Скрипка-девственница

                Я не то чтобы от скуки, я надеялся понять,
                Как умеют эти руки эти звуки извлекать.
                Из какой-то деревяшки, из каких-то бледных жил,
                Из какой-то там фантазии, которой он служил.
                Булат Окуджава


Старый мастер любовался последним творением своей жизни – скрипкой, подобных которой не было. Он долго вынашивал идею ее создания. Сделал бесчисленное множество рисунков корпуса, добиваясь идеальных изгибов, наиболее приближенных к очертаниям женского тела. Тщательно и любовно подбирал ель и клен для верхней и нижней дек, черное дерево для грифа. Особенно долго бился над составом лака. Весь свой опыт, силы, всю душу отдал он тому, чтобы приблизить звучание Скрипки к тембру и теплоте человеческого голоса.
 
Имя инструменту Мастер дал с момента, когда его задумал – «Мария». Так когда-то звали его жену. Красавица-смуглянка с длинными вьющимися волосами, темноглазая, с гибкой талией, певунья и озорница Мария была самой прелестной девушкой в округе. А для него – во всей Вселенной. Поженившись, прожили они недолго, около двух лет. Умерла Мария, внезапно заболев каким-то загадочным, но скоротечным недугом. Детей им Бог не дал. Уже более сорока лет живет Старый Мастер один. Все, кто знает его, считают чудаковатым ремесленником, который колдует над струнными инструментами, пытаясь добиться от них чего-то сверхъестественного. И невдомек им, что не может он забыть свою Марию, мечтает посредством Скрипки воскресить хотя бы ее голос.

Теперь он завершил дело жизни. И уверен, что аналогов Инструменту не существует. Сам Создатель благословил его появление.
Мастер доверит плод своего многолетнего труда только одному музыканту – юноше с огромными, черными неистовыми глазами демона, бледным утонченным лицом в обрамлении темной копны волос, рассыпавшихся по его плечам.

Он нежно тронул подушечками пальцев корпус инструмента. «О-о-о-х!» - прозвучало тихо, но отчетливо, в ответ. Мастеру на миг показалось, что Скрипка вздрогнула от прикосновения.
Приподняв Инструмент, он заботливо уложил его в футляр, выполненный им собственноручно, повторявший до мельчайших подробностей обводы «Марии». Открыл платяной шкаф, достал из него серый плащ, вылинявший как и он сам, не спеша, просунул руки в рукава. Ладонью пригладил густые седые волосы. Плотно застегнул на все пуговицы неказистую одежонку, взял футляр с инструментом, некоторое время постоял в грустной задумчивости и вышел из мастерской, плотно прикрыв за собой дверь.
 
Спустя час Старый Мастер шел узкой, старинной городской улочкой по направлению к дому, где жил юный Маэстро. Его ссутулившаяся фигура мелькнула на мгновенье в проеме распахнутой двери и скрылась в темень подъезда…

Через неделю на сцену переполненного городского театра вышел молодой человек. Он был весь в черном. Скрипач осторожно, но уверенно извлек инструмент из футляра, порывистым движением головы отбросил волосы назад.
 
Как казалось Скрипке, взоры сотен пар глаз в ярком освещении устремились на нее, на ее совершенное вишнево-золотистое тело. Ее публично обнажили впервые. Смущаясь, она постепенно привыкала к необычному своему состоянию. Волны сладкого волнения прокатывались по всему существу, непривычно возбуждая всю, без остатка.
Маэстро левой рукой резко вскинул Скрипку на плечо, крепко вжал твердый подбородок в углубление внизу ее корпуса, и на мгновение замер. Зал притих в ожидании чуда. Вот правая его рука, изящным продолжением которой был смычок, взлетела ввысь, над «Марией».

Целомудренные нервы-струны напряглись под ласковыми, но жесткими пальцами левой руки Скрипача и сладостно загудели. Он безжалостно ударил по ним смычком. Его хватка на тонкой шее-грифе порой усилилась настолько, что прерывалось дыхание. Музыкант ослаблял ее - вздохи, плач и восторг вырывались через эфки Скрипки наружу. На грани потери сознания появлялись фантастические картинки. Видения, трансформируясь в теле, превращались в волшебные звуки. Скрипач снова резко ударял смычком по ее нервам, медленно протягивал смычком, возбуждая до изнеможения. Верхняя и нижняя деки колебались с такой частотой, что у нее по всему телу пробегали мурашки, по грифу снизу – вверх, до прелестной головки, отдаваясь в колках.

