Предрождественская история. Роман
(синопсис романа)
ЧАСТЬ 1
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
«В Диканьке никто не слышал, как чорт украл месяц…»
Н.В.Гоголь «Ночь перед Рождеством»
- 1 -
Шумилова в последнюю секунду успела затормозить и её, купленный в кредит 'форд-фокус', в нескольких миллиметрах замер перед бампером резко остановившегося 'сааба'. Алиса фыркнула с досады и сдула прядь волос с левого глаза. 'Опять к парикмахеру не успела!', с досадой подумала она. Пробка на Литейном продвинулась ещё метров на пять. Вновь остановка. Алиса изогнулась к зеркалу заднего обзора, в левой его части на неё настороженно смотрела привлекательная женщина тридцати двух лет. 'Глаза карие, губы слегка припухлые, нос чуть вздёрнутый, волосы каштановые, вьющиеся' - насмешливо живописала свою внешность Алиса, в сотый раз за последние сорок минут включая первую передачу.
Остановились на углу улицы Некрасова, на сей раз на светофоре. Литейный забит под завязку. Скандинавский циклон бушует вторые сутки, вьюга, убирать снег не успевают, пятница, конец предпоследней недели года, 'полный отстой' по всему происходящему...
Уходящий год к Алисе был неласков и негостеприимен. Смерть матери, болезнь, выкидыш, развод с Сергеем, а напоследок - потеря работы. Букет что надо!
Рядом с маминой могилой, вспомнила вдруг Алиса, тоже свежее захоронение и на временной доске чёрными буквами: 'Екатерина и Михаил Басовы погибли в катастрофе во время свадебного путешествия'. Светофор загорелся зелёным и Алиса удачно миновала перекрёсток.
- 2 -
Фидель наотрез отказывался выходить из дому в такую непогодь. Пришлось применить физическое воздействие: на спине пятнистого комбинезона была специальная ручка для переноса тела и Лариса, не обращая внимания на вопли и барахтанье Фиделя, понесла его, словно чемоданчик, из квартиры. Такс, как истинный мужчина, подвергаемый насилию против его воли, громогласно ругался матерными собачьими словами.
Во дворе мело так, что соседний корпус в каких-то тридцати метрах с его балконами, окнами и антеннами проглядывал сквозь снегопад, подобно призрачным зданиям на картинах Моне.
В этакую погоду только несчастливец Фидель был вынужден прогуливаться.
Лариса спустила его с поводка. Фидель настороженно принюхивался, щурился от огромных снежинок, чихал, потом нервно и беспорядочно стал изучать окрестности, будто оказался в незнакомом месте.
Лариса встала спиной к ветру, достала сигарету, закурила. Когда сигарета кончилась и она обернулась, собаки нигде не было. Пёс пропал, будто в одночасье его похитила нечистая сила.
Лариса в панике выбежала со двора на Литейный. В хлопьях снега урчала моторами двусторонняя пробка, которую не могли переварить ни Невский проспект, ни мост через Речку.
Минут двадцать металась Лариса то в одну, то в другую сторону проспекта, возвращалась назад, во двор дома, обегала все парадные, испугала дремлющего охранника новой дорогой клиники за стеклянными дверями, который, похоже, принял Ларису за проверяющую из администрации лечебницы. Она заглядывала под днища автомобилей, погребённых под стогами снега - тщетно. Фидель исчез бесследно.
- 3 -
Красное солнце размером с теннисный мяч бодро утонуло в море. Рубчатые волны сыто тыкались носами в крупную гальку пляжа и, перевернувшись кверху брюхом, съезжали обратно. На полкилометра пляжа приходилось всего четыре живые души: две чайки, любопытный белый щенок и - Григорьев Евгений. Щенок решил познакомиться с чайками поближе и это число сразу сократилось вдвое.
- Тузик ты туземный и глупый! - попенял Григорьев щенку, - у этих летучих зверей крылья, а у тебя - никакой истории в голове, одно будущее. Иди домой, учи уроки!
Щенок внял голосу разума и убежал. Григорьев поднялся с шезлонга, натянул шорты, красную майку в полоску и, вытряхивая по пути песчинки из сандалий, покинул пляж.
Этот отпуск Григорьев проводил в одиночку. Впервые за много лет. Отношения с женой достигли такого насыщения и невиданного апогея, что надо было разбегаться в разные стороны. Что они и сделали полгода тому как. Взрослая их дочь Жанна заканчивала университет. Его Марина-жена, теперь уже бывшая и обратно не Григорьева, а Скляднева, наслаждалась свободой и собственным модельным бизнесом. Даже прикупила прогоревший бутик в Южном Бутове. Григорьев всегда усмехался чудесному сочетанию 'бутик в Южном Бутове'.
Это звучало почти как 'элитный секонд-хэнд' или 'многодетная девушка'.
Сегодня заканчивался второй день его вторично холостого отдыха.
- 4 -
Алиса достала сигарету, утопила прикуриватель и на два сантиметра опустила левое стекло, чтобы дыму было вольготнее улетучиваться. Затянулась уже двенадцатой за сегодняшний день сигаретой. И вместе с сырым питерским воздухом в эти два сантиметра свободы забрались посторонние звуки: чьё-то повизгиванье да потявкиванье за дверью автомобиля.
Алиса посмотрела в окно, потом приоткрыла дверь и увидела несчастную собачью морду, занесённую липким снегом. Такса в промокшем насквозь камуфляжном комбинезоне выглядывала из-под готового к очередному недолгому броску в сегодняшней безумной пробке её автомобиля.
Мгновенно, не задумываясь, Алиса схватила левой рукой собаку за воротник комбинезона и швырнула на пассажирское сиденье справа от себя. И как раз во-время, ибо сзади уже возмущённо гудели, а впереди метров на двадцать было пусто. "Один - ноль в чью-то пользу", - пришло в голову Алисе.
Дальше ехали на диво быстро и беспрепятственно. И до Тихорецкого проспекта, где жила Алиса, добрались в одночасье. Всю дорогу пёс смиренно лежал на сиденье, кося глазами на Шумилову.
От машины до квартиры он ловко семенил впереди Алисы, словно шёл к себе домой. Алиса озадаченно следовала за собакой.
По-королевски невозмутимо пёс позволил снять с себя комбинезон и стоически перенёс мытьё лап и хвоста. Предложенный йогурт съел с аппетитом и в позе сфинкса улёгся в комнате у батареи.
- Может быть представитесь, ваше сиятельство? - полюбопытствовала Алиса.
Пёс задрал морду и произнёс нечто вроде 'урруфф'.
- Урфин, что ли? А может быть, для благозвучия и краткости на Руфу согласитесь, гражданин начальник? - предложила Алиса.
- Гав-гав! - звонко и очень твёрдо прозвучало в ответ.
- Ага. Понятно: Руфа. А я - Алиса. Вот и познакомились.
- 5 -
Тришке стукнуло в этот день двенадцать. Вообще-то Тришкой её звали исключительно домашние: мама, бабушка и старший брат. Полное имя Тришки было элегантным и старомодным - Татьяна. Терпеть она его не могла, несмотря на элегантность. Ей нравились короткие и резкие имена: Пол, Миха, Грач. Поля, ближайшая нынешняя подруга, Мишка, теперешний воздыхатель, Грачёва Галина Сергеевна, математичка.
Тришка небескорыстно ждала сегодняшнего дня: по опыту знала, что подарки будут и немало. Вдобавок, опять же, опытная юбилярша уже с месяц шуршала в уши маме и бабушке, что бы она хотела получить на день рождения. И, помня прошлые дни рожденья, Тришка знала, что чем дольше и упорнее нудишь на сей предмет домашним, тем большее количество желаемого получаешь.
Наиболее вожделенным подарком на сей раз была косметика. Тришка могла часами сидеть перед зеркалом и раскрашивать себя материнской тушью, помадой, умащиваться кремами. Мать ругалась, однако ни ей ни бабушке почему-то не приходило в голову отделаться от чинимого в их отсутствие урона наиболее простым способом - купить наследнице чего-нибудь женского, косметического. И, желательно побольше. Что б было и у девицы своё, хозяйское, персональное.
Однако дома её ждало жестокое разочарование - вместо заветных разноцветных коробочек и волшебных баночек ей вручили: плеер, здоровенную коробку с набором красок, кистей и прочей принадлежности для рисования, благо Тришка в этом году соизволила поступить параллельно в художественную школу, потом разнообразностей, которые дарят родственники, по большей части люди пожилые с точки зрения именинницы: одежда-игрушки-книги-безделушки. Отставной папа подарил заочно лазерный принтер. И - ни единой баночки-скляночки-тюбика-флакончика. Тришка обиделась и надулась. Высидев лишь полтора часа застолья, она под предлогом школьных неотложных дел вместе с гостями-друзьями удалилась на улицу. Снегопад продолжался.
Настроение было у Тришки так себе. И тогда из-за теремка на детской площадке вышли Они.
- 6 -
- Григорьев, это ты? Марина Скляднева, твоя многострадальная бывшая супруга говорит. Где находишься, завидный жених? На Синайском полуострове яйца греешь, говорят?Молодец! Молодуху там себе не подобрал из местных? Ты ведь известный ловелас, Женя Александрович, все мои подруги удостоверились! Слышь, чего я звоню: денег дай! Я решила бутик модернизировать, мне проект принесли - умереть-не-встать! Много не надо, тысяч сто евриков. Ты у нас богатенький Буратино, что для тебя сто тысяч! Умненький-благоразумненький-красивенький-крепенький Евгений Александрович, одолжи! Ну пожалуйста! Бизнес пойдёт - я и отдам. Потом. Чего молчишь, ответь!
- Здравствуй, Марина! Денег я тебе не дам. Мы же договорились обо всём при разводе. Как там Жанка? Всё у неё в порядке? А то уже недели три не звонит.
- А тебе самому - слабо ей позвонить, папаша заботливый? Взял бы да и набрал её номер, удосужился. Нечего из себя правильного родителя строить! Нормально у неё дела, вчера звонила. У бой-френда её проблема,это да. Работы лишился, а у Жанны всё хорошо.
- Передавай привет!
- Передам, разумеется! Гад ты, Костя Федотов, то есть Григорьев Евгений! Вот что скажу тебе. Желаю оттянуться с кем-попало, - и Марина отключилась.
Григорьев вздохнул - Марина, разумеется, права: дочери отцовского внимания да заботы недоставало с малых лет. То друзья-приятели со своими 'пирогами-расстегаями' по выходным, потом бизнес. И всегда - выяснение отношений с женой, которые привели к распаду семьи и, которые в первую очередь били по дочери. Запоздалое раскаянье-понимание, от него ни жарко, ни холодно, а одна лишь тоска да пыль душевная.
Вдоль кораллового рифа плясала-переливалась стая разноцветных рыб. Отдельно взятые наглецы пытались заглянуть стекло маски или укусить за палец аквалангиста. Сверху в риф втыкаются солнечные столбы, до поверхности совсем близко, метров пять. Зато при таком освещении совершенно зловеще выглядит обрыв в глубину. Обрыв тоже рядом, рукой подать. Чёрная пустота, из которой поднимаются редкие рыбки и отдельные пузырьки газов. Пропасть притягательна своей бездонностью и тайной. Инструктор по дайвингу машет рукой: плывём дальше, вдоль рифа, давайте вперёд!
Григорьев начинает манёвр намеренно с таким расчётом, чтобы проплыть над бездной. Вот, сверху жизнь, а прямо внизу мрак и ужас. И тут свет померк у него в глазах. Не стало ничего.
- 7 -
И Алиса и Сергей любили собак. Поэтому вскоре после того, как они стали жить отдельной семьёй, у них появилась Фрося. Страшная с виду и жутко добрая ко всем людям бультерьерша-альбинос. Фросю забрал Сергей. Но опыт и любовь к собакам осталась в этой квартире вместе с Алисой. Поэтому через полтора часа после новоселья Руфу было предложено погулять. Он с радостью застучал хвостом по паркету и, в уже сухом комбинезоне подпрыгивал, как резиновый, на месте, пока новая хозяйка одевалась.
- Без поводка пойдём, ты как, не убежишь?
- Р-гав-гав! - пёс подскакивал на полметра вверх в нетерпении, не прилагая никаких к этому подготовительных движений, словно вместо ног у него были пружины.
- С вещами на выход! - скомандовала Алиса, открывая дверь. Руфа выбежал на площадку, но не рванулся вниз по ступенькам, а подождал, пока хозяйка закроет дверь и уж потом чинно пошёл по лестнице к выходу.
Гулял пёс дисциплинированно, постоянно держал в поле зрения новую хозяйку, незнакомые окрестности изучал постепенно, даже на пробегавших мимо двух беспородных уличных собак внимания обратил ровно столько, сколько необходимо.
- Здравствуйте, Алиса Игоревна, у Вас, как я посмотрю, новый жилец в семье, - ласково, со смыслом, поздоровалась с Алисой хозяйка двух крупных пуделей, белого и чёрного, проживающая в этом же доме.
- Здравствуйте, Амалия Карловна, три часа назад как с неба свалился подарок. Точнее, из преисподней. На Руфу отзывается. Умница барбос. А ваша сладкая парочка как поживает?
- А что им сделается, паршивцам этаким! Вон, смотрите, опять за вороной увязались! Макс, Кузя, вы куда, дети греха? Ко мне! - пудели, уже почти догнавшие ворону, которая не спешила покидать помойку, с сожалением потрусили к хозяйке, всячески выражая досаду: блин, ведь почти в зубах была добыча...
- Кстати, Алиса Игоревна, как Фрося без Вас, не скучает?
- Cкучает. Взаимно скучаем друг по дружке.
