Зов предка

Ему 2000 лет!
Время остановилось здесь - в теснине горной расщелины.
Имя его - Ходжа Исхок.
Десятки веков отважные пилигримы идут к Нему, рискуя навсегда остаться в хаосе
скал, хранящих неприступную пещеру.

***
Искандеркуль встретил нас мерным шелестом набегающих волн. Вечерело. Тысячи
звёзд, окруженные хороводом гор, засверкали созвездиями. Серебристый свет
восходящей луны всё вокруг преобразил. Суровые великаны в белых шапках
склонились к живительной влаге огромной чаши. Купол Дождемерной горы плавно
поворачивался в объятиях грозного Кыркшайтана (горы сорока чертей). И когда
отражения гор соприкасались, порывом ветра доносилось что-то неуловимое, едва
ощущаемое - не то стон каменных исполинов, не то тревожное биение их ледяных
сердец, повествующих о далеком суровом прошлом.

***
Великий завоеватель Александр Македонский (Искандар Двурогий), наводивший ужас
лишь именем своим, ступил на землю согдийцев.
Оставив тысячи воинов на полях битв, он ворвался в столицу, жестоко истребляя
горожан. Но жители не сдавались. Отважный воин Спитамен решил объединить
разрозненные силы согдийцев и внезапно ударить по врагу. Этому не суждено было
свершиться - мерзкий язык предателя донёс Искандару о готовящемся нападении
Спитамена. Преследуемый чужеземцами, отряд Спитамена ушёл в верховья Зеравшана,
чтобы в тесном ущелье Фан-Дарьи устроить засаду.
Грозное ущелье с громыхающим потоком в чёрной глубине стало непреодолимым для
завоевателей. Шаткие головокружительные овринги усмирили пыл вражеских полчищ.
Искандар решил напасть на повстанцев с тыла. Он повел часть войска через Вору к
лесам Арчамайдана. Чужеземцы перевалили ледовое седло Дукдона и спустились в
ущелье Каракуля.
У кишлака Хайрамбед согдийцы попали в засаду.
Здесь коварный полководец решил покончить с повстанцами. Разрушив горы,
чужеземцы преградили путь реке. И, когда сила воды стала неудержимой, бешеный
поток хлынул вниз, влача валуны и арчевники. В мгновение отряд Спитамена был
разнесён и погребён в пучине.
У селения Макшеват Спитамен был выброшен на берег. Надеясь на спасение, он
уходил всё выше и выше в горы. Минуя пропасти ущелий, перебираясь по узким
карнизам и отвесным скалам, он достиг пещеры. Ледяной полумрак принял в свои
объятия обессилевшего воина. И в этот миг жало вражеской стрелы настигло
жаждущее свободы сердце. Медленно приседая на холодный гранит, Спитамен обратил
взоры и мысли свои к тайным силам природы, заклиная их покарать завоевателей и
освободить родную землю - прекрасную Согдиану.

***
В лунную ночь, над озером и в тёмных дальних ущельях, разносится ветром
таинственный зов, маня к себе завороженных путников.
Двадцать веков для Него было одним мгновением. Такова воля природы. Озеро
Искандеркуль, носящее имя Искандара - Александра Македонского - и по сей день
полноводно. На склонах окружающих гор внимательный взгляд может заметить линии
первоначальных уровней, хранящие в себе жестокие события далеко минувших дней.

***
Несколько дней мы путешествовали по Фанским горам. Нас давно влекла к себе одна
из достопримечательностей Фанских гор - Макшеватская пещера с её древним
обитателем. Теперь решено было найти и посетить пещеру и ближе познакомиться с
нашим предком, которого мусульмане провозгласили святым.
"И вот мы устроили для Ибрахима
место дома, чтобы возвести среди
людей о хадже: они придут к тебе
пешком из глубокой расщелины..."
Коран, суры 27, 28 "Хадж".
Рано утром мы вышли в путь по пыльной, остывшей за ночь дороге, ползущей
серпантином вверх от зеленоватой глади озера и врезающейся в небо.
Окружённые величественной красотой вырезанных из скал столбов на противоположном
берегу реки и нагромождением валунов, между которыми петляла тропинка, мы
торопливо продвигались к перевальной точке.
