Аланы на Западе

Когда я жил в Петербурге, к нам вдруг внезапно приехали Аланы. Их лица сияли бодростью и оптимизмом, в то время как за окном уже вторую неделю непрерывно шел снег. На ногах у них были ботинки, на головах вязаные шапки – ну, в общем, Аланы как Аланы, что тут можно добавить! Рюкзаки они спрятали в кладовке, чтобы их не увидела Варвара Степановна, а ботинки и варежки положили сушиться на батарею. Я как раз читал книгу «Морфология центральной нервной системы», но когда на столе появилась водка, книгу пришлось отложить. Начались разные истории. Их уже четыре раза останавливала милиция: в поезде, в самолете, в метро и в такси. Но их, на самом деле, никто остановить не может. Ведь они твердо решили уехать, и они это сделают.
А дальше посыпались истории из дома: о том, как поссорились Лысый и Чмо, о том, как Дикий поступал в Университет, о том, как спился Зюзя, когда узнал, что Старик выиграл соревнования по борьбе среди юниоров и о том, как у нашего знаменитого борца Батраза Крабова обнаружили рак мозжечка.
 «Ты представляешь, - кричал мне в ухо большой Алан, - Таджик уехал в Таджикистан и стал там министром культуры». «Представляю, - отвечал я нехотя, - ведь он всегда подавал большие надежды, именно в этой области». Мы сидели и пили, а я про себя думал: Вот придет Варвара Степановна, как я ей объясню, что у меня гости. Ведь я ей уже за два месяца деньги за комнату задолжал.
Но Аланы всех этих подробностей не знали. «Холодно у вас тут, - пожаловался маленький Алан, когда мы шли за второй бутылкой, - Замерзнуть можно». И действительно мороз стоял фирменный, как на заказ. Стекла в троллейбусе все покрылись коркой льда, сточная канава во дворе, неизменно осквернявшая воздух в любое время года и та заледенела. «Я хочу в Испанию, - сказал мне маленький Алан, - я по-испански ни слова не понимаю». Я кое-как удержался от смеха и чуть не поскользнулся на тротуаре. Мы шли дальше, а вдруг почувствовал какое-то внутреннее тепло. Хорошо, что они приехали. Совсем я здесь заледенел – и тут вдруг эти два клоуна. Будет чем заняться в ближайшее время.
«В городе у нас жить совсем невозможно стало, - жаловался большой Алан, открывая седьмую бутылку - Все прибрали к рукам внутренние органы». «Это какие?» - переспросил я, будучи уже изрядно пьяным. «Какие, какие! Печень, почки, селезенка, прямая кишка – сам, что ли не знаешь!?» Но я, кажется, уже не понимал о чем речь.
На следующее утро (уже ближе к вечеру) мы вместе осмотрелись в городе. Были на Марсовом поле, в Кунсткамере, даже сходили в какой-то театр, а вечером вместе остановились на набережной и смотрели на воду. Справа от нас гордо царапал небо изящный фаллос Петропавловской Крепости, в спину нам веял холодом Зимний Дворец, внизу под нашими ногами скорчил мину Дворцовый мост, и все это разрезало черное острое лезвие «Нева», своим пронзительным матовым блеском.
Большой Алан был потрясен гораздо больше чем маленький. Его глаза вдруг заблестели, но он сумел с собой совладать. «Отступать нам некуда, - сказал большой Алан, – все мосты сожжены». После того, как убили его начальника на рынке, он больше ни за что не вернется к делам. А переучиваться на программиста он тоже не собирается. Маленький Алан тоже был с ним во всем согласен и в подтверждение громко выругался. Они уже давно собирались уехать и вот, наконец, приняли решение. Большой Алан ради этого продал в деревне дом. Маленький – квартиру в городе.
Мы вышли в город и на следующий день, бродили по центральным улицам, прошлись по набережным каналов, и мне даже показалось, что лица их, на фоне архитектуры барокко и рококо стали какими-то более одухотворенными. А может быть, только показалось. «Видите этот дом, - сказал я им, указывая пальцем на старинное здание, - Здесь Пушкин приставал к Анне Керн». И про себя подумал: а ведь как все-таки замысловато устроен наш мозг! Ведь вся наша черепная коробка полным полна серого вещества – нейронов, от которых по всему телу разбегаются отростки. За секунду по этим отросткам проходят тысячи миллионы сигналов, в организме протекают тысячи, миллионы микро и макропроцессов…
А потом мы прямо с мороза ввалились в Эрмитаж. Лица Аланов стали серьезными, они насторожились, но, не смотря на весь этот мраморный блеск и антураж, не растерялись и остались верными себе. Маленький Алан, увидев на картине обнаженную женщину ехидно хихикнул, и тут же получил оплеуху от большого Алана. Большой Алан в свою очередь задумался, увидев картину с изображением слона. В залах европейского искусства маленького Алана вдруг заинтересовали малые голландцы. Но большой Алан, подоспев за ним следом, только злобно фыркнул, и подверг мастеров уничижительной критике: «Полная фигня! - рассудил большой Алан с высоты своего роста, - Слишком маленькие – это несерьезно!»
