Говорящая Кошка

Лайла Вандела “Говорящая Кошка“ – прикоснись с совершенству…
Сказочно- Мистическая Феерия- эссе



Это — новая книга. Она не выдержала еще испытания временем. Но с ней вы не потеряете своего времени!

 К ней вы будете обращаться неоднократно! Её надо знать в деталях, о которых сможете напомнить в подходящей обстановке окружающим, и этим то поднять настроение, то разрядить обстановку, то посмешить. …То, опираясь на фантастические гипотезы и красивые аллитерации, просто выразить своё отношение к происшедшему с вами или с кем-нибудь другим.

 Данное рукоделие представляет собой высший пилотаж внутренней свободы и самонаблюдения; что освежает сознание и настраивает на новый вид созерцания, помогающий духовной эволюции. Книга глобальная. И в то же время предельно комедийная.

 Здесь есть новые понятия — значит, и новые слова, а самое главное — новые абстракции, что особо редкое явление, как показывают изыскания языковедов.

 Автор с тщательностью археолога и логикой математика собрала бесценные впечатления моментов, крохотные кусочки красочных “стёклышек” видимой жизни в единый узор нескучной “мозаики” с калейдоскопическим эффектом (за её гранями!) ...В карту сокровищ не от мира сего! …Сокровищ, которые невозможно сымитировать, подделать и украсть даже прожжённому мошеннику! …Сокровищ, нейтрализующих (насколько это возможно посредством книги) накопившееся на их гранях зло, и даже преломляющих это зло в своём свете и звуке… причудливой мистической магией бытия трансформируя в добро.

 Обилие нетривиальных коллизий, каламбура, юмора, загадочек, физических феерверков, иносказательной эротики (где каждую строчку можно читать с подсмыслами…) переплетается с философскими суждениями и афоризмами. Проза — с белым стихом. Звёздная тусовка — с земной.

 Автор стремиттся перешагнуть заколдованную черту несправедливости мира. Герои книги, такие, как Алиса, Владимир Ильич, Бестемьян, Ден Ладан, “агент 007”, агент два ноля Мстислав и другие, сверхчувстивтельно отражены, прояснены и оригинально трансформированы.

 “Всякий раз, когда ум может сформулировать истину, он празднует маленькую победу”0…– такую октаву даёт эта книга!

 В ней надбренно трансформировано слово: смыслы торчат из него в разные стороны. Явление, вещь означают самих себя. Но означают и другое, рождающееся из пучка смыслов, из семантических пересечений. И одномерная вещь без напряжения переводится на язык этих пересечений, где все слова взаимозаражаемы и взаимозаряжаемы.

 Логика в построении образа, доказательства, ясность, артистизм мышления, факты, примеры, цитаты, остроумные сопоставления убеждают самого требовательного профессианала и в то же время понятны неподготовленному читателю.

 В книге — до краёв переполненные мгновения, сверхзначения их и блиц-открытия… в магическом кристале обнажённого смысла.

 Алла Лихогруд

 

e-mail: vandela@list.ru (автор ждёт ваши отзывы).

 

 

 Спесивая неприязнь Царицы его забавляла. Думает, что она такая уж оранжерейная? Её блестящая белокуро- жемчужная шерсть, взлохмаченная и встопорщенная, клочковала в нём “боевой” дух. Чёрная полоса на одном глазу придавала хорохористому влюблённому зловеще- пиратский вид. “Здорово она умеет загонять в угол. С норовом попалась. Не повезло”, — кот Мурмолион, чистых отборных мусорных кровей, нахохлился, будто обиженный котёнок.

 Натюрморт дополняла чёрно-белая крыса Мафия, не без удовольствия наблюдавшая конвульсивное фиаско своего неприятеля.

— Разрешите соучаствовать! Всё будет океево! — вислоухий Фанфарон, воплощение высшего нахальства — лучший друг Мурмолиона по принципу лёд и пламень — всегда блистал мастерством в жанре соблазнения. Его можно было полюбить за одну только манеру ухаживать. Или способность очаровывать?

 Чувство безусловного приятия, восхищения и симпатии бурно захлестнуло чистой, прозрачной и пьянящей волной… Царица, не сопротивляясь неосознанным сигналам, идущим из глубины ее внутренних чувств, наполнялась приятными, переливчато- нежными, искромётными эмоциональными переживаниями, бодростью тела и улучшенным настроением.

 Крыса скрылась в погребах, что с её стороны было излишней скромностью: “неужто важно коту, что думает мышь?”

* * * * *

 Её провокационные с сумасшедшинкой кошко- муркинские глаза неуловимо выводили за горизонты обычного сознания, даря “магический плащ” перевоплощения, и с неиссякающей настойчивостью поднимали барометр настроения. А магнетизм неприступности белокурого красавца с умным лицом и аскетически запавшими щеками, просто сводил с ума. Его широко известная невинность и сексуальная скромность неизменно притягивали к нему неугомонное внимание женщин, которое гарантированно вознаграждалось с его стороны душевной близостью. Одно лишь его присутствие могло мобилизовать и актуализировать лучшие качества любопытных приставал.

 Ощущение полной безопасности в освоении роли соблазнительницы давало индульгенцию нахальной шутнице:

— Уже “въехал” бы любой идиот и по-кошачьи обставил бы всех! Для многих это сюжет их самых смелых снов!

— Ну, значит, я не идиот.

— Но с логикой житейской у тебя проблемы: удача светит тебе стовольтовой лампочкой, и эту пытку тебе трудно вынести!? Ну, что за отношения у нас? Садовые, цветочные, ванильные, одношкивные... А ведь существуют еще и хай-тековские, дышащие, загадочные, приятные, будоражащие, экзотические, удивительные, мозаичные. А в недоступных районах мирового океана есть гидролокаторы, телепатические зазоры, теофизические отверстия, эскадрённые ракеты, многоцелевые орудия, корни зла и другие взрывчатые изделия.

 По-кошачьи вытянув шею и прислушавшись, экзольтированная девушка по-пугачёвски распушилась J и повела бровью в сторону калитки (где уже бдила красавца жена). Перейдя на суржик, шутница по-королёвски J всплеснула руками:

— Кака досадная помеха... Ах, Боже мой! Шо станет говорить, славно подбоченившись, Кселена Алексеевна! А у тебя и волосы поднялися во всех местах?

* * *

— А сейчас установим твое двадцатисантиметровое орудие на колёса, тем самым превратим его в зенитку, и после этого налёты неприятельских самолётов резко прекратятся! — уверенного вида женщина, опираясь на метлу, весело сверкнула на мужа глазами.

— Ксенка волны делает. Великолепно! Они когда-нибудь решат огромные научные задачи, - прыснула шутница.

 Шагнув вперёд, Кселена замахнулась метлой… и муж её (Гленн), будто отброшенный какой-то непонятной силой, взлетел на разлапистую фигу, как мешок! Задрал голову и, лаская бока свои касаниями веток, прижался к выпуклостям коры, и молча взирал на прелестное переплетение листьев и ветвей — как женские волосы.

 Кселена, смеясь, раскачивала ветку… Глаза её, с крошечными искорками затаившегося веселья, моргали, как два секрета…

- В этот час у Фрукта этого J в животе кошки скребут и он у меня гоголь-моголь с пирогом пронзительно просит, а не вертится тут.

- Кошек, скребущих душу, топят в вине! …Но и кошачий концерт в животе… праздника не украсит… - ответил ей в рифму “фрукт”.

- Поэтизировать получше научись сначала, рифмоплёт незрелый! …Тогда тебе и кисти в руки! Закупят на корню!

- Пусть у винограда кисти зреют, мне- то на фига? – смерил Фрукт жену этаким взглядом.

- Ты прав: тебе и на фиге не плохо… - подмигнула Фрукту та.

 Шикарная фига упруго содрогалась, но это не мешало Гленну держаться ковбоем, откинувшись на суке, как в седле (пока не стихла вибрация) J. Когда жена успокоилась, он спрыгнул с симпатичной дриады. И послал шептограмму на ушко ей:

- Делать мне больше нечего, как строчить писульки!

– На фиге ты “далеко” уедешь... – засмеялась жена.

 Тайный смысл этих слов стал проясняться, когда во двор лихо вкатила на велосипеде их тринадцателетняя дочь Есения, и попросила переделать колёса: чтобы крутили в обратную сторону. Энергию, мол, экономить.

- Съешь ка, ты, лучше бе-кон! – вежливо ссадили её, завизжав. – …И энергия будет тебе!

- От заправского егеря энергия? и гончих собак? На борзых далеко не уедешь: за живое заденут зубами… - Села девочка снова за руль и сдала немного назад.

* * *

— Вы и колбаски отходничьи едите? — спросила соседей шутница. — Манты позорные!

- Мы едим и струганину по плотски! — гордо имитировал суровость Гленн, шутливо утвердясь в собственных глазах. — Это важно для выживания народа и, думаю, не ограничивает развитие души, — несерьёзная забавность не покидала его лица. – И кот-демократ мышами не брезгует! …А мой дядя в тиграх ходит!!!

- Ну ты, как кот- шантажист! История львиного государства пишется кровью подданных. И в львиной гриве гнездятся паразиты! – девушка ухмыльнулась, не разжимая губ.

- В каждом человеке есть такой подвал, в который лучше не заглядывать. Амортизируй это! - Гленн эмоционально не вовлекался на проблему: “а какое сено?”; и с ним было бесполезно спорить.

- Стоишь, как забор, на котором ничего не написано, - спустила пар шутница.

- Возьми же ручку (мел) и напиши! - был серьёзен Гленн…

- В каком сене?* Не наводить же тень на плетень.

* смысле

 

- Из тебя писатель, как пушкарёвская* лётчица? – непреминул удостоить Алису “званием” Гленн (намекая на страхи её перед паропланами J) …Работал он инструктором учебки. Затем добавил, не моргая: - Тебя бы за пазухой носили… вместо рукавичек! …Напиши. Но так, чтоб с удовольствием было продираться сквозь “вязь” до смысла.

* название села

 Алиса самокритично пощёлкала пальцем себя по лбу и для сравнения - по фиге…

- А можно ли лаять на льва в его же пещере?

 В скифских глазах её, под густыми ресницами, сверкнула ирония. А неистребимая красота её черт, заострённых яростной ухмылкой, была такой непристойной, что делала её похожей на сатира…

- К чему Зуб Мудрости, если Клыки торчат?! – она так понизила свой убедительно- вкрадчивый голос, что последние слова нельзя было расслышать уже в полуметре от неё. - А?.. хвост, украшенный метёлкой?!

- Да я для тебя – лишь котёнок… - самортизировал Гленн.

 А потом, вдруг, так рассмеялся, что в глазах его заплясали истерические искорки. Отсмеявшись, он простонал, подмигнув своей жене:

- Никогда не знаешь, что она скажет или сделает в следующий момент, - одно ясно: нечто потрясающее. Но, ни мусорных фраз, ни казёнщины… Словам она придаёт форму… и кажется, что на бумаге они оживут!

 Шутница, задумалась, как перед чистым листом… придавая своим мыслям и наблюдениям форму слова:

- Важно, чтобы удалось самое главное: привести к одному знаменателю пространство и время…

 

Полностью “Говорящую Кошку”автор вам может отправить, если вы дочитаете сайт до конца и откликнитесь.

Здесь же возникнут маленькие отрывки – микросюжеты, связанные так между собой, чтоб один из другого вылетал бы, как зёрна из лопнувшего стручка.

 Отсюда должен возникнуть ещё один аспект передачи – эпизоды из книги. В такой передаче должен каждые 5-6 минут возникать микрорассказ на тему: потерялся, был найден или разгадан и оказался…

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 Неудобные каблуки эпатажной девчонки подвернулись, загремели цепи, и невидимые глаза освободились от соскочивших солнцезащитных очков.

 С правом хищницы на добычу, она удушающе смотрела на парней, полукругом расположившихся на затенённой поляне у взъерошенной яблони. Повально отстреливая их глазами и тихонько хмыкая, она изящно раскачивалась на каблуках, ловя редкие хлопки и колыхания ресниц вокруг. Потом уткнула свой странный взгляд в Дмитрия и прищурилась, будто что-то вспоминая и пропуская через память целые галереи лиц.

 В воздухе горячем, как дыхание хищника, в диком запахе ветра, в зудении комаров было что-то поглощающе- зловещее. Даже небосвод с почти осязаемым отблеском металла на мгновение вызвал у Дмитрия ассоциацию с крышкой какой-то ловушки. Рисовавшееся развитие событий обрушилось на него нежной, протяжной, со стоном замирающей нотой, стремящейся попасть прямо в сердце:

— Дмитрий! Дым! Не узнаёшь меня?

