Птичий город

- А можно мне купить эту птичку? - кричит Федор Михайлович, держа маму за руку и показывая другой рукой на клетку с канарейкой. Федору Михайловичу всего 5 лет, и он всю свою сознательную жизнь любит птичек.

- Сына, какая птичка? Мы к врачу опоздаем! - мама тянет Федора Михайловича за руку в совершенно противоположную сторону. Федор Михайлович очень недоволен. Сейчас они пойдут к злому дядьке, тот будет прощупывать больную коленку, выбитую вчера в драке с каким-то долговязым. Дядька принимает посетителей до обеда, а потом, очевидно, обедает. Что делает дядька после обеда, Федору Михайловичу неведомо, но дядька после обеда видеть его не хочет.

- Мама, а эта тетя с птичкой завтра будет?

Тетя с птичкой приветливо улыбнулась Федору Михайловичу, прекрасно понимая свою зависимость от способностей Федора Михайловича к уговорам собственной мамы.

- У птички больная лапка, видишь? - говорит мама, - и у тебя тоже ножка болит, поэтому тетя сегодня отнесет птичку к врачу, а я свожу тебя. Скоро вы оба будете здоровыми и веселыми.
- А мы сюда придем завтра?
- Конечно. Если сегодня вылечим твою коленку. А вот слушался бы меня, не стал бы драться, купили бы сегодня канарейку.
- Так он стал хвастаться, что сильнее всех! Он говорит, что может поднять... Помнишь, у бабы Любы у дома лежит камень? Он говорит, что может его поднять!
- Какие глупости, Федя. Зачем его поднимать?
- Мама, он же большой! Его никто не поднимет! А этот говорит, что поднимет!

Усердно доказывая маме неспособность представителей рода человеческого справиться с этим пережитком соседней стройки, Федор Михайлович совершенно забыл про птичку. Тетушка, державшая её в клетке, прислонилась к стенке и задремала в лучах осеннего солнца. Соседки продавщицы спорили о каких-то австралийских страусах, об их яйцах и прочих достоинствах сих огромных но трусливых птиц. Почему именно страусы были выбраны в качестве объекта обсуждения? А просто сын подружки одной из торговок вернулся на днях из этой далекой солнечной страны и привез, собственно, это самое яйцо, немало впечатлив мамину подругу.

Тетушка в глаза не видела этих страусов, обсуждать ничего не хотела, а этот прихрамывающий парнишка в синей куртке, держащий маму за руку, а свободной рукой указывающий на её канарейку, куда-то подевался. Ну ничего. Хорошо, что пока тепло и можно стоять вот так целый день. Авось, птица не замерзнет. Авось понравиться кому-нибудь. Хоть бы почирикала для приличия.

Птица тоже видела паренька в синей куртке. Как раз солнце обнаружилось за каким-то домом. Как-то стало приятно. Птичка планировала уже от удовольствия почирикать, но потом подумала, и решила, что тетька, державшая её в клетке, перебьется. Не всем положено слушать пение канареек. А вот мальчику бы она почирикала. У мальчика доброе сердце и большие глаза. И маму он любит, а драться больше никогда не будет, и вообще все замечательно.

Дядя-доктор вроде как был хирург по образованию, но вот переквалифицировался в педиатра - скорее по необходимости ("Будешь педиатром" - сказал однажды главврач), чем по своему желанию. Ему бы сейчас скальпель, да жизни спасать, а он тут с детским дерьмом возиться, да мамаш успокаивает. Вот пришла еще одна. Паренька ведет. Ага, хромает. Упал, наверное, где-нибудь.

- Так, чего мы такие хромые?
- Да вот, подрались мы.
- Ай-ай-ай. Ну давай, садись на кровать. Показывай. Как звать-то?
- Федя.
- Федор, не хорошо драться-то!
- Да он врал, что камень...
- Так, ладно-ладно. Без подробностей.

Ничего страшного, ушиб как ушиб. Завтра-послезавтра даже думать забудет. А пока можно крем какой-нибудь, да мамашу предупредить, чтоб следила получше.


***

Через десять лет ничуть не изменившееся солнце все так же радостно освещает городскую площадь, где стоят уже другие торговки, продающие своершенно другие вещи. Та птичка благополучно загнулась на холоде, потому что Федор Михайлович забыл про неё, а мама только рада этому была. И даже не напомнила ему ни разу про птичку. А тетушка приходила еще долго - до поздней осени, до морозов, пока однажды птичка не свалилась с жердочки.

Мальчик Федя конечно не раз еще дрался в своей жизни, разбивал коленки, но к тому дяде, который обозвал его "хромым", стремился не попадать. А дядя, мечтавший быть хирургом, однажды сообщил об этом начальству. Он сообщил начальству это в весьма грубой форме, уведомив главврача, что главврач, оказывается, мудак. Что он, скатина, всех достал. Что детское дерьмо теперь пусть расхлебывает сам, а дядя будет заниматься другими делами. Но дяде другими делами заниматься не дали, благополучно отстранив его от занимаемой должности, да еще и по собственному желанию. Дядю сослали в морг в какой-то далекий город. Может там от него какая пользя людям будет.

