Когда есть тот, кто тебя спасает

Она бежит, оскальзываясь на подтаявшем снеге. Бежит, захлебываясь в слезах, растирая их по лицу руками. Бежит, не замечая холода, не замечая, что забыла у него все свои вещи, что бежит в одной майке и джинсах. Бежит против ветра, забрасывающего ее мокрым, колющим снегом. Бежит, не слыша пронзительных гудков, не замечая слепящего света фар. Она почти не почувствовала удара, Как и в первый раз, она не смогла, не успела ни о чем подумать. Как и тогда, была лишь вспышка, легкий укол боли и темнота…

…Она очнулась тогда в больнице, в палате, залитой июньским солнцем. Ей сказали тогда, что в лучшем случае она не встанет с кровати месяц, а в худшем …а про худший вариант она не хотела даже слышать. Но она была благодарна врачу за откровенность. Ей всегда нужно было знать о себе всю правду. Тогда ей в голову пришло две мысли. Первая: «Того кретина, который придумал весь этот бред про «целую жизнь, проносящуюся перед глазами», видимо, никогда не сбивала машина!»
Вторая: «Как жаль, что меня абсолютно некому спасать». Почему-то ей даже в голову не пришло, что она может уже никогда не встать. Она вышла из больницы через три недели. В корсете, но зато сама и на своих ногах. То время, когда она выздоравливала, было для нее самым тяжелым. На свете не было тогда человека, от которого она могла бы принять помощь. Но без чьей-либо помощи она тогда обойтись не могла. Конечно, за ней ухаживали родители. Она уговорила их, не без труда. говорить всем, что у нее просто легкий компрессионный перелом. О том, что с ней на самом деле, она не говорила даже с ними – она вообще никогда не говорила о своих болезнях.
Через четыре месяца она вернулась в школу. Через шесть – снова стала отличницей. Через год снова стала танцевать. А через два – впервые влюбилась.
Правда, им понадобилось много времени, сил и смелости, чтобы во всем разобраться. Но, не смотря ни на что, они стали встречаться. И были по-настоящему счастливы. Кто-то давал им месяц, кто-то два. Но прошел год, а они все еще были вместе. И были почти также влюблены, как в первые недели. За тот год они почти не ссорились. До этого дня.
В тот день она кричала. Она рыдала, выкрикивая ему в лицо то, что не хотела, то, что не думала. А он просто молчал, все больше замыкался в себе. Он никогда не видел, не помнил ее такой. И каждое ее слово ударяла его, словно камнем прижимая к земле. Ей хотелось обнять его, уткнутся в ему плечо и тихо выплакаться, сказать, как она его любит, сказать, что все понимает, все прощает. Но вместо этого, она кричала все громче, все отчаяннее. Она сама не знала, что может говорить такие жестокие, такие гадкие вещи. Но она «выплевывала» их в лицо самому дорогому человеку и с каждой фразой становилась все противнее, все ненавистнее самой себе. Она не понимала, почему он молчит. Не понимала, почему не остановит ее, не схватит ее за руки, не зажмет ладонями рот. Не накричит на нее, в конце концов! Но он только все больше и больше ссутуливался и смотрел на нее потемневшими глазами с какой-то невыразимой болью. И тогда она сделала самое ужасное из всего, на что могла решиться. Она размахнулась и ударила его по щеке. Ударила ни за что. Она задохнулась, дыхание перехватило. Ей хотелось, чтоб он… она сама не знала. Ей хотелось, чтоб он как-то ответил, пусть даже ударил бы ее – она заслужила. Она бы приняла это. И она бы перестала чувствовать эту ужасную вину, перестала бы себя ненавидеть. Но он ничего такого не сделал. Он сделал нечто куда хуже. Он посмотрел на нее, и впервые в его взгляде не было того выражения, которое появлялось раньше каждый раз, когда он ее видел. Ей казалось, что этот момент длился вечность. И всю эту вечность она падала, падала вниз и вниз, падала оттого, что теперь не было человека, который мог бы ее удержать. А потом он закрыл глаза, опустил. обхватив руками, голову, и сказал только одно слово: «Уходи». Он сказал это спокойно, без всякого выражения, но одно это слово опустошило, растоптало, уничтожило все, что было в ее жизни. И все, что было в ней самой. Наступившая тишина словно сдавливала ее виски, мешала дышать. И она ушла. Она пошатнулась, заломила руки и издала какой-то глухой, нечеловеческий стон, в котором было только отчаяние. А потом бросилась вон из квартиры, оставив распахнутой дверь. Она выбежала на улицу и бежала, бежала, бежала, так быстро, как только могла. Бежала, не думая ни о чем, ничего не замечая…