 Девчонка зарделась отнюдь не ровным дружеским оттенком. Жеманно подошла к нему и не столько обняла его, сколько повисла на нём. Задыхаясь, запечатлела на его губах сочный поцелуй, выражая рычанием свой восторг.

 Дмитрий вскрикнул и (от неожиданности) прижался к ней.

 Незнакомка подпрыгнула, устраивая свои руки поудобнее на его плечах. И, вкрадчиво “замурлыкав”, елейно улыбалась, как ей казалось… Но на самом деле губы её скривились в гримасу вампира, широко обнажив зубы. А в глазах отобразились чувства, которые так любят запечатлевать писатели, создавая женские типы: кошки, заметившей мышь, и решившей позабавиться с ней.

 Дмитрий никак не мог узнать разгорячённую диву из-за её невообразимо спутанного чуба, под которым, несмотря на открытый упрямый лоб, не было лица – один боевой раскрас под недокуренную самокрутку. Прислушиваясь к сигналам, идущим из глубины сознания, и, подсознательно сопротивляясь контакту, он вежливо улыбался…

— Дорси? Корси?

— Я — Тарси! Ну, вспомнил? — руки дивы спорхнули с его плечь, взгляд потерял вкрадчивость, а её, теперь уже светская, улыбка ничего не выражала, хотя должна была производить впечатление дружеской.

— Здорово. Не сразу узнал... Когда книжку отдашь? Д. П. Успенский “Ключ к загадкам мира”. Или ещё постигаешь? – глаза Дмитрия открыто излучали голубоватый свет.

 Тарси с минуту смотрела на него, как будто он был из иной галактики.

— Я не ферштейн! Меня больше интересует магия, — она вновь активно обняла его, дурманящими вспышками из глаз напоминая о прикосновении губ, будто хотела стать центром его эмоциональной жизни.

- В плену у тонкого мира? — её похлопал по плечу жизнерадостный парень по имени Борей, и раскатисто рассмеялся. — …Там правит корысть! Человек может и не знать, чем именно расплачивается с силами из Тонкого Мира за услуги. Несчастье и слёзы ведь никто не возьмёт в оплату…— сделав многозначительную паузу, парень продолжал: - Магия – это сознательное использование невидимых сил для произведения видимых результатов. Разница в том, какие невидимые силы использует человек (или общество): из мира Тонкого, где правит корысть или высокие энергии Мира Огненного? Истинная магия жизни (или ключ к миру феноменов) - это истинная вера в великую силу общего блага! Силу, которая может свершить всё, если действует через разум человека, который живёт и действует в трёх мирах, и наполнен энергиями Огненного мира: энергиями любви и бескорыстного служения на благо всего человечества.

 Каждый человек обладает невидимой силой, дающей ему возможность жить и действовать в трёх мирах. Единственное условие этого действия – желание общего блага и бескорыстия, любви и жертвы во имя этой любви. Тогда будет к чему приложить помощь и целительные силы.

* * *

— Где можно упасть? — снова вспорхнули каблуки эпатажной дивы.

 Ужасно вежливо Дмитрий встал, исполнив книксен, поклонился и указал рукой на расстеленный брезент: чувствуй себя, как дома. Ну, прямо вылитый светский лев. И сам тоже присел рядышком, с дежурной улыбкой.

 Услышав треск разрываемой материии, Алиса оглянулась: это была всего лишь гримаса страсти на лице Тарси. Затем увидела, что карман Димона штанов тяжелеет: это опять Тарси… она проникла в него рукой. Пограничная провокация? Алиса затаилась напротив парочки (предвещающей жару), как большая кошка. И, не врезаясь в штопор чувств, пристально следила за душевностью их встречи: наперекосяк отслеживая действия Тарси и внимательно наблюдая за своими реакциями на них… Казалось, стоит экзо- ирокезке ещё дотронуться, и Дмитрий упадёт, как созревший плод, прямо к ней в руки.

— Ванная комната большая, — Дмитрий махнул в сторону реки. Все дружно засмеялись. — Зеркало немного запотело, правда. И яркий свет реостатом вырубается: медленно, автотаймером зажигая бесчисленные подсвечники на куполообразном своде. Из спальни легко можно попасть к унитазу и наоборот. Дверь туалета замаскирована большим гобеленом с изображением деревьев и кустарников, — его прорвало. — Просьба не пугаться, услышав из-за гобелена звук льющейся струи, а вместо смыва применять лопаточку. Все слышали? Берегите природу нашу — мать вашу!

— А ещё кажется, что стены, покрытые гобеленом, раздвигаются, когда к ним приближаешься, — Вячеслав, занавесив от солнца мольберт, подошёл к ребятам. — И можно незаметно пробивать себе дорогу в зарослях показной красивости, животной чувствительности, дикого благополучия и одуряющей резеды.

— На столе скатерть зелёная с вышитыми цветочками; солнечный луч искристо бьёт между шторами; по биотелевизору диковину всякую показывают: восход солнца, закат... по радио — шелест трав, плеск водки… — мысль продолжала развиваться, пока бутылёк магарыча шёл по кругу.

— И не надо делать влажную уборку, и сантехника вызывать не надо!

— И друг огнедышащий с нами в ночи!

— Лишь бы только никто не вполз в кровать!

— А кровать не скрипит! — взвился Дмитрий, радостный сверх всякой естественной меры. Очень уж его распирало.

— Да только до чердака порой трудно достать L, — Алиса погладила Диму по голове, — чтобы прибрать там, порядок навести, полочки соорудить для свистоплясоптенчиков, мышеловозубчиков, мордополодёрчиков, рубанозавирюнчиков, гитароклавитурчиков...

А я сажаю алюминиевые огурцы, а-а

На брезентовом поле...

— присаживаясь к ним на брезент, запел под гитару Вадим Асса.

* * *

 Вячеслав поставил перед Алисой стакан и занёс над ним бутылку; но наливать не стал, выжидая известную вопросительную паузу. Река вдруг издала запах коньяка.

— Спасибо, я не нуждаюсь.

— Кстати, зазорного в отказе ничего нет, я сам практически не употребляю. Но за встречу на природе выпить можно.

— Давай, Алис! — Дмитрий нежно обнял её за плечи и протянул бутерброд.

— И о холодильнике ты тоже подумал…L — она сверкнула в него “кусочками льда”…

 Пригоршня града с неба упала. Стаканы тут же наполнились льдом!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 К берегу подплыла шикарная яхта “Владимир Ильич”.

 Несколько комаров- разведчиков доложили основным силам, что на подходе свежее мясо.

 Первыми вышли несколько упругих увальней, казалось, слепленных из глины и песка, с беспокойно рыскающими глазами. Следом — невысокий плюгавый человек, с виду напоминавший шедевр отечественной скульптуры, посвящённой первому вождю мирового пролетариата. Как изваяние, ярко озарённое синими фонарями- лампадками (уже водружёнными у подножия его), он, не взирая на лица присутствующих, уставился на поляну, засаженную симпатичной травкой с цветочками… Затем взгляд шмыгнул на ребят и по лицу расплылась гримаса гадливости. Отвернув голову в сторону, Изваятельский дал команду сопровождавшему его громиле с наружностью борца и длинной, неровно оттяпанной бородой…

 Причалил и почётный эскорт ещё из двух экипированных яхт. Одна команда автоматично и сработанно выгружала причиндалы, сопутствующие плаванию, другая — с энтузиазмом водружала рыболовные снасти, регулируя грузки, колокольчики, длину лески.

 “Разведчик” Феликс Цапл уже нежно гладил нос красавицы-яхты, не смущаясь её хозяев. Затем решительно, без слов, чуть притянул её к себе тем самым пытаясь опустить подол её водяного платья. В ответ на пристальные взгляды, исполненные противоречивых чувств, он приветственно салютовал:

— Добро пожаловать на Летучий остров!

 Его грациозное появление кое-кем было оценено, как приземление немца на Красной Площади.

— Сколько весишь?

— 62 килограмма.

— Ходить можешь? J

— Могу.

— Уходи!

 Цапл вернулся к своему бокалу, шокированный “пыльной” грубостью. Это было видно по выражению лица…

— У них яхты с торпедной аппаратурой? Ядерной? Атомной? Дизель- электрическими установками?

— С установками силовыми! Там рожи — конём не объедешь, глаза злые, зубы, как почётный караул! Праздник под угрозой срыва: мы оказались в центре какого-то диссонанса. По-моему, они хотят нас выкурить отсюда…

— Так, ребята, перед нами бандосы. Классические. Из фольклёра. Уходим красиво! — сделала выразительный жест нью-йоркских рэпперов Нельса: присоединив друг к другу два сжатых кулака с оттопыренными указательными и средними пальцами. — Не будем же мы с ними ввязываться в разборки?!

— Ну почему? — Феликс по рэпперски приложил большой палец к присогнутому указательному. — Куда им тягаться со мною, с самим балдою!

— Ты этим докажешь высокое состояние своей духовности? Или умственных способностей? Существует же что-то высшее, вечное! А это… — лишь суета нашей жизни… Ну, за холм пойдём, Цапл! Или разместимся в тени твоего шикарного развесистого носа!

 Они смотрели, как “конкискадоры” со спринтерской скоростью раскладывали свои расшитые золотом палатки в этом, видимо обжитом ими ещё ранее, уютном “мегаполисе”.

* * *

— Ну как, дело в петле? — уставился на коллег румяный “памятник”.

 - Да. Но только тут поляну нашу топчут, - послышалось ленивое побрехивание разморенного “пса” (которого после долгих лет верной службы отпустили на выгул). - Не прав был Галилей: вертятся только “бабки”, а Земля прочно закреплена за пацанами! - гаденько хихикнул он.

- Добро пожаловать на остров! …На Летучую Пирогу! …Под кров небесный!!! — обжигаясь о колкость чьих-то взглядов, брошенных вскользь, громогласно фонтанировали почти все хором ребята. Не выдержали! …Совместно воплотив в словах тем самым сверхъёмкую в масштабно ограниченном пространстве идею возрастания своих параметров по мере удаления в макробесконечность мироздания.

 В этот вопль была вложена вся энергия юности, как если бы её вдруг, неожиданно решили лишить будущего. Этот вопль надолго отодвинул зону добычи карасей, лещей, сома на многие километры. Так как сам остров решил тронуться с места!!!

* * *

 Подошёл верзила с оттяпанной бородой и браунингом в кармане. Кольцевой маршрут его мыслительной прогулки завершился наглядной демонстрацией ребятам спускового крючка и фразой:

— Ребята, будет единственным правильным решением, если вы перебазируетесь на другое место.

— Но, по-хорошему говорят — пожалуйста, — не удержался Цапл и по-эминемовски соединил два пальца в колечко. — Ты, пацан, ноль без палочки!

— Ребята, я по-хорошему говорю — слиняйте.

 Шестеро с яхты достали из-под ягодиц “киндер-сюрпризы” в виде увесистых палок, похожих на бейсбольные биты. Тяпнутый сделал фанатичные фундаменталистские глаза и ощетинил дёргающийся рот:

— Ну, кто хочет испробовать состояние лёгкой клинической смерти??

* * *

 “Монолитный” фон-барон повернувшись спиной, с безучастным видом покуривал сигару, любуясь белесой космогонической пылью облаков, свисающей мимо луны, и сообщающей ей сходство с пустотелой камерой, пущенной по орбите с предустановленной скоростью. На его лице появилось первое выражение заинтересованности, когда к нему подошёл Перелыкин, предъявив удостоверение работника реанимации.

 Но ситуация усугубилась…

— Реаниматоры могут остаться. Остальные — маршируют!

— Шеф! Тут девчонки пригожие! Пусть останутся в нашей обойме! — громила перебарщивал.

 Ребята явно придерживались совершенно противоположной точки зрения. Схватив, что под руки попалось, они сменили добродушный вид, повесив на “морды лиц” изнурённые ряхи голодных, но не рабов!

 Мстислав Цветоед, соорудив из простыни импровизированную тогу, как римский центурион, раздавал товарищам ценные советы относительно средств иммобилизации. Сам же не поспешал на защиту законности и правопорядка. Поглядывая на превосходящие силы противника, он решил воспринять происходящее, как горячечный сон. Мысль прилечь где-нибудь в сторонке на безопасном расстоянии, чтобы поспать до окончания “холодной войны” владела его сознанием. Дрожа и облизывая с губ дрожь, он нырнул в лопухи.

 Подвыпившие ребята, с нетерпением переводя горячий дух, стояли в боевых стойках. Словно воевода дикого племени со свистом и рычанием вздымал грудь Феликс Цапл, похожий на коня, роющего землю передней ногой.

 Боевики, как орловские рысаки перед стартом, поглядывали на главного бандера и только ждали команды “фас”.