Мальчик вспомнил о птичке два раза. Зимой того же года и спустя десять лет. Зимой он только спросил у мамы: "А как же птичка?", на что та ответила, что её, наверное, купил другой мальчик. Мол, не надо было коленку разбивать. А через десять лет она ему приснилась. Она летала по солнечному городу, радостно чирикая. А потом уселась к нему на плечо, что-то проверещала на ухо и улетела к солнцу. В том городе Федор Михайлович еще не раз оказывался во сне, но случались с ним там совсем другие истории, а птичка больше не прилетала.

Феде было целых пятнадцать лет, он ходил в школу, катался на велосипеде, пробовал курить, и в четвертый раз ощущал сладкое томление в сердце, считая это Любовью. Какую-никакую, а жизнь он уже прожил, многое успел понять, повидать и почувствовать. Была у него даже тайная мечта, которую он обязательно хотел осуществить во взрослой жизни.


***

Еще через десять лет солнце стало чуть бледнее, площать заставили палатками, камень с бабушкиного двора убрали, а Федор Михайлович вернулся из двухгодичного отпуска в армии и уже пару месяцев привыкал к мирной среде обитания. Последние годы перед армией его одолевали одни и те же сны о солнечном городе, в котором когда-то летала птичка. Он часто гулял по пустынным улочкам, не очень понимая, сон это или явь. Людей он там встречал мало, а все встречные лица были ему смутно знакомы. И еще он полюбил местечко в парке. Там стояла скамеечка, а напротив - желтый трехэтажный дом с разбитым на первом этаже окном. Из этого окна лилась чудесная музыка. Иногда музыка сопровождалась словами, но Федор Михайлович не мог запомнить наизусть эту песенку. Он отчетливо помнил первый куплет, и даже иногда напевал его в своей обычной жизни. Песенка была странная, но его это не смущало.

Привет, моя радость,
Мы снова вдвоем:
Мы веселы, мы
Очень громко поем.

Дальше что-то про птиц было, но он не помнил. Помнил только, что если песенку дослушать до конца, то становится грустно. Может он поэтому не запоминал? Птицы, все же, больная тема.

А мечта у него была очень необычная. Однажды, во времена Фединой четвертой по счету любви, его девушка испытывала особую страсть к хрустальным изделиям. Иногда к ней приезжал её брат и привозил чудесные фигурки как бы в подарок. Брат был старший и жил где-то далеко в городе Барнауле. Девушка была от него в восторге, всегда радовалась его приезду, а при виде хрустальных фигурок издавала протяжный визг, услышав который сигнализации местных транспортных средств, должно быть, лопались от зависти. Федор Михайлович получал свою долю восторга при виде этого счастливого существа и сам понемногу начинал влюбляться в хрустальные фигурки. Мало-помалу, у него сформировалась мечта: съездить в этот самый Барнаул и купить там множество столь замечательных хрустальных зверушек. Девушка, как это не прискорбно, со временем забылась, а вот мечта почему-то осталась.

И самое время теперь. Теперь у него есть Яна, которой до фени на все эти хрустальные побрякушки, но если он поедет в Барнаул, она соберется с ним. Они пока не женаты, но уверены в своих чувствах. Они не так уж давно познакомились, но знают привычки и характер друг друга. Яна, кстати говоря, была мудрой, терпеливой и загадочной девушкой. Федор Михайлович падок на все загадочное, поэтому жить без неё не мог. По правде говоря, он очень рассчитывал, что Яна поедет. Но спросить её прямо боялся. А когда Федор Михайлович однажды с утра решил поехать на вокзал и купить билет, Яна просто спросила его: "Куда мы едем?". "За мечтой" - ответил Федор Михайлович, зашнуровывая ботинки.

Они ехали достаточно долго. Среди прочих средств передвижения, они решили остановить свой выбор на поезде. Во время езды Федор Михайлович предавался профессиональным размышлениям о смысле существования внутри такой недоработанной физической системы, в которой, например, напрочь отсутствует возможность мгновенного перемещения в пространстве. Яна же читала книжку о каких-то не то пьяницах, не то наркоманах, которые в итоге друг друга убили. Грустная книжка. Но Яна, оказывается, любила грустить. Особенно хорошо у неё это получалось в перерывах между курением дорогих сигарет и питьем не менее дорогого вина. Погрустит-погрустит, подергает свисающую с верхней полки ногу Федора Михайловича, получит законный поцелуй в щечку и дальше читает.

То ли грусть Яночки передалась Федору Михайловичу, то ли сказалась необычная обстановка, но каждую ночь на протяжении этого многодневного пути, ему снился его знакомый с детства птичий город, желтый дом и песенка. Песенку он достаточно хорошо выучил, но концовку по прежнему не помнил. Даже как-то раз напел Яне два первых куплетика:

Привет, моя радость,
Мы снова вдвоем:
Мы веселы, мы
Очень громко поем.