Она понимает, что очнулась. Почти одновременно с этим пониманием приходит боль в спине – острая, режущая. А потом приходит другая боль, которая еще хуже – боль невозвратимой, невосполнимой потери. Наверное, именно такую боль чувствует один сиамский близнец, отделенный. отрезанный от другого. Ей не хочется открывать глаза, не хочется слушать очередной диагноз врача, не хочется видеть заплаканные лица родственников, пытающихся изобразить на лице подбадривающую улыбку. На секунду в голове мелькает мысль, что лучше бы ей умереть, но она тут же отбрасывает ее от себя. Она уже давно поняла – такие мысли не спасают ни от жизни, ни от смерти. Они не дают ничего, но делают человека слабым, жалким, ничтожным. Да, жаль, что не умерла. Но раз уж так получилось, надо жить дальше. Она не знала, кто дает и отбирает жизни, ее с трудом можно было назвать верующей. Но она четко уяснила для себя, что пока она не может давать жизни, отбирать их она тоже не имеет права. Так что сейчас надо собраться и разлепить эти чертовы веки. А дальше посмотрим.
Она открыла глаза. Луна светила прямо в окно. Красиво. Провела сухим языком по таким же сухим губам. Попыталась улыбнуться. Тела она не чувствовала, но так бывает, когда долго лежишь, не шевелясь. По крайней мере, пока она не сможет приподнять голову, она будет думать именно так. Она начала потихоньку водить головой из стороны в сторону, заодно осматриваясь вокруг. В палате никого нет. И тут она услышала дыхание. Где-то слева, почти над самым ухом. Попыталась успокоиться – чего тут пугаться, еще один больной. В любом случае, надо сначала повернуть голову. Она вся напряглась, на лбу вступили капли пота. Но уже через пол минуты она, с легким стоном, она повернула голову набок и…
…на стуле рядом с ее кроватью, положив голову ей на подушку и держа ее за руку, спал он. Точнее, спал до того, как услышал ее стон. А сейчас он приоткрыл заспанные и, почему-то, распухшие и красные, но все такие же любимые глаза и смотрел на нее с тем самым выражением, что и всегда, с первого дня их встречи. Смотрел на нее, как на самого любимого человека на свете, потому что так оно и было.
 - Ты как?
 - Великолепно!
Он рассмеялся. Обо всех своих болезнях, травмах и всем подобном она, если и рассказывала, то только как о забавной шутке. Видимо, ее отношение не изменилось.
 - Знаешь, я очень тебя люблю. Я хотел сказать это тебе, пока ты снова не уснула. И…я всегда буду с тобой, и никогда тебя не брошу. Я обещал тебе это еще тогда, и это правда. Только и ты не смей меня бросать! Обещай мне!
 - Глупый, конечно я тебя не брошу. Не бойся, со мной теперь все будет хорошо.
Она немного помолчала, потом легонько сжала его руку.
 - Помнишь, как-то посреди ночи, когда мы еще даже не встречались, ты мне прислал смс и спросил, вышла бы я за тебя. Тогда ничего не ответила – как-то отболталась, даже не знала, шутишь ты или серьезно. Ну так вот, теперь я точно могу ответить. Да, я бы вышла за тебя. А теперь заткнись и поцелуй меня!

Он поцеловал ее, и через минуту она уснула. Через два часа из Финляндии приехали ее родители. Через шесть часов пришел врач с диагнозом. Через три недели ее выписали. Четыре месяца за ней ухаживал единственный человек, от которого она с радостью принимала помощь. Человек, который не просто спас ее тогда – человек. который спасал ее каждый день. И эти месяцы были самыми счастливыми в ее жизни.