- Да, все мужики - сволочи! - со вздохом изрекла Амалия Карловна, - и когда этот циклон прекратится, ужас! Не слышали прогноз?
- Завтра похолодает и снегопад прекратится ночью. Каток будет на дорогах. Руфа, ты что это принёс? - в зубах у таксы было коричневое портмоне, которое он безропотно отдал Алисе, - заграничный паспорт, водительские права, две кредитные карты на имя Григорьева Евгения Александровича, проживающего в городе Москве. Карманники или барсеточники выбросили, наверняка. Украли кошелёк, наличные деньги забрали, а документы да кредитки им ни к чему, - констатировала Алиса.
- Ой, столько сейчас ворюг развелось, кошмар! Раньше такого не было, до свидания, Алиса Игоревна, до свиданья, мальчик Руфа, мы домой пойдём, темнеет уже, - попрощалась Амалия Карловна.
- Алло, это квартира Григорьевых? Вас из Питера беспокоят. С кем я говорю? Жанна, меня зовут Алиса, моя собака во дворе нашла документы на имя Григорьева Евгения Александровича, а номер телефона я уж по сети нашла, по адресу в паспорте. Это Ваш отец? Как, в Египте? Документы найдены в Санкт-Петербурге, на Тихорецком проспекте, во дворе дома номер сорок три. Да нет же, я Вас не мистифицирую, зачем! Отец улетел три дня назад на Красное море? Но как же документы оказались здесь? Вы знаете, я могу отправить их в Москву на Ваше имя экспресс-почтой, на Московском вокзале отправлю, а Вы завтра утром на Ленинградском их получите. Мы в банке очень часто службой Окдайл пользуемся. Очень удобно. Ерунда, двести пятьдесят рублей это стоит. Итак, отправляю документы на имя Григорьевой Жанны Евгеньевны. Правильно? Хорошо, можете эту сумму внести на счёт моего мобильного телефона. У меня федеральный номер. Записывайте!
- 8 -
- Ну что, когда принесёшь? - cпросил Тришку один из Них.
- Я маме скажу! - испуганно заныла Тришка.
- А мы твоей маме тогда всё про тебя сами расскажем. Посмотрим, что она с тобой сделает! – с нажимом заявил левый.
- Не надо маме, я всё сделаю. Только маме не говорите! Сейчас не могу, там гости, мой день рождения празднуют. Вечером приходите. Или утром лучше. Гости поздно разойдутся, мама меня может и не отпустить на улицу.
- Всё, Танька, ты нас достала! Завтра в одиннадцать если не принесёшь, звоним по телефону твоей мамаше и она про доченьку любимую всё узнаёт. Последнюю стрелку тебе забиваем, ясно?
- Принесу, я точно в одиннадцать завтра принесу, честное слово, правда!
- Помни, что жить тебе до завтра только до одиннадцати, если что!
И Они удалились.
- Это кто такие, Тань? - поинтересовалась подоспевшая Пол.
- Да так, одни люди.
- А как зовут?
- Не знаю. Точнее, знаю, но не могу сказать.
- Ой, как интересно! А почему? Влюбилась в этого, который с тобой разговаривал, что ли?
- Отвяжись, Пол, ни в кого я не влюбилась. Пойдём на горку, покатаемся. Пруды уже замёрзли.
В Ораниенбауме в этом году пруды замёрзли рано, но потом пошли оттепели и лёд на прудах был непрочен.
Тришке и Пол страшно повезло, что в тот момент вдоль пруда прогуливал бультерьера Фросю Сергей Шумилов. Он и вытащил из полыньи полуживых девочек.
- 9 -
Алиса видела грядущее. Сон ничем не отличался от яви. Когда она смотрела на рыбок в аквариуме, то различала не только их породу, но и цвет глаз, разницу в повадках, даже характер. Пейзаж за окном дома, где она ждала любовника, представлял собою весеннее Подмосковье, не полностью ещё освободившееся от снега, однако берёзы уже стояли, готовые к теплу и прилёту первых дождей.
Алиса видела календарь на письменном столе. Видела год и знала, что ей сорок четыре. Сын Лёня должен был приехать через четырнадцать дней из частной школы в пригороде Лондона, чтобы отпраздновать своё одиннадцатилетие с матерью и отцом.
Отец Лёни позвонит Алисе через трое суток и сообщит номер рейса, время прилёта и гостиницу, где остановится. Что прилетит он с женой Эммой, которая никогда не была в России и просто в нетерпении от предвкушения увидеть сокровища русских музеев и балет Мариинки и Большого.
Одета Алиса в красное платье. Колье с рубинами. На правой руке два кольца, одно с рубином 'голубиная кровь', второе с изумрудной маркизой, в обрамлении бриллиантов.
По комнате бродит чёрная кошка с глазами разного цвета. Один глаз у кошки голубой, второй - карий.
Люстра зажжена, хотя времени - четверть пятого и горничная, покидая дом, хотела выключить освещение, однако Алиса велела ей этого не делать.
В дверь позвонили. Алиса спустилась по винтовой лестнице на первый этаж и открыла дверь.
Он был в чёрной шляпе с мягкими полями, чёрно-белом шёлковом кашне, тёмно-серое пальто расстёгнуто. Широко улыбнулся и, сняв шляпу левой рукой в тонкой чёрной перчатке, поцеловал Алису в левую щеку. Его губы пахли вишнёвым деревом и горьким табаком.
- Я так скучала по тебе, - с лёгкой хрипотцой сказала Алиса.
- Взаимно! - был ей ответ.
- Заходи, мне холодно без тебя.
Их встречи были редки, порой с перерывами по нескольку месяцев. Он был женат и жил за тридевать земель, в другой стране и другом времени. Она тоже жила в своём времени и жизненном темпе и укладе, поэтому оказаться в одном месте вдвоём им оказывалось очень непросто.
Алиса будто наяву чувствовала всё происходящее потом. Все давно знакомые, однако всегда желанные действия, ответы и взаимности. Разумеется, присутствовали и разговоры, которые с незначительными вариациями неизменны у всех.
- Меня всякий раз не покидает ощущение разлуки. Что видимся мы с тобою в последний раз.
- Это хорошо, - ответила ему Алиса.
- Почему?
- Потому что в противном случае мужчины грубеют.
- Неправда.
- Правда. Если за спиной у тебя ещё много-много лет, встреч и сил, то к чему выкладываться полностью. Так, как ты сейчас, милый.
- Ты льстишь мне.
- Лесть сродни ласке. И то и другое доставляет удовольствие.
- То есть ты не относишь лесть к порокам?
- Тогда и поцелуй надо отнести к разряду запретных радостей.
- Любопытная логика.
- Это не логика. Это правда.
- Забавно. Женская правда.
- Опять ты споришь с женщиной в постели.
- Больше не буду.
- Меньше тоже?
- Выучила.
- Хочешь спать - усни.
- Нет, не хочу.
- Тогда люби меня дальше...
- 10 -
Местоблюстителем престола на время отпуска Григорьева сделался его заместитель Бергман Пётр Петрович, человек из отставных спецслужбистов, ревностный режимщик и дока по разводкам и стравливанью сотрудников 'в интересах дела', как он объяснял свой род деятельности в коллективе.
Бергман приходил раньше всех, отпускал ночного дежурного, проверял посты наружной и внутренней охраны, совал нос в незапертые столы, непременно наведывался в компьютер системного администратора, шёл в цеха, на склады сырья и готовой продукции, в бухгалтерии обязательно обследовал сейфы, за исключением сейфа главного бухгалтера, с которым был в жутких противоречиях и потом стоял на проходной, фиксируя, кто когда прибыл на службу.
Горе опоздавшим! С ними Бергман вёл непримиримую войну на полное искоренение. Григорьев вечно был недоволен, когда Петрович приносил ему списки на увольнение нарушителей трудовой дисциплины, чьи преступления заключались в банальном опоздании. Пробки в городе и нерегулярность общественного транспорта Петрович во внимание не брал. И на увольнение предназначались порой наиболее ценные работники.
А когда Бергман потребовал крови начальника производства из-за того, что тот опоздал, да плюс ко всему в понедельник явился 'с выхлопом', то есть после серьёзной пьянки, Григорьев устроил Петру Петровичу разнос. С кадрами в стране полная задница, а особенно с такими, как Лесковский, начальник производства, на котором держится благополучие предприятия, оттого глупость и вредительство разбрасываться такими людьми по пустячным поводам. Бергман обиделся не на шутку и затаил зло на начальника-компаньона.
Когда бледная от испуга секретарь Серафима сообщила Бергману, что звонили из консульства и сообщили, что Григорьев умер от сердечного приступа в Египте, Бергман повёл себя по меньшей мере странно.
Он радостно закричал, хлопнув ладонью по директорскому столу, который теперь становился его рабочим местом:
- Так ему и надо! Я его предупреждал! - однако на этом Петрович осёкся и прикусил язык. Серафима удивлённо вытаращилась на нового шефа.
- Чего уставилась, дура! Кофе с коньяком принеси! - рявкнул на неё новый вождь...
- 11 -
Первая декада июня в городе Питере, как правило, хороша.
Хороша она не потому, что тепло или солнечно. Отнюдь. И в пальто порой не жарко и солнца можно не один день дожидаться. Прелесть этого времени начала белых ночей заключается в странном сочетании чувства прощания с весенними неурядицами и упорным ожиданием светлого будущего лета. Подкрепляется эта чудная смесь дурманом цветения черёмух, который сменит уж вскоре изысканный аромат сирени, смешанный с опиумом жасминового дыма, особенно на Марсовом поле, против длинных зданий с белыми колоннами.
А если вам доведётся оказаться там в часы разведённых мостов и вас поразит своей необычностью вид мостового пролёта, который стал 'лестницей в небо', то почти наверняка странный коктейль надежды, грусти и полной уверенности в бренности сущего опьянит ваше тоскующее сердце. И воспарит душа, ибо не воспарить в такой момент ей совершенно невозможно.
И до вас доходит, что вы стоите перед временной переправой между землёй, где вы прохожий - и небом, где пребывать вам совсем скоро во веки веков.
Вот этим странным лирическим эпилогом-отступлением на летнюю тему и закончился Алисин сон о грядущем.
Проснулась она, помня свой сон до мельчайших подробностей. Усмехнулась яркости и почти физической реальности приснившихся любовных восторгов. 'Голод не тётка, уже и мужики сниться стали. Любовника заводить пора', - усмехнулась Алиса. Но вот при чём тут разведённые мосты? - Да из той же области, от дядюшки Фрейда, сообразила она.
'Лестница в небо, блин, тоже мне. Эрекция у моста, вот что, а никакие там переходы-переезды в райские кущи!'
Стоп! А это что? - А это уже уши, раскидисто валяющиеся на соседней подушке. И чёрный нос промеж ними. Сладострастник Руфа ночью поменял место ночёвки - с коврика он перебрался под тёплый женский бок, да и одеялом укрылся, умелец!
- Тебе кто разрешил здесь спать, негодник! - толкнула пса Алиса.
Тот ошалело-недоумённо поднял голову, посмотрел на неё отсутствующим взором, зевнул и захрапел дальше.
- Послушай, дружище! Это не твоё место, твоё - на коврике в углу. А сегодня я тебе домушку куплю. Специальную для норных собак. С дверью. Эта подушка для других мужчин, для человеческих. Понял, или нет?
Руфа не понял, так как слушал хозяйку сквозь сонный храп, досматривая собственный, собачий сон.
Телефон заиграл 'Танец с саблями'.
- Лиса, доброе утро! Извини, что беспокою, но дело неотложное. Я загремел в больницу и, кажется, надолго. Фросю забери, пожалуйста, недели на две. Сможешь? - Cергей впервые после развода звонил Алисе.
- Здравствуй, а что случилось?
- Да так, простудился. По скорой забирают. Если сможешь взять собаку, тогда я ключи у дяди Коли оставлю.
- Погоди-погоди, в самом деле голос у тебя нехорош, что-то опасное нашли? В какую больницу тебя забирают?
- Извини, некогда, меня врачи торопят. Потом перезвоню, если что. Или сама поинтересуйся, у меня мобильный номер не менялся. Сможешь Фроську забрать, или нет?!
- Ну конечно, смогу! Ты её кормил? Выгуливал сегодня? Ой, что я говорю, если тебя по скорой забирают, какая прогулка! Выезжаю через полчаса. С ключами всё поняла.
- 12 -
- Вот, зараза, Григорьев, нашёл место, где помирать - у чёрта на куличках, в стране фараонов! Ему что: лежи себе мёртвым в холодильнике, а я тут кувыркайся, добро бы ещё с действующим мужем, а то с бывшим! И подельнички его, кукурузники хреновы, как страусы, голову в песок - и нету их! Бывшая жена и дочь крутитесь, как мандавошки, больше мне делать нечего! Даже денег, зараза, не одолжил, а вот помереть - мы всегда готовы! Не жизнь, а бардак ****ский!
Марина Скляднева-Григорьева была вне себя: проблемы с доставкой тела, оформлением бумаг в МИДе, погребение наконец, легло на них с Жанной.
'Кукурузники', то есть григорьевские фирмы, почему-то самоустранились от формальностей, прислав лишь курьера с деньгами. Денег, кстати, могло быть и побольше, так как Григорьев создал и раскрутил очень приличный бизнес по производству консервированных овощей, соусов, майонезов и прочей приправы. Его фирменный логотип 'Скатерть-самобранка' на миллионах баночек, бутылочек и прочей упаковке знакомы не понаслышке покупателям не только по всей необъяснимой родине, но и вне её.
Человек он был, царство ему небесное, далеко не бедный, однако имел склонность к спартанскому образу жизни.