Миров шёл впереди. Идя следом, я думал о Ходжа Исхоке, о том, сможем ли мы
подняться к нему. Местоположение пещеры нам не было известно. Непонятно, как
отнесутся к нашему появлению местные жители. Меня вдохновляла уверенность и
решимость Мирова.
- Как ты думаешь, удастся ли нам попасть в пещеру ?
- Коли это настоящий святой, то он сам нам поможет, - не задумываясь, ответил
Миров.
Склоны казались нескончаемыми - один сменялся другим, другой - третьим. Всё
выгорело, слившись в единую волнистую сморщенную поверхность. Окружающая природа
нисколько не радовала. Даже угнетала. Лишь величественная панорама вершин в
голубой дали скрашивала однообразие и унылость красно-бурых скал.
Солнце поднялось высоко и палило неистово. Очень хотелось пить, но вода
оставалась далеко внизу, грохочущая камнями и белая от пены.
- Неужели наш могущественный предок не поможет нам? - думал я. Но, поднявшись
на очередной хребет, был удивлён и обрадован. Внизу, в небольшом углублении,
раскинулся сад с зелёными лужайками. Значит есть вода!
Тропа побежала вдоль прозрачной ленты арыка, мимо урюкового дерева в оранжевом
бисере.
Продолжая путь, мы наконец-то достигли того места, откуда кишлак Макшеват,
расположенный на дне ущелья, в изумрудной зелени ив и тополей, открылся нашему
взору. Склон, украшенный зеленью огородов и табачных посевов, был уже в тени.
Здесь было прохладно и не чувствовалось духоты.
Мы спустились в кишлак, и у первого попавшегося нам пожилого мужчины Миров
спросил о своем дядюшке. Подозвав мальчишку, тот велел проводить нас.
Мальчишка провёл по кривым, узеньким затенённым улочкам, пересечённым мелкими
ручейками, стекавшими с верхних дворов в нижние, от самого верхнего арыка до
бурлящего потока реки.
Мы подошли к глинобитному домику с плоской крышей. Часть двора была ограждена
кладкой ржавого камня с глиной. Остальная - примыкала к соседним дворам, и дувал
имитировался сплетёнными в стеночки ветками кустарников. Не раздумывая, вошли
во двор, где заметили женщин. Утопая в табачных листьях, они нанизывали их на
длинные нити. Зелень подвешенных гирлянд украшала веранду.
Увидев нас, женщины улыбнулись, недоумевая, кто бы могли быть эти незнакомцы с
рюкзаками. Не геологи ли?
Любого с рюкзаком, да ещё и с бородой, горцы обязательно примут за геолога. С
туризмом они в глубине души не согласны, и поражаются тому, как эти люди, терпя
лишения и голод, зной и холод, называют путешествия по горам отдыхом. Когда они
узнают, что плановый турист, блуждая в заоблачных высотах, сгорбившись под
тяжестью рюкзака, платит ещё за это деньги, то удивлению нет границ, ибо каждый
горец убежден, что человек с рюкзаком получает большие деньги за свои лишения.
Миров начал беседу издалека. Расспрашивая всё до мелочей - о здоровье дядюшки,
хозяйки, детей и внуков, он осторожно добирался до главного.
- Что ж вы стоите, проходите, садитесь, - перебила его хозяйка. Я
руководствовался действиями Мирова. Он же отказывался ровно столько, чтобы
успела прозвучать нотка настойчивости в её голосе. Тогда мы присели на
разложенных на небольшом возвышении одеялах (курпачах).
Дочь - красивая горянка со смоляными волосами, чёрными глазами на тёмном от
загара лице, с улыбкой, обнажающей зубы-снежинки, - ставила на дастархан всякую
снедь.
Внезапно во дворе появился подвижный серый сутуловатый старик с пучком моркови в
руке и вязанкой дров за спиной. Отдав морковь подошедшей дочери и оставив дрова
в ошхоне, он подошёл к нам. После того, как окончилась приветственная процедура,
старик спросил, откуда мы и куда путь держим.
Миров подробно изложил ему нашу цель. Старик молча слушал, но с первых же слов
изменился. Улыбка сошла с морщинистого лица. Интерес и доброжелательность
сменились выражением обманутого в своих предположениях.
