Боевые Друзья

Боевые Друзья
 К нам зашел Колька Макинтош – мой самый верный друг и позвал погулять. Мы жили в одном доме с соседом Женькой и, конечно, быстро согласились. Лето, каникулы заканчивались, надо было погулять вволю, чтоб было, что вспомнить. На лавочке сидел еще и Витька Черкасов, Колькин сосед, он постарше нас на два года. Он-то и предложил сходить за яблоками в Черничкин сад. Это когда-то давно, еще до революции, жил в нашем городке помещик Черничкин, он и посадил на склоне горы большой сад, а неподалеку от сада поставил маленький плодоовощной заводик. Сам помещик Черничкин давно уже умер, а сад рос и плодоносил. А заводик производил компоты, повидло и «плодово-выгодное» вино, которое у нас ехидно называли еще «бургундским».
 Конечно, идти за яблоками в Черничкин сад было ну совершенно не обязательно. Ничуть не хуже яблоки росли во дворе у Макинтоша, а в нашем с Женькой дворе, еще и груши. Но компания верных друзей разве яблоки искала!? Нам нужно было куда-то идти, что-то преодолевать, прони- кать через забор сада и, рискуя своей задницей, в которую из берданки всегда целился сторож, убе- гать от него. Убежать и не потеряться и, подставляя плечо товарищу, спасать его от сторожа, выручать из беды, а если уж не повезет ему, то отвести его и усадить до самого вечера в Хопер отмачивать простреленную солью э-э-э ча-сть тела. И потом самозабвенно врать бабушкам и мамам какие-то небылицы, оправдывающие отсутствие их заблудшего сына, который и на ночь остался в замоченном состоянии в Хопре. Вот истинная цель таких походов, а не то, что яблоки какие-то обыкновенные!
 Черничкин сад не был даже огорожен, просто с одной стороны были цеха заводика, с другой стороны была крепь – болото, третья сторона выходила на гору и там охранялась солдатами из оцепления танкового стрельбища, а вот уж вдоль четвертой-то стороны и ходил этот противный и хромой сторож со своим, проклятым ружьем.
 С самого начала поход у нас почему-то не заладился. Пробираясь между крепью и цехами Витька провалился по пояс в болото, а я, вытаскивая его, тоже влип, но по колено. Вымокли, испачкались, оцарапались, на ногах вытащили по нескольку пиявок, поотрывали их и перепачкались еще и кровью. Правда, в самом саду нам сначала повезло, нас никто не заметил, и яблоки мы выбирали, как на дегустации. Надкусывали, смаковали, советовались, спорили и переходили к новому сорту, у которого продолжалось то же самое. Наконец, набив оскомину и полные запазухи, мы, окончательно потеряв бдительность, нарвались на сторожа.
 По нашим отвисшим рубашкам сторож понял, что наш визит затянулся и с утроенным рве- нием приступил к исполнению своих обязанностей. Он отсек нам путь к лесу и болоту, и мы стали отступать в сторону стрельбища. Хотя он и был хромой, но довольно быстро настигал наш маленький отряд, предусмотрительно рассредоточившийся по сторонам в ожидании залпа соли. Женька и Макинтош были поменьше ростом нас с Витькой и находились посередине нашей цепи, но угрожавшая им опасность заставляла нас – крайних – предпринимать отвлекающие меры. Витька стал кидать в сторожа яблоками, чтобы увести за собой, я тоже швырнул пару яблок, и сторож рванул в мою сторону. Все мы оказались на краю сада, где кончается гора, и начинается плоская равнина стрельбища. Мы увидели впереди – метрах в семидесяти или ста – стоящие на колодках корпуса танков Т-34, по которым стреляли на учениях. Витька скомандовал нам всем: «Падай в траву и в танки!» Уже упав, мы вдруг увидели, что Женька задержался дольше нас всех, и в него-то и угодил заряд соли из ружья сторожа, который остановился на краю сада и орал нам что-то. Сам-то он не подумал сунуться на стрельбище, да и мы добирались до танка ползком, опасаясь солдат из оцепления стрельбища.
 Мы по-пластунски подползли к ближнему танку и, подняв маскировочную сеть, забрались вовнутрь. Едва переведя дух, мы стали проявлять свое сочувствие к Женьке, успокаивать его. Я старался больше всех потому, что очень хорошо знал его мать – тетю Галю – шумную и энергичную, директора гастронома, депутата и т.д. Уж она-то не поверит нашим росказням. Под- держивали меня и Витька с Макинтошем. А Женька сидел спокойный, принимал сочувствия, кивал головой, а потом не удержался и рассмеялся. А затем, на глазах у нас, вынул из под резинки трусов кусок картона, прикрывавшего его хитрую хохлячью задницу. «Ах ты, зараза, свою задницу, значит, прикрыл и молчишь, выслушиваешь, как мы тут друга жалеем? Как же ты додумался? Да, и когда успел?»- потоку наших упреков и радости не было конца, и мы толкались и возились на полу танкового корпуса, на том месте, где когда-то стоял двигатель и трансмиссия.
 Мы кончили уже тузить Женьку и, отвалившись на брошенную в танке маскировочную сеть, стали просто обсуждать нашу вылазку, перипетии нашего побега от сторожа. Ели очень вкусные (ну, потому, что ворованные!) яблоки. Приключения, которых мы искали, были в самом разгаре, настроение- блеск!