И в отпуск мог поехать по очень дорогому индивидуальному туру, да не в банальный дешёвый Египет, а на какой-нибудь экзотический остров или в океанский круиз.
И денег бывшей супруге выделить - без проблем! Да мало ли что мог позволить себе покойный ныне мультимиллионер Григорьев Евгений.
Но нет, проживал в большой, но квартире и не в самом престижном районе Москвы, дачи на Рублёвке не имел, любовницу-супермодель не содержал для радости телесной да тщеславия в обществе. Впрочем, возможно, что и не создал бы Григорьев Евгений Александрович, 44 лет от роду, тогда того, что смог в результате сделать, имей он иные склонности и пристрастия.
Была ещё одна неувязочка: документы покойного неким волшебным образом оказались в Санкт-Петербурге и были найдены собакой в сугробе у помойки во дворе дома на Тихорецком проспекте. Причём, паспорт заграничный там был, а обычного, российского, в квартире Григорьева найти не удалось. Брал ли с собой покойный данный документ за рубеж, или нет - неизвестно. В ЗАГСе, куда обратилась бывшая жена, на загранпаспорт посмотрели косо и заартачились выдавать хоть какой-нибудь документ. Поинтересовались, каким это образом мертвец - там, а его загранпаспорт - здесь.
'Ждите тело, а там разберёмся' - оптимистично сообщила Марине Склядневой-Григорьевой загсовская дама.
- 13 -
Пётр Бергман напился в конце дня до положения риз. Григорьевский водитель притащил шефа домой и хотел сдать бескостного руководителя с рук на руки Бергманше. Однако та велела прислонить бесчувственный организм супруга к стенке в прихожей, где организм аккурат после ухода водителя стёк вниз на паркет, где и был равнодушно брошен жестокосердой женщиной до прихода в себя. И только бергмановская кошка осталась верна пьяному хозяину: она улеглась на груди его и не покидала хозяйского тела до четырёх часов утра, когда Пётр Петрович очнулся, мучимый жаждой, совестью и страхом.
Нельзя с абсолютной точностью утверждать, что, впрочем, не мог бы сделать и сам Пётр Петрович, чему так сильно обрадовался он при известии о смерти Григорьева.
Собственно говоря, повода и не было, кроме банальнейшего: Бергман совершал карьерный рывок, то есть становился первым лицом в фирме.
Причём, о материальных выгодах этого роста в первую минуту он и не помышлял. Старая чекистская закалка давала о себе знать: раньше думай о Родине, а потом – о себе!
Уже потом пришло осознание, что он становится крупнейшим акционером до вступления в наследство акциями Григорьева его вдовой или дочерью. Но до того времени – как до небес, семь вёрст и всё лесом. Как суд решит, потом решение суда можно оспорить, если всё ж будет принято решение в пользу прямых наследниц, неизвестно, как Жанка – вдруг выйдет замуж. А это, как говорится, уже возможны варианты.
Так что никакой криминальной подоплёки в столь эмоциональной реакции подполковника запаса Бергмана Петра Петровича, который в четыре утра наконец-то снял измятое и перепачканное пальто, надоевшие ботинки и скрученный в тряпицу галстук, жадно выдул литр воды и на цыпочках пошёл досыпать на диван в кабинете, не было.
Однако не спалось. На душе у Бергмана разгулялся беспричинный вроде бы страх, отогнавший сон напрочь. Бергман поворочался на диване, поскрипел кожей – нет, не заснуть. Встал, стараясь не шуметь, открыл дверцу бара, достал бутылку виски, выпил из горла граммов триста, даже не почувствовав вкуса и крепости напитка и лёг вновь. Через несколько минут в голове у него взорвались эти триста граммов незакушенного ничем сорокадвухградусного напитка и Бергмана не стало.
- 14 -
Тришка металась в беспамятстве болезни. Ей на темя опускались из ниоткуда разноцветные яркие шары, лопавшиеся бесшумно и бесследно. Один из шаров отчего-то не исчез, а, наоборот, Тришка оказалась внутри него. За оболочкой шара стояла прямо таки июльская жара, пахло горелым и мятным. Потом большая белая собака с красными глазами и розовым носом сказала ей:
- Ты и плавать-то не умеешь толком, а уж говорила!..
- Нет, умею, я в пять лет научилась плавать. На море. И в бассейне плаваю.
- А почему ты не отдала тем парням своё сокровище сразу, а дотянула до тех пор, пока они тебя не напугали?
- Потому что это я его нашла, а они случайно увидели. Хотели отобрать, а я убежала.
- Ты испугалась, что они расскажут твоей маме про то, как ты пробовала курить траву?
- Да. Но ведь ты же знаешь, что меня вырвало после четвёртой затяжки и я больше ни разу этого не делала. Другие курили, а я нет. И больше не буду никогда!
- Насчёт того, что никогда – не зарекайся! – философски изрекла собака и почесала задней левой ногой правое ухо.
- Ой, а так не бывает! – поправила её Тришка.
- А ты меня видишь в зеркале, - ухмыльнулась хитрая собака. Однако на сей раз почесала задней правой ногой свою правую переднюю подмышку.
- Теперь правильно, - взяла реванш Тришка.
- Зеркало разбилось! – отреклась собака и - пропала.
- Танечка, проснись, ты бредишь, - раздался вдалеке мамин голос, - проснись, нужно выпить лекарство. И сразу будет легче. Проснись на минуту.
Горел ночник. Мама протянула Тришке две разноцветные таблетки, помогла сесть, подоткнула под спину подушку и дала стакан с водой. Тришка сухими потрескавшимися губами припала к стакану, перевела дух и сказала хрипло:
- Мамочка, я больше не буду курить. Честное слово!
- Верю, дорогая, верю. Спи дальше. Утром приедет папа.
- А если придут двое парней, ты их в дом не пускай, а прогони.
- Спи. Если надо, я милицию вызову. Не бойся ничего. Это ночь тебя пугает и твоя высокая температура. Скоро поправишься. Спи, Танечка!
Тришка уснула вновь. И белая собака, почему-то сидевшая на письменном столе, сиплым голосом спросила её:
- Как ты думаешь, это перья жар-птицы?
- Жар-птиц не бывает. Они в сказках придуманы.
- Много ты понимаешь! – скептически просипела собака.
- Мороженым, что ли, объелась? – поинтересовалась у собаки Тришка.
- Наоборот, горячей кашей! У нас, у собак, всё наоборот.
- Конечно, у вас всё не как у людей.
- У тебя зато двойка по английскому! – обиделась собака.
- Сама такая! Вот возьму и стану отличницей тебе назло!
- Ой-ой-ой! Испугала! – заёрничала собака, - очень страшно стало, ты сначала стань, а потом хвались.
- А как тебя зовут? – решила не обострять конфликт Тришка.
- Фрося.
- Ха-ха-ха! Какое смешное имя! – рассмеялась Тришка, - я думала, что так только коров называют в деревне.
- Нормальное имя, сокращённое от Ефросиньи, - совершенно не обиделась собака Фрося, - у меня в родословной, между прочим, полное имя целых три строчки занимает, вот так!
- Здорово! А как мы познакомились? Я не помню.
- А мы и не знакомы вовсе. Я к тебе во сне прихожу. Вообще-то я живу в трёх кварталах от тебя, но сейчас буду переезжать на две недели в Питер.
- А что, здесь климат не подходит?
- Да нет, хозяин заболел. Простудился, купаясь в ледяной воде.
- Он что, морж?
- Он - Сергей.
- Ясно. А про перья ты откуда знаешь?
- Мне знакомая дворняга рассказала. Она присутствовала при твоём открытии.
- При отрытии ты хотела сказать. Я же перья откопала в песке у пруда.
- Ну да, типа того.
- А кому эта дворняга ещё говорила?
- Никому. Тогда и так много народу присутствовало – те парни, собака и ты.
- Нет, те парни видели, как я перья перепрятывала.
- Большой разницы нет. Если знают двое – знает и свинья.
- Какая ещё свинья?
- Это народная немецкая поговорка.
- 15 -
Фрося ощетинилась и зарычала, когда увидела в своём, хотя и бывшем, доме другую собаку. Руфа тоже озлобился и отважно кинулся защищать своё новое отечество.
Алиса с трудом предотвратила драку. Конфликт перешёл в стадию тлеющего, вроде пресловутого израильско-палестинского. Поскольку Алисина квартира была двухкомнатной, собаки поделили их без особых проблем. Но спорными территориями явились прихожая, а в особенности - кухня. Первая кормёжка обернулась сущей мукой. Каждая из конфликтующих сторон пыталась сунуть жало в чужую миску. Скандалезный лай на два голоса слышали в доме напротив, а это неблизко.
Пришлось применить тактику сдерживания. Фрося боялась пуще всего на свете мухобойки. К счастью, на Руфу это совершенно невинное орудие убийства насекомых отряда двукрылых тоже произвело ужасное впечатление и он забился в угол. Отлично!
Проблема совместного проживания таким образом во многом решалась.
Пискнул мобильник – пришло сообщение, что на Алисин счёт зачислена сумма в двести пятьдесят рублей. И почти сразу зазвучал хачатуряновский хит.
- Алиса Игоревна, спасибо Вам большое за участие! – услышала Алиса голос Жанны Григорьевой, - а не могли бы Вы поподробнее рассказать нам с мамой обстоятельства нахождения отцовских документов. Я сейчас включу громкую связь, чтобы мама тоже участвовала. Вы не против?
- Да нет, не против. Только я вряд ли что-то новое смогу сообщить.
- Алиса, здравствуйте, Марина говорит.
- Да, здравствуйте, Марина.
- У нас проблемы с оформлением бумаг, почему-то требуют обычный паспорт покойного. А паспорта нет. Случайно не мог он выпасть из бумажника, или собака его потеряла там у вас в сугробе? Может поищите, вдруг он там валяется… Я заплачу.
- Спасибо за перевод денег на телефонный счёт. Только я более вряд ли смогу чем-то помочь, - обиделась Алиса такой бесцеремонности, - не пойду же я с лопатой снег во всём дворе перекапывать. Тем более, что снегопад продолжается. Да и своих проблем у меня предостаточно.
- Вам трудно, да? У Вас, небось, всё хорошо, а мне приходится дерьмо разгребать за этим.., - Марина сорвалась на крик, - он мне жизнь испортил! Он моей крови выпил не сосчитать сколько! Да как Вам это понять!
- Извините, Алиса Игоревна, - раздался голос Жанны, - у мамы нервы на пределе, сами понимаете, что случилось. Просто совершенно непонятно, как в Питере оказались документы и куда запропастился отцовский обычный паспорт. Извините, пожалуйста!
- Я понимаю Вашу маму, Жанна, но я даже толком не видела, где моя собака этот бумажник нашла, мы разговаривали с одной женщиной, тоже собачницей, а Руфа и притащил портмоне. Передайте маме, что мы посмотрим ещё раз во дворе, когда гулять пойдём. Я перезвоню, если что-либо обнаружится. До свидания!
- Спасибо, Алиса Игоревна, извините, пожалуйста.
Собак пришлось выгуливать порознь. С домиком для Руфы Алиса решила повременить, так как что будет с деньгами, если поиски работы затянутся, она не представляла. На следующей неделе ей выплатят выходное пособие, потом две недели всенародного пьянства по случаю Нового года и православного Рождества. То есть приступить всерьёз к поискам работы она сможет лишь недели через три. Плюс ко всему, подходил очередной платёж по кредиту за автомобиль, пятьсот баксов, и в январе нужно было продлевать добровольную страховку, что входило в условия кредитного договора, а это ещё полторы тысячи долларов. Перспектива отдельного жилья для Руфы уходила в даль светлую.
Сергей был госпитализирован в Мариинскую больницу, совсем рядом с бывшим местом проживания Руфы, когда тот был Фиделем. В справочном больницы сообщили, что у Шумилова Сергея Дмитриевича двухстороннее воспаление лёгких и что состояние тяжелое. Очень высокая температура. Алиса позвонила двоюродной тёте, опытнейшему врачу и та рассказала, что в таких случаях следует опасаться отёка лёгких. Если врачи «прохлопают» начало процесса, возможны очень плохие последствия.
Алисе пришла в голову мысль о зеркальности в какой-то степени положения двух бывших жён: Шумиловой и Склядневой-Григорьевой.
Несчастья с бывшими мужьями произошли почти одновременно, один умер от сердечного приступа, ныряя с аквалангом в Красном море, другой спасал двух девчонок, провалившихся в полынью пруда в пригороде Петербурга.
Просто мистическая связь. А находка документов? Не могли же они сами собой улететь из Египта и приземлиться в питерский сугроб, чтобы быть найденными псом, который в свою очередь возник из-под днища автомобиля за несколько часов до находки?..
А с другой стороны – каких только совпадений не видел свет! Некогда, ещё в школе, Алиса дурила голову двум юношам одновременно. И надо же беде случиться, что один из них перепутал время свидания и явился на час раньше, когда Алиса строила глазки на аллее в Александровском саду его лучшему другу. Вот так впервые в жизни она выступила в роли роковой женщины-разлучницы…
- 16 -
Чёрная суббота наступила в доме Бергманов. Только после десяти часов утра супруга Петра Петровича снизошла заглянуть в кабинет, где обычно после банкетов или простого пьянства, ночевал муж.
Труп уже начал коченеть. Бригада скорой помощи посмотрела для проформы тело и вызвала спецтранспорт.
Бергмана увезли в морг.
