Практикум смирения

 Купе мягко покачивает под перестук колес. За окном продолжает свирепствовать буря, нам же тепло и сухо. На нижней полке напротив уютно полулежит, скромно подобрав под себя ноги, обернутые длинной юбкой, женщина средних лет. Лицо ее не лишено благородства. Внешность хранит следы напряженной борьбы со старостью, в которой, увы, человек всегда терпит поражение. Руки ее знали как негу дорогих кремов, так и тяжелую грязную работу. Стан по-прежнему гибок и позволяет принимать любые положения. Движения осторожны и женственны.
На сетчатой полке над ее головой, как само собой разумеющееся, лежит далеко не новый молитвослов. Наконец, она поднимает глаза - а там!..

 Лишь на секунду встречаются наши взгляды, но в кофейной гуще зрачков оживает архив ее жизни. Избалованная девчушка со вздернутым носиком уступает место хорошенькой девушке, знающей себе цену. Затем следуют одна за другой: счастливая невеста, брошенная жена, одинокая дама, бредущая по осенней аллее под шорох палой листвы, до головокружения пахнущей тленом увядания. Там же и смертельное дыхание отчаяния, и боль в груди, и бегущие по лицу тени бессильной ярости - но и выстраданная любовь на излете молодости. Но и озарения вечного сияния из будущего, пронизанного надеждой…

 Раскладываю на столике съестные запасы, второпях купленные в привокзальных ларьках. Как всегда, с опозданием ругаю себя за расточительство. Правда, сейчас меньше: деликатесы сгодятся для устройства скромного пира в обществе дамы. Предлагаю ей прийти на помощь. Она соглашается и умело сооружает из горы продуктов походный натюрморт.
Наконец, приготовления окончены. Произносится имя — Ольга Викторовна, следом - наши имена. Читается молитва перед трапезой. Поднимаем рюмки легкого вина, закусываем сыром и одобряющей улыбкой. Обмениваемся дежурными фразами. Когда же дама начнет свою историю? Нужно ее к этому подвести.

- По всему видно, в девичестве от кавалеров у вас отбою не было?
- Вы правы, - кивает Ольга, возвращаясь к вязанию. - И весьма достойные кавалеры случались. Но девушка я была, воспитанная на романах Грина, Тургенева и Достоевского, поэтому ждала благородного героя. И дождалась, - она тихонько вздыхает. - Сначала все было хорошо: ухаживания, помолвка, свадьба в шикарном ресторане. И еще где-то с полгода мы старательно изображали из себя счастливую пару. А потом началось испытание буднями.
Здесь-то наш семейный корабль и затрещал по швам. Муж начал попивать, а я пыталась его воспитывать. Тогда стал он пропадать в компаниях друзей. Я тоже иногда удирала к маме «под крылышко», чтобы выплакаться. Мама у меня женщина волевая. Не то что я, размазня. Вот она меня и научила, как мужа правильно дрессировать. Поделилась, так сказать, опытом поколений.

- В основе которого диктат жены?

- Да, конечно, - кивает она. - Мне бы, глупышке, присмотреться попристальней к тем семьям, где это культивируется. Но никто не надоумил. Я тогда еще ничего о православных традициях не знала. «Домострой», как учили, считала дикостью. А в народе активно насаждался образ волевой, агрессивной женщины, которая ради общего дела готова пройти по костям. Помните фильм «Почему казаки плачут»?

- Да уж, насколько я знаю казаков, ложь абсолютная.

- Но ведь женщины им упивались. Никто не заметил там опасности эмансипации.

- А вы, Ольга Викторовна, как относитесь к этому явлению?

- Раньше, признаться, очень даже сочувственно. Но потом на собственном опыте убедилась, что женщина рождена подчиняться мужчине. И только это нормально. Но все по порядку. Когда мой Алеша стал попивать, мне бы отнестись к нему с любовью, сочувствием, - ан нет. Я требовала, угрожала, давила. А он все глубже уползал в свою пещеру. Да и от рождения ребенка мы отказались, чтобы «пожить для себя». А тут и мама подключилась к нашей домашней войне. Муж мой и на работе, и дома жил, как под обстрелом. Так за пару лет мы его превратили в какую-то амёбу. Он со страху даже пить стал меньше. Мне показалось, что у нас в семье наладился порядок.

 Ольга Викторовна замолкает, привстает, поправляет подушку, вязанье. Задумчиво выбирает кусочек колбасы, кладет на него сыр, веточку укропа, зажимает с обеих сторон хлебом и протягивает Валерию. Затем повторяет процедуру, заботясь о том, чтобы разговор не мешал трапезе. Наконец, продолжает.