 Сердце било набат. Правильно оценив возможности и поняв, что в сложившейся ситуации может спасти только наглость, Алиса, напустив на лицо суровость, опустила голову и пугачёвским жестом по кошачьи надыбила непослушные волосы. Сделав жест рукой, мол, всё нормально, коллеги, она хотела пройти сквозь стену расступившихся боевиков к их вожаку, но на ее предплечье свалилась принципиальная каменная рука, видимо, чтобы удовлетворить имеющего влияние.

— Здесь лапы! — строгим тембром прорычала Алиса. Затем безукоризненно изменившимся голосом пропела:

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут трево-о-жно.

Живём в заколдованном кем-то лесу,

Который… расколдовывать будем…

 Фактуристые братки опустили свои палки, но окончательно не деморализовались: с улыбочками оголодавших гиен, ласково скалясь, глядели на нее и беспрекословно — на шефа.

 Спокойное лицо Изваятельского не изменило выражения.

 Равномерно сифонил ветер. Блистание ночной стражницы на небе вступало в пору искристого максимального излучения.

 Освежив в памяти (наподобие гирлянды распустившейся лозы) гипермегастрелу психической силы, Алиса с пылом бросилась навстречу неизвестному будущему:

— Кто вас ко мне прислал?!!

 Шеф выронил похожую на дерьмо сигару.

— Что, не доходит? Это — я!!! Кто вас при-слал? — не узнавая своего голоса, Алиса почувствовала, как всё вокруг и даже само небо с его скученными облаками потеряли частицу реальности.

— Мы сами приплыли… — голос Изваятельского в его собственных ушах прозвучал, как неживой. Он забыл глотнуть воздуха, и глаза его чуть не вылезли из орбит.

 С правом очарования, обаяния и овладения вниманием хмурого и подозрительного человека, девушка, строго вглядываясь в него, продолжала:

— Все эти пакты акции ультиматумы трупообмены фейерверки шифры знаки марки тумаки… вето квоты кворумы протесты манифесты… гарантии регаты заторы… крайслера крейсера лайнера гондолы яхты зверята…

 На вскураженном “монументальном” лице появилось выражение беспредельного винта…

— Ты чё, мазу здесь держишь? У тебя чувство реальности есть?— Изваятельский сделал звонкий щелчок пальцами, будто издавая треск спущенного курка. — Пах!.. Следующая будет боевая.

— Рюмка рутина Рембо выстрел, — тоном кошки — воспитательницы мышей, продолжала Алиса, — западня улика решётка фингал… осыпь обвал отбой финал!

 Верный пёс “монумента” низко наклонился над девушкой и угрожающе повёл плечами.

— Спокойно! — оживлённое лицо “монумента” распирала мягкая улыбка. — Акт беспрецедентен: никогда такого не было… — понял он, что их вызов, перевернувшись, обратился теперь прямо к ним.

— Никогда?.. Акты объявление нападение интеграция мобилизация эвакуация репатриация капитуляция контрибуция… парады походы, Копьё Судьбы! — этот взвизгивающий, не владеющий собой крик заглушил рёв самолета, гудки парохода и чириканье птиц, терпеливо дожидавшихся, когда Алиса дойдёт до сути.

* * *

— В ней сейчас обыгрывается имя… Ги-т-лер… — подпрыгнул Дмитрий, дивясь закрученным ребусам и шахматному шагу Алисы (…если никто не наступит на шлейф и не оборвёт к черту! J), и давясь от спазматического смеха.

— Только с лучшей стороны сознания? — Камила, стараясь выдерживать серьезную мину, толкала плечом задерживающего в себе подозрительный хохот Диму.

— От худшего к лучшему! Ее трактовка…

* * *

— Ну что, постепенно доходит? Самостоятельные вы наши! Я знаю, кто вас прислал… — как неразряжённая туча, Алиса заходила взад вперёд… Потом ее повело круто. — Стань чуть дальше! — обратилась она к плюгавому олицетворению нашей эпохи. — А теперь подходи… только медленно… И помни: каждый твой шаг на земле — засчитанный акт: его уже не вернёшь, не ступишь иначе… Ближе… Ближе… — смотрела Алиса в его исступлённые глаза.

 Тот же, с будто отлетевшей душой, как прикованный, следил за полётом многоцветного венценосного диска над головой девушки: лунное пламя с энтузиазмом поднимавшееся над ней, было окаймлено двумя ярчайшими широкими спектрами и светило почище лампочки Ильича.

— Осторожно! У неё — седьмой порядок! Там энергетика… Сдуть, не прикасаясь может, — дрожащим стоном, переходящим в смех, облегчил Димон содержимое эмоций.

— Я надеюсь, сегодня никто не пострадает, — сказала нежным голосом Алиса, излучая ласку, и усмехнулась суперменам: — Расслабьтесь! Сейчас не требуется максимума от ваших мышц и рефлексов. Или вы — мифические герои из далекого прошлого? Свирепые, беспощадные, несокрушимые с молниеносной реакцией… живущие как дикие кошки?.. Мозг вывел человека из пещеры и открыл ему путь к звёздам. Если опять впереди мозга поставить мышцы — это тупик: мы вернёмся к пещерному уровню, — девушка вдруг изменилась в лице, входя в демонический образ. И, указав большим пальцем вниз, понизила тон. — Здесь уже давно все под мою дудку пляшут! Тут без меня даже мухи не размножаются!

— Лишь бы люди размножались! Главное — чтобы ты выжила, — слегка дрожащий от смеха голос Изваятельского позволял отстранить осторожность. Не ожидал он, что его искушённую душу так растрогает экзотика утончённого очарования…

— Вбери меня в себя… Но не ешь! - наука дружеская… сквозь тьму советов…

* * *

— Класс! А это уже из сферы “какая соль — такая и пища”… — сделался серьёзным Дмитрий.

— Она имеет в виду, что пища — ученики, а соль — учителя?.. И для кого же пища?

— В этом мире все едят друг друга, — снова развеселился Дмитрий, — в интерпретации, конечно!!! Всё — только предположения… допущения… Какой толк в интеллектуальных головоломках?.. Проверить бы как это работает… исследовать!.. Но мир физических явлений представляет собой как бы разрез иной, более объёмной сферы бытия, которая существует здесь же, и события которой происходят здесь, но невидимо для нас.

— Значит, и нас кто-то “ест”, если взглянуть сверхъёмко? И это справедливо?

— По её трактовке понимать надо так: соль — это люди, пища — душа. То ли душа сольётся с божественным потоком Духа, то ли явится подпиткой Сатане… Она как раз к этому подводит…

* * *

— Так кто тебя прислал? Кому понадобилось, чтобы ты подпитался мной? И с какой целью? Чтобы поколебать связь с потоком Духа? Или, чтобы усилить этот Дух, подключившись к тому же потоку!? Ом-м-м!

* * *

— А сейчас обыгрывается какое имя?

— Учитель учителей — трансцендентальный звук Ом, который существует всегда.

 “Состояния, связанные с взаимодействием различных личностей в человеке, встречаются в жизни каждого, — в это время размышлял психоаналитик Вадим Асса, наблюдая за Алисой и слушая комментарии Дмитрия, — но далеко не каждый умеет открыть путь тому, что приходит к нему изнутри, и установить связь с внутренним бессознательным. Проникший в человека Дух может прийти на помощь в самых напряжённых ситуациях, когда неприятности переполняют чашу допустимого, и уже накатывает спокойствие, как перед чем-то неотвратимым. Дух может прийти в порыве творчества художнику, поэту, математику… Сознание себя как Всё. Расширение сознания до полного поглощения им всего мира, когда одно “Я” включает в себя все “не-Я…”

* * *

— Кто ты? — Изваятельский, чуть пошатываясь, улыбался родимой путанице, царящей в его голове, и не позволявшей ему отклониться от слишком опасной близости к тому, чьё пришествие напрасно торопить. — Ври, что хочешь: я должен знать правду.

— Я, как руководитель центра прогноза геомагнитной обстановки Института Земного магнетизма, ионосферы и распределения радиоволн Академии наук, хочу предупредить, что солнечная активность повышена. Возможны магнитные бури. Спокойно… Я их разведу, — внутри Алисы родилась волна. Она взяла нужный тембр:

А я в воду войду,

А я в воду войду, у-у-ууу…

— Мы стоим в воде… Вода чуть выше колен… и на нас накатывают волны…

 Мелодичные звуки реки, струясь в ночной тишине, аккомпанировали настроению.

 Хмурый и подозрительный, как бизон в перьях, широкоформатный Кинг-Конг, уже успевший нырнуть в воду, выйти из нее и намотать полотенце на голову, расслабил мышцы и заулыбался, глядя себе под ноги, на траву…

— Я не большой энтузиаст гипнотических исследований, но понял: в роли индуктора внушающего — ты хороша… там… романтическая шелуха… Так! Говори, на что ты нас хотела развести? – черное облако, на минуту разомкнувшись, вновь окутало слабо сопротивляющийся мозг постоянно готового к прыжкам бойца. Почёсывая лоб, он собирал воедино разрозненные соображения.

 Алиса и не думала укрощать враждебные силы. Кротко смотрела на воду реки, как в зеркало Мира, и постепенно набирала высоту:

- Мы волны разгоним, и круги на воде разведём! — в ее глазах будто отражалось сияние всех подзвёздных и надзвёздных миров. — Но это будет чуть позже, — спокойно продолжала она, как бы увещевая саму себя. — Там… в окружении непролётных бездн космического океана — Световая Гора! Ее вершина — желанная мечта адамовых потомков. Мы в невесомости альпинизмом займёмся. Крюк в твердыню небес ввернём, тайну акватории небесной откроем! От звезды к звезде любовь протянем и в Небесном храме звёзды повенчаем.

 …В хаосе речей – прозрачное решение!

- …Тогда круги во Вселенной, (а может и плоский эвклин треугольный J), разведутся сами, чтобы нам в новую сферу прорваться!

 Непобедимые дуболомы смотрели мимо ее головы, чуть выше…

— Что там? — девушка оглянулась… В ее глазах блеснула звезда, когда она подняла руку, чтобы поправить сверкающие позолотой волосы.

 Сверхвысокие, недосягаемые звёзды таяли, не долетая до берегов Земли, как золотые свечи сгорали звёздные песни их. И молодые трепетные звёздочки, уже появившиеся на голубом экране небосклона, нежно светили не только для богатых…

 Алиса ещё не вышла из роли Пугачёва в юбке. Она подхватила бесконтрольно сползающий из кармана Тяпнутого браунинг, и убедительно потрясла им у него перед носом. Тот, чуть не потеряв сознание, попытался нащупать своё дуло в кармане, но, не обнаружив там ничего, в панике нажал на пульс!!!

— Страшно? Всего один дюйм отделяет катастрофу от плавного и безопасного движения по жизни. Как важно вовремя повернуть руль корабля, увидев рифы, или переключить стрелку на железнодорожном пути…

 В глазах девушки мелькнуло что-то похожее на пламя света, переходящее на шнур разума перед бомбой страстей и гнева, разносившее вдребезги каменное молчание душ.

— В критические минуты человек борется не с внешним врагом, а всегда с собственным телом. На поле боя, на тонущем корабле, в панике за атомным пультом… то, за что ты бился, всегда забывается — тело твоё разрастается и заполняет вселенную10… В каждом человеке чти распятого в безднах Христа.

 В переливающемся бриллиантовом голосе Алисы, прекрасно гармонирующем с золотым цветом ее волос, проскочило что-то металлически мягкое, напоминающее звоночек на леске рыбака:

— Легенды — следы вековых коллективных усилий — и с их помощью реально отгадать смысл истины. В водовороте привидений и призраков, который зовётся реальным миром, единственная реальность — это мир мысли, перед чем останавливаешься и замираешь в священном трепете и безмолвном уважении. Он выводит из мертвого оцепенения каменные души и будит в них цветы… иной природы, из иной области…

 Два миндалевидных кусочка чистого неба на привлекательном лице, окаймленном позолотой, словно из-под облаков смотрели на яркий куст роз… Действительно. Красивая девушка. Девушка из будущей легенды.

 Алиса в наитии соединения созерцала экстаз — грани столь отдалённые, что не опишет их язык, так как мир иной…

— Наверное, самое трагичное из несовершенств — несовершенство человека11. Мы хотим пересоздания всей Земли, и мы ее пересоздадим так, что все на Земле будут красивы и сильны, и счастливы. Это вполне возможно12, ибо творческий огонь нашей современности — это чувство внемерного, беспредельного… Ибо человек есть Солнце, а его чувства есть планеты.

 “Когда же человек покорит межчеловеческое пространство?” — подумала Алиса и мысленно снова вернулась к Христу:

— Философия, которая способна научить человека быть совершенно счастливым, испытывая непереносимую боль, гораздо лучше той философии, которая эту боль смягчает. Философия, которая борется с алчностью, гораздо лучше философии, которая разрабатывает законы об охране собственности13...

 Браунинг уже благополучно лежал на траве и, похоже, никого не интересовал.