Через два часа к старшему прозектору в его конуру-кабинет вошли двое. Лбы на их лицах практически отсутствовали. Волосы длиною в миллиметр по всей окружности черепа начинались сразу над бровями. Наряды гостей были строги и одинаковы. «Люди в чёрном», выразился про себя старший прозектор и после очень короткого разговора с этими двумя «головоногими» дал команду о срочном вскрытии тела Бергмана.
Заключение о вскрытии было готово в пожарном порядке. Острая сердечная недостаточность на фоне сильного алкогольного опьянения. Обширный инфаркт – и всё.
Ещё через полчаса приехали те же двое, забрали бумагу и довольный старший выдал бригаде патологоанатомов, потрошивших Бергмана, по двести долларов.
Во второй половине чёрной субботы к вдове Петра Петровича явились другие люди, видом старше посетителей морга, числом - три и невыносимо солидные даже на первый взгляд.
С ними прибыл известный в столице юрист и девушка-нотариус. Безутешная вдова заперлась с этой компанией в кабинете, откуда вынесли недавно труп её почившего в бозе супруга и там они пробыли до позднего вечера.
Далее события разворачивались со стремительностью знаменитых десяти сталинских ударов в период Великой Отечественной Войны 1941-1945 годов.
Ближе к полуночи два автобуса с задёрнутыми чёрным окнами в сопровождении четырёх «хаммеров» въехали на территорию фирмы «Скатерть самобранка». Охране фирмы были предъявлены такие документы, от которых самобраночные секьюрити встали по стойке смирно и чуть ли не отдали честь прибывшим.
Из автобусов, словно горох из мешка, высыпало полсотни людей в камуфляже и масках, все с автоматами. Они мгновенно рассыпались по территории, каждый на своё место. Местонахождение ключевых объектов предприятия этим людям было ясно, как божий день.
Приехавшие в «хаммерах» десять человек прошли в офис, двое прямиком в бухгалтерию, к сейфу, где хранились печати фирмы, ещё двое прошли в кабинет к Бергману, остальные шестеро – в кабинет Григорьева. Через час все собрались в комнате для совещаний и внеочередное собрание акционеров закрытого акционерного общества «Скатерть самобранка» началось. И через четверть часа закончилось.
Один из прибывших достал из объёмистого кофра бордовой кожи несколько бутылок французского коньяку, с десяток плиток шоколада, фужеры принесли из буфета на кухне, где приходящий повар ещё несколько дней назад разогревал обед для бывших хозяев «Скатерти», Григорьева и Бергмана, ныне покойных.
Оставалось, правда, ещё трое миноритариев, которые по совокупности владели примерно девятью процентами акций. Но с ними решили разобраться на следующей неделе, сделав каждому предложение, от которого невозможно отказаться.
- Ну-с, господа! Теперь власть перешла, наконец, к тому, кто должен владеть этим предприятием по праву справедливости! За нас, за нового директора! За процветание фирмы!
Зазвенели фужеры дешёвого хрусталя. Григорьев Евгений Александрович с того света напомнил незваным гостям о своей бережливости и склонности экономить каждую копейку.
- В понедельник дай команду завхозу, чтоб нормальную посуду купил, а то из этого общепита пить противно! – отдал первое распоряжение новый генеральный директор фирмы «Скатерть самобранка» N.N.
- Людям выдать обещанные гонорары после смены, то есть утром. Те, кто шёл в первой волне, двойной гонорар. Сменщикам – обычный. Ты, Жёлтый, остаёшься за старшего на все выходные. Тебе, Оранжевый, к понедельнику приготовить все документы для перевода всех активов со старой «Скатерти» на новую. Приказ об увольнении всех до единого работников «Самобранки» - тоже. С утра понедельника займёшься ведущими специалистами фирмы. Если кто будет задавать лишние вопросы – расставаться немедля. Тем, кто соглашается работать в новой «Самобранке» - оклады в полтора раза выше. Но, подчёркиваю, что речь идёт лишь о незаменимых, ключевых фигурах. Начальнике производства, мастерах, механиках, одним словом, о производственниках. Управленцев – вон всех! В двадцать четыре часа! Главного бухгалтера, финансовых директоров – в первую очередь. А сбыт и дистрибьютеров – этих сохранить во чтобы то ни стало. На полгода. Однако ко всем прикрепить стажёров из наших. Через полгода, когда связи все к нашим перейдут – за ворота и этих! Вопросы есть?
- Всё ясно, товарищ Первый!
- А тогда – всё. Спасибо всем. До понедельника! Кстати, режим радиомолчания отменяю. Я уже не Первый. Пробирный моя фамилия, позвольте напомнить, Максим Максимович. Так что Жёлтых, Синих да Оранжевых больше нет. Иванов, Петров, Сидоров! Выходи строиться!
- Есть! – сноровисто-привычно гаркнули девять глоток.
- 17 -
Скандинавский циклон смирился. А после субботнего обеда выглянуло робкое солнце.
Если смотреть на Город в солнечную погоду сразу после обильного снегопада с высоты птичьего полёта, Город предстаёт перед зрителем в абсолютно невероятном ракурсе. Первое, что приходит в голову при этом: внизу невероятное граффити очень изысканного и чудного мастера, сработанное в одночасье на необъятной белой стене, которая для удобства работы уложена горизонтально.
На девственно белом до горизонта поле разноцветные штрихи, штришки, пунктиры, абрисы, едва намеченные линии, мутные овалы и жирные кляксы, разбросанные в некоем гениальном хаосе, которые вкупе и в ансамбле понятны и подвластны лишь его, мастера, замыслу.
Однобокое золото куполов, сокрытое с прочих сторон маскировочной марлей снега, шпили, возникающие из белой бездны, редкая чернота географически понятных знаков: высоты, низины, поймы рек, железнодорожные и автомобильные пути.
Но буквально на глазах меркнет непорочность белого цвета. Это в непримиримую войну с белизной вступают стада автомобилей; чад заводских труб, отхаркивающих из своего больного нутра отрыжку технологических поллюций; миллионы пар обуви народонаселения Города. В своей природной склонности к перемещениям для воплощения и поддержания жизни, они сносят и вытаптывают небесный пух, превращая его в чёрную жижу и грязь.
Алиса ехала по неширокой извилистой дороге в прелестную пригородную местность под названием Юкки. Ехала не спеша. И дорога не располагала к гонке и недолговечная красота вокруг завораживала её.
Местность эта очень пересечённая со смешанным лесом вдоль обочин необычайно прелестна после длительного снегопада. Алиса не могла сдержать улыбки умиления и восторга от великолепных пейзажей за окном. Фрося лежала вдоль заднего стекла за спинками сиденья и дремала. Взять двух собак Алиса сначала не могла решиться, однако помог попавший на глаза контейнер для перевозки кошек. В своё время у них квартировал здоровенный серый кот Тимофей, которого вывозили на свежий воздух в этом контейнере. Кот счастливо прожил свои кошачьи семнадцать лет. После него и остался этот контейнер. Когда Алиса предложила Руфе его, пёс с охотой вошёл внутрь и всем видом показал, что готов ехать в этой конуре куда угодно.
Контейнер стоял на заднем сиденье. Руфу в нём не было слышно. Спал, поди.
Проехали знаменитую некогда трассу для мотогонок, где проходили мировые чемпионаты по мотокроссу, холмы которой ныне были застроены помпезными загородными особняками и усадьбами.
Миновали трамплин, спуск к озеру, проехали центр посёлка и свернули налево, на улицу Садовую, где напротив небольшого пруда желтел кирпичный дом, доставшийся Алисе по наследству от матери, а той – от бабки Изольды. Дом этот с балконами по обе стороны и чугунными воротами на две створки, построен был сразу после войны Алисиным дедом.
Муж Изольды командовал инженерно-сапёрной воинской частью, всю блокаду строил укрепления, а после разрыва вражеского кольца и по мере разгрома немецко-фашистских войск, разбирал уничтоженные бомбами и пожарами ленинградские дома, точнее – развалины домов. Из части этих развалин и построил себе шикарную по тем временам дачу оборотистый дедушка. Домашние печи в доме том покрыты изразцами от старинных голландок девятнадцатого века, чугунными дверцами тех же печей следовало просто любоваться: на одной изображена сцена псовой охоты на оленя, на другой шар-монгольфьер парил в облаках над городом Парижем, а третья являла собой причудливое переплетение фруктов, дичи и экзотических негритянских лиц. Правда, печи уже лет пятнадцать не использовали по назначению. В гостиной водрузили камин, а по всему дому провели водяное отопление с газовым немецким котлом на кухне.
Обрамление обоих балконов и сами двустворчатые ворота имели аналогичное происхождение. Жох-дедушка понимал толк не только в строительстве, но и в красоте. Бабка Изольда, пережившая своего супруга лет на тридцать, любила под рюмочку поведать о том, что дед Николай Диамидович был из тех мужчин, которых в любой толпе не спрячешь.
Алиса с трудом подъехала к дому, но открыть ворота было решительно невозможно – снег засыпал их на четверть высоты.
- Фро, вылезай, пойдём дорогу протаптывать!
Однако мудрая Фрося не спешила покидать тёплый салон автомобиля и погружать свой чувствительный организм хоть и в ослепительно чистый, но всё же – снег!
Руфа дал о себе знать звонким лаем.
На белоснежном снегу Фроси-альбиноса было почти не видно, зато чёрно-жёлтых гвардейских цветов Руфа смотрелся колоритно.
Ворота открыть не удалось. Калитку отворили лишь на треть и сквозь узкую щель все по очереди протиснулись во двор. Крыльцо замело на славу, но фундамент дома был очень высок и сугробы даже в самую снежную зиму не доставали до входной двери.
На веранду попали без труда, в тайном месте лежал ключ от двери, ведущей с веранды в дом. Собаки вошли, как и положено, первыми. Алиса не заглядывала на дачу с августа.
Зажгла газовый котёл на кухне, регулятор нагрева поставила на максимум и уже через несколько минут в трубах водяного отопления захрипела-защёлкала специальная незамерзающая жидкость, разнося по пяти комнатам первого этажа и по трём второго оживляющее тепло.
Раздался звонок в дверь, собаки зашлись лаем. Здесь, на природе, они отчего-то не ссорились, а держались друг друга. Причём, дорогу прокладывал Руфа, а Фрося выступала в качестве ведомой.
- Алиска, здорово! Я уж думал, что и ты померла! – простецки и жизнерадостно дыхнул на Алису перегаром сосед Володя, - смотрю, ты или не ты? Нет, точно ты! И Фроську привезла! А я нового кота завёл, старого удавил, надоел, зараза – совсем мышей не ловит! Алис, может снег убрать помочь, а?
Сосед Володя, военный пенсионер лет шестидесяти, отнюдь не был альтруистом.
Просто знал, что как и бабка Изольда, так и Алисина мать, а теперь Алиса не откажутся поднести чарочку-другую соседу за мелкую услугу. Вот и вся военная хитрость.
- Привет, Володя! Не в службу, а в дружбу, ворота и двор, чтобы машину загнать, разгребите пожалуйста!
- Нет проблем! А на аванс могу рассчитывать? – на всякий случай осведомился Володя.
- Одну секунду! Только в дом не приглашаю, у меня новая собака, так чего бы не вышло!
- Подожду, не вопрос. Только я на веранду зайду, что б моя Ирка не увидела, ладно?
Проглотив стакан водки, принесённой ему Алисой, он закусил приготовленной заранее ириской и принялся за работу.
В декабре смеркается рано. И уже через пару часов, сидя у камина, Алиса посмотрела в потемневшее окно и решила остаться ночевать на даче. Уютно трещали берёзовые поленья, сытые собаки лежали каждая у своей батареи отопления.
За руль садиться было не надо и Алиса достала из шкафа бутылку виски. «Баллантайн» пришёлся как нельзя впору. После третьей рюмки наступило расслабление души и Алиса задремала в покойном кресле.
Разбудили её собаки. Они лаяли злобно, глядя в потолок, но хвосты их были трусливо поджаты. Как будто на втором этаже дачи кто-то находился.
- 18 -
Галина Сергеевна, Тришкина мама, проснулась в субботу рано утром с мыслью о том, что надо найти тришкину игрушку - плюшевого медведя, причём мотивации никакой не было – просто найти и всё тут.
Дочь крепко спала. Галина Сергеевна наощупь определила, что девочка не так горит, значит легче ей. Тришка во сне была очень серьёзной.
Медведя Галина Сергеевна нашла за платяным шкафом. Мишка преднамеренно был туда спрятан. Вытащив медведя, она увидела, что он маскировал собою какой-то ящичек защитного цвета. Ящичек оказался металлическим, с ручкой, размером с том большой советской энциклопедии, только толще раза в два. Довольно тяжёлый такой ящичек-сундучок.
Галина Сергеевна поставила сундучок на кухонный стол и открыла два замка-клипсы на фасадной его стороне. Внутри сундучка, обитого ярко-синим сукном, в специальных форменных углублениях лежали пять штук перьев, видом и размером похожих на гусиные. Но были они не белые, а золотые. И сверкали в свете кухонной люстры. На ощупь, однако, никакого веса перья не имели, равно как запаха. И не золото это вовсе, а лишь золотая видимость одна, перья как перья, почти живые, от летучей какой-то твари невиданного окраса. Два фасонных углубления пустовали. Сундучок, рассчитанный на семь таинственных перьев, синим нутром своим вызвал у Галины Сергеевны тревогу. Она не доверяла синему и не любила этот цвет. В её гардеробе никогда не числилось ничего в синих тонах.
Игрушка-не-игрушка, однако на серьёзную вещь непонятного назначения предметы явно не тянули.
Галина Сергеевна взяла одно перо – рука стала похожа на длань поэта девятнадцатого века. Собственными руками она гордилась – красивые руки. На обратной стороне счёта на оплату телефона она размашисто расписалась странным пером. Перо оставило на бумаге золотой след.
