Как я бомжевала и побиралась

У церкви подают с душой
Там у бомжей доход большой

Жизнь периодически превращается в рутину. Изо дня в день – наезженная колея. Привычные декорации вызывают зевоту. Так и челюсть вывихнуть недолго. Решила немного пошалить. Заодно и проверить на собственной шкуре, как живется в нашем городе бомжам и профессиональным нищим.
Пришлось обойти соседей-огородников, чтобы с миру по нитке собрать правдоподобный прикид. Притащив в редакцию баул, переоделась. Это шмотье сделало меня другим человеком. Даже возникло желание запеть нечто блатное типа «Ты зашухарила всю нашу малину….» Настрогав лезвием карандаши, нарисовала синяки. Нос сделала красно-синим…
- Все равно не поверят! – задумчиво сказала коллега. - От бомжей смрад идет.
- А давай мы тебя водкой польем! – предложил фотокор. – В редакционной столовке после праздника осталась.
Чего не сделаешь из любви к искусству? Меня облили водкой. Для усиления устойчивого «аромата» натерли чесноком. И даже уговорили принять на грудь рюмашку, дабы тянуло от меня предельно натурально. В бутылку от водки налили воды, разбавили соком. Она стала походить на пузырь мутного самогона. Готовясь к выходу, прижала к сердцу, как самое дорогое: «Ну, как?»
Но фотограф, подобно Станиславскому, произнес безапелляционное: «Не верю!». Бутылка перекочевала в карман куртки, красноречиво выглядывая наполовину. И мы вышли, осенним солнцем палимые.
Здраво рассудив, что никакая маршрутка возле меня не остановится, поплелась к трамвайной остановке. Походка сама собой стала медленной, взгляд шарил по кустам в поисках пустых бутылок. Две бутылки из-под пива отправились в авоську еще в парке. Войдя в раж, я с подчеркнутой заинтересованностью осматривала мусорные баки на остановке. Думается, на этом «бизнесе», займись им вплотную, можно неплохо заработать…Поначалу был страх встретить знакомых. Упадут в обморок! Но прохожие глядели мимо, будто меня не существует в природе. Косвенный показатель равнодушия общества к чужой жизни.
В трамвае был, что называется, полный аншлаг. Кондуктор отвела взгляд, и билет спрашивать не стала. Видать, пожалела. Но группа подростков была далека от сострадания. Глядя на меня, парни ухохатывались: «Красавица!»
«Ну, сейчас устрою вам веселье!» - направилась я к ребятам.
- Бухани, друган! – я достала из кармана бутыль «самогона» и протянула заводиле. – Похмелись! Видать по тебе, выпить хочешь…
Трамвай взорвался хохотом. Парнишка покраснел, как помидор.
- Иди отсюда! Не хочу я пить…
- Да ладно, не стесняйся. Отхлебни малек!
Подошла кондуктор: - Слушай, юмористка… Выйди на следующей остановке.
- Хорошо, подруга! Хочешь выпить?
Женщина почему-то отказалась.
На Авангарде я направилась прямиком на рынок. Примостилась на ступеньках павильона, повесила на грудь безграмотную табличку «Люди, памагите. Дом згарел, карову украли, куры падохли» и принялась ждать. Люди проходили мимо, цокали языками: «Вот докатилась!» Но никто не подал и копейки!
Пришлось пройтись по рынку с печальным видом. В общей сложности удалось собрать рублей 5, да и то – мелочью. Шашлычники учили жизни:
- Ты знаешь, что обманываешь. Мы знаем. Что написала, а? Какая корова? Какие куры? Исправь! Просто напиши: «Люди, помогите!» И тебе все помогут!
На выходе меня окликнули милиционеры.
- Стыдно! – учили жизни стражи порядка. – Подаяние просишь, а у самой пузырь из кармана торчит! С утра!
Возле здания УВД бродила намеренно. Но из равнодушных окон монументального здания никто не выглянул. Мужчины в штатском прямиком направлялись к машинам, не обращая на бродяжку внимания…
Возле церкви на Васнецова встала напротив двух женщин и мужика.
- Как подают?
- Здесь – так себе… - прозвучал ответ. – Если хочешь заработать – надо в Старый город ехать…
- А сами что не едете?
- Мы здесь привыкли.
 Мужик в затрепанной куртке закурил «Мальборо» и принялся сверлить меня оценивающим взором.
- Ты где живешь? – спросили женщины
- Да-ааа, по-разному, - замялась я…
- А синяки откуда?
- Аааа, - махнула рукой. - Выпивку делили…
- Ты бы не пила так. Если жить негде, спроси у батюшки, он приют даст…
Возле церкви подавали хорошо и часто. Жалкого вида вполне достаточно, чтобы монеты сыпались как из рога изобилия. Молодая женщина, перекрестившись на купола, сунула всем по червонцу. Семейная чета подала каждому по 5 руб. За какие-то 15 минут доход от подаяний приятно звенел в моей коробочке. Видать, грешны орчане, раз хорошо подают возле церкви…
Но для полноты картины нужны были и другие впечатления.
- Пойду, похмелюсь, - ретировалась я с «рыбного» места и махнула на прощанье временным компаньонам.
На площади Васнецова взгляд упал на дородную торговку пирожками.
- Дай пирожок на закуску! – подошла я к ней.
- Пи-ро-жооок? – процедила она. – Да ты одета лучше меня! Обойдешься!
- Выпить хочется, а закусить нечем! Дай пирожок! – не унималась я.
- Х...вост тебе от селедки, а не пирожок! – отрезала торговка. Ее рот с гнилыми зубами кривился в недоброй усмешке. – Я, может, тоже хочу выпить. А сижу тут!
- Ну полпирожка тогда дай….
- Ах ты! - она схватила меня за рукав и потащила за ларек. – Иди отсюда, иначе в морду получишь!
- Не-е-е, в морду не надо. Пирожок дай!
- Пирожок? – глаза ее хищно сверкнули, когда увидела коробку с подаянием. – Вот тебе пирожок! – ловким движением руки она схватила десятку и пять рублей, которые мне дали у церкви.
- Верни!
- А кто видел, что я взяла деньги? Иди – ищи правду! – расставаться с добычей торговке явно не хотелось. – А ну, пошла… Иди, иди!
Настроена она была агрессивно. Задавила бы одной массой! И я пошла себе. Эх, нелегко живется бомжам. Недобрый человек обидеть может, деньги отобрать, послать куда подальше…
Пристроилась возле магазина у 6-й школы рядом с пожилым побирушкой.
- Иди в другое место, – хмуро рыкнул он. – Не создавай конкуренцию. Весь день стою, а толку нет. И ты еще тут…
 Мне стало жаль беднягу. Эксперимент, собственно, был уже завершен. Я выгребла из авоськи собранные бутылки, достала из кармана пузырь «самогона»: «На, возьми себе!»
 Он не поверил нежданному счастью! В бродяжьем обществе подобного, видать, не случается…
В городе сотни настоящих бродяг. Они существуют как бы вне человеческого общества. Которое смеется вслед, презирает. Бомжи бесправны. Мир благополучных людей отгораживается от них стеной равнодушия. Предпочитает не замечать, зачастую совершенно справедливо полагая, что «сами виноваты».