— Предел возможностей человека должен быть превзойдён, иначе для чего нужны Небеса?* — продолжала Алиса. — Во-первых, трансмутация, как божественное изменение в теле и тонких энергоструктурах человека, а далее — прорыв в новую, сверхобъёмную сферу бытия!

 Алиса высоко подняла полы своего длинного, пёстрого балахона перевоплощения, чтобы перешагнуть через оружие. Затем, мгновенно опустив подол, словно по воздуху проплыла к Ильичу.

— Долг человека — трудиться и по мере сил превращать землю в небеса*, — казалось, сейчас она порхнёт над ним и улетит, оставив его с разинутым ртом.

*Роберт Браунинг (1812-1889) — английский поэт. Страстный поборник гуманистических идей.

— Браунинг! — членораздельно выкрикнул Ильич.

 Хотя выражение лица шефа оставалось вполне нормальным, Тяпнутый, чувствуя некоторую оглушённость, сцентрировал свою мыслительную стрелку на оружии и рванул камнем вниз на зелёную траву, хватая браунинг. Аж воздух кругом засвистел.

— Послать патрон в патронник?! — его лицо чалданно- восточного покроя переломилось в затворе.

— Это кто там сказал? “Голубые каски”? — покатились по траве ребята, хватаясь за животы. — Запахни кимоно!

— Голубая помада! — облегчённо улыбнулся Борода, прогоняя вдруг пронёсшийся в памяти мрачный пейзаж… — Сдать оружие?

— Конечно, эргерцог монстр! — ребята хохотали, прощая ему чудовищные “шутки“. — Гороху ешь побольше напугаешь!

 Тяпнутый решительно отстегнул магазин.

 Засмеялся и Ильич.

— Браунинг… У меня родилась выдающяяся идея, - сказал он.

— Ты гений. Какая? – насторожился Тяпнутый.

— Построить здесь магазин. “Браунинг”.

— А почему не купить?

— Могу и купить. Продуктовый. Чтобы ни за что не платить!

— Откуда такие деньжищи? – раздалось из стана ребят.

— От чуда!

— Заработал честным трудом?

 Подойдя к деревянному ящику, Изваятельский что-то извлёк из него, поднёс к зубам и, искривив физиономию, принялся уверенно атаковать всех большими зелёными яблоками. — Когда-нибудь сама природа снова станет магазином. Благодаря небесной механике, спокойному Солнцу и замечательным ребятам!

— А вы кто? Из какой организации? Главсоюзмафия?

— Тевтонский орден! — смеялся Изваятельский, присаживаясь на мягкую траву. — Будь глубже, золотая головушка!

— Шахтеры? — шутила Алиса.

- Я бизнесмен- нефтяник, — тень беспокойства мелькнула на точёном под вождя пролетариата лице, — звать меня Владимир Ильич. Рождён свободным, замучен налогами. Бессонница мучает, недомагание…

- Наверное, вам следует просто что-то поменять в своей жизни, – перебил его психоанолитик.

- Ты чё несёшь? Да я за последние три года сменил четыре квартиры, три виллы, семь”мерседесов”, пять любовниц. Что же ещё менять?

- Однажды отдыхающие выловили на пляже бутылку. – Асса пластично потянулся. - Открыли её. А там письмо:

 “Я живу на необитаемом острове. Здесь нет ни бандитов, ни кредитов, ни дебиторов, ни кредиторов, ни ментов, ни налоговых, ни коммерсантов, ни банкиров, ни тёрок, ни разборок. Чтоб вы там все лопнули от зависти!!!”

 И подпись: “Новый русский”.

- Не думайте, что я такой уж зажравшийся циник. – Ильич скользнул по ребятам глазами, словно пыль по лучу. - Я за свою жизнь опасаюсь, потому и под ружжом всегда. Жду камень на голову — тёмные обстоятельства… Если мы подружимся… а я, кстати, был бы этому очень рад, звезда пародий! — он игриво подмигнул Алисе. — Тебя так на Луну потянуло, я уже думал, как Ленин начнёшь…

 Дело чуть не кончилось руладами затяжного хохота, но Ильич, пригорюнившись, продолжал:

— Вам, нормальным ребятам, тоже здесь — на одной поляне со мной, небезопасно: могу втянуть вас всех в историю с непредсказуемым финалом. Если не боитесь, рискните — оставайтесь. Мои “орлы” на чеку! Будут охранять от физической опасности.

 Мстислав Цветоед давно вылез из лопухов. Свежий, отдохнувший, уже не чувствующий дрожи в коленях! Его храбрость быстро возвращалась, и он с отвагой, будто сам едва избежал покушения на свою жизнь, готов был взвалить на себя тяжёлое бремя руководства ситуацией...

— Давайте останемся! Я уверен: это его ход конём! На арапа берёт Изваятельский! Но мы юмор тоже понимаем!

- Все эти рекорд- корпорации, флагман- компании! — смеясь, многословили ребята, перекрикивая друг друга, — боевые, экспериментально- трудовые, главенствующие компании, стабильные, отечественные, гитлеровской Германии и ее союзников… Сейчас всё тут перевернётся, да? Из-под земли повылазят металлические стержни, трубы, индустриальные цилиндры и ёмкости… И остров превратится в буровую платформу?!

* * * * *

 Планета людей вздрогнула. Слюнявый бурильный валун алюминиевым огурцом вонзился в зелёный ковёр, плетённый из каких-то трав, вышитый цветами по краям. По центру живого ковра в ажурной бордовой рамке чертополоха и росянки — некое сложносочинённое место, крытое жёлтым сукном чистотела и зверобоя, куда и был с завыванием направлен толчок бура. “Огурец” задрожал вверх- вниз, влево- вправо, расшвыривая невидимые коряги и вгоняя в краску восход- закат.

 Горячий и сильный напор нефти снял на время напряжение с земных мышц. Болят они, перетруженные, и лёгкость не появляется…

 …Дракон невольно залюбовался процессом вандализма, улыбнулся даже, выбрасывая тёмный столп.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 Озноб: “Я не мог раньше уйти, -- сказал он автору. – Нарколепсия. Внутренние часы сломались. Участки мозга долго не переключались в состояние бодрствования, --тут он лихо подмигнул. – Но я… отличник в школе сна!

 Хотя раньше Озноб предпочёл бы просто затащить даму в постель, на этот раз, почему-то поддержал разговор.

- Что стряслось, Озноб?.. Ударник нательного фронта?!

- Да уж, всё трясется, доктор! – Озноб выразил привычку к страданию и был почти благороден в эту секунду. Вот что удивительно.

- Такой жирный? – утончённо опрокинулся со смеху Родник.

- Переключайся на автоподхват, - вклинилась автор, - и будешь работать дёшего, быстро, точно… и от обратного! Слышишь меня, отличник в школе сна? Будь толмачём своей ДНК! Научись читать самого себя, не накаляя низшие энергии, а нагнетая только высшие центры, высшие устремления и высшие чувства! Поиск высших уровней – вот понимание душевного порыва моей книги!

 Автор еще немного поболтала с Ознобом, а когда тот уходил шепнула ему на ушко:

- Не будь отбросом нездоровья… А находи причину различных вывихов, страхов, нерационального и неразумного вокруг, чтобы оплодотворить разум. Будь с удовольствием! Без отклонения от здравого!

 Озноб еще держась за время, наслаждался равновесием маленькой теплоты в себе и отсутствием масштаба. Но раскачавшись на витой нити трансформера, он отпустил свои “шарики” за грани норм и предрассудков, спустив всю накипь и сброд и, распространяя серные запахи, бессознательно писал живой сценарий. Живой!.. Без торнадоозноба.

 Автор следовала ему…

* * *

 Архетипы, запечатлённые в образах- идеях, раскрывали коллективное бессознательное и сознание неповторимых личностей, обретающих “Самость”…

- Ты меня за явление считаешь? …Озноб? – жужжал ещё опутанный им с ног до головы Ручей. – Может даже героизма за мной признать не хочешь? Только на сей раз это – уже не героизм… Я купаюсь в водах Неба. Это теперь – миссия!

 Вокруг тени от головы Алисы, освещённой солнцем в слегка бурлящем источнике, отражались, лучились тончайшие центростремительные спицы света: так выглядел искрящийся ореол вокруг тени, упавшей от ее головы.

- Ты кто?.. Лалла Херувимовна? – задрожал Озноб, увидев странное отражение в воде.

- Тогда ты… Оскар Нобелевич! – откликнулось оно.

- Бываю и приятным… - тепло таял Озноб в нежном шелесте, как шёлковый балахон струящегося дождём плаща. – Я бы даже сказал… что люблю… - да пошло, - показал Озноб свой жидкий язык. – Литература уже съела такой поворот!.. Ты прекрасна… - вот!!!

И ты прекрасен…

Это я говорю!

Я поднимаюсь, я горю

И, извиняюсь, я всех люблю.

* * *

- Озноб тебя видел! Он знает тебя! – журчал вперебежку Ручей. – Но никогда никому не удастся меня убедить, что то, что сегодня происходило было ошибкой. Ты теперь в моих глазах с ним в обнимочку. А он… - в одной точке! Пустяк, это ему не попортит ни жизни, ни общего вида: в одной хоть точке он окончателен! …И законченно совершенен!

- То что в мире врачевания является недугом, подлежащим устранению, в мире искусства предстанет исключительно ярким цветком, - отозвалась автор.

* * *

 С неба упала барабанная палочка. Мстислава ударило в нос.

- Это всё что от Озноба осталось?.. Палка, клин! – швырнул он палочку в реку.

 Пописав немного в воде, она была вынута оттуда Алисой. В сторону палки наклонились ландыши. Палка ожила, как часики, разгоняя сок в себе.

- …А я говорил, что Озноб в одной точке… – закелешевал Родник. – Палка есть… конечной точки нету…

- Ну так вставим! – заозирался Мстислав. – Какую бы точку для палки избрать?

 У палки на небе был положительно заряженный двойник – позитрон… они должны там встретиться, превратившись в свет… и мы за счёт этого – ускориться!

- … Что это за точка? – Мстислав задумался…

* * *

 Подошёл Демьян в белой рубахе (уже подпоясанной нунчаками) и всё ещё с полотенцем на голове. Нервно закашлялся…

- Ты знаешь, где делись часы Ильича? – спросил он у Мстислава упавшим голосом.

- Конечно знаю, - охотно отозвался тот. – Я могу провести тебя, - и не без двухсмыслия подмигнул.

 На миг, видавший виды Демьян, будто ошеломлённый неожиданностью, застыл на месте, а его глаза яснее всяких слов говорили: “Ого! Вирусу и слон не заслон! Сползаются деле- гады!..” - да так, чтобы сердце “два ноля Мстислава“ с осколком прошлого… перестало биться!

 Но тот, даже не взглянув Демьяну в глаза, скрылся в росших позади него кустах, пробубнив:

- Тля и та у Природы на балансе…

* * *

 Время потерянно затормозило: “Как же мне ускоряться?.. Энергии космоса противодействуют. Закона вибраций не понимают. Слово потеряли. Ритм и тон музыки жизни нарушили. Живут по фальшивым нотам разноязычия. Храбрости учатся у комаров… Не насекомые, а редко обходятся без личины… Не червяки, а герои крючка… Не блохи, а собачьей жизни рады. Не черепашки, а забронировались… “Тпру!.. Но!..” – не так уж много для взаимопонимания. Не дятлы, а дальше носа не видят. То шаровары заважают, то выборы. Без глубокой веры в великую силу общего блага ни в чём (кроме самого низшего плана) нельзя добиться успеха”.

* * *

 Ден Ладан попросил задержать людей, а сам направился вслед за Мстиславом, бормоча:

- Пса цепного из меня уже сделали – хранителя свободы хозяина… Теперь ещё и собакой- ищейкой стану! Время, время… бизнес- тайм!

 Родниковая вода вернула Цветоеду силы. И, так как отпала необходимость ступать осторожно (чтобы не причинять боль похмельной голове J), он (в ознобе неотвратимости J) мог впервые за много лет идти легко и свободно…

 Демьян быстро догнал и накрыл его голову J своей дубинкой. Мстислав, крякнув, упал плашмя. Часы Ильича лежали рядом, выпрыгнув из его кармана.

 С трудом проглотив в горле ком, Мстислав снова задумался…(О точке для палки.)

* * *

 Мурвей медленно тащил гигантский травяной ствол, от которого исходил терпкий запах; оставляя на земле “глубокую” борозду.

 Мстислав сам себе показался ничтожным, беспомощным существом в этом поглощённом своими заботами мире…

 По тёмной земле, на которой он различал мельчайшие песчинки, передвигались по своим делам невероятных размеров звероящеры. Одни из них были похожи на муравьёв, другие – на жучков, третьи напоминали червей (как в книге “Всё“ Аркадия Арканова).

