Кирпич

История этого микрорайона началась больше тридцати лет назад. Сначала построили первый пятиэтажный дом здесь, на отшибе, в голой степи. Потом ещё шесть таких же, отличающихся только цветом кирпича и расположением. Пять из них образовали гигантскую «коробку» со щелью на юго-запад. Строителей винить сложно, но именно со стороны этого проёма врывается дикий, почти ураганный ветер и, разгоняясь в этой трубе, бьёт прямо в первый подъезд самого древнего дома. В нём живёт с родителями Александр Железный.
Микрорайон назвали гордо «Семь ветров», хотя, по существу, их было два: вышеобозначенный юго-западный, гнувший стёкла и свистевший в дверях, и добрый и мощный восточный. (Добрый, потому что довольно редко теперь вызывал пыльные бури).

Александр учился в школе, но работы для него не было. Поэтому летними вечерами приходилось слоняться по улицам, играть в футбол с разношёрстной шпоной или помогать родителям по даче, или купаться в местном пруду. А после этого, да ещё и долгого летнего дня, конечно, хотелось поспать и, желательно, ночью. Хотя имелся и другой вариант: рыскать по-над глухими домами мимо освещённых магазинов, пить пиво, приставать к девчонкам, орать, драться, искать приключения, убегать, в общем, жить жгучей ночной жизнью. Но против этого были родители, и приходилось смиряться. А долгие годы смирения выработали устойчивое отвращение перед ночными гуляниями.
Железный помнил недавние тёмные времена, когда деревья были большими и наркоманов было много. Деревья давали тень и шумели по ночам от ветра, они же и скрашивали убогий пейзаж окраины. Наркоманы не пускали в подъезд, тоже шумели по ночам, в свою очередь от другого ветра, и придавали пейзажу многолюдность. Квартирой ниже Железных был притон, где день и ночь стучали в дверь, но страшно особенно не было. И пожар был, и двое повесившихся в их мрачном подъезде, но всё это было как-то уж прозаично, чтобы пытаться изменить ситуацию. А она, как ни странно, сама изменилась: деревья спилили в одну дождливую осень, ларьки на освободившейся площади выровняли, разбили клумбы и поставили фонари. Наркоманы тоже исчезли: кого-то посадили в тюрьму, кого-то убили, кто-то уехал или просто перестал показываться. Таким образом посветлело и обезлюдело, днём воцарилось суетливое многоголосие торговых рядов, утром даже проглядывала тишина, а вот вечером и ночью ничего не изменилось. Машины ехали и ехали к двум крупным магазинам, занявшим первый этаж этого злополучного «первенца стройки». Вероятно, привлекали их яркие витрины и надпись «круглосуточно».

«Меня спасёт только кирпич, - лежал и думал парень, безуспешно пытаясь уснуть. В полумраке за окном гремели раскаты бойкой музыки из автомобиля. Видно, так уж действует автомагнитола на пьяных: сколько он помнил, почти все ночи не обходились без музыкального сопровождения. – Вот они какие (дальше от обиды шёл сплошной поток брани)… Поставят машину под балкон, врубят музыку, откроют дверь и прохлаждаются, делают покупки, а то что пятиэтажный дом должен отдыхать – это им до лампочки… Да, только кирпич… Я его положу на балкон, а когда вот такой «козёл» включит песни, аккуратненько скину свой «подарочек» на лобовое стекло… Да, а сам спрячусь, отсижусь, выслушаю всё, что они думают… зато покажу им, до чего меня довели».
В душном воздухе отчётливо и неторопливо лилась мощная мелодия. Если выглянуть из балкона, то можно увидеть несколько машин у магазина, кучку весёлых и беззаботных людей, похлопывающих друг друга и даже отплясывающих на асфальте, и гуляющих, убивающих ненужное время прохожих с равнодушными лицами. Можно крикнуть, что, мол, нельзя ли потише, ведь двенадцатый час ночи, получить в свой адрес либо презрительное молчание, либо «да-да, конечно»; но всё равно только вы соберётесь уснуть и порадуетесь, пьяные забудут о просьбе и сделают музыку громче.

Идут томительные минуты ожидания, в которых мысли одна мрачнее и горше другой: «Почему именно у нас? Почему так громко? Сколько у них песен на диске или кассете? Ах, может быть, эта последняя? Всё они купили или просто отдыхают и танцуют? Когда же это прекратится? О, если бы был кирпич! Я бы им показал! Представляю их ошарашенные бессмысленные лица, беспомощные ругательства… Вот они ходят, разводя руками и смешно грозя куда-то вверх, в пустоту и глухоту, и темень (да, только бы свет не включать!). Потом, беспрерывно матерясь, собирают осколки стекла и уезжают восвояси, обещая много чего страшного. И я засыпаю… о, неужели я засну! Я уже забыл, как это, - в отчаянии шептал Александр. – Проклятые, чтоб вы сдохли со своей музыкой попсовой! Нет, только кирпич, он один красноречивее всех доводов в пользу тишины, увесистый, внушительный, сильный и смелый. Ах, как решиться, прицелиться! А что если промахнусь? Они будут вдвое осторожнее и отъедут от моего балкона… Ужас! Уже целый час я лежу в горячей постели и жду… - и он опять начинал обзывать их последними словами. Оттуда был слышен женский смех, звон катаемых бутылок…

