Телевизор

 Феоктист Сергеевич Смычков, квартирный вор местного масштаба, известный в кругу своих непутевых товарищей больше под кликухой "Смык" (отзывающийся, впрочем, охотно и на школьную кличку "Смычок"), сидел на деревянной скамеечке во дворе дома номер 32 по Октябрьской, обуреваемый горькими мыслями. Два часа назад, в то время как он как раз духовно и телесно отдыхал, пия пивко в прибазарной забегаловке, неизвестная сволочь среди бела дня ограбила, обобрала до нитки, его собственную однокомнатную квартиру.

 Беда здесь заключалась тройная. Во-первых, разбирала жалость за утраченное имущество, которое, хоть и не отличалось особым шиком или многообразием, однако все, до последней тряпки, было добыто честным воровством или, по крайней мере, куплено на денежки, вырученные честным воровством; во-вторых, жестоко страдал профессиональный авторитет; и в-третьих, не представлялось никакой возможности пожаловаться в милицию, ибо там запросто могли поинтересоваться: "А откуда, собственно, вещички?". Что было совсем нельзя.

 - Вот так и тырь, - горестно вздыхал он. - Шурши, как пчела, чтобы какая-то падла все у тебя стырила, еще и в комнате нагадила. (Имелся и такой неприятный момент.)

 Он досидел так до вечера, запивая горе водкой, задевая проходящих мимо старух и пугая нечеловеческим выражением лица школьников с ранцами за плечами, плача, матерясь и снова прикладываясь к бутылке. И, вконец наклюкавшись, без денег и планов на будущее Бог знает зачем отправился на вечерний базар.

 Различив на входе милиционера, он сделал серьезное и приличное, насколько это было возможно, лицо, тщательно настроился на желаемый курс и в таком противоестественном виде, наступив по пути на милицейскую ногу, отшатнувшись и придавив в узких воротах яичную торговку вместе с ее яйцами, прошел на базарную площадь.

 Путаясь в мыслях, стал не спеша бродить вдоль шумных рядов. Иногда, критически щурясь, вертел в руках какие-нибудь брюки или фуражку. В эти секунды у него происходило кратковременное просветление, он намеревался немедленно начать возобновление утраченного хозяйства, начинал яростно торговаться и, выторговав мелочевку, вдруг вспоминал, что оставшихся денег - кот наплакал, грозил кулаком неведомому врагу и топал дальше с вещью в руках. Однако примитивная такая кража немедленно раскрывалась, вещь отбиралась, а сам он отправлялся дальше, продолжая ругаться.

 На исходе третьего круга он вдруг поймал себя на мысли, что уже довольно долго стоит глядя в одну точку. Сконцентрировав волю и внимание в этом направлении, он увидел... не очень большой старых годов выпуска телевизор.

 Телевизионный приемник - лишь на первый взгляд предмет роскоши. На самом деле, особенно в холостяцкой квартире, он такой же жилец, как и сам квартиросъемщик. Немногие вещи могут более-менее полноценно его заменить. Да и то - после их "просмотра", особенно долгого, в отличие от настоящего телевизора, поутру часто случаются такие телесные муки, что лечить их приходится в лучшем случае вторым таким "просмотром", а в худшем - длительной изоляцией в лечебно-трудовом профилактории. Такая это загадочная вещь - телевизор.

 Смык несколько раз прошелся взад-вперед от края до края ряда, притворяясь, будто просто гуляет, и в нужный момент незаметно косясь на чудо советской промышленности. По неподдающейся определению причине телевизор ему определенно понравился - то ли потому, что сильно походил на украденный его собственный, то ли оттого, что владелец его, рыжий облезлый мужик, вызвал к себе неприязнь, трансформировавшуюся в безотчетное чувство сострадания к замученному и теперь безжалостно продаваемому им электрическому другу... Мысли Смыка незаметно переметнулись на высокие материи: дружба и предательство, добро и зло – и скоро он забыл, зачем тут ходит и что тут делает. Поглощенный в философские размышления вслух, он опять несколько раз обошел ряды и даже однажды попал за ворота и чуть не ушел домой. Но ноги (по-видимому, менее пьяные, чем голова) вернули его обратно.

 Неожиданно вор местного масштаба вспомнил о приключившейся сегодня беде. Это тяжелое воспоминание с новой силой так потрясло его, что он даже слегка протрезвел. А протрезвев, увидел все тот же телевизор.

