Бабушка

Её бабушка живет в Ганновере. По-моему, в Ганновере. Город выставок, презентаций, модерновой Бизании, хреновой футбольной команды. Конечно же её бабушка еврейка; она тоже, хоть и не по матери, но внешние данные совпадают. Я как-то раньше евреев недолюбливал, не то, что бы я был антисимитом, но недолюбливал. Да и название Сион для горы как-то не звучит, по мне, лучше Монблан. Это, наверное, парадокс, но большинство антисимитов сами евреи – Гитлер тому подтверждение. Может я тоже еврей? Да нет, чепуха. Настоящий хохол, в ободраной сорочке, в заплатаных шароварах, босой, непричесан, изо рта несет часноком и салом, пузо выпуклое – полное отсутствие вкуса и высоких целей. Она другая – читает Косинского и этих модных американцев, уважает Кафку, но не понимает, это не страшно, уже, наверное, прочитала Мураками. У нее не очень красивые ногти, но фигура полностью соответствует моему вкусу, точнее моему отсутствию вкуса, ибо где я, а где вкус? Она очень способная.
Её бабушка часто звонит ей из Германии, зовет к себе, меня тоже звала, но я не поехал, не захотел, времени не было, денег не было, не с кем было ехать, меня не взяли, ездила уже не со мной, так ни разу и не был за границей. А как хотелось попить пива с бюргерскими сосисками, а, вообще, ехать не хотел. Интересный этот город Ганновер – столица Нижней Саксонии, город герцогов, курфхерстов, королей, ежегодных промышленных ярмарок, но я не поехал. Хотя интересно было бы посмотреть на Среднегерманский канал, но я уже тогда был в своей порванной сорочке, в заплатанных шароварах да к тому же босой, представляете в Германию и босяком, нет правильно, что я не поехал. Пошли они в ж… эти ярмарки, вот только пиво жаль не попил. Хотя у нас лучше пиво. Зайдешь на рынок, купишь у бабушки жирную плотвичку или чехонь, возьмешь разливного разбавленного холодненького пивка. Красота! Хорошо!
Моя бабушка пела в сельском хоре, вышивала рушники, иконы, готовила вкусный борщ. К старости изогнулась вся, как плакучая ива, верба по-нашему. Я стоял у её гроба и думал: у меня же её нос, тогда он был особенно заострен и был воскового цвета. Она была очень красивая в молодости и в смерти эта красота вернулась на какой-то еле уловимый миг. Я так и не сказал ей простого "прости" или не понимал тогда, как мне её будет не хватать. Как будет не хватать её добрых глаз и ласковой улыбки. Как буду корить себя за то, что так и не попросил прощения, ведь дети бывают очень жестоки в своих необдуманных словах. Никогда не был благодарным внуком и самого себя за это ненавижу.
Так что пошли они все на х… эти еврейские бабушки, драные немецкие сосиски, формы моего безвкусия, мои субституты, ехавшие вместо меня в Германию. Все равно я люблю Италию и мне нас…. на этих псевдообиженных судьбой, пусть я в своих шароварах, но у меня ничего не обрезано и сало я могу есть, не думая о кошерности.
Я уже переоделся. Снял ободранную сорочку, шаровары заплатанные – надел кофточку “Armani”, тертые джинсы, обувь итальянскую купил, зубы почистил, “dirol” жую, сластинг на голове сделал, “celine” на себя вылил – на Германию обиделся, но все равно – хохол хохлом. Английский выучил, Бунина читаю, из Ерофеева матюги в блокнот выписываю, ток-шоу не смотрю, фильмы только Бергмана и Тарковского, но что-то все равно не так, что-то выдает во мне хохла. Маникюр сделал, подмышки побрил, шариковым дезодорантом помазал, волосы из носа выщипал, лицо умное сделал. Получилось: полу европеец, полу азиат, полу педераст, полу хохол, полу человек. Захотелось выпить. Вот оно, не могу без жидкости, не хохол я – рыба в кофточке от Armani, пьющий я.
А потом выпил, смотрю в зеркало и понимаю, не спеши родной. Ведь есть в этой Родине что-то прекрасное. Ведь есть озера, где мы плескаем свои обнаженные загорелые тела, а на берегах жарим мясо, поливая его «Ркацетелли». Есть этот свежий аромат сена из далекого и светлого детства, когда под огромным покрывалом звездного неба, жуя соломинку, расспрашиваешь у отца о далеких планетах. Есть безудержная страсть к просторам, когда мчишься на лошади, поливая свои пшенично кудрявые волосы, потоком свежего теплого ветра, вдыхая аромат молодой кобыльей гривы. Есть пенистое молоко в глиняном кувшине, сладкое, как мед, и нежное, как руки мамы, когда она купала тебя в родниковой воде, подбрасывала и смеялась твоему детскому плачу. Так что плевать я хотел на ваше бытовое превосходство. И «mein kampf» здесь. А Италия подождет. Италия любит людей, которые обожествляют свои корни и традиции, ведь только варвару удалось ступить на её земли победителем. Пошел я перепереодеваться.
Друг позвонил, давно, говорит, не встречались, значит, не пили, не буянили, подруг своих не смущали, козлов разных не били, друг с другом не целовались, не грустили под Высоцкого, не читали Есенина в пьяном угаре, головы утром не болели. Давно. История из цикла “Бонифаций и сотоварищи”. Люблю тебя Родина! И прости меня, милая бабушка.