 Мстислав Цветоед поднял с земли палку (разгоняющую сок в себе) и воткнул ее в землю. Отпив из земли витаминного настоя и притянув дыханием из космоса те элементы из которых состоит, волшебная палочка пустила корни и превратилась в ветку терновника ...с двумя плодоносными концами, которые клином отбросили тень… Получились солнечные часы, а круглая поляна стала цыферблатом.

 Ощущение заброшенности и ненужности вмиг пропало. В ушах Мстислава зазвучали “красочные оркестровые аккорды, между которыми пела свой воздушный мелодический узор астеничная флейта. И он стал, подобно дирижеру, подгонять и подгонять отстающий инструмент – время, который никак не поспевал за фантастически быстрым ритмом этого оркестра. А время всё отставало и отставало”*

* Аркадий Арканов “Всё”.

__________________________________________________________

* * *

 Звуки времени авторучкой постукивали по кругу, ожидая реплики…

- Каждое дело – это палка о двух концах! - зазвенел голос Алисы, меняя историю времени. - …Наше желание и выбранный путь.

- Объясни по порядку, а то пацаны не поймут, - глаза Мстислава срослись на переносице J.

- Если взглянуть на мир, как калейдоскоп, то в зависимости от наших желаний меняется картинка- мечта. И мир тоже меняется (скажем - к лучшему), если мы захотим идти, подтверждая таинственность того звёздно- мерцающего, что непременно прийдёт. Делай всяк что хочешь, но есть два пути: добро и зло. Поэтому, каждое дело – это наше хотение и выбранный путь: палка о двух концах.

- Картинка- мечта – это удовольствие, как я понимаю? Которого должно быть много! – Мстислав поднялся с травы и отряхнул “постельную” труху.

- Правильно! Но пока мы имеем не этот узор. Пока в делах выбирают зло, удовольствий мало. Вот если бы думали как лучше всем, а не одному…

- Отмочила! – на лице Мстислава мелькнула гримаса разочарования. –

Утопизм диалектический?

- Каждая вещь и каждое существо на поверхности существования кажутся отдельными одно от другого, но на каждом плане под поверхностью они всё больше приближаются друг к другу, и на самом глубоком плане становятся одним.24 Вот такой утопизм! – нежным обертоном звучал голос Алисы. – Поэтому каждое нарушение покоя мельчайшей части существования на поверхности влияет на целое изнутри. Концепция добра и зла, идея греха и добродетели становятся более ясными с пониманием закона вибраций… Вибрации могут обладать тремя аспектами: слышимостью, видимостью и ощутимостью. Любая мысль, речь или действие, нарушающие покой являются плохими, злыми, или греховными. Если же они вызывают покой, то являются верными, хорошими и добродетельными. Жизнь подобна куполу. И её природа также куполообразна. Нарушение покоя (или разгормонизирование ритма) мельчайшей части жизни нарушает покой (ритм) целого и возвращается проклятием на вызвавшего его человека. Любой же покой, создаваемый на поверхности, успокаивает целое и также возвращается в виде спокойствия, ритмичности, мира к его создателю. Самый тонкий аспект движения есть то, что называется вибрацией.

- Вибрация, говоришь? – как отблеск от поджога глаза Мстислава сверлили корреспондента Цапла. – Прожекторы- корректоры, художники- шаржисты…

- Иммитаторы ингибиторы пролонгаторы насадки… – продолжил Цапл, смеясь. – Душемот! И не цепляйся за меня своими непристойностями!

* * *

 Далеко-далеко рассыпался гром: “Что за точка для палки, чтоб вставить? Рифмуйте хотенье и путь! Получится Клин в фаэтон Дракона!!!“

- Понятно… И как же поймём мы на сколько ускорились? Может время это показать?

- Время покажет!.. Ты прав! – текла вода в Роднике. – Вам дайте еще и пощупать то время?

 Палка- клин резко изменила свой запах: ведь к ней наклонились омелы. Куранты пробили в часах Ильича.

- Эта, клин- палка – часы!!! – нетрехсмысленно догадались ребята. – Ну и палка… Девчонки, рифмуйте! J – смеялись они. – Всё же этот мерзавец Озноб и теперь: затащит в кровать нас, ещё и пробудит…

- Ну и время наступит, друзья!

- Мы делаем всё молниеносно, - отозвались солнечные часы. – Лишь бы только нас никто не подводил.

* * *

 Ден Ладан обратил внимание на юношу, бегущего к ним. Причём, тот не просто бежал… По какому признаку это было очевидно трудно сказать: то ли не было в нём того возбуждения и нетерпения, которые естесственны для ребят его возраста, то ли так броско было выражение, чётко расположенное на его лице: некая сумма отблесков вызова, недоверия, независимости и отдельности.

 Открытость лица его (филигранно- отточенного, сделанного тонко и неплохо) и в, то же время, видимая скрытость эмоций выдавали ощущение невероятного напряжения, уходящего на эту видимость. В парне чувствовался такой волевой заряд, на какой он был только способен: грозовой (будто слишком долго вдыхал тяжёлый туман), взглядопритягивающий… заполняющий молнией пропасть постигших превратностей.

- Стой! Стрелять буду! – крикнул Демьян Грозе. – Руки вверх! - скомандовал он резким свистящим шёпотом.

 Гроза послал того прямой наводкой.

* * *

 Злым сухим щелчком отозвался предохранитель…

 Ледяной холод охватил голову. В уши, глаза, ноздри ворвалась обжигающая липкость, толкнувшая холод к поверхности. Мышцы пальцев свелись напряжением…

 И тогда Гроза в одно мгновение скрылся в тяжёлом тумане. А сзади, сбоку, со всех сторон вокруг Ден Ладана, что-то сверкнуло и оглушительно грохнуло. Из выси наползло бездонное небо…красное море…

 Задыхаясь, замирая от ужаса Демьян увидел, что море, - бескрайнее уходящее в небеса, - играет красными языками, бурлит вязкой солёной плотью…

 “Это кровь… Кровь неба во мне!” – ядерно вспыхнуло, пронеслось волной в голове. Глухо ухали, рвались засевшие внутри него звуки, голоса… пока, удивляясь странной знакомости, он смог различить, удержать один из них…

- Косая срамь! Срамь персональная! Куда ее сливать? – плескался родник вкусной водой. – Фан-том! Атом и фонтан… Фантик ты! – журча, переливисто пел фонтан.

 Потрясённый, продранный до нижнего позвонка, Ден Ладан вопил, как зарезанный. Чувствуя внезапность ворвавшейся в мозг карусели, он едва успел ладонью ухватить холод грибкового стержня…

 Голубая кошка, вынырнувшая из облачного тумана, лизнула его и промурчала: “Перемотай обратно.” Промелькнул взмах ветра и кошка миротворно забилась в светлый угол бытия.

 Нечто ужасное, что случилось с Демьяном минуту назад, прекратилось, ушло…

* * *

 Парень снова открылся. Став видимым, он озирался по сторонам, маня внимание Демьяна в свою сторону.

 Ден выпрямился, избавился от позы подглядывания, и головой ушёл в воспоминания. “Что-то здесь не так, - думал Ден Ладан.– Откуда-то я его знаю. Но только не таким… Более взрослым, – присмотрелся он к парню… Над верхней губой у того проступили крошечные угольные усики, затем бородка… - Это же… это… - к парню сверху спланировала челма, обняла тесёмкой туника… - Это он?.. В мире, который не будет разрушен?..”

 Парень пробежал сквозь толпу; не оглянувшись, нырнул в открывшийся проём междуводья, и поплыл… в своё иное продолжение!?

 “Что это было?” – кричали чайки. Блестела на солнце широкая вода… двигалась, дышала, и всё у неё было впереди.

 

 “А может сбрить бороду? – подумал Демьян, выронив браунинг. – Может, это станет толчком к обновлению? ” Ден Ладан сделал стойку на голове, отжался от травы (которая постарев минут на пять, тут же предприняла какое-то травулисимо и посвежела, заблестев). И на руках прошёл к источнику.

 В голове носились спорные теоремы, недосказанные аксиомы, фантастические гипотезы и красивые аллитерации… “А ведь он шёл ко мне… Как я мог?.. Ведь он прошёл мимо себя самого…”

 Ильич, привыкший ко всему, поставил стакан с родниковой водой Демьяну на ступни…

 * * *

- И чего ему в голову стукнуло? Хомут полетел?! Как Радищев сказал: только тогда становишся человеком, когда научишься человека видеть в другом… Акты насилия стали повседневной рутиной? – чуть не вывихнул себе руку Изваятельский в плечевом суставе, беззлобно размахнувшись. Затем поднял браунинг с земли и конфузливо потряс им. – Выглядит как боевой, а стреляет резинками! – Ильич порывисто поднял руку… - Лучше бы водичку ключевую продигустировал!

 Демьян после получасовой паузы вернулся на ноги, умудрившись словить стакан руками, не расплескав. И шепнул Ильичу на ухо:

- Хомут полетел.

 Тот схватил бинокль… Все подняли головы и смотрели в небо, где над матерью- землёй летела, образовав характерный клин, стая хомутов. Сокол рванул к ним с ветки что рядом, и уверенно набирал высоту.

 Казалось, будто ангелы, прервав танец, уговаривают птиц сделать еще одно последнее усилие и спрятаться в их облаке…

 На небе показался крест… Только на секунду: отразившись от окон облаков, клин вошёл в небесную манну.

 Теперь на фоне неба была видна только одна птица. Сделав широкий грациозный разворот, сокол плавно опустился на дерево, с которого взлетел.

 Ребята аплодировали и махали руками: птицы успели! Хищник не догнал их!

 Грядущий день мог обещать только хорошее, если бы не заглушало совершенного аккорда Мира слово “ненависть” в сердцах вкусивших от сомнительного плода дерева”Добра и Зла”. Назвать бы ненависть словом “Любовь”! И словно недостающей нотой вошёл бы, глядишь, откуда-то сверху в этот, уже давно несовершенный аккорд, недостающий, всепобеждающий, всеохватывающий, всерадостный звук! …И недостающий свет! Способный растворить всех в спокойном достоинстве Природы, которая в высшей гармонии движения может (еще как!) удивить… Открыть новые горизонты, сменить свои привычные законы и ритмы в такой целесообразной последовательности, чтобы рассыпаться теплом и благодатью, растопив ледники и не сойдя при этом с рельсов…

 Все следили за тем как Демьян снимает пробу…

 Жадно опрокинув в себя стакан воды, Ден Ладан почувствовал, как она размывает песчаный насос в душе и несётся по артериям и капилярам дальше, подхваченная током его содержимого, пытаясь заглушить всю ноющую боль.

 Выпил и Ильич; облизнул стакан и, увидев на нём лепесток розы, воскликнул изменившимся голосом, не допускающим фальсификации:

- Это не вода! Это “память о щедро розданной жизни струится, как ароматное вино, и каждый сладостный, бескорыстный поступок подобен благоуханному цветку.”26 Ведь человеческая личность живёт не в себе и не для себя; она живёт для мира. Если так смотреть на жизнь, то она простирается далеко за пределы отдельного существования (объясняя все чудеса)! …Божественное лежит в глубинной сути каждого заколдлванным. Освободите его! Пусть оно вспыхнет молнией в духе! “Время для счастья – сейчас, место для счастья – здесь, способ быть счастливым – сделать счастливыми других.”26

 Ильич слышал, как новый смысл, - основа чего-то великого, - входит в его тело с запахом чистого неба. Сливается с ним, принося веру, что заколдованный круг колеса закрутится от обратного! …Возвращая люд в Эдем первозданный… по мере их продвижения.

 Да! случилось чудо: вода снова превратилась в вино. То есть осталась ею по своим природным качествам, но изменилось ее воздействие на чувства выпивающего человека.

- В каждой капле даровано счастье! – во все стороны разносил ветер экспансивные выкрики счастливых романтиков. – Не ощущается и горького вкуса на губах! Уталяет разгоревшуюся жажду внутри!

 …Овладеть великой всеначальной энергией для пользы мира и блага человечества… своими делами трансформируя “нити”, ведущие из исторических глубин в родники будущего! …которые когда-нибудь начнут давать “молоко”, которого так заждались…

 Синхронизация волнового генома воды (внутри воронки) с эмоциональным центром ребят задала “мышечный корсет” белку, сбросившего иллюзию… В глазах ребят искрились гнёзда отражений! Затем что-то отразилось, несколько задержавшись в крови, и природный компьютор нонно- регулятор забегал по сосудам, решая проблемы.

 Кто-то невидимый всплеснул, отразившись от живой воды:

- Мы пришли за ним. Мы пришли за братом…

* * *

 Прервав своё занятие… (найти чего-то занимательного в невидимой декорации трудно), крохотный малыш- херувим (в перевёрнутой трубе) трижды отразившись в роднике, встрепенулся и махнул за собой другим малышам: брат уже заждался!