- Шариковая ручка, что ли? – вслух произнесла Тришкина мама.
- Гала, принеси мне таблетку папазола, голова с утра болит, давление подскочило, - из своей комнаты позвала Тришкина бабушка.
- Папазол у тебя на тумбочке у кровати, а воды я принесу, - отозвалась Галина Сергеевна на зов матери, перо положила в сундучок, сундучок закрыла и убрала под стол, в угол.
- Мама, ты не знаешь, где Тришка сундучок нашла? – спросила она у матери.
- Какой сундучок? Тришка меня не больно-то в свои тайны посвящает. Всё больше мы с ней ругаемся. Плохо ты дочь воспитываешь, Гала, я тебе такого в детстве не позволяла, что ты ей разрешаешь. Вот вырастет из Таньки оторва, будешь знать! Вылитый папочка доченька у тебя! Говорила я до свадьбы: не пара тебе Хусаинов, не пара! Так ведь тебе ж замуж уж и невтерпёж было!
- Мама, давай не будем о прошлом, пожалуйста!
- Почему это не будем? Очень даже будем, дочь моя! Таньке двенадцать только стукнуло, а тебе – тридцать семь в январе. Сколько лет ты в матерях-одиночках числишься? Если мне память не изменяет – по весне исполнится те же двенадцать годков.
- Посчитаем, сколько лет в итоге Хусаинов воспитывал родную дочь – один квартал! Три месяца, три! А сколько времени я тебя уговаривала не выходить за него, негодяя? Недели две. Ты скорострельно выскочила, любовь-морковь образовалась у тебя! Чем же первый муж тебя не устраивал, Лёнька? Ах, у тебя чуйвствс к нему было недостаточно, ты только аборты делала, чтоб ребёнка от Лёньки не родить. Почему? А потому, что дура! Высокой любви неземной ждала моя Галочка! Случайно, видите ли, за Лёньку вышла, одолжение ему сделала, бывшему соседу по парте. Устала от его назойливости, что он столько лет за тобой тенью ходил, любовь демонстрировал. Самой Галочке любить захотелось, а Ленькиного обожания ей было недостаточно. Очень хорошо я помню, как ты заявила мне, что разводишься с ним по причине, что предпочитаешь любить сама, дескать, хочу попробовать, а то постыл муж Леонид, холодна Гала моя к нему. А к Хусаинову, значит, горяча? Он и бросил тебя с Танькой, горячо любящую. Вот теперь вспомнил отчего-то, принтером откупился. Небось, ты звонила ему, дурища?
Галина Сергеевна молча взяла пустой стакан и пошла на кухню. Ругаться с матерью, которая была одновременно и права и неправа и обижена за дочь, не было смысла.
Да и ругались-переругались они не счесть сколько раз. А потом, бывало, плакали, обнявшись. Кому ж не обидно, что бросили!
Мать говорила сущую правду. И это было втройне обидно. И ещё противно, что до сих пор Галина Хусаинова помнит. Любит, получается.
- Мама, у меня рубашка мокрая насквозь! Мне переодеться надо, я вспотела сильно! – теперь уже дочь нуждалась в Галининой помощи.
- Иду, Таня, иду.
- Мама, я сильно бредила во сне?
- Не очень. Только с кем-то спорила очень уж жарко.
- Мама, а собака не сидит на моём письменном столе?
- Нет собаки. А вот медведь, который хранит секрет, в наличии имеется.
- Значит, ты нашла?
- Нашла.
- Это тебе мальчишки сказали?
- Нет, я сама догадалась.
- Ты только никому не говори, хорошо?
- О чём?
- О перьях жар-птицы.
- Верно, очень похоже. Перья жар-птицы. Я всё вспоминала, где их видела, а теперь догадалась – в мультике!
- Мама, я этот ящик в земле нашла. Значит, это мой клад. Они такие красивые. Только я пробовала желание загадать, а оно не исполняется… Много раз пробовала и всё зря!
- Этими перьями, кстати, можно писать на бумаге. Я подумала, что это какие-то подарочные шариковые ручки.
- Правда, можно писать и рисовать? А я и не догадалась. Я уже почти месяц, как их нашла, только писать ими не пробовала.
- А где нашла? Может быть, это чужие вещи и их надо вернуть?
- Я же говорю, в земле. Случайно. Ящик сначала в подвале спрятала, а двое парней из другой школы, они на три класса старше, увидели. Они думали, что в ящике патроны и стали требовать, чтобы я с ними поделилась. Я не стала делиться и ящик домой принесла на всякий случай. Они мне потом угрожали.
- Ты мне их покажи, этих парней, я с ними поговорю серьёзно.
- Я подумаю.
- Скажи пожалуйста, а почему два места пустые?
- Это я девочке одной подарила два пёрышка.
- Понятно. Хочешь, посмотреть, как красиво эти перья пишут?
- Конечно!
Золотая собака Фрося расположилась на письменном столе перед зеркалом. В зеркале, помимо задней Фросиной проекции в виде филеев и хвоста, наблюдалось ещё много народу: сидящие вокруг шандала с горящими свечами люди, особняком женщина у окна и ещё две собаки, которые смотрели на Фросю из зеркала. Одна такса, вторая – крупный терьер с бородой. И – ещё одна Фрося, или Фросин двойник. Потолок комнаты в зазеркалье вогнутый, провисающий.
- Красивая картина. Когда придумала?
- Я не придумала, мама, а видела это ночью во сне.
- Давай градусник, посмотрим, какая у тебя сейчас температура. Ну вот, почти нормальная, замечательно! Сейчас выпьем лекарства и будем завтракать.
- Мама, а папа сегодня не приедет.
- Приедет, он обещал.
- Нет, мама, не приедет. Он занят.
- Почему ты так решила? Он что, звонил тебе на мобильный? Но когда?
- Никто мне не звонил. Я просто знаю. Мама, а бабушка папу не любит из-за дяди Лёни?
- 19 -
В шесть вечера Шумилова Сергея подключили к аппарату «искусственное лёгкое» из-за резкого ухудшения состояния.
В восемнадцать пятнадцать нашёлся общегражданский паспорт Григорьева Евгения Александровича. Доставил его курьер экспресс-почты. Обратный адрес на пакете не значился. Жанна позвонила матери.
В восемнадцать двадцать Ларисе, бывшей хозяйке таксы Фиделя, позвонили из Тель-Авива и сообщили, что умер её дядя Аркадий. Лариса в завещании указана как единственная наследница. Восьмидесяти девятилетний дядюшка оставил племяннице состояние в виде контрольного пакета акций горно-обогатительного комбината в Африке, который оценивается примерно в двести миллионов долларов.
В восемнадцать тридцать из рейсового автобуса номер двести шестьдесят один на конечной остановке Юкки выскочил огромный чёрной масти бородатый терьер и, сломя голову, помчался на улицу Садовую, где в жёлтом кирпичном доме у пруда проснулась Алиса.
Алиса с детства любила «дедушкину» комнату. Во-первых, это самое солнечное помещение во всём доме, во-вторых, с балкона можно выбраться на крышу двух веранд и загорать хоть весь день без перерыва, в-третьих, из окон этой комнаты открывался совершенно очаровательный вид на небольшое озерцо, луг и лесок за лугом. А лунной ночью за окнами комнаты всегда висит луна. Когда-то, в ранней юности, Алиса грешила стихами. Так для вдохновения лучшей картины придумать было невозможно.
В центре помещения за круглым столом сидели шестеро. Трое белых и трое чёрных.
Посредине стола в дедовом семирожковом шандале горели свечи. Уже совсем стемнело и за стеклом балконной двери висела черная пустота. Когда Алиса открыла дверь в комнату, все шестеро встали.
- Здравствуйте, Алиса Игоревна! Пустите путников на постой на одну ночь? Мы заплатим счастьем! – произнёс один из белых.
- Исключительно нелепые обстоятельства вынудили нас без приглашения оказаться здесь, к утру мы исправим неполадки и покинем эти места, - низким голосом добавил самый высоких из чёрных.
- Вам, хозяйка, не стоит нас бояться. Мы не причиним зла или неудобств. У нас всё своё, Вы не переживайте, - предупредил коренастый чёрный.
- Алиса Игоревна, не молчите. Скажите что-нибудь! Или наше вторжение Вы считаете верхом неучтивости и оттого наказываете нас молчанием? – несколько грассируя, насмешливо сказал самый молодой белый.
Алиса ледяными руками сжала виски и, сквозь сжатые зубы, стараясь не дрожать, спросила:
- Вы меня не убьёте?
- Нет. Мы Вас не убьём! – было сказано с такой силой, что Алиса поверила и мгновенно успокоилась.
- Мои собаки перестали лаять, - невпопад, но уже осмысленно, произнесла она.
- Они тоже успокоились, они знают, что хозяйка вне опасности.
- Кто вы? – наконец спросила Алиса.
- Мы – не люди.
С улицы раздался лай крупной собаки.
- Ну вот и все волхвы в сборе. – удовлетворённо сказал белый, сидевший спиной к балконной двери, - впускайте!
- Извините, Алиса Игоревна, позвольте, - и самый молодой белый, потеснив стоящую у двери Алису, открыл дверь. В комнату вошли три собаки: Фрося, Руфа-Феликс и огромный, антрацитовой черноты, терьер. Собаки вошли, чинно взобрались на диван и уселись рядком.
Следует заметить, что за два часа до этой абсурдистской и невероятной сцены, происходящей на Алисиной даче, Пробирному Максиму Максимовичу, который проводил последний инструктаж своим «архангелам» перед захватом «Скатерти самобранки», позвонила супруга, Эсфирь Рувимовна, гостившая в это время у подруги Раисы Максимовны Гулливер под Петербургом, в Комарово:
- Макс, у меня беда: наш Самурай убежал. Мы с Раисой Максимовной прогуливались с собаками недалеко от станции. Электричка в сторону города как раз подошла. Самурай неожиданно рванулся, карабин на поводке невесть как раскрылся, и Самурай кинулся в вагон. Двери закрылись и электричка ушла. Я в шоке и что делать теперь – не знаю.
- Позвони Олегу Андреевичу, он поможет.
- Чем?
- Он с телевиденьем и прессой связан, даст объявления. У тебя фото Самурая нет с собой?
- Раиса Максимовна снимала нас неоднократно.
- У Раи цифровая камера?
- Да. А что?
- Пусть Жора Олегу отправит несколько фото по мейлу.
- Поняла. Ты как?
- Нормально. Извини, очень занят. Дело серьёзное начинаем буквально через час.
- Удачи тебе, Макс!
- К чёрту! Найдётся этот японский обормотина, не переживай! Самурай жутко умный зверюга! Нагуляется и вернётся. Или Олег найти поможет. Да ничего с ним не случится! Кто к такой образине добровольно подойти захочет! А сожрать он сам кого хочешь горазд! Целую!
На железнодорожной станции Парголово из электрички выбежал чёрный терьер, поднялся в гору, пересёк на красный свет светофора шоссе и успел протиснуться в закрывающуюся заднюю дверь автобуса маршрута двести шестьдесят один.
- Собачка домой едет, - с умилением сказал пьяный пассажир автобуса.
- Умная собачка, - с опаской покосилась на безбилетника, но на всякий случай похвалила страшного пса кондукторша.
- Присаживайтесь ради бога, Алиса Игоревна, вот сюда, в дедушкино кресло, пора уж начинать, - торжественно пригласил Алису старший чёрный.
Алиса села в заботливо подвинутое ей старинное кресло с резной спинкой и подлокотниками, за ней расселись и все присутствующие. Собаки как по команде, повернули головы в сторону балконной двери. Чернота за дверью сменилась серебристым туманом, сквозь который в комнату хлынул свет ослепительной звезды.
- 20 -
Когда возвращаешься зимней ночью издалека, усталый, с притупленным вниманием и свинцовыми веками, необходимо быть чрезвычайно внимательным на оживлённых городских перекрёстках, где рано или поздно найдётся ухарь, пытающийся проскочить перекрёсток на загоревшийся красный сигнал светофора, а ты уже тронулся на свой законный зелёный свет и тут, неожиданно, как солнечный удар, на тебя обрушивается беда.
Купцов Олег Андреевич, сорока четырёх лет от роду, потомственный журналист, вхожий во все социальные сообщества города Питера, был погружен в бессознательном состоянии в автомобиль скорой помощи после того, как битый час спасатели вырезали его безжизненное тело из буквально расплющенной тяжким ударом джипа редакционной «тойоты-камри». А на его выключенный мобильник, приобщённый к вещдокам, уже пришло сообщение о том, что похожую на фото собаку породы терьер чёрной масти видели около шести часов вечера на платформе Парголово, когда она выскочила из дверей подошедшей электрички и побежала в сторону Выборгского шоссе.
Купцова привезли в городскую больницу номер два, что на улице Костюшко и поместили в реанимацию. «Компрессионный ушиб позвоночника, множественные переломы костей нижних конечностей. Состояние тяжёлое.» Такую запись сделала в журнале поступлений больных медицинская сестра приёмного отделения Галина Сергеевна, полчаса как заступившая на дежурство.
Она опоздала на работу по уважительной причине. Тяжело заболела дочь, однако старшая сестра, которой из дому звонила Галина Сергеевна, очень просила выйти на работу: сестёр хронически не хватало, да и завтра наступал праздник – Рождество. До начала этого дня оставалось чуть более трёх часов.
Галина Сергеевна уже дважды звонила домой матери, справлялась о состоянии Тришки. Температура к вечеру вновь стала расти. Пятнадцать минут назад градусник показал тридцать восемь и семь.