 Я подобрался к люку механика–водителя и выглянул наружу. Тут же я услышал звук лопнув- шей струны со стороны, стоявшего впереди нас в полусотне метров, такого же, как наш танка, а затем до меня докатился и звук дальнего выстрела из пушки. Так всегда бывает при стрельбе с дальнего расстояния, сначала прилетает снаряд, а потом уже докатывается грохот выстрела. Я повернулся, чтобы сказать ребятам, что идут стрельбы, и в этот момент такая же струна лопнула у нас над головой, только одновременно с этим звуком весь наш танк тряхнуло сильнейшим ударом.
 Учебный снаряд рикошетом отскочил от борта танка и резко ушел вверх. Ошеломленные, мы сидели и не знали что предпринять, как вдруг еще один удар, но полегче, сотряс наш танк и разбил, закрепленную на месте баков для газойля, асбоцементную трубу. Труба лопнула и разлетелась на мелкие осколки, брызнувшие во все стороны. Тихо ойкнул Макинтош, и мы взглянули на него. Глаза его были расширены, по лбу стекала струйка крови, а в кожу на самой средине лба впился осколок размером с трехкопеечную монету. Я схватил его и потащил ближе к борту обстреливаемому, но прикрывавшему от новых осколков. Мне помогал Витька, а Женька схватил маскировочную сеть и стал закрывать нас ею. Лоб Колькин был пробит неглубоко, я осторожно вытащил осколок и прижал рукой пораненное место. Макинтош удивленно хлопал глазами и говорил, что ему совсем не больно. Я хотел было, что-то сказать ему, успокоить как-то, но не успел. Танк снова сотрясся от удара снаряда, который запел в воздухе, отскочив от крепкой брони.
 Хоть я и был младше их всех по возрасту, но отец-то мой – фронтовик - всю войну прошел танкистом, и я скомандовал им лечь на дно танка головами к колесам левой, обстреливаемой, стороны, чтобы нас кроме бортовой брони, еще и катки прикрывали, и накрыться маскировочной сеткой, сложенной в несколько слоев от осколков, и лежать до конца обстрела. Ну, понимаешь, страна у нас такая, что все боевые навыки с молоком матери, по крови отца – передаются, младенцу ещё, помимо воли его.
 Первое напряжение спало, и мы начали потихоньку, сквозь зубы, уткнувшись носами в днище танкового корпуса, говорить друг другу что-то. Чтобы просто подбодрить, чтобы не подумали, что ты сам боишься больше других, чтобы успокоить себя.
 Звуки выстрела, один за другим долетали до нас, но только после того, как в наш танк или в соседний с воем попадал снаряд. «Хоть бы раз промахнулись»- пробурчал я, но Витька резонно возразил мне: «Какие же они тогда защитники Родины? Хреновые! Нет уж, пусть бьют в десятку, промажут – сам схожу на огневые позиции и в морду им плюну».
 «Лежим тут, как фашисты» – сказал Макинтош, а я поправил его: «Ты что, мы же в тридц- атьчетверке, мы русские, это по нам фашисты стреляют, как по бате моему на фронте, под Понырями на Курской дуге». Витька заволновался: «А его там подбили?» Я успокоил его, сказав, что тогда не подбили. Тогда они с танковым рейдом до Дарницы, до Киева дошли. А подбили его под Бельцами, в Молдавии. «Ну и нас не подобьют, мы сейчас, как ты сказал, под Понырями.», – успокоил нас Витька.
 Слева раздался тоненький Женькин голосок: «А вдруг на танковом заводе в Нижнем Тагиле какой-нибудь бракодел наш танк делал и броню отлил плохую, некачественную, и следующий снаряд борт наш пробьет? И будем мы все в могилке братской лежать?»
 И вдруг старший из нас - Витька - ответил: «А ты не бойся, за отцов наших и дедов, не переживай. Они и воевали так, как вон те, которые по нам стреляют - ни разу не промазали, заразы. Они и танки так же делали, на совесть, чтобы не боялся отец Мишкин под Понырями. И нам, пацаны, когда вырастем, жить надо будет не как попало, а то стыдно будет этот день вспоми- нать. Перед отцом Мишкиным, перед вон теми солдатами-артиллеристами, перед сталеварами в Нижнем Тагиле, да просто перед друг другом».
 Он помолчал, глядя на наши посерьёзневшие лица, а затем приподнял голову, прислушался и сказал нам весело, что обстрел-то кончился. Облегченно вздохнув, мы выбрались из нашего танка и по-пластунски поползли в Черничкин сад. Пробежали и распугали своим взъерошенным видом работавших во дворе завода женщин, пулей промчались через лесок и, снимая с себя на ходу и бросая на песок одежду, с наслаждением ворвались в ласковую и чудную речку нашего детства - Хопер.
 Мы купались и верещали до одури, мы праздновали свой второй день рождения, мы радовались лету, каникулам, благополучному окончанию наших необычайных приключений. Мы радовались друг другу и гордились друг другом, и собой, конечно!
 Мы были просто счастливы! И жить нам - сто лет!