Осень

Воздух становится пустым, последние запахи облепихи, яблок, жженых листьев. Золотые нити медленно стягивают в клубок, мир распускают как теплый вязанный свитер и вода становится густой. Из каждой случайной лужицы сквозь поволоку смотрит остывающее море, словно загустевшая на ветру память плещет в стальные борта. Я смотрю в нее и вижу как из детства, исполненного томительным ожиданием чего то великого и страшного на рейд ведут чудовищные громадины "Минск" и "Новороссийск" их силуэты, грубо вырубленные из холодных валунов сказок братьев фантастов огромны как целый город. Корабли по грудь вморозили в лед и я помню как тридцатитысячетонные тела опирались о мою ладонь, а летная палуба терялась где то высоко высоко, так что валилась шапка и голова кружиться от снега и солнца. Потом пьяный мичман пускал на борт любого за бутылку бормотухи и я на пару с приятелем - малолетним бандитом тащили с четвертой палубы авиационную пушку в зеленом дощатом ящике, а еще на два яруса ниже, где было по настоящему опасно мы нашли человека в матросском бушлате, наверное, у него разбился фонарик он заблудился и замерз. Его лицо и руки съели крысы. А потом корабли увели на веревках, как водят на скотобойню старых лошадей вместе с нашей двадцатимиллиметровой пушкой, мертвым матросом и сожравшими его крысами. Увели куда-то в Юго-Восточную Азию, из одного сделали плавучее казино, а другой распустили на гвозди. Иногда осенью, сидя у кромки воды, так что окурки, выброшенные вахтенными с зачуханных МРСов и желтые листья попеременно, осторожно, но в странной завораживающей последовательности касаются носков ботинок я думаю о судьбе...
Господи, дай нам
жизни кроткой,
а смерти веселой
(Г. Мелвил Моби Дик)