- Алеша стал тихим, покладистым, целыми вечерами лежал на диване и смотрел телевизор. Я же вошла во вкус волевых поступков. На душе, помнится, была скучища и пустота. И мне понадобились энергичные действия. Сначала я занялась ремонтом квартиры. В те времена отделочные материалы были в дефиците, все нужно было где-то искать. Это вызывало охотничий азарт. Потом мебель меняла почти каждый год. Кота завела породистого. Все по выставкам его таскала. Родители наши «сбросились» на машину. С полгода я училась водить. Потом дачу строили. Муж тоже участвовал в этом, но как-то нехотя, из-под палки.

- Кажется, назревает конфликт, - догадываюсь, оглядываясь на Валерия, который с полузакрытыми глазами привычно «тянет четки».

- Да, вы правы. Он ушел от меня. Познакомился с приезжей студенткой и стал ее покровителем. Как-то раз мне довелось увидеть их издалека. Ну, в общем, я выследила их и… подглядывала. Помнится, мне было ужасно стыдно. Что меня поразило: мой амёбообразный супруг, лентяй и бесхребетник - с той девушкой стал другим. Я его не узнала. Понимаете, Леша вернул себе мужество, волю, даже властность. И все потому, что девушка ему естественно подчинялась. На время я даже забыла, что это мой муж и его «левая» подружка.
- И что же, даже ревности не испытали?

- Смешно сказать, но я ими даже любовалась. Вы понимаете, оказывается, очень красиво, когда мужчина властвует, а женщина подчиняется. Это нормально, гармонично. Я много раз ставила себя на место той девушки. И со стыдом поняла, что не умею подчиняться мужчине так, как она. Она была просто женщиной, нормальной, здоровой, с адекватными психическими реакциями. Я же с ее помощью увидела себя: самовлюбленную, мужеподобную психопатку. Это, я вам скажу, стало откровением. С того дня, с той бессонной ночи я твердо решила вернуть себе женственность. Попросту говоря, возродиться.

- Представляю, как это было непросто, ? вздыхаю сочувственно.

- Да, Тихон. Вы правы. Оказывается, возвращаться в нормальное, здоровое состояние - титанический труд. Мне пришлось всю себя разобрать по косточкам, по жилочкам, а потом снова собрать. И, наверное, ничего бы у меня не получилось, если бы не встреча с одним моим одноклассником. Нет, у нас не было романа! Слава Богу, хватило ума не опуститься до пошлого адюльтера. Все для меня обернулось гораздо лучше. Он привел меня в храм. Помог воцерковиться. До сих пор он мой лучший друг и брат во Христе.

- Скажите, Ольга Викторовна, а возможно было бы ваше возрождение без воцерковления?

- Трудно сказать… Наверное, нет. Одно скажу: я открыла для себя, что смирение - это ключ к пониманию христианства, к Богу, к преображению человека. И это очень мне помогло. Я сама захотела научиться подчиняться, стать кроткой и смиренной. На каждую исповедь в листочек я писала одно то же. А так как исповедывалась у одного и того же батюшки, то он меня запомнил. Сначала обходился внушениями, разъяснял мне вред моих грехов, приводил цитаты из Писания. Ну, а потом, видя мою беспросветную тупость, наложил на меня епитимью. Признаться, выполнять ее было очень непросто. Но зато я стала следить за собой как бы со стороны, одергивать, даже мысли свои исправляла, молча прося прощения у Господа. Так потихоньку, с Божией помощью, стала меняться в лучшую сторону.

- А на практике как-нибудь вы себя испытывали?

- Ну а как же. Конечно. В магазине, когда меня обвешивали, я молчала. В транспорте на ноги наступали - благодарила. На работе самым аккуратным образом выполняла все указания начальства. Откликалась на все просьбы, с какими ко мне обращались. И вот что странно! Я чего больше всего боялась? Того, что об меня все, кому не лень, как о тряпку, ноги станут вытирать. Но результат был прямо противоположный! Это меня так удивило, обрадовало. Представляете, меня стали уважать и любить. Даже прежние недоброжелатели. Мужчины готовы были на руках носить. Во всяком случае, чуть что, горой вставали за меня. Начальник, должно быть, с испугу повысил в должности, персональный оклад мне пробил. Обычно такие события сопровождаются завистью, подсиживанием, склоками. Нет! Все, как сговорились. Я на работе, у подруг, среди родственников - стала эдакой няней. Идут ко мне со всех сторон с жалобами, со слезами, а уходят спокойными и довольными.

- И что вы им такое говорите?