- Послушай, сынок, - начал он мрачно, - недоброе ты задумал. Ты там не был, и
твой товарищ - тоже. Шейха сейчас нет, и помочь вам - некому. Я прошу тебя, не
ходи туда. Много неосторожных людей погибло там, так и не увидев Его.
К нашему удивлению старик в пещере не был, и не знает никого из кишлачных людей,
который бы решился на это.
Шейх - это святой человек, выполняющий здесь роль гида-проводника. Так как
грешных людей на Земле предостаточно, и со всей Средней Азии идут паломники к
Ходжа Исхоку, то наличие гида в форме шейха, очевидно, необходимо. К щедрым
паломникам шейх особенно внимателен. Скупые же составляют основную часть
погибших...
В любом случае мы хотели попасть в пещеру. Даже обрадовались, что шейха нет.
Уже темнело, поиски пещеры решили начать утром.
Вечером к дастархану приобщились соседи - молодежь и несколько аксакалов.
Заговорили о Ходжа Исхоке. Неизвестно было, когда он появился в пещере. Сам ли
он поднялся или тело погибшего было поднято кем-то в пещеру? Один из
собеседников, мужчина лет тридцати, высказал предположение, что Ходжа Исхок
находится в пещере ещё со времён домусульманства. Другие молча покачивали
головами.
Тогда я рассказал о посещении пещеры графом Бобринским, описанном профессором
Зографом, и о сообщении профессора Беккера о его восхождении летом 1916 года. В
начале века аксакалы были мальчиками и может быть слышали и помнят об этом?
Ответом было мерное покачивание бород.
В 1894 году пещеру посетил профессор Новороссийского Университета Яворский и дал её
подробное описание. В своей книге "Черепа из Макшеватских пещер" Зограф
приводит многочисленные отрывки из описания Яворского.
В 1895 году пещеру посетили граф Бобринский и капитан Борщеговский. Ими для
детального исследования было изъято из пещеры шесть черепов. Исследовать эти
черепа было поручено Зографу, который рассказывает о них в своей книге. Все
шесть черепов оказались деформированными от рождения.
Ходжа Исхок "навещался" другими исследователями, но ни о ком старики не могли
сказать что-либо.
К сказанному я добавил предположение А.Л. Куна, участника экспедиции Федченко
1870 года. Вот что пишет об этом А.П.Федченко в книге "Путешествие в Туркестан".
"... 18 июня отправились с озера в обратный путь в Сарводу. На этом переезде я и
некоторые другие лица заехали в боковое ущелье, где лежит кишлак Макшеват. Нас
привлекли рассказы об обширной пещере, в которой будто бы нетленное тело
святого. Поднявшись далеко по ущелью верхом и пройдя ещё в гору пешком, мы
встретили А.Л.Куна, который рассказал, что восхождение до пещеры крайне
затруднительно. Ему пришлось сначала ползти по гладким и сильно покатым скалам,
а потом его подняли на поясе по узкой щели... Грот не обширен и составляет не
более как узкую расщелину, дно её покрыто землёй, очевидно, навалившейся сверху
через существующее отверстие. Через него же и провалился, вероятно, и человек,
тело которого до половины находится в земле, а до пояса обнажено".
Это вызвало усмешки у слушателей.
Несколько мгновений все сидели молча, изредка поглядывая на длиннобородого,
независимо сидящего во главе дастархана. Казалось, аксакал должен сказать что-то
важное. Тишину прервал хозяин, учтиво обратившись к почтенному старцу, попросив
рассказать о рождении пещеры, и, расставив все точки над "i", закончить разговор.
Старец, надменно улыбаясь, взглянул на нас жёстко. Надо было мудрой рукой
вывести нас из лабиринта заблуждений на путь покорного и праведного
существования.
- Это были те далекие времена, - начал он с суровой печалью, - когда в этих местах
гор не было, а реки текли не так быстро. Бескрайние равнины были богаты хлебами,
и сочные пастбища кормили тучные стада. В местах столь щедрых обитали неверные
огнепоклонники. Они не знали и не боялись Аллаха. Настало время, и Создатель наш
не стерпел неверных. Он послал на Землю сына своего просвещать невежд. На
огненном коне прилетел Божий Сын и стал учить глупый народ. Но народ шёл по
стопам вождей и не принял святую истину Божьего Сына. Вожди приказали убить его
и бросить в яму, чтобы безумные речи не смущали других. В мгновение ока земля
покрылась мраком и задрожала всем телом. Чёрный пепел укутал землю, и
нахлынувшие воды потопили всё живое. Цветущие равнины окаменели и сморщились
скалистыми горами и Божий Сын вознесся на самую высокую гору. Здесь Аллах
даровал ему вечность!
