Ещё живой

Но кто-то знал, что уходить до рассвета.
Ночь: жара, пустота и нету ветра…
Когда много думаешь о чём-то, то кажется, что об этом совсем не думаешь. Но он всегда думал. Я верю. Он молчал, почти ничего не делал, но думал. Иначе нельзя. Он шёл и думал. Вперёд, сквозь враждебный город, которому всё равно, что ты идёшь на красный свет. Вперёд – через проспект по переходу. Огни мигали совсем как в Need for Speed, из которой он недавно вышел. Он играл, в основном, в высокоинтеллектуальные игры, но вот сегодня в конце это всё надоело.
И он ушёл до рассвета, хотя можно было доиграть ещё часа два. Стало всё равно. Он потерял интерес даже к игре, виртуальному миру, где ему всегда находилось место. Просто устал. Девушка из синепламенного Сургута, с которой он сидел в чате, пожелала ему «спокойной ночи» и сообщила, что хочет «с…кса». Так и написала. Сначала ему было смешно, и он улыбался, но потом стало всё равно. Всё равно, что проспект был очень широким и что на его середине ему вдруг захотелось спать. Но он продолжал идти, пока не оглох от яростного скрежета тормозов. Пространство посерело и надвинулось справа, и подвинуло его, перевернулось и теперь глядело сверху. Нет, конечно же, он всё понял: что глупо и нелепо лежит на асфальте, сбитый машиной. Он всё понимал, иногда забывал, но ум у него работал. Поэтому зря девушка кричала: «Идиот! Недоумок! Кретин! Пи…ас! Сволочь!» Он увидел её красные сапоги у себя перед носом, не слыша того, что она кричала за рулём. Громадный джип «Чероки» заслонял полнеба. Она нагнулась, и жёсткие волосы защекотали его каменное лицо. «Ещё живой! – тихо прошептала она. – Люди, помогите!»
Срывающимися пальцами она потащила его за плечо. Он еле слышно простонал «я сам», но подняться не смог. Она посмотрела на парня с ненавистью и вспомнила про мобильник. Когда асфальт перестал им ощущаться, появились двое крупных мужчин и с непрерывным матом подняли его и положили на заднее сиденье. Девушка брезгливо морщилась и курила. От боли он потерял сознание.
В больнице было гулко и пустынно. Стекло трещало под напором мощных кулаков. Заспанная санитарка сообщила, что знает свои обязанности. Он всё слышал, но не открывал глаза. Внутри было холодно и легко, точно снегом припорошило внутренности.
Его вылечили, наложили гипс и отпустили домой. Никто не знал, что живёт он в грязном холодном флигеле, заваленном старыми учебниками и кроватями, и что ему там совсем не рады трое молодых и здоровых, впрочем, как и он, парней. А дом его далеко, и город не отпускает, держит его в своём чреве. Нелепо. Полтора года жизни здесь казались нелепыми, всё казалось нелепым. Но он шёл в последний раз в институт и… уже не думал. Завтра приезжает его мама, и он, взрослый, уедет опять к ней. Не получилось. Что ж, значит так и надо.
Путь ему преградил джип, и он обошёл его, машинально отметив размеры и необычную расцветку (зелёную с золотом), а потом понял, что это тот самый джип, а девушка – выходившая в этот момент из него – та самая.
- Ну, что уставился? Ещё живой? – спросила она.
Он стоял и молчал. Даже как-то не думалось. Всё заменил компьютер, а его забыли включить. Он не ел уже два дня.
- Ты чего? – она подошла поближе. Кожаная курточка стягивала крепкую грудь. Пальцы были увиты кольцами, и в ушах болтались кольца. Лицо показалось ему некрасивым. Она с явным удивлением разглядывала его сутулую фигуру в тощей куртке с корейского рынка.
- Посмотрите, девчонки! – вскрикнула она, тыкая в него пальцем. – Мужчина! Ха-ха-ха! Какой ты слабый, жалкий, терпеть не могу таких, - и девушка погладила капот джипа.
Он почему-то всё ещё ждал, что его поймут, помогут и пропустят в мир тихих новых дней, где все серьёзны и хотят лучшего, понятного лучшего. А не громадных джипов, заслоняющих небо.
Она схватила его за руку, потрясла. Гипс держался. Ещё что-то выкрикивала, хохотала. Мир, голубой и злой, кружился перед глазами. Один его приятель всё допытывался: и как ты живёшь так?! В конце концов, ему надоело, но он не рассердился. Всё нормально. Он уже целый год общался с девчонкой из Сочи, а теперь вот – из Сургута. Последние деньги потратил на разговор с ней. Болтали, в основном, о погоде.
Девушки не раздражали его. Он мог часами сидеть в их компании «на парах» в университете и молчать, улыбаться или хмуриться, но при этом быть незамеченным. Когда он немного выпивал, то всех особо жаждавших томительной связи с противоположным полом уверял, что «всё будет».
Ей стало вдруг стыдно, что около джипа собралась целая толпа и выкрикивала грубыми голосами разные пошлости. Она отвела его в сторону и под гул и гам сообщила:
- Я слышала, что мужчин через сто двадцать восемь тысяч лет не останется на Земле. Выродятся… Там хромосомы какие-то. Ты странный… и ещё живой.
- Да, - сказал он, - мне пора.
Но всё стоял, а она медленно отошла к машине и под улюлюканье села за руль. Толпа брызнула во все стороны и оттекла к ступенькам возле входа в корпус.
А он то ли стоял, то ли шёл, а в голове звучало: «Ещё живой, ещё живой, ещё живой».
Бесконечный голос твой: «Ещё живой…»
 28 ноября 2005 г.