 Крошечные человечики, распрямляясь во весь свой пигмейский рост, продолжали барабанить слившимися в бесконечном мелькании палочками, и плотными рядами двинулись к Ильичу, сжимая полукруг.

- Нет! – выкрикнул Владимир Ильич, пятясь от одинаковости наступающих. – Вы меня не так поняли! Я совсем не этого хотел, не об этом думал…

- Свободы ради жизни! Избавления от мук и страданий каждого из завтрашнего дня!!! – бились о крышки барабанов заветные клин-палочки-часы, постепенно находя ту точку в глубине пустоты, где медленно но верно, колесо Дракона начинало Клинить, высвобождая ускоритель роста души и призывая идти без конца под этот гимн любви к мировому единству: восстанавливать законы Вселенной, творить нечто высшее, пробуждать вечное и, не нарушая уровня вод, согревать ледники.

 Барабанные палочки всё бились и бились о колесо Дракона… а из-за спины Ильича, перекрывая скрип стволов и хлестание веток, кто-то постанывал странно знакомыми голосами…

* * * * *

 Уловив взволнованные движения в шевелящихся кустах, Мстислав Цветоед вытянул вперёд руки и ринулся туда! Остановившись достаточно близко, чтобы можно было наблюдать, но не настолько, чтобы его заметили, он воткнул свой “носовой шип” в разлапистые, пышущие влагой ветки.

 Там, из-под раздвинутых лап кустарника, ещё раз тоненько простонали. И Цветоед, потеряв ориентацию в хитросплетении ветвей, перекрыл этот звук своим мерным, ритмичным сопением.

 Феликс Цапл всеми органами чувств ощущал чужой взгляд… В позе ласкового вампира (опустившись на колени и уткнувшись в кромку гамака), он скривил на сторону рот:

- Пора будить Герцена — подумал Чернышевский, доставая (и достав!) рассол, — как дрючком по голове огрел затаившегося Цветоеда его голос. — Схожу за пивом пенистым! Что ещё принести тебе?!! — Феликс негодующе смотрел в сторону подглядывающего (из-за призрачно- защитной линии кустарника) приятеля. — Водку?

 – Я слышал тут стоны, крики… Дай, думаю, поучаствую!

- Если будешь курить, дай мне откусить кончик, а то очень хочется что-то откусить тебе! – взвился Цапл.

- Я буду ждать яиц, — с ленивой волоокостью картинно возлежала в гамаке Елелия, как дичь на блюде, — и некрофиле страусиное: будет омлет с мертвечиной! Намёк понятен? Никакой водки! – взмахнула каштановым локоном она.

 Цапл с сомнением порассматривав туфлю…за чем-то даже понюхал солёную подкладку. (Это были её туфли!) И исчез.

 Замещая блеск его кожи, бил в глаза назойливо сверлящий луч…

 Сквозь щель между ветками и стволом фиги, неплотно задёрнутую шторой листвы, Мстислав Цветоед упирался глазами в розу… “А вас, Штирлиц, я попрошу раздеться,” – будто говорила она. “Нет, я не разденусь, а то у меня печальный будет вид… не на лицо, конечно.” “А чем отличается лицо?” “Оно жёстче”. “Да… у тебя критические дни: себя критикуешь! Я прерву их слабые места”… “Рядом с розой и ворона хочет щёлкать соловьём!”

 Вернувшись к девушке, Цапл угрожающе шмыгнул птичьим носом и решительно сбросил ботинки… Елелия с видом обречённости заметалась в люльке.Феликс уткнулся в нее твёрдым “шипом” и, не жалея нежный орган обоняния, нещадно его вдавливая, проворачивая, сминая и вворачивая, целовал, целовал, целовал… по-украински нашёптывая самое ласковое, что когда- либо слышал в своём народе… На родном языке слова эти звучали более свято и потаённо, чем по-русски и не менее полнозвучно: “серденько“, “люба”, “кохана”.

 В узкой норе между корнями дерева – дерева, которое чуть не упало, когда Цапл совершал посадку в гамак, спряталось “нечто”. Оно задвигалось: то пряталось, то выползало, но не могло никого испугать, так как трава была достаточно густа и высока…

 Рваными комьями скользили облака, закрывая и без того мутный глаз прикрытого листвой солнца. Когда солнце в который раз лизнуло рыхлую утробу облака, завязнув в нем, Мстислав Цветоед, прогибаясь и боясь потревожить свет солнца, проскользнул к аллейке, ведущей к пляжу и дальше… Броском- перебежкой глаз затаился у границы света за кустом… Там было нетихо.

 Цветоед стянул с себя кеды, рубашку, висячие спортивные штаны, завернул всё в узел и, взнуздав в него веревку, двойным узлом закрепил ее на дубе. В этот раз он не обманывал ни очередную жертву, ни самого себя… Искренне поражаясь собственной ловкости, смекалке и масштабности, о которой другие (в каком-нибудь другом деле) могли бы только мечтать, он взялся за узел и полетел, барахтаясь в воздухе, в развергшуюся водяную слизь. Его, как, засосало тело реки.

* * *

Ты поглощён был мною с головы до пят,

А я полна тобой…

Жара… жара…

 Прекрасные строки, рождённые жарким потоком вдохновения, едва были спеты Елелией, как Цветоед вновь воткнул свой “шип” в кусты… Модуляция:

— Выпей еще, чтоб отходняк был только утром, — советовал Феликсу он. — Где ещё можно получить сорок процентов?! — будто серебряной картечью стрелял глазами Мстислав. Подминая перегар слов и мыслей, он вжался плотнее в дыру, образовавшуюся в ветках, затягивая друга в карусель безвозвратности…

 Блеснула бутылка. И опустилась Цаплу на рёбра! Раздался возглас боли: Елелия попыталась перевернуть её… Когда скольжения по ней прекратились, Феликс простонал, уже с нежностью давя на водку:

- Водичка… торжество справедливости… Водочка… каждый человек имеет право на своё хмурое утро.

- Да сколько же можно дудлить?!

 В перезвоне стекла таились ловчие какой-то охоты…
- Это мы всегда рады, - довольно скалился Мстислав. – Отчего хорошему человеку не отвинтить? – жадно потянул он носом крепкий дух бутыля. – Сучки в чужом глазу нехорошо считать.

 Как душегуба губы утонули в стоялом, баюкающем, в меру приятном (но не кажущемся уже волшебном), колюче- привычном вкусе огненной воды.

 Вертопрах, вынырнув из тумана, лизнул сочащуюся из бутылки рану и, проскулив тревожно, забился в тёмный угол бытия.

 Девушка молнией выскочила из ещё жаркого “гнёздышка”, куда сразу же по инерции дровами рухнул Цапл. Елелия как развернёт его к себе:

— Ты — птичка- перепел? Будут тебе и куриные околоочка, и цыпленок тумака!!!

 Удар пришёлся на пятую точку (коленкой). Короткий молчаливый полёт с высокого гамака…

 И только многими тренировками отработанная реакция помогла со свистом загремевшему Цаплу плавно приземлиться, не задев шиповидный орган обоняния.

— Зачем же так орально огуливать?! — в хлюпающем отверстии очень тяжело поворачивался язык. Но Феликс запел:

Без души, без цели, без смысла дрязги,

Как дробинки ружья!..

Жара во мне…

Колючки- шипы в тебе!

 Опера получилась! Талантливо перехватив у Елелии настроение и мелодию, он пел лёжа, небом любуясь — полного грустью тревоги её.

— Блин в натуре! — в форме “пол-литры” к нему подошёл “конфедерастье”, и с танцем “на рогах” протянул окорокообразную лапу. — Голова болит? — потормошил приятеля ногой, Мстислав Цветоед отхлебнув из полуопустошённой “капсулы”. — Нет, чтоб полечить!.. Стерлядь такая! — на лице его жутко застыл ревущий оскал. — Будет ей соло… с перцем томлёным в яйцах заправленным! — душещипательно ругаясь, поволок Цапла в знобкий закат он.

Драконьи зубы свелись в оскал!

Каша без масла в голове.

Драконьи зубы вместо семян

Не сей — взойдут,

Не сей их, дракул!

 Сильный красивый женский голос, оживляя вечернюю красоту, рвал и терзал враждебную мглу.

 В глазах девушки поблескивали непролитые слёзы. Непонимая, зачем это делает, Елелия в каком-то бесшабашном скачке, который был вызван одним стуком сердца (как последний уголок, неподвластный охотникам и бедам) сорвалась в бесконечное бездонное небо. Протяжно, одиноко. Пытаясь уйти от пугающего мрачного нечто, грозившего оборвать мир. Каким-то чудом — она не знала каким — нужно было спастись от липкого кошмара, льнущего, упрямо таращившегося из-за каждого куста. Словно, спасение было только в этом бесшабашном скачке… И она спрыгнув с тарзанки в воду, плыла, задыхаясь и мотая головой, отгоняя крепкий дух бутылей.

 Раздирающе мяукал кот: приближалась большая голубая крылатая кошка. Мурмолион выл противно, без всякого утомления, раскидывая перед ней упоительные силки…

- Знаешь, я бы хотела знать поточнее: ты всё-таки есть или тебя окончательно нету? – выйдя из вод реки, выкрикнула Елелия, грудью деформируя птицу Феникс на майке.

 Родник встрепенулся. Уже растроившийся, он ещё покривил- покривил, пожурчал- пожурчал… и, перейдя на другую тональность, разветвился и посыпал единым водопадом с обрыва в высоком регистре.

 Раздалось эхом в пляске отражённых костров…

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Не будем ждать у моря погоды! Не будем ждать пока не придёт наш корабль, чтобы начать передвигаться духовно. Мы мастерски сделаем вместительную лодку и пустимся по волнам житейского мира. Окунаясь в искрящиеся струи фонтана жизни, подумаем о парусе, вёслах, руле… С любовью спустим ее на багряную воду волнующего моря между берегами наших душ и скоро окажемся у цели, доверясь Гольфстриму, ведущему к желанному побережью, и ветру, в нужном направлении дующему в паруса наши, — Нельса сбрасывала плащ-палатку с видом капитана, раскладывающего морскую карту.

Лодку вижу… где ж вожатый?

Едем!.. будь, что суждено…

Паруса ее крылаты

И весло оживлено.9

 Да… Писать поэзию – это не только выражать игру ума и мысли; писать поэзию означает конструировать что-то…

 Сияр протянул Нельсе свою руку-весло, Тарси — другую. Джим взял за руки Алису и Анну. Бестемьян и Вячеслав присоединились к ним.

 Молния без грома осветила их круг…

— Из космоса фотографируют?!

 Границы ближайших параллельных миров начали стираться в нулевой точке безвременья до полноты объема…

* * * * *

 Используя светозвуковую карту Мастера, Титан поднял завесу над Солнцем, немедленно протянувшем руку Полярной Звезде…

— Не готовитесь к битве? Где ваши выпады? — разволновался Дракон. — Я всё равно разгадал бы, конечно, ваши контрмеры. На этот раз вы ведёте себя мудрее. И что мне делать теперь с такой уймой свободной негативной энергии? Сгорает ведь! — пустил он под откос свой меч, нерешительно протягивая освободившуюся руку к призывной лестнице Полярки.

— Ты живешь в таком глубоком лабиринте, Дракон! Может, хочешь к нам? Думаем, ты сам выберешь, где лучше.

— Пока никуда не собираюсь! Но достаточно растаять сводам лабиринта… — Дракон встряхнулся, отгоняя светлые мысли. — В эту иллюзию не хочется верить. И где же я буду жить?

— Уйдёшь в свободное, светлое, чистое небо.

— Зверская смертоносная машина превратится в корабль-призрак?

 Лишь на миг показавшийся корабль- призрак “Титаник” в северной части Гольфстрима, снова канул в лету, оставив несколько человек, продвинутых по параллелям. Судно, оказавшееся в нужное время в нужном месте, спасло их.

* * * * *

 Утро было светлее, свежее… Всё рисовалось взору ярче, выпуклей. Сейчас Тарси был нужен простор, размах и полёт, чтоб извергнуть из себя бурю восторга и радости.

 Тарси начала озираться по сторонам: знакомые до тошноты дружки… странная перемена в людях, вещах… То здесь, то там, а точнее сказать, всюду что-то улыбалось ей… Сейчас не хотелось задумываться над этим явлением. Не будучи в состоянии вынести счастья не поделившись, она бросилась, раскрыв объятья к первому попавшемуся подобию человека: обняла спящего Мстислава, которому в жизни ещё никогда ничто не улыбалось, и многократно поцеловала его в затылок.

 Оторопев от неожиданности, “мудрец” Мстислав подвёлся и покрутил головой… которая тут же упала, брякнувшись как горшок.