Окончив, старец назидательно посоветовал не подниматься в пещеру. По его мнению,
только истинный мусульманин мог проникнуть в пещеру. Если неверный достигнет
входа, он в тот же миг будет низвергнут в пропасть.
Этим он взбудоражил присутствующих. Аксакалы подчёркнуто закивали. Всем было
очевидно, за какую непосильную задачу мы взялись. Чтобы не огорчать
гостеприимного хозяина и доброжелательных гостей, мы обещали, что в пещеру не
пойдём, а посмотрим верховья ущелья.
Рано утром мы собрались в путь. Около часа шли по развилкам. Одна тропа уходила
резко влево, почти поворачивала назад, и вдали, на гребне скалистого хребта,
торчал хворостинкой белый шест.
Мы приблизились к шесту. Трехметровой высоты, опоясанный выше середины белой
тряпочкой, одинокий, он стоял на возвышении, припёртый камнями к скале. Меня
обдало волной тревожного ожидания. Где-то здесь находится пещера!
Миров предположил, что атрибуты святого места - домик для омовений, очаг и место
отдыха - находятся несколько выше, и, недолго думая, отправился туда. Прошло
минут десять, пока я заметил Мирова, бегущего по склону. Он жестом показал, что
надо идти другой тропой.
Дойдя до развилки, я прошёл ещё километра два. Раздался пронзительный свист. "Не
дай Бог встретить кого-нибудь из кишлачных..." Высоко над собой я увидел Мирова.
Он показывал на ближайший распадок. Я стал быстро подниматься и вскоре подошёл к
арче. Она едва достигала десяти метров, широко раскинув полузасохшие ветви,
отчего тень под ней была не густой. С ветвей длинными космами свисал посеревший
мох. Казалось, угрюмая арча была ко всему безучастна. Она замерла на мгновение,
и этот миг продолжается вечно. Ветерок пролетает арчу стороной, не пытаясь
развеять древнюю тоску. Белые ленточки - символы надежд паломников - грустно
застыли на нижних ветвях. Ствол арчи был изрезан и расписан автографами
пожелавших увековечить свои безвестные имена:
" Мо чор нафар студентони шахри Самарканд. Омадем барои шиносшави ва дуохони.
Омин."
( Тадж.: Мы четверо студентов из Самарканда. Пришли познакомиться и помолиться.
Аминь)
На высоте полутора метров к арче был прибит небольшой ящик с несколькими
полочками. В ящике - баночка с солью, пачка зелёного чая, несколько кусочков
сахара, спички. Чуть ниже была прибита выструганная дощечка с предупреждающей
надписью:
"Мехмони азизи мухтарам, агар кадам ранчон кардед, аз хамин чой ба тарафи кух
рафтан маън мебошад. Омин"
(Тадж.: Дорогие уважаемые гости, подниматься отсюда к святой горе строго
запрещено. Аминь)
В мощный ствол упиралось небольшое возвышение - суфа. Сидя на ней, паломники
совершали намаз и трапезу. Недалеко от суфы, над подгоревшей кроной, у куста
шиповника, был сооружён очаг из крупных камней. Рядом стоял чугунный чайник.
Выше суфы, на склоне, выстроена кибитушка - чилхона. Она предназначена для
больных паломников, пришедших сюда ради исцеления от мучивших их недугов. Видимо,
не много больных бывает в этих местах, так как избушка полуразрушена и шейху
невыгодно приводить её в порядок каждую весну.
В нескольких метрах от суфы протекает ручеёк. Он течёт сквозь домик. Здесь
паломники совершают омовение перед чтением намаза и восхождением в пещеру. Вход
в домик очень низкий, но дверь всё же есть и изнутри можно запереться. От домика
ведёт тропа вверх по ущелью круто на скалу. Было похоже, что она ведёт к пещере.
Идти дальше одному не имело смысла, и я вернулся. Когда подходил к домику, из
него вышел Миров. Мы продолжили путь.
