Дубна, которая всегда с тобой

Если вам повезло, и вы про-
вели молодые годы в Дубне…

Кажется, из Хемингуэя.

Ф. Легар. Сказки “золотой клетки”.
— Дубна: изд. отд. ОИЯИ, 1996

В годы существования социалистического лагеря Дубна была “окном в Европу” не только для советских граждан. Отсюда легче было оформить командировку на Запад и физикам из стран народной демократии. Поэтому многие из них стремились попасть в Дубну и сидели в ней подолгу. У Франтишека Легара, выпускника Карлова университета, была ещё одна причина бежать в Дубну. У него со студенческой скамьи не сложились отношения с коммунистической партией, и он надеялся, что в Дубне его недоброжелатели, в том числе секретарь парткома Пражского университета, которому он при поступлении в аспирантуру безуспешно пытался сдать экзамен по философии, его не достанут. Перед отъездом в парткоме факультета сообщили, что поездка в Дубну поможет ему познакомиться с жизнью и усилиями советских граждан, строящих коммунизм. Иными словами, эта поездка должна была стать для излишне независимого молодого человека хорошим воспитательным уроком. И чешские товарищи не ошиблись. Искусству занимания трёх очередей одновременно, пишет Ф. Легар, мы с Лилиан научились сразу…

Но главное для физика — это физика, поэтому большую и лучшую часть своей жизни в Дубне Легар провёл, работая в историческом 1-м корпусе ЛЯПа, на историческом синхроциклотроне, с которого начиналась вся дубненская физика высоких энергий. К тому времени легендарный синхроциклотрон давно уже не был последним словом в науке и технике. Но созданная группой М. Г. Мещерякова поляризованная мишень позволяла получать не только научно значимые, но и, в области спиновой физики, уникальные результаты. Из искровых камер сыпались искры, и каждая из них была событием, которое регистрировалось кинокамерами, щёлкавшими каждые две десятых секунды. После того, как Политехнический музей в Праге по инициативе Франтишека подарил ОИЯИ устаревшие, но более совершенные кинокамеры французского производства, частота кадров увеличилась вдвое, а плёнка перестала рваться. Многие проблемы с фотографированием микромира были на тот момент решены, чего нельзя сказать о макромире, где не было в точности известно, что можно фотографировать, а что нельзя. Иногда нельзя было, например, фотографировать столовую “Дружба” (а иногда можно). Когда группа иностранцев из братских стран сфотографировалась на пике Тяпкина, это стало предметом разбирательства в первом отделе. Страна победившего социализма, хотя и была к тому времени защищена от Западной Европы прослойкой социалистических стран, по-прежнему испытывала на себе давление капиталистического мира. Холодная война, несмотря на оттепели и разрядки, продолжалась вплоть до конца восьмидесятых годов. При желании пик Тяпкина можно рассматривать, например, как гигантский резонанс с парадоксально большим временем жизни. Ф. Легар был воспитан на великой чешской литературе, хорошо знал Гашека и любил Швейка и поэтому всё понимал правильно. Зато когда он посетил с экскурсией Пулковскую обсерваторию, он был вознаграждён. Директор обсерватории, увидев иностранцев с фотоаппаратами, сразу предупредил: у нас можно фотографировать абсолютно всё! И действительно, абсурдно было бы засекретить звёздное небо.

Проблема секретности (которая сейчас возрождается) накладывала ограничения не только на любительскую фотографию. Однажды издательский отдел ОИЯИ отказался печатать препринт о кодирующем перфораторе, в схему которого входили простейшие германиевые диоды: надо было доказать, что они несекретные. Такие диоды можно было свободно купить в магазине “1000 мелочей” на площади Мира, но этот аргумент оказался недостаточным. В издательском отделе потребовали дать ссылку на его описание в несекретной литературе. После долгих поисков Легар нашёл описание этого диода в журнале “Юный техник”.

Были и другие проблемы. С одной стороны — хорошие пучки, отличные мишени, умные и воспитанные люди с большим количеством идей. С другой — плохая аппаратура, медленная обработка и некоторые особенности массового производства ширпотреба в СССР: легче было получить тонну сверхкачественной нержавейки или километр проволоки из вольфрама, чем достать бытовой предохранитель.