Душевный настрой дежурной медицинской сестры был соответствующим.
Галина Сергеевна закрыла журнал, достала из ящика стола пачку сигарет, выбрала одну, как ей показалось, самую подходящую для данного момента и пошла в конец коридора, на площадку запасной лестницы, где обычно курил персонал приёмного отделения.
В открытую фрамугу окна залетали снежинки вновь ожившего к ночи снегопада. Непроницаемое небо лишь угадывалось в вышине из-за отсутствия небесных огней или летящих облаков. Галина смотрела в окно, курила и вспоминала ту самую странную любовь, которая так неожиданно обрушилась на неё, которая заставила бросить Леонида, сломя голову броситься в водоворот отношений с очень непростым по характеру Оскаром Хусаиновым и которая в конце концов надолго определила её, Галины, основные беды и дальнейшие проблемы, однако одарила Тришкой, будто бы в качестве компенсации за эти самые неурядицы.
Мать Галины, будущая Тришкина бабушка, с первого взгляда невзлюбила Оскара. Нельзя сказать, что она была в восторге от брака дочери с Леонидом, но Оскара Маргарита Львовна не приняла раз и навсегда.
Знакомиться с будущей тёщей Оскар Юрьевич Хусаинов явился в живописном виде: будучи художником, то бишь творческим человеком, он под занавес года, ближе к холодам, явился в босоножках жёлтого цвета, одетых на ярко-голубые носки, драных джинсах, каком-то немыслимом чёрном плаще с широченными плечами, бородатый, нестриженый. Однако пахло от Оскара хорошим по тем временам одеколоном «Спартакус», волосы были вымыты и завязаны в косичку, а ногти сверкали серебристым лаком.
Именно эти самые наманикюренные ногти и затмили глаза Маргариты Львовны, когда Оскар галантно поцеловал ей руку и протянул одну-единственную красную гвоздику.
Галинина мать приосанилась и прищурилась, что означало сильнейшую степень раздражения бывшей учительницы английского языка средней школы, которая пятый год после выхода на пенсию натаскивала отстающих на дому. Подрабатывала, потому что как раз началась чехарда послеперестроечных изменений в стране, которые материализовались прежде всего в фактическом обнищании большинства слоёв населения.
Второй грубейшей ошибкой Оскара явился тост, поднятый им за свадебным столом, когда Галина, Оскар, двое друзей Оскара, четыре Галининых подруги и Маргарита Львовна отмечали состоявшееся бракосочетание.
- Я не предлагаю выпить этот бокал за мою жену Галину, я не предлагаю выпить за только что обретённую тёщу Маргариту Львовну, которую хотел бы полюбить сыновней любовью. Я хочу выпить за себя, Хусаинова Оскара, талантливого художника и очень неординарного человека, я хочу пожелать себе, чтобы эти две самые близкие с сегодняшнего дня женщины, маму я не считаю, она давно поставила на мне крест, никогда не чинили мне препон, если я буду совершать поступки, которые в глазах этих женщин не будут образцом для подражания или покажутся им аморальными! Просто я есть художник, а художник – человек не от мира сего. И я должен самовыражаться без ограничений. И лишь тогда я смогу создать шедевр, смогу прославиться, смогу продать свою работу дорого. То есть тогда и эти две женщины будут счастливы. Залог их счастья – во мне, художнике Хусаинове. За меня!
Маргариту Львовну перекосило от этой филиппики. Она усилием воли заставила себя выпить шампанское, однако через малый промежуток времени ушла в свою комнату, а потом уж и к подруге. Там и осталась ночевать.
А Оскар с друзьями напились вдрызг. Из четырёх незамужних подруг Галины выбрали каждый по временной, на одну ночь, спутнице, потом в комнате Маргариты Львовны устроили небольшой групповичок. А когда в районе одиннадцати утра та явилась домой, то застала в своей комнате полнейшее безобразие и разврат. Устроила скандал зятю, который сильно страдал головной болью и, фактически, выставила его друзей из дома. С ними вместе ушёл и Оскар. Это событие и ознаменовало начало семейной жизни Галины Сергеевны со вторым мужем и явилось своеобразным запевом в поэме их взаимных отношений. Маргарита Львовна с того дня старалась вообще не разговаривать с зятем.
Когда Галина забеременела, Оскар уже тяготился ею и старался всеми правдами и неправдами улизнуть из дома один. Жили молодожёны в комнате коммунальной квартиры на Зверинской улице Петроградской стороны, в которую по дружбе и бесплатно пустил их друг Оскара Жора, уехавший к тому времени из СССР. Малонаселённая, всего из трёх семей, квартира с микроскопической кухней, высоченными потолками с ещё сохранившейся лепниной, чёрным ходом из этой самой кухни, гигантской ванной, где ещё стояла дореволюционная дровяная колонка, переоборудованная ныне в газовую, где бесчисленными неубиенными стадами гуляли разнокалиберные и разноцветные тараканы,
где в туалете на трёх различных гвоздиках висели обрывки газет «Правды», «Труда» и «Известий», а так же три съёмных деревянных сиденья, в отсутствие мужа наводила тоску на Галину.
Однажды, не выдержав двухдневного одиночества в очередной загул Оскара, она приехала к матери, в родной дом. Однако строгая Маргарита Львовна дала ей от ворот поворот:
- Ты видела, за кого идёшь и знала, на что идёшь! Поэтому, любезная дочь, о плохом муже мне не говори и поезжай-ка к себе домой. Тебе, замужней женщине, там место, где муж. А не у мамы под юбкой!
Однако, когда Оскар фактически бросил жену на последних месяцах беременности и закордонный друг Жора продал свою комнату на Зверинской, Маргарита Львовна сама позвонила дочери и в приказном порядке велела возвращаться к ней, в родной дом.
Сигарета Галины Сергеевны давно сгорела и пепел унесло сквозняком, пора было возвращаться к исполнению должностных обязанностей дежурной медсестры приёмного отделения больницы номер два.
- 21 -
Ночь перед Рождеством наступила. Несмотря на то, что в этом повествовании речь идёт о православной стране России, где Рождество официально празднуется на две недели позднее, суть дела не меняется. Ибо не важно, когда отмечать событие. Важно, когда это событие состоялось. Ночь перед Рождеством наступила. Холодная, сырая, беззвёздная и безлунная.
Оттого ни хозяйственной ведьмы, вылетевшей на сбор звёздного урожая, ни жуликоватого чёрта, посягнувшего на ночное светило, не наблюдалось.
Их многочисленные клоны сидели по квартирам, саунам, да по загородным домам, развлекаясь сообразно собственным понятиям: кто пил виски, кто – водку, некоторые соблазнялись сами, другие – соблазняли.
Жизнь продолжалась.
Тень отца Гамлета задаёт исходный посыл для всей дальнейшей трагедии. Тень сообщает о гнусном злодействе и призывает к мщению.
Любое действие есть реакция на предыдущее, даже если временное или физическое расстояние меж ними весьма велико.
В данном случае исходная точка так же существует. Но для этого необходимо вернуться в лето одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года. В столичный город Санкт-Петербург на улицу Садовую.
Там, в доме купца Свиблова, недалеко от Сытного рынка, поселился в десятых числах июня некий молодой художник, закончивший с медалью Академию и вернувшийся по весне из годичной поездки за казённый счёт в Италию, а точнее – в Неаполь и окрестные провинции. В том числе побывавший на Сицилии.
В городе Катания приобрёл этот художник, по фамилии Басов, старинной работы ларец.
В лавке старьёвщика, которой заправляла вдова владельца, видом не старше двадцати пяти лет, где наряду с обломками древних статуй, копиями римских монет с профилем императора Августа и предметами обихода времён Бонапарта, ему сразу глянулась эта вещь. Кованый, простого вида, с двумя накладными замками, однако сработанный можно сказать, филигранно, медный ларец привлёк внимание Басова как чисто утилитарная вещь, которая может и для дела быть полезной и как сувенир хороша.
Вдовушка извлекла из ящика конторки ключик, замки ларца легко открылись и внутри оказался сюрприз: семь перьев, величиной чуть больше гусиных, в форменных углублениях, тиснёных по внутренностям из синего бархата. Перья неизвестного пернатого были необыкновенного золотого цвета.
На вопрос художника вдова пожала плечами и смогла лишь ответить, что этот ларец принесён на продажу очень старой женщиной, которая умерла, не дождавшись денег за своё сокровище. Уже несколько лет этот ларец ни у кого из редких посетителей интереса не вызывал. Русские художники – люди со странными вкусами. В основном приобретают монеты или обломки статуй. И самым ходовым товаром в её лавке являются бюсты Бонапарта, хотя он родом с Корсики.
Поторговавшись для вида, Басов купил ларец. А с вдовушкой он увиделся ещё раз до отъезда с острова. Или, точнее, она увиделась с ним…
А когда Басов уезжал из города, она пришла проститься. Правда, будто бы невзначай.
На острове нравы строгие.
Художник потом неоднократно писал её портреты. Хорошую память оставила о себе вдова старьёвщика-антиквара из города Катания, что на острове Сицилия.
Басов открывал ларец, вынимал и рассматривал перья. Опушка пера мягкая, будто бы из плотного шёлка, очень тёплая при прикосновении. Трубка пера крепкая, на просвет прозрачная, напоминает китайский костяной фарфор. И, самое замечательное – перья оставляли золотой с блеском след на бумаге, стекле, гладкой доске, на которых Басов писал иконы для Князь Владимирского Собора. На иконе Спаса этим чудесным блеском Басов изобразил часть лучей нимба Спасителя. Потом пытался их убрать, но – не вышло.
Испугавшись, он закрасил их обычной золотой краской, однако наутро лучи проявились сами собой. Представитель епархии, принимавший иконы, отметил, что именно Спас особенно удался художнику. Икону одобрил и настоятель собора.
Басов изобразил этот ларец на нескольких своих картинах. Правда, по памяти.
Ларец украли. Было это ближе к осени. Унесли прямо из его квартиры. Странный вор взял только ларец и совсем небольшой, только что оконченный портрет незнакомой женщины, лицо которой увидел во сне художник Басов. Каштановые, вьющиеся волосы женщины на этом портрете он слегка подретушировал золотым пером. Портрет удался, что отмечали друзья и просто посетители.
Да и сам Басов был того же мнения.
- 22 -
Положение человека, оказавшегося вдали от родины без денег и документов, вдобавок, только что вышедшего из больницы, куда его упекли с подозрением на инфаркт, хуже губернаторского. Радость только одна, что нет ни инфаркта, ни гипертонического криза, а есть банальное нервное истощение, проявившееся в потере сознания после бурной ночи с хорошей дамой и, откровенно говоря, полной бутылкой виски.
Григорьев Евгений Александрович, сорока четырёх лет от роду, гражданин России, открыл дверь своего номера в клубном пятизвёздочном отеле, откуда выехал сутки с небольшим назад вместе с инструктором по дайвингу.
Все вещи были на месте. Из потайного чемоданного кармана достал он кредитную карту, синий дипломатический паспорт на своё имя и нетолстую пачку стодолларовых купюр.
Набрал номер и сказал собеседнику на другом континенте:
- Сработало, Михалыч! И даже быстрее, чем я думал. Только вот беда, я чуть было сам в ящик не сыграл на дне морском. Спасибо инструктору по дайвингу, спас. Сердце прихватило, зараза! В таких случаях одна моя знакомая говаривала, что «либо руки с мылом, либо чай с сахаром!» Да это я о том, что наступает время выбора, а не совмещения видов деятельности. Значит так, через четыре часа у меня самолёт. Встречаемся завтра, в девять утра во Франкфурте в ранее оговорённом месте. Будь здоров, до встречи!
Спустя пять часов Григорьев Евгений Александрович пил минеральную воду на борту «Боинга -737», следовавшего рейсом на германский город Франкфурт.
Почему-то вспомнилась первая поездка за пределы любимой Родины. Лет уж двенадцать миновало, как он совершенно неожиданно был «выписан» в Европу неким фондом поддержки русских молодых учёных. Собственно говоря, вызов обеспечила статья в научном американском журнале, где они с Витькой Малиновским высказались на тему реальности знаменитой в те поры идеи о «термоядерной реакции в домашних условиях». Была некогда такая затея, вроде поисков «красной ртути», «ядерных бомб в кейсе» и прочей подобной хрени.
Прилетели в Амстердам. Встречающих нет. Они с Витькой пошли прямо по «зелёному коридору» вперёд и вверх, можно сказать. Шли-шли, вышли на улицу. Бесчисленные стада припаркованных автомобилей. Встречающих нет. Постояли, покурили. Час битый курили, надоело. Встречающих нет. Решили идти назад. Двинулись. Навстречу толпа громадная народу, видимо, несколько рейсов одновременно прибыли. Куда деваться – коммунисты, вперёд! Сквозь толпу порулили. И вырулили на запаренного мужика с табличкой под мышкой. Встречающего. Влобовую уткнулись.
Оказывается, этот бывший учитель пения «с Бердичева» банально опоздал, кенарь хренов, да вдобавок табличку в такси забыл. Словом: здравствуй, Родина, где от тебя скроисся, мать твою разэтак!
- Ой, таки товарищи, вы уж меня не выдавайте боссу, что вы не туда пошли! – после этих слов Витька было не схамил бывшему молочному брату, - идём на выход, туда сейчас автомобиль будет. Нас отвезут в отель. Потом – на фирму, которая симпозиум делает.
- А что будет входить в культурную программу после конференций и дискуссий, товарищ? – ехидно осведомился Григорьев, - девочки будут?
- Ой, вам нужны девочки? А вам можно?
- Не понял! – встрепенулся Витька.