Скрипка задыхалась в объятиях Скрипача. Она отвечала на его ласки голосом души, вложенной в нее Старым Мастером. Скрипка ощущала волнующее тепло юношеской щеки, его горячее дыхание проникало внутрь ее тела, обжигало верхнюю деку. Одновременно испытывая страх и восторг, гнев и радость, она плакала и смеялась. «Мария» взлетала на крыльях страсти, отвечала гаммой нот на каждое прикосновение Скрипача, возгласами - томными и протяжными, короткими и звучными, различной высоты и тембра.

Она слабо понимала, что происходит с нею. Скрипка чувствовала приближение смерти, но цепкие красивые пальцы ослабляли свою хватку и она возвращалась к жизни, ликуя и торжествуя. Полуживая, она тотчас вынуждена голосом реагировать на новые касания, полные нежности и ласки. Он повелевал ею, а она была счастлива подчиняться чувствительным ударам смычка и сильным щипкам его пальцев. Бешеный, чувственный ритм овладел корпусом «Марии».

Она осознавала, что каждое движение тела и рук Скрипача подвластно неведомым ей законам, но охотно следовала им, откликаясь своим золотым голосом, непроизвольно формируя мелодию.
Чарующие звуки Скрипки обволакивали сознание слушателей, затрагивая самые потаенные уголки их душ, вызывая то состояние тревоги, то радостного умиротворения, приобщая к Вечности.
Застывшие позы мужчин и женщин, находящихся в зале, их отрешенные лица зримо свидетельствовали о силе влияния на них голоса Инструмента. Слившись воедино, Музыкант и Скрипка безраздельно овладели каждым слушателем в отдельности и всеми ими вместе.
 
Атмосфера в зрительном зале достигла высшей степени напряжения. Ее взорвали, как электрические разряды, несколько идущих подряд возгласов Скрипки, с разными по длительности интервалами. Апофеозом выступления стал продолжительный, полный чувственности, вздох. Все пространство зала утонуло в этом затухающем звуке, настолько был он объемным.
 
Скрипка не помнила, сколько по времени длилось это блаженство. Легко и ласково коснувшись смычком струн в последний раз, Скрипач внезапно оборвал свое выступление и застыл в изящном поклоне. Обессилев, Скрипка обмякла на его руках, испытывая необъяснимую истому.
То ли слеза, то ли капля пота с чела Музыканта скатилась на нее. Через тончайшую кожу лака, она ощутила солоноватую влагу на своем теле. «Мария» часто-часто задышала, и наступило расслабление. Слушатели, подавленные силой и частотой голоса Инструмента, виртуозным мастерством Скрипача, постепенно возвращались к действительности.

Бездонная пауза. И шквал длительных аплодисментов.

Никто не обратил внимания на Старого мастера. Он сидел в седьмом ряду, полуприкрыв глаза, углубившись в себя, прислушиваясь к ритму своего сердца. Оно, как в молодости, по-прежнему любило. Ее – Марию. Из-под опущенных век скатилась слеза. Мастер услышал свою Марию. Теперь в этом мире ему нечего больше делать. Он дождался, пока опустел зал. Поднялся, взглянул на сцену, где недавно стоял Музыкант с его «Марией» в руках. Ладонью смахнул с лица остатки сентиментальной задумчивости и, тяжело передвигая ноги, направился к выходу.

Под свежими порывами ветра полы распахнутого ветхого плаща Старого Мастера напоминали парус, уносивший его вдоль улицы вниз, по направлению к набережной. Он удалялся, уменьшаясь в размерах, пока не утонул в туманной дымке, разлившейся над вечерней лазурью южного моря.

Больше в городе никто не видел скрипичных дел Мастера.
Только божественный голос Скрипки время от времени напоминал о нем людям.