 Мы перешли в зал импрессионизма, и Аланам вдруг сильно захотелось в туалет. Маленький Алан сказал, что не может больше терпеть, и сходил по-большому. Большой к счастью не стал следовать его примеру и ограничился тем, что сходил по-маленькому, после чего мы все втроем с облегчением двинулись дальше.
 В зале античного искусства внимание Аланов неожиданно привлекла статуя римского легионера. Большой Алан прищурился и злобно покосился, а маленький нахмурился, сдвинул брови и сжал кулаки. «Уж больно дерзко смотрит» - сказал большой Алан, выдерживая каменный взгляд мраморного врага. «Наверное, авторитетом был у них» - прибавил маленький Алан откуда-то сбоку. «Ничего – перебил его большой, - мы с Таджиком и не таких обламывали». Взгляд Алана был очень суров, и я уже испугался, как бы не вышло ссоры, но смотритель зала успел вовремя и сделать нам замечание и проводил нас дальше в зал первобытного искусства, где мы все даже почувствовали какое-то облегчение.
Когда мы вышли на Дворцовую Площадь, оставив позади весь этот исторический хлам, какой-то милиционер попросил Алана вновь поднять скомканную и брошенную им пачку от сигарет. Глаза Алана стали наливаться кровью, и я поспешил сделать это за него, чтобы избежать неприятного продолжения этого разговора. Мы шли дальше и дальше, а мороз становился все суровее и суровее. Мы дошли до Канала Грибоедова, и Алан одобрительно кивнул: «Знаю, знаю, - сказал он с гордостью, - у вас все тут только и делают, что грибы едят. Нам с Аланом это ни к чему». И он в который раз, без всякой причины стукнул маленького Алана по голове, после чего тот съежился и надвинул шапку поплотнее на лоб.
Они пожалели, что не взяли с собой рюкзаки. Ведь там остались фотоаппараты и еще две бутылки водки. А я про себя подумал: все-таки повезло, что большой Алан не сходил в Эрмитаже по-большому. Наверняка дело бы закончилось большим скандалом.
«А за границей, что собираетесь делать?» - спросил я как-то по инерции. И они вдруг напомнили мне пионеров, которые, прочитав много детских книжек решили покорить северный полюс. «Работать будем! - ответили они хором, - Работать!»
Мы сели в метро на станции Василеостровская, там, где обычно бывает большая толчея перед турникетом, и гордо заняли места на эскалаторе. В вагоне нас сильно сдавила толпа, и Аланам это сильно не понравилось. Они оказались лицом к лицу с рекламным плакатом на стене и стали его внимательно рассматривать. С него Аланам улыбались молодые российские фигуристы Евгений Плющенко и Наталья Колбасенко. «Покупай в супермаркете «Молодость», - гласила надпись на плакате, - А то отбросишь коньки!» Я увидел, как улыбка промелькнула по лицам Аланов, но двери вагона разбежались, и нам уже надо было выходить.
На поверхности, как в обычные петербургские дни, все кипело. Медленно проплывали по дороге косяки легковых машин, среди которых более крупные рыбины, маршрутки, неуклюже топтались на месте. Группа детей на остановке напевала какую-то матерную песню, а станция метро, как неисправный сан-узел продолжала непрерывно извергать и поглощать пассажиров.
Мы вдруг нечаянно зашли в магазин подержанной книги и были шокированы открывшейся нам картиной. Толпа очкастых, человекоподобных существ разбирала старые источающие скверный запах издания. Они, не замечая друг друга, жадно шелестели страницами, периодически облизываясь и вытирая пот, как стая мух обнаружившая свежую кучу. Полотна Эрмитажа были жалким подобием этого шедевра.
«А проститутки здесь дорогие? – спросил вдруг громко большой Алан. Я сказал, что не знаю, а сам почему-то вспомнил Варвару Степановну. Ведь как только мы вернемся, она снова начнет возмущаться. Почему, дескать, гости так долго задерживаются! Как ни крути, а шоколадку ей покупать придется. Тем более, что у нее на прошлой неделе подохла кошка Катя – царство ей небесное.
«Здесь весна наступает только в апреле, иногда даже в мае, - сказал я маленькому Алану, - а все остальное время – снег. Даже выходить никуда не хочется». «Значит у тебя, безвыходное положение» - сказал большой Алан, и опять со всего размаху треснул по голове маленького, как будто это он во всем виноват.
Большой Алан говорил громко и много. Маленький Алан ему охотно поддакивал. Чувствовалось, что большой Алан оказывает на маленького большое влияние, и я вдруг понял, что это всегда так было, наверное, даже тогда, когда они оба были еще маленькими.