- Бутылку только не разбей, -- икнул спящий с ним рядом Феликс Цапл, -- а то, я тебя потом в часном порядке доделаю!

— Вами движет механизм, которым вы не в состоянии управлять! — обратилась Тарси к лежащим в неестественно подкосившихся позах друзьям и обнимающим вместе одну недопитую бутылку. — Эх, помедитировать бы вам. Увидев свет, кто захочет возвращаться в темноту?!

 Похожие на вещмешки с остатками трапезы (над которыми чёрными воронами кружат дятлы), друзья не шевельнулись.

— Спите, что ли? Или померли? — встряхнула Тарси одного.

— Тебя дождёмся и помрем. Вместе чтоб!

 Тарси смерила их взглядом и улыбнулась той детской улыбкой, что каждый в сердце хранит.

— На пароходе я встретила невероятных друзей!

— Тебе нужен специальный приз за волю к победе? — Феликс Цапл антивстретил это известие ворчанием, тотчас же перешедшим в храп.

— А тебе — утешительный? — Тарси положила его безвольную голову себе не колени. — Я связалась с источником снабжения, — продолжала она, просияв.

— Да… Для тебя всё это заманчиво, — отозвался со скрежетом Мстислав Цветоед, возвышаясь над холмиком отложений. При этом он с любопытством рассматривал гостей и, похоже, вот-вот собирался сунуть каждому руку, испачканную по локоть свежеполученным веществом.

 Смущённый и красный до ушей бывший террорист Бестемьян, которому все “медведи” нипочем, застыл в неудобной галантной позе, стараясь не морщить нос.

* * *

— Твои глаза, как шишки геморроя, и днем, и ночью не дают покоя, — всё кряхтел Мстислав (прижатый к земле кашеобразной силой) и поглядывал на Тарси соскучившимися глазами. — Уф! Кажется, пронесло… Не бойся своих желаний! Бойся моих! — крикнул он ей (шарахнувшейся с места) вдогонку. — Матом тебя прошу, не убегай! А то я пошлю тебе сейчас нечто красивое, нежное, эротичное и весёлое…

 Цветоед без суеты повозился среди мух…

— …но только оно не помещается в руке! — протянул он Тарси руку, будто намазанную гуталином. — Присядь со мной! Соскучился по твоим глазкам — вилы! Без тебя, будто бутылка опустела.

 Мстислав закурил и начал лить похмельные слёзы.

 В это время шутники подошли к нему сзади и осторожно скребнув под ним, унесли на лопатке свежепарящее вещество.

— Честно я, ё! Вернись, Глюкозка, -- хныкал Мстислав, направив свои омуты (в которых уже ничего не водится) на девушку. Хочешь, выпей за острый радикулит в Цветоеда пояснице. Пью, пью, не жалея печёнки, -- разматывал он свой язык, как рулон туалетной бумаги. – А тебе не надо облегчиться? Присядь со мной. Как ты? Какая-то другая.

- Это похоже на прижизненную реинкарнацию. Отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая! — Тарси почувствовала себя несколько смущённой, вроде спортсменки, собирающейся переходить в другую категорию, поскольку там у неё действительно больше шансов. — Такое смешное ощущение: всё до тебя доходит, — передала она Мстиславу лопатку.

 Мстислав встал… наклонился, чтобы прикопать после себя фекал… Но его, будто оторвавшиеся от лица глаза, остекленели запотело…

- Не понял!!! – выронил он сигарету, поражённо рассматривая растоптанную светом тень травы J. Затем подобрал зябко вспыхивающую сигаретную птицу “Феникс” и беснующими пальцами (что-то сумасшедшее выплясывающими) стряхнул пепел в холст многоголосо поющих капель эхаушедшего тоненькой струйкой J.

 …Чтобы начать хоть что-то сначала.

* * *

- Сверим часы? – хвастаясь, (как Копперфилд одновременно с Акопяном), Мстислав вытащил из-за пазухи “ролекссы” баснословные… не понятно откуда занесённые… и потряс ими, не замечая, что они остановились.

 Каждый немо поставил свои часы по неправильным “ролекссам“!.. А Мстислав в свою очередь через некоторое время заметил, что злосчастные “ролекссы” стоят, и срочно перестроил их по уже отстающим(!) часам Бестемьяна…

 “Коллективно неверное время” – это, конечно, только формулировка. И она ничего не говорила о дне, что будет. Ребята жили по занесённому вором времени, не зная, который час! Но главным было лишь отношение к суете…

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 Держа пустеющую “чекушку”, Мстислав медленно с наслаждением шёл…

 Лежала на земле палка. Вела себя смирно. Но вот подобрала её рука человека с бутылкой. Отправилась палка по дороге…

 Движется палка уверенным шагом и, посвистывая, всем подряд головы сносит: Репей так Репей, Мальва так Мальва… “В оперу давайте… там листьями своими будете шуметь!” “А ты в какую точку?” “Да мне бы укорениться где-то. Прежде у меня поддержки не было, а теперь рука есть, да ещё и крепкая.”

 Вторая рука “карикатуры” держала ту самую “чекушку” водки. И тут включилось ещё одно звено цепочки…

 Едва различимое на фоне растительности - “нечто”, покинув нору под гамаком, следовало за “субьектом” по пятам, хвостом- помелом следы запахивая. Заметив за собой хвост, Мстислав Цветоед завинтил крышечку, кинул “чекушку” в штанины широкие и, размахнувшись палкой, веселясь и ликуя, начал стегать ею траву и воздух. Потом до него дошло, что он видит силуэт кошки, который с каждым мгновением становился всё чётче и светлее. Его окружило бледно- голубое сияние. Кошка с крыльями?! Нетерпелось её за крылья схватить и побежать- полететь посмеяться. Но это веселье прервалось справедливой расплатой…

Ты чёрное способен спутать с белым,

А также и зелёное со спелым,

Анархию попутать со свободой,

А постоянство – с мимолётной модой.

Но, правда, ты не путаешь пока,

Где правая, где левая рука.

Уж лучше бы, дружок, ты путал руки!27

 Кошка, сделав травулиссимо, прошмыгнула между ног. Её сияние замерцало и рассыпалось крошечными искорками. А Путаник, подняв ногу для следующего шага, наступил на “скользкое место” - кошке на хвост!.. Та вцепилась в штанину! Мстислав сделал резкий бросок всем телом с одного места на другое, чтобы таким образом попытаться освободиться. И упал. А во время падения взял да и сел на бутылочку... Бутылочка возьми да и поместись… с размаху то… в зону турбулентности! Ну, короче…

 Раздался высокий, внезапно оборвавшийся крик!.. Люди повернули головы и, с открытыми ртами разглядывая карикатуру на человека J, перешёптывались с многозначительными улыбками на лицах.

 Феликс Цапл посмотрел на самого себя – теперь такие же голубые искорки двигались вокруг него, покрывая руки, ноги, бёдра, грудь… (Крылатая кошка чуть не схлеснулась и с ним!) Не наступая кошке на хвост, Цапл бросился на выручку друга из того положения в которое он J попал... С отражением в глазах от спасительного бота, “летел” Цапл зигзагами от куста к кусту, пока не опустил пальцы на “точку момента”J... Это прикосновение (для страждущего) было почти любовным!

- Наверное это безумие, - на миг Феликс погрузил лицо в ладони, - но бутылка здесь неплохо устроилась. Это точка кипения!.. – произнёс жёстким тоном он.

 Потом, вдруг, одним глазом увидел, как Крылатая кошка скользнула в реку.

 Ребята так же не пропустили этот удивительный мистический момент.

- Крылатая летучая… да ещё и водяная плавучая… Символично… Как из будущей легенды про “корабль”, который нам надо построить.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 Тонкий прозрачный голосок животворительной влаги обнаружился где-то внутри:

Подберём пароли и узнаем друг друга,

Нашим лозунгом станет “Эволюция души!”

В другой плоскости решим мы все проблемы,

Не закроем глаза мы на то, что видим!

Высшая раса, новая раса, новая Асса!

 “Цветок распустился после бури! Ищи пути! — оживились лепестки Алой Розы, сорванной с корнем Цветоедом и сейчас прикопанной в ящике из-под “Царичанской”. — Буря — восстание человеческого ума против самого себя: первый шаг! Переход от старого к новому состоянию сознания”.

 Над родником плыли высокие голоса:

Их души омыты в крови сердца,

Голоса утеряли способность ранить.

Их уши не чувствуют — их уши слышат,

А глаза не способны к слезам — они видят!

Новая раса, высшая раса!
 Друг за другом на поляну поднялась троица – шустрые ребятишки. За ними, торопясь, отовсюду собирались люди послушать поющих всему миру…

Это новое сознание и новая совесть,

Ответственность и знание, прежде чем делать.

Ничто нельзя купить и присвоить силой,

Фальсификациям нет места, подменам, обману.

Высшая совесть! — не отделаться ничем!

Высшая раса! — новая мораль…

 Эта песня о любви призывала идти без груза, идти по всей земле, меняя времена, страны (где все тебя любят), и изнемогать от счастья.

 Ильич, влившийся- вернувшийся в народ (попавший в самую струю), с улыбкой выкрикнул из стана испытывающих (теперь уже молчанием) участников:

— И эта раса не только будет, она уже есть!

 — Незнание накладывает власть над душой. Так что не сразу все смогут…-- вынырнул тёплый контальто Алисы.

 “Но когда-нибудь цветок любви даст плоды, и люди уже такими будут рождаться!” — сладко потянулась Алая Роза, расправляя лепестки под опахалом бабочки-Аполлона.

* * * * *

 Отчаянно до удушья взбивал Зверь туман, похожий на молочный кисель, пытаясь сгустить газопылевое облако своими заострёнными кверху крыльями. Но тяготения частиц не возникало, и Новая Звезда не зарождалась. Слившись с Космическим Сознанием параллельной станции, Вертопрах в состоянии забытья увидел в тумане ясное выражение будущей Звезды, которое показалось ему очень полным и понятным, хотя слишком слабым. Несмотря на отсутствие чувства осязания, Зверь прикоснулся к самому высшему синтезу жизни, на миг ощутив в превосходной степени гармонию, чувство полноты, меры, примирения…

 Разорвав рыхлость небесных сугробов, протрезвело выглянула Луна и, вдруг, осветившись солнечной короной, показала свой чёрный диск в таком величии, что Вертопрах остолбенел. Солнечное затмение в день летнего солнцестояния — воистину — трансформация недостатков в достоинства!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 Эскадра яхт готовилась к отплытию.

— Архиважные дела, — Ильич пожимал руки ребят, вторя дружной песне под гитару и, заменяя лирику пониманием:

Где-то далеко, на краю земли,

Лепят облака в небе корабли.

Запросто так, запросто так,

За не за деньги, не за флаг,

Они летят, они летят

Они летят, а мы никак…

 

Но еще больней из своей крови

Делать облака на краю земли…

* из репертуара “Агата Кристи”.

___________________________________________________________

На недопетой ноте отозвался… будто, щелчок магнитофонного автостопа…

Изваятельский широко развёл руками, на миг застыв в скульптурной форме, символизирующей разлад мечты с действительностью.

* * * * *

 Перебарывая страх, Усана подбежал к ручью. Немного пугало то, что засека в земле была свежей и представлялось, как люди совсем недавно подваливали здесь траву. Настораживали и гребни в воде, накрывающие песок в точно расчитанном ритме…

 “Что заставляет воду делиться? – жук бежал вдоль поделённого гребнями на множество отрезков ручья. – Не наставлены ли на рубежах западни? Или это пузыри надутые решили рубежами отгородиться? От кого?

 Линии- гребни на поверхности ручья выступали за счёт действия вязких сил в потоке, движущемся под поверхностной плёнкой.

 Крошечные “человечики” в воде выдули небольшие пузатые барабанчики и били в них приноровившись к набирающему ход ритму.

 Жук Усана бежал уже достаточно долго, но поток не кончался, и приходило ощущение, будто он тянется бесконечно, как китайская стена. Усана загадал: если сейчас за откосом не увидит конца потоку, то повернёт назад, ибо бессмысленно идти дальше, как бессмысленно обходить реку. Повернёт или попробует перейти рубеж по гребню… не может быть, чтоб по гребням были расставлены западни…(будто догадался жук, что вода и он понятие “делиться” понимают каждый по своему). Но было уже немного поздно…

- Прости, -- сказал кто-то Усане, отпуская его.

- Постой! Постой! – кричал Усана Удаче.

“Что это?!! Каша лава лязг плеск сила зов… Кручение пространства? И я плыву по нему…

 Отлетели бесполезные лапы и усы. Маленькая рыбка лучше большого таракана. “Ладен!” –залюбовался собой таракан, уже неясной окраски.

 “Мне нужна эта неясность, -- сказала Чешуя, -- как краска, как мнимая величина! При абсолютной величине жизни.”