Время текло медленно, бессонница изматывала.
«С ними нельзя по-хорошему, они же скоты! Не, ну как это? Кому нужна в такой час музыка, днём ещё ладно, но в полночь? Сколько людей и все молчат, наверное, громко включили телевизор или накрылись подушкой. Кстати, она тоже спасает, вот только трудно дышать. – Парень засунул голову под подушку и лежал минуты три, не шевелясь, убаюкивая себя невнятными звуками с улицы. – Нет! Дышать невозможно. Если б не жара… Видишь, оказывается, стёкла хорошо пропускают звук, чтоб их… Если б была глухая стена, о! Неужели будет тишина… Нет, всему есть предел – выйти, крикнуть, что ли? Но кто меня послушается, мальчишку? Матом накроют и всё… Ничего, терпи, скоро им надоест, должно, по крайней мере, а пока запоминай слова: «В шумном зале ресторана, средь веселья и обмана… Ля-ля-ля огнём горю я!..» Нет, это невыносимо! Ни о чём нельзя думать, кроме этих чёртовых кретинов: кто они, откуда, такие же люди или нет? Нет, это садисты, холёные, богатые, выспавшиеся днём… Пьяные многое не понимают, но вид пятиэтажки с чёрными провалами окон?! Эх, автомат бы… да зачем? Стрельба, милиция, бега, отпечатки пальцев… Просто кирпич, один-единственный, может спасти от… нет, не думай о сумасшествии, всё нормально, завтра взойдёт солнце, днём поспишь, будут новые мысли, и ты забудешь этот кошмар. Да, а пока в сотый раз попробуй уснуть, ведь можно привыкнуть к однообразному шуму и постепенно отключиться. И ты научишься засыпать под музыку; так, вот я уже погружаюсь, отдаляюсь… Нет, не под такую громкую! Ну что им стоит сделать чуть тише?..»
От тоски и отчаяния ходили мурашки и холодела спина, а потом бросало в пот. Он мужественно терпел пытку. Там, внизу, захлопали дверями и завели мотор. Слабая надежда забрезжила в тягучей и жаркой мгле. Да! Поехали! Завизжали тормоза, зашипели шины, и отдаляющиёся гул мотора возвестил о том, что мучители уехали.
Воцарилась непривычная благодатная тишина.
Железный где-то ещё минут двадцать поворочался, с ужасом представляя первые аккорды песни, которую только включили, и всё-таки уснул. Потом, уже днём, брёл по заброшенной стройке и высматривал кирпичи, а они все, как назло, были битые. Но, в конце концов, ему повезло.