- Ну у вас же моральный облик и подписка…
- Чего-чего? У меня ничего под этой самой пиской нет! – нагрубил Малиновский.
- Да нет, я имел в виду, что на моей памяти русские только в музеях да операх имеют желание…
- Простите, Леонид Яковлевич, я имею желание как раз не в музее и не в опере, а наоборот! – продолжил Малиновский.
- Слушайте, чего вы пристали! Тут район красных фонарей, я вам всё покажу, там недорого есть.
- А командировочные, которые нам обещаны были за счёт принимающей стороны когда? – поинтересовался уже Григорьев.
- Это в офисе. Это не ко мне!
Симпозиумы-дискуссии были чистой воды ширмой. Банальнейший отбор и вербовка специалистов для работы в западных фирмах. Григорьев с Малиновским проходили по линии физики твёрдых тел. Программисты, ядерщики, биологи, математики, кого здесь только не попадалось. Контракты подписывали быстро. В те девственные времена народ из бывшего СССР спал и видел, как бы и где бы за конвертируемую деньгу продаться. На родине перспективы не только нулевые, а с отрицательным знаком: кандидаты с докторами торгуют пивом у метро. Науки, как таковой, здесь и быть не могло. Зато выдали неплохие командировочные, встречи с людьми со всей Европы и не только. Скромное, но разгуляево. Новые впечатления, другой мир, совершенно иная жизнь.
Улицу «красных фонарей» Леонид Яковлевич им показал на третий день. Наибольшее впечатление на «молодых русских учёных» произвели не витрины с живыми барышнями на любой вкус, цвет и фантазию, а бюст товарища Сталина на одном из перекрёстков этой весёлой улицы.
Малиновский не устоял перед чарами негритянки в белоснежном белье и просто невероятной грудью.
- Силиконовые сиськи. Объе..лово, как у нас на рынке, - сообщил разочарованный Малиновский через положенные согласно купленному билету четверть часа.
Григорьеву сокрушаться повода не выпало: «Яна с Мариуполя» оказалась вполне натуральной. Даже поговорить с нею успели. О ценах на фрукты и погоде в Москве.
Много нового увидели они своими глазами из чужой жизни в ту поездку. Но, самое главное, ни с одним из них контракта устроители этой международной научной конференции не подписали. Возвратились господа-товарищи Григорьев с Малиновским домой, в родимую нищету и разруху, где два пути: сложа лапки, падать на дно с «чистой совестью», либо всеми правдами и неправдами всплывать на поверхность существующей жизни. Как известный продукт жизнедеятельности любого организма. О так называемой чистой совести и незапятнанных ничем плохим руках во втором случае следовало забыть.
Вот они и выбрали второй путь. На котором святых не было, нет и быть не может.
И грехов у господина Григорьева за эти двенадцать лет русского бизнеса накопилось ох как немало. И даже несколько таких, кои в христианской религии считаются смертными.
В девять часов утра в условленном заранее месте Григорьев встретился с Виктором Михайловичем Малиновским, ныне гражданином Испании и владельцем нескольких оффшорных компаний на Каймановых, Виргинских и прочих заповедных островах .
С собою Виктор привёз ключ от депозитной банковской ячейки и в десять часов утра по среднеевропейскому времени Евгений Григорьев извлёк из металлического ящика паспорт гражданина Венесуэлы, а его дипломатический паспорт занял место в этой же ячейке. До других времён. Вместе с венесуэльским паспортом Евгений Александрович
забрал с собою несколько пластиковых карт различных банков, большой конверт из плотной бумаги жёлтого цвета, который открыл и вынул из него небольшой холст, прикреплённый к куску картона канцелярскими скрепками.
Мастерский портрет женщины. 'Глаза карие, губы слегка припухлые, нос чуть вздёрнутый, волосы каштановые, вьющиеся'.
Одета женщина по моде начала двадцать первого века. Холсту, однако, менее ста лет дать было нельзя.
Венесуэльский паспорт удостоверял личность человека, идентично схожего с Григорьевым Е.А. однако по фамилии Гольдштейн Исайя.
- Люблю, блин, простые русские фамилии с некоторых пор! Как эта, например! – ехидно пошутил Малиновский.
- Тем более, что гражданин России Григорьев Евгений Александрович скончался от сердечного приступа.
- Непременно следует выпить за усопшего.
- Именно, теперь уже усопшего совсем!
- 23 -
- …поэтому, Алиса Игоревна, мы нуждаемся в Вашей помощи.
- Разумеется, я помогу. Когда нужно ехать?
- Сейчас. Сию же минуту.
- А если меня не впустят в дом?
- Сначала Вам следует заехать за хозяйкой.
- Хорошо. А…
- Собаки подождут. С ними всё будет хорошо.
- Фрося, едем!
Зазвонил внутренний телефон на столе дежурной сестры приёмного отделения :
- Охрана говорит. К Вам женщина приехала, говорит, что очень важное и неотложное дело. Пропустить или сами подойдёте?
- Я не могу, я на дежурстве. А что она хочет?
- Она говорит, что дело касается Вашей дочери, Татьяны.
- Пропустите ради бога тогда.
Взволнованная Галина Сергеевна встретила Алису у двери.
- Вы кто? Что с моей дочерью? Говорите же скорее, я Вас не знаю!
- Успокойтесь, Галина! Меня зовут Алиса. С Таней всё нормально, точнее, я не знаю, что. Я по другому поводу. Нам срочно нужно выехать к вам домой. За перьями.
- Боже, за какими перьями? Подождите, я позвоню маме, домой, узнаю, как Тришка.
- Возьмите мой телефон, да не волнуйтесь же!
Галина нервно набрала домашний номер:
- Мама, как Триша?
- Спит. Температура больше не поднимается. Ты же звонила пятнадцать минут назад.
- Ну да, мама. Хорошо. Спасибо.
- Вот видите – всё в норме. Но нам надо срочно ехать. Это очень важно! – с нажимом заговорила Алиса, засунув мобильник в карман меховой куртки, - и у меня Фрося в машине, она ждёт.
- Какая Фрося? Я же на дежурстве. Кто сможет меня заменить!
- Собака породы бультерьер. Белая.
- Какая собака? Объясните, что всё это значит!
- Ваша дочь знает о Фросе.
- Постойте: собака-альбинос, глаза красные, нос розовый, разговаривает человеческим голосом. Это собака с тришкиной картины.
-Я не понимаю, о какой картине идёт речь, но, умоляю, надо ехать, время не терпит!- взмолилась Алиса, - ну не стойте, пойдите к начальству, кто тут может Вас заменить или отпустить!
- Никого сейчас нет. Но объяснить Вы мне можете, что за спешка и откуда Вы знаете о перьях? Я сама их нашла только сегодня утром за шкафом под плюшевым медведем. Тришка спрятала.
- Извините, это не моя тайна, это тайна настоящих владельцев перьев. Поторопитесь, Галина!
- А что я дочери скажу? Ведь для неё эти перья могут быть важны, да и парни какие-то из соседней школы уже пытались шантажировать дочь по поводу этих перьев.
- Татьяна девочка уже взрослая и должна понять, что необходимо вернуть вещь настоящему владельцу, тем более, что этот владелец щедр и в долгу не останется.
- Не надо нам никаких денег, мы не нищие!
- Да не обижайтесь Вы, Галина, не о том речь!
- О том, или не о том, я не знаю. Хорошо, сделаем так: давайте телефон.
Алло, мама, ты спать не собираешься ложиться в течение полутора часов?
Тогда слушай внимательно – к тебе приедет женщина, да, сегодня приедет, ночью.
Не перебивай, пожалуйста меня. Эту женщину зовут Алиса, она рядом со мной, я с её телефона с тобой говорю. Одета в меховую куртку с белым воротником, в брюках, куртка с капюшоном, волосы у Алисы каштановые, вьющиеся. Она будет с собакой бультерьером белым. Мама, ну не перебивай, дослушай, ей ты отдашь ящик защитного цвета с ручкой, который я утром из-за шкафа в Тришкиной комнате достала, он в прихожей, в шкафу для обуви, на нижней полке… Не поняла. Какой Леонид? Какие его инструменты? Когда? Минуту назад? А откуда узнал? Он с Тришкой говорил? Нет, никто не приедет. Спокойной ночи.
- Что там произошло, Галина? – почти крикнула Алиса.
- Мой первый муж Леонид забрал Ваш ящик с перьями. Только что. Пришёл и сказал, что он за ними.Что это его инструменты. Он ювелирные изделия чинит. Когда-то художественное училище закончил. Теперь неплохо живёт, мастерскую держит при ломбарде. Дочь Тришка сама ему показала, где спрятан ящик.
Алиса побледнела. В автомобиле завыла Фрося. Всё рушилось.
- Подождите, Галина, - взяла себя в руки Алиса, - дайте мне телефон Леонида.
- Я не знаю его мобильного, а живёт он недалеко от нас, я запишу адрес.
- Спасибо. Я поехала.
- Вы к Леониду? Сейчас?
- Я же сказала Вам, что дело крайне серьёзное!
- 24 -
После наркоза Олег Купцов не разговаривал, а будто бы читал вслух, с экрана монитора, отрывок из своего опуса:
«Пробуждение пахло Африкой...
Удивительно, но в её квартире обитает множество таинственных и упоительных ароматов. Сандал, вызывающий видения Голгофы; пачули, от которых в моих глазах - зима в горах; мускус - самый невероятное приключение моей жизни ассоциируется с ним. Лаванда прописана в её гардеробной, а разноцветный букет из смеси ванили, перечной мяты и кофе - присущ кухне. Из гостиной струится густой одуряющий шлейф белой душистой лилии. В этом ароматическом безумии превалирует мотив разложения и тоски. Тема бренности жизни. Я долго не воспринимал этот запах. Понять его эстетику мне случилось при чтении Рембо "Ответы Нины". "...трепещут, словно плоть живая Кровоточа..."
Она живёт совершенно одна и оттого все присутствующие ароматические вихри - девственны в своей первозданности и не замутнены присутствием мужчины. Иного, кроме меня.
У неё длинное и ласковое, словно набегающее на песок море, имя: Алиса.
Имя можно растягивать как угодно. Ежели словно пружину разворачивать первый слог, тогда получаешь утреннее море. Если делать упор на втором - море становится предгрозовым и осенним. А упражнения с третьим слогом - это будет полуденный зной, запах смолистого деревянного бруса, горячего песка. И все ее имя - древний голос исчезнувшей цивилизации и неодолимый знак страсти.
С Алисой трудно и интересно. Человек она талантливый во многом. В любви - изумительна. Очень контрастна. И не перепадами настроения замечательна: "от слез до смеха - полсекунды" - это для неё как раз нехарактерно, а именно контрастностью состояния души. Или тела. Это ее "фирменная фишка". Но - стоп, красный свет, хода нет!
Дальше - уже чересчур интимное.
Она необыкновенно хороша во сне. Спящая Красавица. Во сне на нее нисходит благодать и умиротворение. Ее темно-каштановые волосы оттеняют матовую белизну кожи и влажную алость губ. Её ресницы слегка подрагивают, будто она чувствует, как я любуюсь её утренней красотою. Она любит спать навзничь, закинув левую руку за голову, отчего левая грудь ещё рельефнее повторяет ритм биения сердца. А трогательно-нежный сосок беззащитен и доверчив, как бутон цветка. А какой аромат исходит от ее тела!.. На деле я не совсем уверен: что происходит между нами. Любовь или игра в любовь.
Мы обмениваемся эмоциями-провокациями: она объявляет, что мы разные и мне, как мужчине, решать о дальнейшем 'сотрудничестве' (хороший синоним любовным упражнениям, ибо сотрудничество предполагает результат труда, а у нас, слава богу, проблем с 'результатами' пока не возникало - 'пердохраняемся, все ж'). Под этим заявлением подразумевается простое: я в тебе не очень-то нуждаюсь и если ты уйдешь - не смертельно. Вместе с тем вопрос с двойным дном: если заявление ошибочно и я принимаю решение о расставании, то и ответственность в случае 'проверки на прочность' лежит на мне. Этакий мазохиский приёмчик:'проверю-ка я его любовь ко мне'. Грубо, но по анекдоту: 'Не догоню, так согреюсь!' Я играю в несколько другую игру.
Мне нравится её злить. Она обижается на совершенно детские подначки: если спрятать или переложить в незнакомое ей место сущую мелочь, пудреницу или зеркало – начинаются серьезные обиды: ты, мол, плохой человек и хочешь меня извести. Или совершенно убойная штучка: убрать закладку из читаемого ею женского романа. О, что это будет за буря!
Такие и подобные игры, направленные на смену декораций и обострение временами притупляющегося чувства новизны заканчиваются в постели.
Или серьезной ссорой.
У неё есть милая слабость: разнообразные аксессуары. Платки, парео, сумочки, шали, банты и прочая симпатичная дребедень. Она готова часами кочевать по магазинам, подбирая недостающую, как ей кажется, часть костюма, и эти походы, в которых я поначалу принимал участие, всегда заканчивались обидами с её стороны.
Я, как и любой другой мужчина, не в состоянии долгое время топтаться в торговых залах, ожидать её, когда она по полчаса вертится перед зеркалом, примеряя два десятка шляпок, а покупая первую, ту, с которой она начала мучительных процесс выбора. Для меня это адовы муки и пустая трата времени. И полнейшее и искреннее непонимание, как это я могу зевать или ходить скукоженным среди такой прелести, как шарфы или перчатки.
В своё оправдание могу сказать, что с удовольствием посещаю парфюмерные магазины. Запахи меня увлекают и завораживают. Моё существо неравнодушно к запахам. Хорошие духи – моя слабость. Я не обижен хорошим обонянием и различаю самые тонкие ароматы и оттенки духов, помад, кремов и других милых её сердцу пустячков. Вот в этом мы совершенно солидарны.
