Незваные гости. отрывок из повести

 
 Ночь перед Рождеством наступила. Несмотря на то, что в этом повествовании речь идёт о православной стране России, где Рождество официально празднуется на две недели позднее, суть дела не меняется. Ибо не важно, когда отмечать событие. Важно, когда это событие состоялось. Ночь перед Рождеством наступила. Холодная, сырая, беззвёздная и безлунная.
 Оттого ни хозяйственной ведьмы, вылетевшей на сбор звёздного урожая, ни жуликоватого чёрта, посягнувшего на ночное светило, не наблюдалось.
 Их многочисленные клоны сидели по квартирам, саунам, да по загородным домам, развлекаясь сообразно собственным понятиям: кто пил виски, кто - водку, некоторые соблазнялись сами, другие - соблазняли.
 Жизнь продолжалась.
 
 Тень отца Гамлета задаёт исходный посыл для всей дальнейшей трагедии. Тень сообщает о гнусном злодействе и призывает к мщению.
 
 Любое действие есть реакция на предыдущее, даже если временное или физическое расстояние меж ними весьма велико.
 
 В данном случае исходная точка так же существует. Но для этого необходимо вернуться в лето одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года. В столичный город Санкт-Петербург на улицу Садовую.
 
 
 Там, в доме купца Свиблова, недалеко от Сытного рынка, поселился в десятых числах июня некий молодой художник, закончивший с медалью Академию и вернувшийся по весне из годичной поездки за казённый счёт в Италию, а точнее - в Неаполь и окрестные провинции. В том числе побывавший на Сицилии.
 В городе Катания приобрёл этот художник, по фамилии Басов, старинной работы ларец.
 В лавке старьёвщика, которой заправляла вдова владельца, видом не старше двадцати пяти лет, где наряду с обломками древних статуй, копиями римских монет с профилем императора Августа и предметами обихода времён Бонапарта, ему сразу глянулась эта вещь. Кованый, простого вида, с двумя накладными замками, однако сработанный можно сказать, филигранно, медный ларец привлёк внимание Басова как чисто утилитарная вещь, которая может и для дела быть полезной и как сувенир хороша.
 Вдовушка извлекла из ящика конторки ключик, замки ларца легко открылись и внутри оказался сюрприз: семь перьев, величиной чуть больше гусиных, в форменных углублениях, тиснёных по внутренностям из синего бархата. Перья неизвестного пернатого были необыкновенного золотого цвета.
 
 На вопрос художника вдова пожала плечами и смогла лишь ответить, что этот ларец принесён на продажу очень старой женщиной, которая умерла, не дождавшись денег за своё сокровище. Уже несколько лет этот ларец ни у кого из редких посетителей интереса не вызывал. Русские художники - люди со странными вкусами. В основном приобретают монеты или обломки статуй. И самым ходовым товаром в её лавке являются бюсты Бонапарта, хотя он родом с Корсики.
 Поторговавшись для вида, Басов купил ларец. А с вдовушкой он увиделся ещё раз до отъезда с острова. Или, точнее, она увиделась с ним...
 А когда Басов уезжал из города, она пришла проститься. Правда, будто бы невзначай.
 На острове нравы строгие.
 
 Художник потом неоднократно писал её портреты. Хорошую память оставила о себе вдова старьёвщика-антиквара из города Катания, что на острове Сицилия.
 Басов открывал ларец, вынимал и рассматривал перья. Опушка пера мягкая, будто бы из плотного шёлка, очень тёплая при прикосновении. Трубка пера крепкая, на просвет прозрачная, напоминает китайский костяной фарфор. И, самое замечательное - перья оставляли золотой с блеском след на бумаге, стекле, гладкой доске, на которых Басов писал иконы для Князь Владимирского Собора. На иконе Спаса этим чудесным блеском Басов изобразил часть лучей нимба Спасителя. Потом пытался их убрать, но - не вышло.
 Испугавшись, он закрасил их обычной золотой краской, однако наутро лучи проявились сами собой. Представитель епархии, принимавший иконы, отметил, что именно Спас особенно удался художнику. Икону одобрил и настоятель собора.
 
 Басов изобразил этот ларец на нескольких своих картинах. Правда, по памяти.
 Ларец украли. Было это ближе к осени. Унесли прямо из его квартиры. Странный вор взял только ларец и совсем небольшой, только что оконченный портрет незнакомой женщины, лицо которой увидел во сне художник Басов. Каштановые, вьющиеся волосы женщины на этом портрете он слегка подретушировал золотым пером. Портрет удался, что отмечали друзья и просто посетители.
 Да и сам Басов был того же мнения.
 
 
 
 Положение человека, оказавшегося вдали от родины без, документов, вдобавок, только что вышедшего из больницы, куда его упекли с подозрением на инфаркт, хуже губернаторского. Радость только одна, что нет ни инфаркта, ни гипертонического криза, а есть банальное нервное истощение, проявившееся в потере сознания после бурной ночи с хорошей дамой и, откровенно говоря, полной бутылкой виски.
 Григорьев Евгений Александрович, сорока четырёх лет от роду, гражданин России, открыл дверь своего номера в клубном пятизвёздочном отеле, откуда выехал сутки с небольшим назад вместе с инструктором по дайвингу.
 Все вещи были на месте. Из потайного чемоданного кармана достал он кредитную карту, синий дипломатический паспорт на своё имя и нетолстую пачку стодолларовых купюр.
 Набрал номер и сказал собеседнику на другом континенте:
 - Сработало, Михалыч! И даже быстрее, чем я думал. Только вот беда, я чуть было сам в ящик не сыграл на дне морском. Спасибо инструктору по дайвингу, спас. Сердце прихватило, зараза! В таких случаях одна моя знакомая говаривала, что 'либо руки с мылом, либо чай с сахаром!' Да это я о том, что наступает время выбора, а не совмещения видов деятельности. Значит так, через четыре часа у меня самолёт. Встречаемся завтра, в девять утра во Франкфурте в ранее оговорённом месте. Будь здоров, до встречи!
 