(...)От оглушительных звуков, казались, дрожали не только стёкла, но и небеса. Кто-то врубил очень сильно, и от этого стало страшно. Лежать и слушать было больно. Со сна музыка била в уши молотом. Преодолев страх, Александр поднялся и против желания глянул на часы. Было три часа ночи. Темень стояла глубокая и синяя, а свет – оранжевый и вязкий.
Кирпич лежал на балконе и молча притягивал. Он был как друг, который говорит: «Ну, давай, чего ты?» И смотрит бесхитростными, такими добрыми и знакомыми глазами.
«Сонный, я плохо прицелюсь, - медленно подумал Железный. – Да и родители что скажут? Но как громко, просто уши разрывает!»
- Саша, что там? – хрипло спросила его мать, приподнявшись на локте. Её мутные глаза были испуганы.
- Сейчас я всё улажу, - просто и по-взрослому ответил парень. Ощущение долга придало смелости и силы. Он выглянул в окно и, щурясь, заметил прямо под балконом серебристую машину с открытой дверцей. Рядом стояли женщина с мужчиной и обнимались. Музыка для него перестала звучать, а в глазах было только лобовое стекло, такое широкое и заманчивое, - не промахнёшься. Кирпич в руке был на удивление лёгкий от того, наверно, что все мышцы напряглись. «Я должен, - стучало в висках. – Только один бросок избавит нас от этой бедой. Или я или никто!»
Размахнувшись, он отпустил кирпич в свободный полёт и тут же присел за балконные перила. Раздался глухой надтреснутый стук, и Александр понял, что кирпич вмял стекло, и оно треснуло. Музыка звучала, но там, внизу, кто-то невнятно вздохнул и подбежал к машине. Потом было дикое ругательство, и всё стихло. Железный ясно слышал, как тяжело дышит внизу человек и шепчет: «Кто это? Как он мог?»
- Люба! – крикнул человек. – Быстро в машину!
Железный пожалел о том, что у него нет второго кирпича.
- Эй, а кто это там балуется? – визгливо воскликнул, видимо, хозяин. – А? Я же всё равно найду и буду бить…
Ответом была тишина и сердцебиение Сашки.
-Х-х, - сплюнул тот. – Ты смотри, что делается! – Выматерившись, он позвал: - Аркадий, Лёва, где вы там? Идите сюда, тут какой-то урод мне лобовуху разбил…
Послышался пьяный рёв, от которого у парня похолодели ноги.
- Э-э! Ты нас не уважаешь! Ты чё, б…дь, ох…ел совсем уже, е…лан…
«Ничего, всё нормально, пьяные не догадаются», - успокаивал себя Железный.
- Саша, что произошло? Это ты? – шёпотом спросила мать.
- Молчи, - посоветовал дрожащими губами он и выполз с балкона.
Вовремя, так как о шифер звонко разбилась бутылка.
- По-любому, - был слышен уверенный голос хозяина, - только с третьего этажа. Смотри, на втором балкон заст… закрытый, ну, я не видел, чтоб его открывали, это хлопать надо; с четвёртого вряд ли, а вот на этом смотри… рам нету и бросать легко…
«Трезво рассуждают, но почему с четвёртого нельзя?» – в холодном ужасе подумал Александр, сидя на краешке кровати и судорожно потирая пальцы.
- Эй, граждане! – басом крикнули снизу. – На третьем этаже, сознавайтесь, а то хуже будет! Чё молчите, крысы?
- Какая квартира? – рявкнул другой голос.
- У нас времени много, - спокойно заявил хозяин. – Не торопись, Аркаша! За кого они нас держат? Мы счас сами найдём. Пошли в подъезд; Люба, не выходи из машины и не включай музыку, ясно? Так, - слышался уже отдаляющийся голос, - главное понять, какой квартире соответствует балкон…
- Как это они вычислили? – упавшим и осипшим голосом спросил парень.
- Ты чё? Что ты натворил? – гнула свою линию женщина, дрожащими руками застёгивая халат.
- Я-то? Да так… проучил их маленько. Но они нас не найдут. Будем сидеть тихо и не включать свет, не отвечать на звонки, слышишь? – Он встал и задумчиво прошёлся. – Они не найдут…
На лестнице послышался топот ног и невнятные возгласы. Открылась со скрипучим визгом дверь, и грубый голос спросил:
- У кого тут балконы на улицу выходят? Ну, не во двор…
- А… Понятно, - залепетал испуганный женский голос, - вот эта, седьмая, и… вот шестая, да, у них – на улицу. А что вам надо?
- Шоколада! Ха-ха-ха! Закрывай! – Они ещё посмеялись, и старший сказал: - У этой балкон справа, а нам нужен – слева. Поняли? Шестая.
- Что они хотят? – тревожно вскрикнула мать Железного.
- Не знаю, - безразличным шёпотом ответил сын, всё больше холодея. – Они не могли…
Раздался страшный стук в дверь и рёв: «Открывайте, милиция!» Потом долгий, протяжный звонок.
Главы семьи Железных в ту неудачную ночь дома не было.
Мать и сын только шевелили губами и пятились к балкону.
Раздался треск, от которого сердце Александра отчаянно заколотилось.
- К-кажется т-топо-ром бьют, - предположил он.
- Вы что делаете? Это разве милиция? – закричала белая, как полотно, женщина.
- Эй, ребята, дружно над-дай! Ай-ай-ай! Ещё немного! – Дверь тряслась и скрипела. В квартире лихорадочно набирали 02, не попадая по кнопкам.
Дверь с грохотом открылась, кто-то из взламывавших упал. «Ага, попались!» - констатировал хозяин машины, невысокий, коренастый, лысоватый мужик в чёрной рубашке и с горящими, как смерть, глазами.
- Не-э-эт! – заорал Железный. – Это не я!!! Мама, это не милиция!
- Занято, - обречённо прошептала женщина, которую через секунду оттащили от телефона.
Александр больше не раздумывал. Он быстро вышел на балкон, слыша за собой тяжёлые шаги, взобрался на перила и, с трудом держа равновесие, крикнул:
- Отойди! Чтоб ты сдох со своей машиной!!! Я счас спрыгну!..
- Прыгай! – Лицо мужика расплылось в дьявольски спокойной улыбке и стало постепенно растворяться в дрожащей комнате, а вот руки, хищные и волосатые, тянулись к парню.
- А-а-а-а-а-а! – Асфальт стал стремительно приближаться, но Железный, так и не узнав, как вдребезги разбиваются люди, проснулся. – Вот какие бывают кошмары, и не отличишь! Но неужели и кирпич не помог?




11 августа 2005г.