Прошли скалистый участок. Он сменился пологим, петляющим между кустов
шиповника. Минут через двадцать подошли к такому месту, что опасность нашего
восхождения стала очевидной. Здесь тропа сменилась гладкой, наклонённой плитой.
Её верхний край упирался в отвесную стену, а нижний - отточенным лезвием парил
над пропастью. Я хотел предложить Мирову вернуться назад, но он уже дошёл до
середины плиты. Тогда, отвлекаясь от страха, с судорожно дрожащими коленями,
глядя прямо перед собой, я медленно пошёл за ним. На середине плиты я весь взмок
и остановился. Не знал, что делать. Идти вперёд - страшно! Разворачиваться -
опасно.
- Миров! - крикнул я в растерянности. Но Миров не обернулся. Он прошёл плиту и
ступил на узенькую полочку. Я испугался: "Неужели конец?" Зацепиться было не
за что, и ноги стали скользить к пропасти. Надо было разуться! Держался я
давлением собственного тела. Упираясь ладонью, я стал осторожно подтягивать
ноги. Тут подоспел Миров. Сделав несколько шагов, он сунул лезвие топорика в
едва приметную трещину. Упершись об него, я встал на ноги.
 - Иди быстро, - сказал Миров. Стоит ли говорить, как я благодарил судьбу и всех
святых, когда выбрался с плиты. Ошибкой было то, что я слишком медленно шёл по
ней. Надо было - быстрее, а ещё лучше - бегом.
Миров достал топорик и зашагал дальше. Я пошёл следом по узенькой полочке. У
стены, над обрывом, стоял трёхметровый шест - искривлённый ствол арчи с
диаметром у основания 12-15 сантиметров. На середине шеста были привязаны
металлические чашечки, а чуть выше - две белые, потрёпанные временем, ленточки.
Чашечки, ударяясь от ветра, звенели, нагоняя тревогу.
Мы остановились в нерешительности. До входа в пещеру оставалось шесть-семь
метров и надо было уже не идти, а ползти круто вверх. Полочка под нами была
настолько узка, что невозможно было разминуться. Мы присели и решили обдумать
план подъёма. Ноги свисали в пропасть, где-то далеко внизу петляла ниточка реки и
берег был усыпан побелевшими на солнце обломками костей.
В ущелье было безмолвно. Ничего не нарушало тишину - ни тоскливое воркование
голубя, ни клёкот куропатки, ни зычный, с присвистом, голос пастуха. И от этой
тишины становилось жутко. Мы сидели молча. Я старался отвлечься и этим
постепенно подавлял в себе чувство страха.
Я не хотел первым подниматься и телепатизировал это право Мирову. Он будто бы
воспринял мою мысль - неожиданно встрепенулся, стал разуваться. Я последовал его
примеру, стараясь не обгонять. Разувшись, Миров сказал, что хочет попробовать, и
стал прикладываться к стенке в поисках удобного выступа или трещины.
Я встал, и насколько это было возможно, старался помочь ему. Общими усилиями и с
Божьей помощью Мирову удалось подняться метра на полтора. Рисковать дальше,
полагаясь только на Бога, он не решился. Спустившись, он впервые за время нашего
перехода засомневался в возможности осуществления задуманного.
Мне казалось, что Миров поднимется выше, ибо я отчётливо видел, за что надо
цепляться пальцами рук и ног. И если бы некуда было падать, он мог бы подняться
в пещеру. Пугало отсутствие страховки. Поскольку Миров сел на полочку и не
проявлял желания вновь испытать судьбу, то теперь очередь за мной. К великому
сожалению, я не мог подняться выше, так как для того, чтобы сделать следующий
шаг, надо было держать тело вертикально, максимально прижавшись к скале. Боясь,
что небольшой выступ, за который придётся при этом держаться, отвалится, я
медленно опустился.

Мы впали в отчаяние. Миров произнёс несколько слов вроде тех, что будет стыдно
перед друзьями и перед собой, если мы не увидим Ходжу Исхока. Столько трудов
потрачено в поисках пещеры, и будет обидно, если не справимся с последней
трудностью. Выговорив это, он ещё раз решил попытать силы и нервы. Но опять
неудачно.