Ещё она очень любит собак. Сейчас у неё живёт такса...»
Прооперировали Купцова достаточно успешно для уровня этой клиники.
А вот бывший муж Алисы, Сергей Шумилов, стабильно находился на грани жизни и небытия.
М.М. Пробирный смотрел лёгкое порно. Ждал гостя. Гость важный и желанный. После проведения удачной операции по захвату «Скатерти» следовало определить алгоритм дальнейшей стратегии бизнеса.
Когда-то Пробирный служил в контрразведке. Шпионов ловил. Не поймал ни одного, зато агентуры у него осталось с прежних времён много. И в разных слоях общества.
В период становления «новой России» эта агентура оказалась его, Пробирного, золотым запасом и волшебной палочкой. Многолетние труды по «ведению агентов» принесли такие плоды, о которых он и мечтать не мог в прошлой чекистской жизни.
Разумеется, все они, даже совершившие головокружительные карьеры в эру всеобщего энтузиазма, любви к либеральным ценностям и «свержения ненавистной коммунистической тирании», а по-простому, в клоаке всеобщего бардака, своего опекуна-куратора, своего ангела-беса забыть не только не могли, но не имели возможности и права, ибо Максим Максимович архив своевременно укрыл в таком месте, куда даже самые круто взлетевшие его подопечные забраться не могли, чтобы освободиться от груза прошлого, то есть компроментирующих документов типа согласия сотрудничать с органами, расписок в получении премий и денежного содержания, оперативных донесений, доносов то бишь.
Любить им приходилось его и слушаться. Что и делали они, порой с зубовным скрежетом и с лютой злобной руганью. Однако «нравится, не нравится, терпи, моя красавица!»
Вот и оказался Пробирный одним из самых могущественных людей новой, свободной, демократической России, одним из серых кардиналов отечества, человеком, входившим в круг божественный, неприкасаемый, главный.
В состав Верхних Людей вошёл Пробирный М.М.
Для которых многие олигархи, политики, решальщики – лишь марионетки.
Некоторые агенты нынче выросли до руководителей крупнейших политических партий, двое перешли на дипломатическую работу, получив волшебным образом соответствующее образование, трудовой стаж и прочее необходимое для такой карьеры.
А самой удачной вербовкой, звёздным часом профессионала Пробирного явился некий случай двадцати четырёхлетней давности, когда некий студент некоего вуза попался дружинникам у гостиницы «Москва», где совершил незаконную валютную сделку с неким иностранным подданным. И звали этого студента Витя. Фамилия – Малиновский.
Начинал свою агентурную работу Витя по-простому: на дружбанов своих да на однокурсников постукивал. Парень он с рождения был неглупый, синусы с квадратными корнями уже в третьем классе познал. Много раньше, чем некоторые вредные привычки.
В период бардачных перемен Витя внешнего решпекту не выказывал и в первачи особо не лез, хотя и ораторским даром обладал и хватка у него имелась. Но попался ему на жизненном пути в самой первой Витиной зарубежной поездке человек, определивший невиданные перспективы, хотя на путях таинственных, широкой публике незримых да и неведомых просто.
Титан Абрамович.
(Древнегреческий миф)
- Я тебе, Витёк, уже шестой раз говорю: нету больше Женьки, понял!
- Понял. А как Вас теперь называть, товарищ?
- Исайя. Повтори по слогам!
- И.. ик..сайка. Во, Сайка, точно! Сайка Гольдштейн, венесуэльский миллионер.
Правильно?
- Правильно.
- Ты меня уважаешь, венесуэльский миллионер?
- Уважаю, испанский миллионер!
- Тогда за нас, за миллионеров!
- Миллионеры всех стран, объединяйтесь… на почве баб!
- Точно! А где девушки? Почему нет девушек?
- Вить, а может не надо этих… девушек? Вдруг мы с тобой того… не встанем?
- Не боись, Сайка! Увидишь, какие дэушки придут, таки сразу у нас будет как по будильнику!
- Ага, как минутная стрелка на полшестого.
- Типун тебе на язык, Саид!
Исайя Гольдштейн, венесуэлец по паспорту и Виктор Малиновский, по паспорту же испанец, праздновали рождение нового жителя Земли как положено, по-русски.
Витька имел слабость к загородным домам. У него их было штук шесть. Сегодняшнее торжество пили в люксембургском загородном доме. Двухэтажная развалюха постройки первой половины девятнадцатого века изнутри выглядела вполне пристойно. Поместье, не поместье, а территория в шесть гектаров земли, дом в восемь комнат, два пса-ретривера: тёмно-рыжий и чёрный с подпалинами, да приходящая прислуга. Территория пустовала, на всех гектарах росли лютики и кусты лозы. Земля называлась Собачья Пустошь, как и само поселение. Псы с утра до вечера бегали на свободе, ловили птиц да мышей, домой являлись на пропитание, сон и пообщаться с хозяином. В данный момент собаки шатались где-то вдалеке от дома.
Девушки-китаянки ни слова не понимали по-русски. С таким расчётом и выбирались, чтобы потехи час не омрачали и дела сглазить не могли.
В своём, девичьем, искусстве они оказались дивно как хороши! Причем, хороши настолько, что скупец Исайя каждой выдал чаевых аж по двести долларов. Достал из ещё григорьевской наличной заначки. Малиновский, как европейский абориген, наличных денег не имел, ибо отвык.
Китайских умелиц отпустили и сели праздновать дальше.
- Сайка, а ты знаешь, кто такой Прометей? – с хрустом кусая яблоко, спросил испанец Малиновский.
- Ты ещё спроси меня, сколько грудей было у богини Геры.
- Кстати, сколько?
- Две, конечно. Но в чём прикол с Прометеем?
- Так ведь был ещё один титан, который попал на альтруизме.
- Ну и что?
- Если тебе фригидно после китайских товарищей, я не буду рассказывать, - пьяно обиделся Витька.
- Я весь внимание, дружище!
- Тогда прошу не перебивать. Потому что это не только пьяный базар, а переход к делу. Понял?
- Ну если к делу, то давай, молчу, как партизанка Зоя.
- Короче, два титана решили осчастливить род людской. Уж не знаю почему им люди очень уж по душе были. Я так думаю, что из-за баб. Титаны все, мне кажется, только мужского пола. Вот ты представь себе женщину-титана! Ужас в ночи! Неуправляемое существо! Всегда всё из-за баб. Словом, Прометей скоммуниздил у богов огонь и сдал людям, а второй титан, имя которого неизвестно, но подвиг его бессмертен, преподнёс людям подарочек покруче!
У Зевса в заповеднике пасся чудесный павлин-мавлин. Перья из его невиданного по красоте хвоста были чудодейственные. Эти перья давали возможность сочинять будущее таким, каким хочется. Только надо уметь этим волшебным продуктом пользоваться. Проблема была в следующем: инструкции по эксплуатации перьев этот титан сочинить для людей не мог, потому что люди в те времена были дикие, необразованные и вообще, читать не умели. Возможно даже, что и разговаривали с трудом.
- Типа как мы с тобой будем назавтра.
- Саид, ты обещал молчать…
- Давай выпьем за бойцов невидимого фронта, которые молчат в подполье.
- Не понял. Но – давай! Слышь, Сайка, титана-то Абрамовичем звали, я вспомнил!
- Как? Как нашего «футболиста» типа? Ха-ха-ха…
- Так вот, слушай дальше сюда: титан Абрамович ощипал чудо-павлина и людям перьев целую охапку принёс. И всю ночь напролёт объяснял титан Абрамович тамошнему народному людскому хуралу, как перьями правильно пользоваться. Проводил ликбез типа курса молодого бойца. Люди смотрели, слушали, перья на зуб пробовали, в разные места их себе вставляли. Женщины, так те сразу из перьев украшений понаделали. Золото на шкуре чёрного козла – представляешь, как эффектно смотрится! Очень людям пёрышки друга-Абрамовича понравились. Подрались даже из-за них, кому сколько достанется. Победил местный царёк: забрал все. И между своими жёнами да наложницами разделил по принципу «кого люблю крепче, тому дам больше!» Правда, к утру часть перьев почему-то у мужиков некоторых оказалась на верхней одежде, вроде звезд героев доисторического труда. За какие виды трудовой деятельности награды – вопрос не ко мне!
Зевс утром проснулся, а гордость заповедника в виде кура щипанного ходит! Зевс тревогу забил, Абрамовича вычислили в шесть секунд – и на разборку к Папе. Папа ему и говорит, ты зачем моего павлина ощипал и куда пёрышки чудесные сбагрил? Поди, людским шалашовкам на украшения в разные места вставлять снёс? А отважный Абрамович и говорит Зевсу-Папе:
- Я презираю тебя, тиран, я людям отдал перья, чтобы они своё светлое будущее сами строили, независимо от твоих божественных прихотей да похотей!
– Ну и дурак! - ответил титану Папа, - людям эти перья, как микроскоп мартышке, только орехи колоть, да и то если додумается через два тысячелетия!
– Нет, - продолжает резонёрствовать свободолюбец, - люди гораздо умнее, чем принято думать. Они уже и палку-копалку изобрели и друг друга едят только по вторникам.
Типа, прогресс очевидный. Зевс репу почесал, хотел было слово молвить приговорное, но решил не горячиться и позвал на всякий случай супругу посоветоваться. Ну на всякий пожарный! Она, Гера, богиня авторитетная, да и вообще, одно слово: Мать!
Гера выслушала Абрамовича и говорит таковы слова: перья надо бы забрать обратно. Конечно, те, что найдутся. Чтоб лишних хлопот не иметь впрок. А вот этого, с позволения сказать, Титаника, выкинуть на хер в жерло действующего вулкана на острове Мадагаскар. Чтоб ни слуху, ни духу, ни памяти об этом изменнике олимпийской Родины во веки веков не осталось.
Взяли Абрамовича за член тела и выкинули, куда Мама велела.
Часть перьев отобрали в результате карательной экспедиции в людские стойбища.
Однако кое-что затерялось или было просто припрятано в разных женских тайниках. Ну как же отдать такую красоту! Женщина, она и в первобытном виде – женщина!
А дальше, друг мой Сайка, в истории человечества прослеживаются разные несуразности. «То взлёт, то посадка, то снег, то дожди..» Ну не должно быть этих каверз согласно закону божественному и товарища Дарвина! Не по понятиям! А ОНИ – есть!
Положено людям не спеша эволюционировать, а они – скачком бах!
Или наоборот, вдруг богатейшая страна, с образованным и добродушным народом ни с того ни с сего с ума сходит. Отчего? Есть мнение, что перья тут свою сущность проявляют. Точнее, не сами перья, разумеется, а кто-то из людей творит перьями не то, что следует. Типа мартышки, нашедшей микроскоп и додумавшейся, что он – тяжёлый и такой удобный для добывания ореховых ядер.
Ну и потом, есть довольно много свидетельств, как устных, так и документальных, что злодей, или правдолюбец некий, личность, прямо скажем, зауряднейшая, вдруг становился властителями дум, государств или ещё хуже – создавал целые философские учения, в результате чего история человеческая раз - и в канаву лет на триста!
А уж примеров странных чудес с отдельно взятыми личностями – и не счесть.
Есть три совершенно неопровержимых доказательства применения перьев. Целых три!
Перья, кстати, вечные. Практически. В воде не тонут и в огне не горят. Только одним способом их можно уничтожить. Только одним.
- Слышь, Витюш, а к чему это ты мне всё это рассказываешь, а?
- А к тому, что власть эти перья дают такую, что никакие деньги не в состоянии.
- А зачем нам с тобой такая власть? Я ж из России свалил, чтобы меня не достали.
- И я тоже. Но и не токмо поэтому. Давай, Женя, присоединяйся к нам. То есть к тем, кто ищет. Пойдём с нами, а?
- Интересная сага про Абрамовича. Слушал с интересом. Однако цимес-то мне какой от этого вступления в эту вашу пионерию?
- А цимес, Женя, у тебя простой: портрет каштановой дамы написан был одним из таких пёрышек. Тот портрет, который в твоём сейфе в банке хранится. Вот неприятная для тебя цепочка, да и материал есть этот самый портрет.
- Какой материал, Витя?
- Компроментирующий, Исайя, компромат, по-нашенски. Те, кто ищет пёрышки, очень захочет заполучить этот портрет, потому что он многое рассказать может…
- Так вот зачем ты мне идею исчезнуть именно по твоим каналам подкинул!
- Работаем, Исайя, работаем. Надо! Давай, выпьем, юный пионер Советского Союза!
- Давай, куда деться. То-то я смотрю, что с голым задом дунул из огня да в полымя.
- «И нет нам покоя, гори – но живи!» Так уж и с голым задом… Споём, дружище, нашу, студенческую!
- Давай выпьем, мил друг за нашу вечную дружбу, которую никакие пионерские костры не затмят.
- Будь здрав!
- Буду! Наливай ещё. У меня на тебя, Витёк, тоже кое-какой матерьял имеется.
- И не сомневался!
Через полчаса и венесуэльский и испанский граждане были пьяны до изумления.
Привычные к превратностям свободного бытия ретриверы самостоятельно, через подвальное окно проникли в дом, чёрный пёс носом отворил дверь холодильника, который и был опустошён дотла в качестве контрибуции за отсутствие их законного, собачьего, ужина.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Свидетельство о публикации №205120600096
А продолжение есть?
Любовь Бурель 04.09.2022 21:21 Заявить о нарушении
Владимир Николаев 17.11.2022 22:03 Заявить о нарушении