажды его включили в состав суда офицерской чести. Разбирали дело старшего оперуполномоченного по особоважным делам капитана Сорокина, молодого тридцатилетнего парня. Снайпер так и не понял, что, собственно, Сорокин сделал, но когда нужно было голо-совать за то, чтобы ходатайствовать о его увольнении из милиции, он проголосовал «за». Ведь зря же не станут человека судить, значит, заслужил...
Потом через несколько месяцев он случайно встретил Сорокина на улице, обросшего роскошной окладистой бородой. У Снайпера не было на него злости, и он протянул ему руку. Сорокин со странной улыбкой посмотрел на его руку, пожал ее и спросил усмехаясь:
– Значит, не брезгуешь? Ты же ведь был за то, чтобы меня турнули.
Снайпер никогда об этом серьезно не думал и поэтому неопределенно пожал плечами.
– Значит, не брезгую... Ты мне лучше объясни, чего ты тогда в бутылку полез?
– В бутылку? – все так же усмехаясь переспросил Сорокин. – Да нет, не в бутылку, а, наоборот, из бутылки я тогда полез... Ты хоть чуть-чуть представляешь, что творится вокруг нас с тобой, от нашего имени и нашими руками? Да не в бутылку я тогда полез, а соучастни-ком не захотел быть, вот и всего!
Сорокин торопливо и размашисто закурил сигарету. Снайпер смотрел на него с чувст-вом превосходства человека, давно решившего для себя все «проклятие вопросы».
– Ну и чего ты добился теперь? – спросил он Сорокина. – Тебя просто выкинули из колоды, а все осталось на своих местах. Так в чем же смысл? Ты получал неплохие деньги, у тебя было положение в обществе, а кто ты теперь? Небось, шабашишь где-нибудь?
Сорокин ответил раздраженно:
– Положение... Да на что мне это положение? Одних преступников я могу ловить, а других не могу, только потому что у них звезды генеральские.. Ты знаешь, чем наш началь-ник управления занимается?..
Снайпер опять добродушно улыбнулся в ответ:
– Брось, старик... Никому ты ничего не докажешь, никому...
– Я в Москву поеду, к самому министру...
– Чудак... Ты думаешь, что наш министр вчера родился? Ты, что глаза ему хочешь от-крыть? А если и тогда – ничего, что дальше? На мушку брать?
Сорокин хотел что-то ответить, но передумал и махнул рукой.
– Ладно, чего с тобой попусту говорить... Присосался, ну и соси, а их, гадов, зубами рвать буду...
Так они и разошлись в тот день – ни друзья, ни враги. А потом Снайпер и вовсе забыл об этом разговоре.
Однажды его в очередной раз вызвали на дело. Было это в воскресенье. Снайпера при-везли на «дежурке» в новый микрорайон, где вперемешку стояли заселенные дома и дома строящиеся.
Преступник находился на крыше почти законченного восемнадцати этажного дома, вокруг которого был по существу пустырь. Подобраться к дому было практически невозмож-но – бронетранспортер не мог подойти к нему вплотную, и генерал решил не рисковать людьми.
Он посмотрел на подошедшего к нему Снайпера своими жесткими глазами и хрипло произнес:
– Ваша задача – поразить преступника с первого выстрела, по возможности сохраняя ему жизнь. Хотя, судя по всему, она вряд ли ему уж так и нужна... Выполняйте!
Снайпер осмотрелся. Лучшим местом для стрельбы была крыша жилого дома, нахо-дившегося напротив, метрах в ста.
Он залег на этой крыше и стал наблюдать через оптический прицел. Вот из восемна-дцатиэтажки вновь ахнул выстрел. Снайпер хорошо видел силуэт преступника в окне. Он мелькнул и исчез, и Снайпер почувствовал, что вот сейчас он опять появится не этом же месте. Именно почувствовал, даже не понял. Он аккуратно прицелился в то место, где не-сколько секунд назад был силуэт преступника и затаил дыхание. Дальше все произошло чисто механически. Над подоконником показалась голова и ствол автомата, и тут же его указательный палец плавно потянул спусковой крючок. В сознании прозвучал обрывок фразы: «... выстрел должен произойти неожиданно...»
Лицо преступника полностью появилось в окне, оно показалось Снайперу знакомым, но он не успел узнать его. Выстрел произошел неожиданно. Снайпер почувствовал привыч-ный толчок в плечо, и тут он узнал лицо – это был Сорокин. Он видел, как Сорокина отбро-сило выстрелом, и как летел, кувыркаясь выроненный им автомат...
Потом к восемнадцатиэтажке бежали люди. Снайпер бросился вниз на улицу, он тоже хотел бежать со всеми, но его задержали. Кто-то взял у него винтовку, кто-то снял каску с его головы, он уже не все вполне понимал. Помнил только, как его благодарил генерал...