 Тогда он остановился в сторонке, метра за два, и начал к нему присматриваться. Для большей эффективности процесса он шевелил губами, щурил глаза и даже пару раз уточнил прицел с помощью вытянутого вперед большого пальца правой руки. Не придя ни к какому окончательному решению, он сделал правильный вывод, что тут, очевидно, "без рюмашки не обойдешься", и, придерживаясь хорошего жизненного правила: "решил - сделал", на короткое время покинул свой пост.

 Когда через двадцать минут Смык буквально приполз обратно на свой наблюдательный пункт, ни телевизора ни рыжего мужика уже не было. Не в силах поверить в такой коварный выкидон судьбы, Смык в трансе пересек пустое место, где стоял телевизор, поводил пальцем по прямоугольному отпечатку в пыли, подергал за рукава соседних торговцев, обреченно махнул рукой и направился к выходу.

 Вероятно, не окажи эта последняя рюмашка такое крепкое воздействие на ослабленный печалью организм, история с телевизором - маленький эпизод из жизни Смыка - на том и закончилась бы. Но случилось иначе: Смык перепутал направление и пошел в прямо противоположную сторону. И это обстоятельство сыграло в его жизни большую, серьезную роль.

 В конце базара, среди головок капусты, микроскопических кучек картошки, пучков лука и пышущих здоровьем помидоров, темно-коричневой лакированной горой возвышался... телевизор.

 Боясь вспугнуть видение и одновременно не в силах устоять на месте, Смык принялся широкими кругами ходить вокруг, подобно ястребу, неотрывно глядя на неодушевленный предмет необъяснимой мгновенной своей любви. Постепенно круги его сужались и сужались. Уже его приметил рыжий продавец и беспокойно завертелся, стараясь не спускать с него глаз. Расстояние неотвратимо уменьшалось. Продавец, обуянный крайней степени волнением, прямо застучал зубами. Смык вышел на полутораметровую орбиту и, наконец притянутый таки адским аппаратом, плюхнулся на него всем телом, разглядывая, щупая и чуть ли не нюхая...

 Так и есть! Темное пятно в форме утюга на верхней панели, нацарапанная сбоку гвоздем надпись: "фудбол 9-30", бельевая прищепка, удерживающая распадающееся на запчасти антенное гнездо... Смык, поскуливая от счастья, молча схватил телевизор - свой телевизор! - в охапку и пошел домой!

 Он дошел почти до ворот и остановился, пронзенный светлой мыслью. Тут же, поставив отвоеванное добро под стеночку, он бросился обратно к врагу. Рыжего уже не было на месте, но он сразу разглядел в толпе его предательски горящую шевелюру и метнулся в погоню. Догнав, рывком схватил за пиджачный карман.

 - Где?! - прохрипел он. - Где все остальное?

 - Вам чего? - рыжий так побледнел, что на секунду, казалось, сделался блондином.

 - Где шмотки? Шмотки давай! - Смык держал его уже обеими руками.

 - Чеговам? Чеговам?! - жалобно бормотал рыжий, пытаясь вырваться из цепких объятий.

 - Отдай барахло, сволочь! - закричал Смык, захлебываясь внезапно накатившими слезами обиды. - Отдай, сволочь, что взял!

 - Пойдем поговорим, разберемся.

 Рыжий, лихорадочно оглядываясь на начавшую собираться толпу, одновременно стал пытаться увлечь нападавшего в сторону ворот. Но Смык, упершись ногами в землю, стоял как вкопанный.

 - Нет! Отдавай! Козел! Здесь отдавай, козел! Сейчас, козел, отдавай! - на весь базар орал он, яростно тряся противника и периодически стараясь заехать одной рукой в ненавистную рыжую морду.

 - Помогите! - слабо крикнул вдруг рыжий, пробуя протиснуться сквозь окружившее драчунов кольцо зевак. - Держите его! Грабят!

 - Ах ты, сссукка! - задохнулся сраженный коварной ложью Смык. - Сам ты - вор! Люди! Этот коз... козел обокрал мою хавиру. Сего... годня. Пусть все вернет! Пусть все вернет, сволочь!!!

 Толпа расступилась, пропуская милиционера...

 ...Сейчас Смык сидит. Сидит, так уж получилось, в одной камере с рыжим. Говорят, вначале они сильно ругались, ссорились, но уже, говорят, помирились и даже теперь строят вдвоем планы на дальнейшее свое совместное воровское будущее - по выходу на свободу. Правда, иногда все же немного скандалят, вспоминая прошлое и обвиняя друг друга в тупости...

 А телевизор, оставленный тогда под стеночкой недалеко от базарных ворот, все-таки уперли. Неизвестные злоумышленники.