В день, когда братские армии вошли в Чехословакию, Легар и его жена Лилиан, его вторая половина (потому что первая — это он сам), были на пути в Вену, где в конце августа 1968 года должна была состояться конференция по физике частиц. Перед отъездом они сказали своим дубненским друзьям: увидимся через месяц. Однако следующий их приезд в Дубну состоялся только через двадцать с лишним лет. В это трудно поверить, но в течение трёх лет, пока Легар не попросил политического убежища во Франции, дирекция и международный отдел ОИЯИ продлевали ему командировку, оказывая таким образом дипломатическое давление на Прагу, требовавшей его возвращения. И это при том, что Ф. Легар всю свою сознательную жизнь был убеждённым антикоммунистом, и хотя взгляды свои не афишировал, но и не скрывал их. Когда он позвонил во французскую контрразведку и попросил политического убежища, бдительные люди по ту сторону железного занавеса не могли поверить, что он, сделавший прекрасную научную карьеру в ОИЯИ, не состоял в коммунистической партии. Его уговаривали честно признаться, уверяли, что после признания ничего плохого с ним не случится. Его спрашивали целый день, и Легар несколько раз рассказывал историю своей жизни, настаивая на том, что для него было очевидным, а для французских контрразведчиков — нет. Через три недели ему сообщили, что он говорил правду и что он, “по-видимому, является известным исключением из общего правила”.

В 1989 году приезд в Советский Союз для него стал снова возможен. Когда он ехал в Дубну, которая была для него вторым домом, где его с Лилиан, кроме чересчур долгой зимы, ничего особенно не беспокоило, он знал, что его ждёт, и поэтому с утра ничего не ел. И действительно, в этот вечер ему пришлось пережить три ужина. Едва он вошёл в гостиничный номер, как зазвонил телефон… Эти встречи на Волге были посильнее, чем встреча союзников на Эльбе!

К сожалению, книга Ф. Легара, отпечатанная тиражом 500 экземпляров, отсутствует в библиотеках города и недоступна большинству дубненцев. В ней есть множество весёлых и не очень весёлых историй, написанных с неизменным чувством юмора. Передать их в короткой газетной заметке невозможно. Вот, например, реакция английского коллеги Легара на события августа 1968 года: “Ты даже не представляешь, как трудно мне всё понять. Ты, наверное, знаешь, что последняя оккупация Англии состоялась в 1066 году!” Глава “О влиянии революционных праздников на выращивание кристаллов” — законченный литературный рассказ, достойный отдельной публикации. А глава, посвящённая знаменитой международной конференции 1964 года в Дубне, будет интересна не только местным краеведам-историкам.

В книге немало “мелочей жизни”, из которых состоял быт Дубны шестидесятых годов. Прежде всего, конечно, одежда и обувь. В день завоза на площадку ЛЯП кофточек женщины бросали работу и уходили стоять в очередях. Подбирать подходящий размер не рекомендовалось, брали что дают. С продуктами дело обстояло лучше. Дубненские столовые работали отлично и были дешёвыми, а на банкетах продуктов бывало больше, чем надо. Дубна в то время снабжалась в приоритетном порядке. О водке Легар вспоминать отказался, сославшись на то, что после статьи Стейнбека о том, что такое “сообразить на троих”, на эту тему уже никто не может написать лучше. А вот общественные туалеты, которые всегда были нашим национальным позором, навеяли ему уже не весёлые, а грустные воспоминания.

Можно сказать, что надежды, с которыми молодой Легар ехал в Дубну 1961 года, полностью оправдались. В 1966 году он защитил кандидатскую диссертацию, а ещё раньше, в 1963-м, поехал на конференцию в США. И здесь, в логове мирового империализма, будучи в гостях у американских коллег, Легар показал себя совершенно нашим человеком. Перед тем, как идти в гости, он достал из чемодана бутылку “Московской”, освободил её от газеты “За коммунизм”, в которую она была завёрнута, и нашёл для неё более подходящую упаковку. Вручая хозяевам дома свой маленький сувенир, он произнёс волшебную фразу, которой научил его чешский друг, проработавший полгода в США: “Это пьют космонавты”. У американцев тогда успехов в космосе ещё не было, поэтому подарок стал маленькой сенсацией. Напиток был немедленно охлаждён, распечатан, и хозяйка дома вынесла на подносе посуду разного калибра, от рюмочки с хрупкой ножкой до капитальной посудины для коньяка, после чего выразительно посмотрела на гостя: из какого сосуда пьют космонавты этот небесный нектар? Иными словами, какой набор подавать к столу? Легар, привыкший к тому, что в Дубне всегда не хватает стаканов, тут же начал разливать во все сосуды поровну...