Мы попробовали обсудить положение. Случай срыва был недопустим. Было досадно,
что не взяли крючьев. Теперь придется спускаться вниз и в мрачном настроении, по
солнцепёку, добираться до озера. Но не этот исход был начертан на скрижали
Всевышнего! Мощная сила Ходжи Исхока звала нас! Она влекла, как оазис в
пустыне, как горячая звезда в бескрайнем холоде Вселенной! Она была
неотвратима, как судьба.
 - Я попробую ещё раз, - сказал я твёрдо, преодолев страх. Подниматься я стал
чуть правее прежнего маршрута, по наклонной стороне трещины, ширина которой
убывала кверху. Если б случайный камень, падая, задел меня, или отвалился бы
выступ скалы, то вряд ли удалось спастись. Но об этом не думалось в эти минуты.
Хотелось только одного - взглянуть на Него.
Я поднимался всё выше и выше. Миров подсказывал мне, куда ставить ногу, точнее -
за что цепляться пальцами ног. В верхней части расщелины я вылез из неё.
Оставалось ещё метра два опасной части, и тогда можно считать наш хадж
благополучным. Хотя спуск не менее опасен, но о нём не думалось. Уцепившись за
выступ над головой, я подтянулся и взобрался на гладкий пятачок. Зияющей чёрной
пастью раскрылась передо мной пещера.
У самого входа, в земле, ветром занесённой сюда, зеленели кустики травы. Я
медленно пошёл по холодному каменному ложу. Оно не знало солнца, воды и ветра,
и, отполированное босыми ногами, казалось огромной ледяной массой.
- Ну, как там?
- Всё в порядке, - голос мой, войдя в пещеру и отразившись от мертвых стен,
насторожил меня. Я весь был в напряжении от ожидаемой встречи. Предо мной
проплывали образы из рассказов очевидцев и фантазёров, и, казалось, обитатель
пещеры сам выйдет мне навстречу. В этом взъерошенном пространстве время
безысходно отбивалось настойчивыми каплями, пробивающими путь к свободе и к
солнцу, а значит, и к смерти... Внезапно я замер! В сумеречном свете, вытаращив
тёмные глазницы и оскалив в злорадном смехе белые зубы, будто смакуя месть за
вторжение в свои покои, передо мной предстал сам Ходжа Исхок!

Я отключился от внешнего мира и, не подходя ближе, рассматривал Его.
Наслушавшись всяких рассказов, где сказки и фантазии искусно переплетались с
фактами, я иначе представлял святого. Теперь его фантастический образ стал
приобретать реальные черты.
Скелет святого небольших размеров, вероятно, 14-15 летнего юноши. Святой сидит
по-турецки, положив под себя ноги, на небольшой, очищенной от помёта площадке,
лицом на юго-запад. Голова неестественно повёрнута вправо вверх относительно
туловища.
Крик Мирова вернул меня к действительности. Я спустился к выходу. Репшнуром
поднял фотоаппарат и топорик. Миров, решив подстраховаться, обвязал себя другим
концом. Перекинув репшнур через выступ в метре выше себя, я осторожно стал
выбирать его. Через две минуты Миров добрался до меня. Я подал ему руку.
Взявшись за уступ, слегка опираясь на мою руку и сделав последний шаг, он встал
рядом со мной, взволнованно шепча о чем-то.
Мы пошли вглубь пещеры. Вскоре оказались в центре несколько куполообразного
помещения с отверстием в своде. Слева и справа путь преграждали стены. Пол был
засыпан толстым слоем голубиного помёта, кое-где сплотившегося в метровые
сталагмиты. Справа на небольшом возвышении восседал виновник нашего рискованного
восхождения.
Не дотрагиваясь, осмотрели весь скелет. На голове святого кожа высохла и
оттянулась. Сохранились участки рыжих волос. Уши торчали высохшими пальцами.
Кожа лица, шеи, спины и груди поражала своей одеревенелостью. Святой весело
скалил хорошо сохранившиеся зубы, будто хотел сказать: "Видите, как я вас
здорово надул!"
Осмотрели пещеру. Недалеко на полочке, что на левой стене, Миров отыскал
бутылочку с маслом и болтающимся в нём огарочком фитиля. Рядом лежали спички.