 “Ладно? – к жуку прикрепилась медуза. – Да ты в натуре – архиважный спрут!”

* * * * *

- Товарищи! И товарки! Господа и господарки, леди и блатные, воры и вороны, оборотни и аферисты, мафиози и монструози, недруги и садисты, террористы и софисты! …сосуды для переваривания пищи…надеюсь не только лишь в одном из её подсмыслов?.. Я думаю, что это был не сон! Что очарование необыкновенной свободы, радости и расширения не рассеется во мне. Спасибо за высоко духовное партнёрство.

- Мы довольны своим пребыванием, вашим вниманием, питанием, -- ответили Ильичу ребята.

- Важно воспитание, а не питание! — строго поднял палец рыбак средней руки.

- Обед на первое, а речи на второе!25 – выглянул из котелка Цветоед и наткнулся взглядом на идеальный человеческий архетип…

 Сияр, уже приготовившийся для медитации, рассмеялся:

- Как приятно отвлечсься от бренного желудка – этого недолговечного сосуда для переваривания пищи.

* * * * *

 Выметая завалы песка, родник с помощью тугих деревяных распорок, замаскированных в корнях (и подпиленных тысячелетником), растроился и потёк, с нежностью звеня о триединстве.

 В песке уже чудили крохотные человечики*, не прикрытые ничем забавные существа. Каждый из них прорывался через “пальцы ладоней песка”, проявляясь в лицах и формах всех миров.



* как изображение мысли на невидимой форме.



* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

—Мыр-р, — заработал мурлыкающий мотор, принцип работы которого остаётся загадкой для современной науки. Может, это торсионный? Вот только не изобретут никак торсионную технику, которая работала бы везде, где сейчас “работает” электричество и радиоволны; этого двигателя, которому не нужно топливо. Может, надо с доступного начинать? На человеческом языке когда-нибудь всем договориться… Заработало б, глядишь, и поле торсионное, способное передавать всё!

— Тогда и деревья с кроличьей мякотью зацветут! — сказала вслух Алиса. Но подумалось: “Запретный плод? Дерево познания добра и зла? Сказки внутри сказок… И Библия внутри сказок? Так, может быть, от жестокосердия избавиться надо сначала, тогда и мясные деревья в самый цвет?.. С плодами уже, наконец, не запретными. И не будет кому-то мерещиться войско там, где пасётся стадо свиней…” — Да, Мурмолион?

— Мыр-рай… — вмешалась крылатая кошка.

— Мурчание — как улыбка счастливой женщины, как осуществление мировой гармонии, — улыбался Ильич, гладя пришлую кошку с колючими наростами и необычными складками кожи на спине. — Ты — Рая Пегасовна?.. Казалось, она искала кого-то для любви, и не могла найти.

 Кошка всем своим смягчающим видом давала понять, что любит! натурально обмирая от его прикосновений. Изваятельский поцеловал ее в крылья.

— Так и Высшие Сферы, возможно, умиляются, соприкасаясь с нами… иногда…— устыдившись чего-то, закивали ребята, опустив глаза. — Целуют, если есть во что.

* * * * *

— Я ориентирован на конечную цель! А не только на процесс разговора. Освободите меня от излишнего балласта! — пнул ящик с провизией Ильич; ключ баночный дал и ещё…

 Ребята уставились на протянутый им бумажник. Всё тот же… но только наполненный на этот раз по назначению — деньгами.

— Ильич, деньги в долг?

- Слегка произведите их чистоконцентрацию, чтобы разорвать тонкие цепочки экономической необходимости… Ведь вам придётся “перестраивать корабль”… Чтобы он выдержал огромные боковые нагрузки. (Вес этих конструктивов, понятно, паразитный и только мешает!) Ну, а потом уж и забыть можно будет о деньгах - в светлом будущем. …Этот вертреп экономического разврата.

- Мы уже живём в уходящем мире! Но пока деньги не помешают… Придётся ещё вернуться к старой недоброй многоступенчатой “ракете”, – самортизировали ребята низкий поклон.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

 К чему близки мы? Что там, впереди?

Не ждёт ли нас теперь другая эра?

И если так, то в чём наш общий долг?

И что должны мы принести ей в жертву?

 Продолжая цитировать поэта- лауреата США и Нобелевского премианта Бродского, Стен поддержал за локоть объект своих страстей, и без суеты улыбнулся.

— Далеко бежим?

- Не на космодром Эвереста, конечно… где лошадям не место! – буркнул Ильич в ответ. - Чтобы полежать, как свинья, надо побегать, как лошадь! – последовала тягостная пауза. - …В цивилизованную западню! К отвалам шлака и мыслительного утиля!

- Не стремись быть везде, иначе будешь нигде… - артикулировал Стен.

- Каждый человек сам кузнец своего несчастья. Живём себе вопреки и лишь потом понимаем, что потеряли своё счастье. …Западня!

— А вы там… внутреннее эволюционное да во внешнее революционное! — водрузил руку Стен на плечо Ильича, провожая его к яхте. — Несчастная страна, которая нуждается в героях!

— И шуруйте от обратного! — махали платочками ребята.

 Не разворачиваясь лицом, Ильич вернулся обратно.

- …Это как? – спросил он.

- Это не с лицом повёрнутым назад, - сказала Алиса. – …С чего начнём?

- С Эдемского Сада, - Ильич развернулся и протянул яблоко.

- Принёс с собой семя Сада? – Алиса вкусила от яблока.

- Но я не единственный имею право садить его, - вкусил и Ильич, передав дальше.

 - Не на тебе одном сошёлся клином свет, но всё-таки скажу: оставил след.

- Ты тоже оставляешь след… - низко наклонился Ильич. – Смотри! – показал он ей его.

 Алиса стала на край следа глубокого, сжимая пальцами семя.

- Этой церимонией… - начал Ильич и остановился, шокированный тем, что Алиса просто бросила семя от яблока в ямку (от следа) и сверху засыпала его землёй.

- Полей это место лучше. Или думаешь, что главное не участие, а победа?

- А я уже думал купить себе золотую медаль, - пошутил новый русский.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

- Говорят, Вы пописываете? – Алиса смотрела на Феликса, играя глазами, в которых виделось небо до самого дна, рождение солнца, звёзд и дождей.
- Да, как все люди J, - Феликс взял гитару и, сотрясая воздух, ожидал ответного ветра…
Мы поём и для тех, у кого в глазах стены,
То, что будем решать – это наши проблемы…

 Алиса широко расставила в стороны руки, словно желая обнять скалу.

- Даже стена не является непроницаемой для вибрации мыслей. А где есть глаза, там должен быть и предмет, на который можно смотреть и восхищаться; так выполняется предназначение глаз. Где существуют уши, должен существовать звук, который можно слышать, чтобы наслаждаться его красотой; в этом состоит суть существования ушей. В начале было Слово: существовало движение, вибрация. Источник их в божественном духе… Ведь для совершенного Сущего было необходимо сотворить ограниченное совершенство Его собственного Существа – чтобы осознать Своё собственное совершенство. Видящий, видимое и взгляд – и есть тайна стоящая за идеей троицы.* Каждый шаг действительного движения (а это поиск потерянного Слова) важнее дюжины мирских программ. И если человек не может чувствовать смысл жизни, он не должен говорить, что жизнь не имеет смысла. Миссия жизни в том, чтобы передавать что-то; и всё, что она передаёт, есть Слово, посредством какого бы чувства человек ни испытывал его, - сказала Алиса, будто собираясь в движение…

* версия из книги “Мистицизм звука” (мастер Хазрат Инайят Хан).

 

 Озаряясь нимбом низко плывущих облаков, алело задумчиво Солнце, протоптав радужную дорожку от горизонта к ногам Алисы. Брызнув в него искорками отражений, Алиса знала уже всё, что случится дальше… отправляясь за пределы погожего дня… и оставив позади все бяки с негораздами!

- Предметом желания и тоски каждой души является некая цель… Её можно достичь через отзывчивость к земле, к небесам; отзывчивость на каждое влияние, помогающее открыть душу. И через проникновение - проникающее качество взгляда. Взгляда, восхищающегося совершенством и духа, и Слова, и красоты, и силы, и любви, и покоя…

 Созерцание Создателя так глубоко запечатлело прекрасную реальность его видения в сердце Алисы, что она стала целой и единичной имманентностью пироды. Ритм, являющийся самой природой всей человеческой конструкции, привёл её в экстаз, который необъясним и несравним ни с каким другим источником опьянения. В этом духовном экстазе Алиса сделала ритмический поворот, который заставил полы её балахона перевоплощения сформировать круг. Движения её рук и шеи также создали круг.

 Перед ней была стена - временная плоскость. Но даже стены имеют уши и глаза*, отзывчивые и проницаемые для вибраций, ритмов и отражений. И предназначение которых естественно - наслаждаться и восхищаться!

* просто наш ум не имеет готовой для их восприятия формы.

 

 Крайняя точка шара (субъективная точка настоящего времени), наиболее близкая к “стене” начала увеличиваться, растворяя в себе весь шар. Так параллельный воздушный поток, создаваемый шаром, сложился с параллельным потоком, обусловленным наличием стены – в результате чего проекция стала большой. Встречные силы взаимоуничтожились и удара о стену не произошло. Точка оказалась в нулевом месте.

 Ловя параллельный земле поток, обусловленный наличием земли, и поймав его, точка начала увеличиваться, проецируя на себя весь круг и превратилась в полоску, стремящуюся к стене. (Как линия конфликтов?)

 Аналогичным хитроокольным путём полоска сделала ещё несколько кульбитов, вплоть до полного исчезновения…

 … А по ту сторону стены путем от обратного возродился фантом!

* * *

 Грохот огромного лица-колеса (с пришипившимися к нему негораздами) замер, оставив на смену себе “пятистропный ямб” пульса Земли. Колесо остановилось и, точно получив какое-то приказание, закрутило от обратного.

 Тишина запульсировала каким-то жужжанием, и это жужжание прорвало журчание неведомых ранее слов (словно чистого ручья), переходящее в переливистый звон, точно текла река из бриллиантов.

 Фосфоресцирующие визжащие скалы таяли под Клином колеса и стекали, как завеса светящегося тумана. К северо-западу нисходящая завеса затрепетала будто светом восходящего солнца. Ее пронизывали радуги, спектры и многоцветные сияния. Всё это происходило в идеальном порядке, со стереоскопической отчётливостью, с геометрической точностью и в последовательной кибернетической развёртке.

 Больше не сопротивляясь алеющему Солнцу, ледник полюсов вздрогнул: как бы аккуратнее, не нарушая бассейнов полноводных рек, собою наполнить высохшие русла?

 “Действие в легенде происходит, как я поняла, в будущем?.. – Алиса ощущала глубокий внутренний ритм и транскрипцию предыхания… – Давай!..”

 Сквозь всесильный поток неземного хора, фильтрующий звуки бурь, штормов, грома, ураганов, гибели, цунами, средними темпами находила дорогу в таинственных разводьях и величественно непреклонная песня Земли. А вся угасающая мелодия дисгармонии, словно капли слёз печали, переливалась в ликующую трель соловья.

 На этой высокой ноте Алиса решила вернуться тем же хитроокольным путём назад. И убедиться, что путешествует в пространстве и во времени.

 Закрыв глаза, она слышала лишь тишину и могла почти дотронуться до неё, столь осязаемой она была. Где-то внутри себя видела небо, где одно созвездие быстро сменяло другое; где, разорвав рыхлость небесных сугробов, протрезвело выглянула Луна… Удивляясь, как в одно мгновение Луна прошла столько фаз, Алиса ощущала холод и жару, осень и весну… Увидела ангелов и стрелу, возродившую ее по ту и эту стороны стены.

- Алиса, ты куда растворилась?! – удивлялись вокруг. (Не просто праздные зрители мирового целого, а познающие). – Мы не поняли… Ты уже на месте???

 В глазах Дмитрия были кресты пробуждения вечного.

 - Откуда ты знала, где ключ?!! – ему казалось, что он прижал девушку к себе, словно лёгкое облачко.

 От глаз Алисы молнией отразилось что-то, радуя фонтаном красок… И она, широко расставив руки, уже стояла под водопадом.

- Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ28… - обертоном повторила за непонятым мирским теоретиком Алиса, превозмогая усталость. Необходимую для данного момента усталость. Которая нужна, чтобы не уставали другие.

 Слеза души задрожала, преломляясь в танце на радугах глаз и… превращаясь в плащ перевоплощения в радуге её души…

- Замечательное это чувство – знать, что ты сам строишь Мир.

 Улыбка Земли скатилась в ее душу Звездой.

 

Крики слышны: “Красота! Красота!”

Вот и фанфары уже прозвучали…

Грустно вздыхает счастливый конец:

Если бы всё это… было в начале!