Шагаем по кругу,
Меняясь местами,
Привет, мое горе,
Танцуй вместе с нами.


***

Прибыв вечером в Барнаул, они никуда не пошли, а завалились в гостинице отдыхать. На следующий день Федор Михайлович понял, что понятия не имеет, где искать эти фигурки. Решили выяснять методом проб и ошибок. Купили газету, нашли в ней рекламу крупных сувенирных магазинов и стали обзванивать все по очереди. Затем дня два потратили на осмотр, потому как по каждому из телефонов их заверили, что в их магазине есть то, что они ищут.

Сложив для себя примерное представление об ассортименте товаров, а так же убедившись, что местным торговым менеджерам тоже не мешает это сделать, прежде чем убеждать клиентов прийти к ним, они так ничего и не нашли. Тут Федор Михайлович принимает гениальное решение позвонить в свой родной город той самой Четвертой Любви и спросить у неё, где можно найти эти самые хрустальные фигурки. А если она не знает, то хотя бы спросить телефон брата.

Иногда все оказывается очень просто. Более того, иногда все становится настолько совершенным, что думаешь - вот она, Идеальная Гармония. Когда ребята разыскали скромненький магазинчик, в котором торговали необычайной красоты фигурками из хрустался, все стало на свои места. Простояв полчаса перед ветриной, Федор Михайлович признался Яне, что ей придется идти за едой в гостиницу, ибо он намеревается пробыть тут еще пару суток. Яна, будучи, как уже говорилось, мудрой женщиной, а к тому же рассудив, что, конечно, в Барнаул она с легкостью тогда поехала, а вот в гостиницу за едой - не-е-ет уж, извините, перебьетесь.

И предложила выход. Федор Михайлович ждет её на лавочке во дворике, Яна быстренько окидывает взором витрину, выбирает приглянувшуюся ей хрустальную зверюшку (или даже несколько), расплачивается и уходит. Ей пофигу, а Федору Михайловичу, по-идее, понравиться любая. Федор Михайлович подумал немного и двинулся на выход выполнять план по поиску лавочки во дворе.

Лавочку он нашел быстро. Осмотрел её, убедился, что крепенькая и не окрашенная, и сел. Сел и обомлел. Ну что это, если не волшебство? Совсем как во сне... Не расстраивайся, Федор Михайлович, ты сейчас еще и музыку обязательно услышишь.. О черт! Разбитое окошко! Желтый дом!

Федор Михайлович вскакивает с лавочки, в ужасе пятится назад, уставившись на это невзрачненькое окошечко. Но город совсем не добрый, как во сне. И нет никого знакомого. Федор Михайлович все пятится и пятится назад, а сзади как назло уже дорога начинается. И машинка гудит, а Федор Михайлович все пятится и пятится. Оказывается не так далеко дорога от этого желтого дома. Даже музыку слышно. Сейчас вот и песенка снова начнется...

Привет, моя радость.
Мы снова вдвоем.
Мы веселы, мы
О очень громко поем.

Федор Михайлович замирает. Точно, вот и песенка... Чудеса...

Шагаем по кругу,
Меняясь местами,
Привет, мое горе,
Танцуй вместе с нами.

А Яна-то все выбирает... Вот бы ей послушать! Каково это - побывать в чужом сне.

Мы счастливы вместе,
И кружимся в вальсе,
Как будто нарочно
Зовем к себе счастье.

Федор Михайлович испытывает чувство ликования. Песню слышно прекрасно. И Яна уже в дверях появилась. И в руках что-то держит. Оглядывается в поисках Федора Михайловича. А увидев его, почему-то кричит и бросается к нему что есть силы. Лицо при этом перекошено гримасой ужаса. Руками размахивает, того и гляди зверушку выронит.

Ну вот. Так и есть. Рукой взмахнула, что-то, сверкающее на солнце, летит в сторону Федора Михайловича. У того округляются глаза. Господи помилуй! Да это же канарейка! Хрустальная канарейка! Вот это выбрала Яночка сувенир! Что за день такой! Все это промелькнуло в какие-то пару-другую секунд в глазах и мыслях Федора Михайловича, а потом его сшиб "Москвич".

Хрустальная канарейка упала рядом на асфальт, разлетелась на множество осколков, больше похожих на брызги воды. А песенка тем временем заканчивалась под крики Яны, метавшейся вокруг Федора Михайловича. Тот в свою очередь лежал в луже крови и недоуменно смотрел на солнце. Водитель вылез из машины и сидел рядом, тупо глядя на откуда-то взявшиеся осколки хрустальной канарейки...

Взлетаем на солнце,
Что в небе бездонном.
Мы будто бы птицы,
Как ветер свободны.

Летели на солнце,
Свечою сгорая.
И так же, как пламя,
Во тьме умирая.

Иногда действительно все просто. Судьбы сразу нескольких людей, где-то всю жизнь виляя, снова сошлись в одной точке. Наверное этого не понял никто, разве что доктор, дежуривший в морге в тот день.