А потом большой Алан вдруг разбудил меня ночью и пожаловался: «Жалко, что у тебя телевизора нет. Без телевизора это не жизнь». Он сам хотел взять с собой телевизор. Но в последний момент подумал: а ведь можно и там, в Европе телевизор купить. Зачем же свой туда тащить, если у них тоже продаются! Их телевизоры, наверное, даже качественнее чем наши. Я полностью с ним согласился, но заснуть уже не смог до самого утра.
Так тянулись дни. Но однажды утром я с ними уже не пошел. Все время просидел дома, дочитывая старую книгу «Морфология центральной нервной системы». Но сконцентрироваться было все-таки трудно. Только и делал, что представлял себе, как они вдвоем ходят по Невскому Проспекту, путаются в улицах, садятся не на те маршрутки и выходят не на тех остановках, и в душе даже ехидно посмеивался. Надоели они мне. Как будто древний архетип пришел из подсознания, ворвался в дом и натоптал в прихожей. Сами виноваты – мнят себя центрами вселенной, от этого и все проблемы. Разве можно что-то изменить посредством перемещения в пространстве. Разве можно просто так взять и уехать от своих проблем? Ведь проблем от этого станет еще больше. Еще мой прадед говорил моему деду: если курица в телеге хозяина съездит с ним в соседнюю деревню, то и назад она вернется курицей, а не индюком. Но мой дед не послушал моего прадеда, ровно, как и мой отец моего деда. Чего уж говорить обо мне! Все решения, на самом деле не на карте, а в мозгах, в собственной голове. Но как объяснить это Аланам? Ведь меня бы они и слушать не стали. Пусть делают, что хотят, в конце концов, это их право. Может быть в этом есть какая-то природная закономерность: птицы летят на Юг, Аланы – на Запад?
Я стал читать дальше и прерывался только вечером, когда приходили Аланы. Я с интересом наблюдал, как они вваливаются замерзшие и голодные домой, и начинают на перебой рассказывать свои новые истории: о том, как их на мосту Лейтенанта Шмидта остановил майор милиции, после того как они в полдень подрались с болельщиками Зенита, о том, как они зашли в кафе «У Филипыча» и набили Филипычу морду, и о том, как они вечером, как последние лохи проиграли почти все деньги на каком-то лохотроне.
 А через месяц, день в день первого апреля им открыли визы, которые они ждали все это время. Они сначала не верили, думали, что их разыгрывают, а потом, обрадовавшись, стали собираться свои рюкзаки. Большой Алан купил себе в дорогу большой футбольный мяч, а маленький – конфеты «Му-Му» и шарик для пинг-понга. Я проводил их до автобуса и долго еще махал им вслед рукой. Мне вдруг стало отчего-то очень грустно. Это уезжала часть меня – беззаботная и глупая, наивная и дерзкая, но все-таки часть. «Ты тоже тут не расслабляйся! С ума не сходи! - сказал мне на прощанье большой Алан, - У вас тут люди все психованные. Особенно старушек не любят. – Он принял серьезный вид и добавил, - Мы с Аланом тоже книги читать умеем, ты не думай». Большой Алан положил свою руку на голову маленькому Алану, после чего тот широко улыбнулся, как будто замкнулась какая-то причудливая электрическая цепь, и они уехали.
 «Жалко, что Аврору не успели посмотреть» - крикнул я им вслед, но они уже не слышали. Они поднялись в салон и растворились в массе немых, облепивших стекла, бившихся в прощальной истерике пассажиров. Потом они скрылись из виду.
 И как только они уехали, сквозь серые тучи вдруг выглянуло солнце. Снег начал таять и небо прояснилось. Варвара Степановна повеселела. «Ну что, Аланы-то твои уехали?» - спросила она меня как-то утром с каким-то злорадством в голосе. «Уехали, Варвара Степановна» - ответил я и задумчиво посмотрел из окна в прояснившееся небо. «А куда уехали-то?» – не унималась старушка. «На Запад, Варвара Степановна! На Запад».
Вскоре я узнал, что оба Алана сумели найти себе занятие. Большой Алан стал продавать на рынке в Испании арбузы и дыни, а маленький Алан стал в Португалии собирать абрикосы. Они писали, что очень рады тому, что с ними случилось, и жаловались на жару и большую влажность. Какое счастье – подумал я, - какие молодцы! А в Петербурге в это время погода снова резко изменилась. Пошел снег, за окном завыла метель, в кране кончилась горячая вода, и Варвара Степановна стала все больше и больше раздражать. Старая жадная хищница, которая прикидывается доброй бабушкой – лицемерка. Голова у нее маленькая, лоб – узкий. Старая ведьма! Малой ей что ли, что я ее кошку отравил? Я подумал и твердо решил: не дам себя в обиду! Отступать некуда - все мосты сожжены! Будет приставать с долгами, не дрогну – замочу!