Стихия

Лифт поднимался утомительно долго. 130-ый, 131-ый, 132-ой – номера этажей в кабине лифта высвечивались не торопясь, будто чего-то ожидая, играя ярким желтым цветом, неспешно угасая и так же неспешно появляясь. Безумно хотелось пить – от волнения во рту пересохло.
- Дай-ка мне глотнуть «Фанты»… - мой голос показался мне таким тихим.
- Прям как в рекламе! Глотнул он «Фанты» и лифт как тормознулся! – Цеппелин протянул мне бутылку, громко смеясь.
-Ты не кипишись! – Цеппелин начал понимать мой настрой. – Поначалу всегда боязно, но, блин, я тебе так скажу - оно того стоит! И тебе захочется еще!
У меня тут же промелькнула мысль: «Говорит как наркодилер: попробуешь – и тебе понравится. А раз понравится – появится желание повторить. Это зависимость какая-то!» Я было начал сомневаться в правильности моих действий, но собрался и решил – отступать некуда, только вверх. И оптимизм начал возвращаться в мою душу.
Между тем, табло лифта высветило крайний квадрат с цифрой «415». Двери со скрипом открылись. Весьма ощутимый холодок пробежал по всему телу.
«Погодка в самый раз! Свежо, ветерок, туч не видно… Хоть сегодня прогнозы нас не обманули!» - в глазах Цеппелина загорелся огонек азарта, страсти и желания действовать. Мои же глаза, видимо, потускнели. Страх вновь овладевал мною – он принялся парализовывать мои движения и тормозить ход разума. Комок подступил к горлу, тело оцепенело – я чувствовал, как превращаюсь из храбреца на словах в тряпку на деле. «Цеппелин, мне страшновато!» - выдавив эти слова, я посмотрел на него, пытаясь изобразить на лице панику. Но на это просто не хватило сил. Цеппелин, мощный, крепкий атлет, похлопал меня по «молодецкому плечу», как он любил выражаться, и сразу же толкнул меня к лестнице. «Твою мать! Мне с тобой, что, нянчиться прикажешь?! Бегом наверх!» - командный голос Цеппелина, взлелеянный на службе в армии, подействовал незамедлительно. Через пару секунд мы были на крыше…
Небоскреб в этой части Нью-Йорка был выбран неспроста. Если другие поднебесные здания, как на Уолл-стрит, к примеру, расположены очень плотно друг к другу, между стенами тех гигантов очень узкие проходы и улочки, то это здание, построенное недавно, было обособлено от себе подобных. Строительная компания, которая занималась проектированием нового бизнес-района мегаполиса, буквально вчера сдала объект как эталон. Ждали прибытия инвесторов для окончательной проверки здания. Активисты подпольного общества «Идущие по потолкам» не могли обойти вниманием строительство такого монумента. И вот мы здесь – наверху небоскреба. Цеппелин, лишенный начисто страха и сохранявший при этом неописуемое чувство юмора, опытным взглядом окинул крышу: пустынно, недостроено, голые бетонные плиты, никаких ограждений, мешающихся проводов и всякой гадости. «Мы поспели в самый раз, теперь точно ничего нам не будет помехой» - Цеппелин процедил фразу сквозь зубы с великой гордостью в голосе. Пока Цеппелин осматривал стартовую площадку, я глядел за пределы здания – божественный вид открывался с этой точки: как в фантастических фильмах про будущее – в километре отсюда центр Нью-Йорка как огромный муравейник, людишки выполняли роль спешащих трудяг-муравьев, Уолл-стрит возвышался словно обитель королевы-матки; поезда, машины были похожи на диковинных жучков-скарабеев, а еле-еле видная Статуя Свободы напомнила мне шахматную фигурку… «Насмотрелся?! Работать пора!» - вечно этот Цеппелин влезет тогда, когда не надо. - «Ты лучше сюда погляди! Кажется, мы получили больше, чем хотели» - и глядеть было на что: борта на краю крыши были узкими и очень низкими. Это означало то, чего я боялся - прыгать придется с разбега - и малейшее препятствие может пресечь мою жизнь. Но умолять Цеппелина на упрощение задачи было бы бесполезно – тот уже отмерял расстояние для прыжка в длину. Мои нервы не выдерживали, но я их насиловал, мое тело обессилело от 20 килограмм на спине, но силы брались из ниоткуда, казалось, мое дыхание останавливалось уже не раз – но я пока не умер от страха. Если бы повернуть все вспять – сымитировать приступ, инфаркт, головокружение – можно всего избежать. Но на кону стоят не только две судьбы и две жизни, на кону – рекорд Гиннеса – прыжок с самого высокого на Земле небоскреба. И плевать на то, что я почти новичок, плевать на мои прошлые достижения и неудачи - в эту минуту я могу изменить все. Не из-за славы и уважения, но ради стремления стать лучше и совершеннее, чем прежде. Что чувствуют рекордсмены? Мне этого не узнать, если…