Миров зажёг фитиль. Полумрак перед нами сразу же сгустился. Пол пещеры резко
уходил вниз. Дрожащее пламя освещало плохо и беспокоило тем, что вот-вот
погаснет. Мы прошли несколько метров по холодной грязи и остановились в
нерешительности. С трудом сумели заметить, что в этом месте пещера была раза в
два шире.
Дальше идти было бесполезно, и мы вернулись к святому, с удовольствием ступив
озябшими ногами на тёплый пол. Свечу поставили на место. Миров отколол со свода
сосульку сталактита и взял её в качестве вещественного доказательства. Я
сфотографировал Ходжу Исхока.
Взглянув в последний раз на свод и стены пещеры и запечатлев в памяти
легендарного и таинственного предка, мы осторожно спустились по скользкому ложу
до выхода.
"Он - тот, кто показывает Вам
свои знамения и низводит для
Вас с Неба пропитание, но
вспоминает только тот,
кто обращается"
Коран, сура 40 ("Верующий").
Миров стал спускаться первым. Я страховал, вытравливая репшнур по мере
надобности. Казалось, всё уже позади. На мгновение я задумался, предвкушая
приятное победное возвращение.
Внезапно напрягшись, репшнур змейкой заскользил из рук. Меня резко рвануло к
скальному зубу. Крик Мирова смешался с шумом падающих камней. Топотом в ушах
отдались удары сердца. В сознании возникли черты почтенного старца,
предсказывающего смерть всем неверным! Через несколько секунд я услышал
лаконичную речь Мирова. Несмотря на её непристойность, она бальзамом прошлась по
моим нервам. Сорвавшись, он задержался на полочке, зацепившись за основание
шеста. Отдышавшись, Миров принял у меня фотоаппарат и топорик. Затем я
обвязался. Другой конец Миров привязал к корню старенькой арчи, который торчал у
шеста.
Я стал осторожно спускаться. Положение тела было точно таким же, как при
подъёме. Теперь надо было повторить те же движения, но в обратном порядке. Миров
аккуратно и точно подсказывал, куда ставить ноги, и одновременно сматывал шнур,
укорачивая маятник в случае неудачи. Вскоре я был рядом с Мировым. Теперь всё
позади. Плита, по которой нам предстояло возвращаться, сейчас казалась легко
преодолимой. Мы сели на холодную полочку передохнуть и пережить счастливую
минуту.
Солнце было уже высоко, и противоположный пологий склон слепил глаза ярким
светом. Небо было сине-голубым, без облачков-барашков. Вдали, прямо перед нами,
сверкали ледниками Большая Ганза, Пик Красных Зорь и Снежный Барс, окружающие
Искандеркуль с севера. Серебро ледников щедро питало белую кудель Сиремы. Глыба
Большой Ганзы намного возвышалась над соседними вершинами. Хорошо
просматривались перевалы Сурх, Омский, Дитя - сурово чернеющими крутыми осыпями.
Прозрачный прохладный воздух освежал и успокаивал...
Миров решил проверить, обладал ли Ходжа Исхок той сверхъестественной силой,
которую ему приписывают. По его мнению, наш предок действительно обладает этим
даром, если ровно в семь часов мы сядем на попутную машину.
На дорогу мы вышли немного раньше. Спустились к реке. Миров разуваться не стал и
мне не советовал. В ожидании чуда мы поудобнее уселись на камни и рассматривали
окрестности. Временами я поглядывал на дорогу, но она была по-прежнему пустынна.
Я взглянул на часы. Они показывали ровно семь. Посмеявшись над бредовым тестом,
я предложил идти пешком. Лишь только я поднялся, как увидел вдали столб пыли - в
двухстах метрах, на большой скорости нёсся голубой, под цвет вечернего неба,
новенький ЗИЛ. Я застыл на месте, но в следующий миг Миров услышал мой радостный крик. Выбежав на дорогу, он пустился в пляс.
Событие, подобное которому несколько столетий назад произвело бы впечатление
знамения, нас очень развеселило.
Машина, присев на рессоры, скрылась в тумане нахлынувшей пахучей пыли. Бросив
рюкзак в кузов, мы легко запрыгнули в кабину.
Водитель был первым слушателем этого эпизода, который был преподнесён ему
Мировым. Улыбнувшись в ответ, он поднажал газу, и послушная машина понесла
уставших и счастливых путников по серпантину горной дороги вверх, к берегам
бирюзового озера.

1975 г.