- А ничего особенного. Просто слушаю, киваю, сочувствую. Если спрашивают совета, призываю к доброму решению конфликтов и терпению. Иногда рассказываю про Церковь, цитирую Святых отцов ? но это, правда, не для всех. Тут мне совесть подсказывает: кому можно, а кто еще не готов. Но самое главное - это просто со вниманием относиться к людям. И еще по мере сил молиться за них. Хотя бы раз-два, но вспомнить с любовью на молитве. В этом тоже Церковь помогла. Как бы человек ни был мне неприятен, но я научилась видеть в нем свободную личность, которую уважает и любит Господь. Да и самомнение у меня поубавилось. Особенно после того, как поняла, что не способна сама справиться с грехами. Если я такая грешная, то и причин для высокомерия не больно-то много. Да что я вам говорю. Будто вы сами не знаете, - улыбается она.

- У каждого свой опыт выстраданный, а потому бесценный. Да вы продолжайте, Ольга Викторовна, прошу вас. Сдается мне, что история с мужем имеет продолжение, не так ли?

- Какие проницательные попутчики мне попались, - улыбается она, сооружая бутерброды, на этот раз с паштетом и помидорами. ? Разумеется, продолжение было. Как не быть… Муж сначала позвонил по телефону. Мы довольно долго говорили. Самое главное — Алексей понял, что я не испытываю к нему ненависти. Не собираюсь ругаться, закатывать истерику, бить посуду. Тогда он решился прийти к нам домой, ведь там оставалось много его вещей.

 Женщина тихонько всхлипывает, переживая прошлое. Промокает глаза платочком, обмахивается, как веером. Наливаю минералку и протягиваю. Она благодарно кивает и отпивает глоток. Ловлю себя на том, что каждое ее слово, интонация голоса, жесты, движения - завораживают. Женственная женщина - это нормально и естественно, но, увы, так редко в наше время. От разума к сердцу проходит запрос: а не блудные ли это помыслы у меня к ней? - обратно следует искренний ответ: нет, это сестра, притом старшая, честная, добрая. И, безусловно, страдающая, как всякий человек, познавший истинную любовь в этом мире.

- Пока он ехал ко мне, я кое-как успела собрать на стол. Когда он вошел в дом, у меня сначала ноги подкашивались от волнения. А потом вдруг что-то на меня как бы сверху сошло - такое, знаете, спокойствие… Да, тихое спокойствие. Мы с Алешей сели за стол. И первое, что я сказала ему - это «прости меня». И рассказала ему, что со мной происходило с тех пор, как он ушел. И про слежку, и про позорное подглядывание за ними ? всё. Потом он говорил… Словом, он вернулся.

- Слава Богу! Предлагаю за это по глоточку! - торжественно произношу, раздавая пассажирам купе стаканы с вином.

- Но это еще не все, - продолжает она. - Дальше началось самое интересное. Я продолжала посещать службы. Аккуратно вычитывала молитвенное правило. Но его молиться не заставляла: батюшка не велел. И вот в один прекрасный день, а день на самом деле выдался солнечным и спокойным, муж сам напросился со мной на службу. Помню, шла я рядом с ним и волновалась больше, чем он. Увидел он очередь на исповедь и вдруг сам туда встал. Видимо, эти полчаса стояния ему дались не просто. Он оглядывался, искал меня. Я подошла поближе и пожала ему руку. Наш батюшка долго с ним говорил, потом накрыл епитрахилью и разрешил его от первых исповеданных грехов. В тот день он, как по воздуху летал, с детской, счастливой улыбкой. А я им любовалась и на цыпочках вокруг ходила, боясь спугнуть. Ведь это тихое счастье ? оно очень хрупко. Через неделю я его поздравила с первым Причастием. А еще через пару месяцев мы обвенчались. У него после венчания сердце болеть перестало.

- Вот так обрадовал вас Господь!

- Но и это не все! Я на старости лет - в сорок два - родила мальчика, да. Как узнала, что «в положении», испугалась. Побежала к батюшке. А он мне: рожай, не сомневайся, все будет хорошо, благословляю. И вот родился здоровый мальчик. Как раз на Николу зимнего. И если мы с мужем смуглые и темноволосые, то наш Николенька светленький, кудрявый и белокожий - прямо кровь с молоком. Ну хоть ангелочков с него пиши. Кстати, сейчас я к ним в дом отдыха еду. Догоняю моих беглецов… Вот так меня Господь одарил только за одно стремление к смирению. Потому что, дорогие мои, настоящее смирение у меня только впереди…

 Наша попутчица сходит на полустанке под Пятигорском и сразу попадает в объятья двух солидных мужчин: один из них побольше, другой - поменьше.