 Спустя пять часов Григорьев Евгений Александрович пил минеральную воду на борту 'Боинга -737', следовавшего рейсом на германский город Франкфурт.
 
 Почему-то вспомнилась первая поездка за пределы любимой Родины. Лет уж двенадцать миновало, как он совершенно неожиданно был 'выписан' в Европу неким фондом поддержки русских молодых учёных. Собственно говоря, вызов обеспечила статья в научном американском журнале, где они с Витькой Малиновским высказались на тему реальности знаменитой в те поры идеи о 'термоядерной реакции в домашних условиях'. Была некогда такая затея, вроде поисков 'красной ртути', 'ядерных бомб в кейсе' и прочей подобной хрени.
 Прилетели в Амстердам. Встречающих нет. Они с Витькой пошли прямо по 'зелёному коридору' вперёд и вверх, можно сказать. Шли-шли, вышли на улицу. Бесчисленные стада припаркованных автомобилей. Встречающих нет. Постояли, покурили. Час битый курили, надоело. Встречающих нет. Решили идти назад. Двинулись. Навстречу толпа громадная народу, видимо, несколько рейсов одновременно прибыли. Куда деваться - коммунисты, вперёд! Сквозь толпу порулили. И вырулили на запаренного мужика с табличкой под мышкой. Встречающего. Влобовую уткнулись.
 Оказывается, этот бывший учитель пения 'с Бердичева' банально опоздал, кенарь хренов, да вдобавок табличку в такси забыл. Словом: здравствуй, Родина, где от тебя скроисся, мать твою разэтак!
 - Ой, таки товарищи, вы уж меня не выдавайте боссу, что вы не туда пошли! - после этих слов Витька было не схамил бывшему молочному брату, - идём на выход, туда сейчас автомобиль будет. Нас отвезут в отель. Потом - на фирму, которая симпозиум делает.
 - А что будет входить в культурную программу после конференций и дискуссий, товарищ? - ехидно осведомился Григорьев, - девочки будут?
 - Ой, вам нужны девочки? А вам можно?
 - Не понял! - встрепенулся Витька.
 - Ну у вас же моральный облик и подписка...
 - Чего-чего? У меня ничего под этой самой пиской нет! - нагрубил Малиновский.
 - Да нет, я имел в виду, что на моей памяти русские только в музеях да операх имеют желание...
 - Простите, Леонид Яковлевич, я имею желание как раз не в музее и не в опере, а наоборот! - продолжил Малиновский.
 - Слушайте, чего вы пристали! Тут район красных фонарей, я вам всё покажу, там недорого есть.
 - А командировочные, которые нам обещаны были за счёт принимающей стороны когда? - поинтересовался уже Григорьев.
 - Это в офисе. Это не ко мне!
 
 Симпозиумы-дискуссии были чистой воды ширмой. Банальнейший отбор и вербовка специалистов для работы в западных фирмах. Григорьев с Малиновским проходили по линии физики твёрдых тел. Программисты, ядерщики, биологи, математики, кого здесь только не попадалось. Контракты подписывали быстро. В те девственные времена народ из бывшего СССР спал и видел, как бы и где бы за конвертируемую деньгу продаться. На родине перспективы не только нулевые, а с отрицательным знаком: кандидаты с докторами торгуют пивом у метро. Науки, как таковой, здесь и быть не могло. Зато выдали неплохие командировочные, встречи с людьми со всей Европы и не только. Скромное, но разгуляево. Новые впечатления, другой мир, совершенно иная жизнь.
 Улицу 'красных фонарей' Леонид Яковлевич им показал на третий день. Наибольшее впечатление на 'молодых русских учёных' произвели не витрины с живыми барышнями на любой вкус, цвет и фантазию, а бюст товарища Сталина на одном из перекрёстков этой весёлой улицы.
 
 Малиновский не устоял перед чарами негритянки в белоснежном белье и просто невероятной грудью.
 
 - Силиконовые сиськи. Объе..лово, как у нас на рынке, - сообщил разочарованный Малиновский через положенные согласно купленному билету четверть часа.
 Григорьеву сокрушаться повода не выпало: 'Яна с Мариуполя' оказалась вполне натуральной. Даже поговорить с нею успели. О ценах на фрукты и погоде в Москве.
 
 Много нового увидели они своими глазами из чужой жизни в ту поездку. Но, самое главное, ни с одним из них контракта устроители этой международной научной конференции не подписали. Возвратились господа-товарищи Григорьев с Малиновским домой, в родимую нищету и разруху, где два пути: сложа лапки, падать на дно с 'чистой совестью', либо всеми правдами и неправдами всплывать на поверхность существующей жизни. Как известный продукт жизнедеятельности любого организма. О так называемой чистой совести и незапятнанных ничем плохим руках во втором случае следовало забыть.
 Вот они и выбрали второй путь. На котором святых не было, нет и быть не может.