Цеппелин и я напоследок по-дружески обнялись, и мы заняли позиции. Видеокамера на крыше фиксировала время прыжка, камеры на нас были проверены трижды. Секундомер, лежащий на очерченной метке «Старт», отсчитывал последние 10 секунд. Мне говорили, что последние секунды перед прыжком в бездну длятся очень долго, но не в моем случае – я успел лишь подумать, как завтра пойду в кино со своей девушкой, как страстно буду целовать ее после продолжительной разлуки… СТАРТ! Мы бежали метров пять по крыше, ветер ворошил наши волосы, я задержал дыхание и… Мы перепрыгнули через полуметровый борт небоскреба и устремились вниз. Рассекая воздух, останавливая время, наслаждаясь каждым мгновением, я ощутил всей сущностью души божественный прилив адреналина. Поток чудесного вещества будто волнами захлестывал мое тело, и каждая моя клеточка наполнялась чувством неземного восторга, радости бытия и нескончаемым желанием жить – страстно, смакуя каждый день, жить легко и безумно. Именно безумие привело меня сюда. Все начиналось с детских мечтаний о космосе, а закончилось вот этим… И это куда лучше ушедших грез. Это жизнь – во вкусе, в цвете, в ветре, в земле подо мною, в воздухе, в котором становишься единым целым с природой, а природа превращается в райскую небесную обитель. И ты растворяешься в буре эмоций, в волнах адреналина, в пучине своих желаний и неисчезающего удивления тому, что и как здесь происходит. Мы продолжали лететь, Цеппелин так вообще уже перепробовал все полетные трюки – он настолько полюбил прыжки с парашютом, что, казалось, жил больше времени не на земле, а в воздушной стихии. Я увидел, что Цеппелин, летевший ниже, чем я, уже приземляется. Очередь была за мной – я сжал кулаки, скоординировался и дернул за кольцо на левом плече. Я зажмурил глаза – самый ответственный момент - и через полминуты меня подбросило вверх. И расслабился, глядя на раскрытый купол своего парашюта. Теперь молекулы моих эмоций не двигались хаотично, а со спокойствием сближались и воссоединялись. Люди называют это гармонией, однако для них гармония – обычный покой, на природе, на даче, на пляже, на своей загородной вилле – каждому свое. Для безумцев, под тип меня и Цеппелина, гармония – это другое. Это резкая смена ощущений – на место всплесков адреналина приходит умиротворение, нездоровый азарт сменяет неспешность наших движений – словно мы загораем на солнце. И вниз смотреть уже вовсе не страшно (если, разумеется, приземляешься не на свалку или не на болота)… Напротив, человек в тысячах метров над землей в эти уникальные мгновения пытается увидеть все, что доступно взору. Все, что под нами, перед нами и за нами. Цеппелин рассказывал, будто однажды он увидел горного орла, который пролетал почти вплотную к нему. Птицы тоже любопытны: по «легенде» Цеппелина, орел кружился вокруг него до самого приземления, с тех пор Цеппелин считает орла священным символом, существом от бога… Я немного представляю, что чувствуют орлы – жизнь в воздушной стихии непроста, но так прекрасна. Если людям для путешествий нужны деньги, турпутевка и прочие мелочи, орел свободен в своем выборе. Любая страна, материк, город – они могут все увидеть и понять. Мудрые и свободные птицы. Я питаю к ним такую маленькую белую зависть… Вот, видите, как спокойно и детально я рассуждаю – это говорит о чем? О таком же спокойствии перед приземлением. И вновь я возвращаюсь к недавним планам на будущее – как завтра пойду в кино со своей девушкой, как страстно буду целовать ее после разлуки, как вдохну чудесный аромат ее духов, как мы уединенно, скромно и со вкусом, отметим годовщину со дня нашей встречи. Как я буду смотреть в этот момент прямо в ее искрящиеся от умиления глаза, как прикоснусь к ее нежным ладоням и скажу о том, насколько она мне дорога… И чуть позже, после самого приятного вечера в нашей жизни наступит ночь. И эта ночь будет принадлежать только нам двоим…
- Собирайся, уезжаем! – я был готов убить Цеппелина – каким надо быть наглым, чтобы так бесцеремонно останавливать поток моих желаний. – Ты хочешь домой или будешь торчать тут до вечера?

Самсон Безмятежный, Павлодар