Бархатная река

Бархатная река



Я тебе шарф вяжу.
SMS

Какая горькая память о том, о том, что будет потом...
И. Кормильцев

 
Белка. "Я боюсь потерять одиночество: оно уже пошатнулось".

И курсор долго мигает аварийным огоньком разорванного в клочья автомобиля. Она ожидает ответа с другого конца города, в новом мире, забывшем о том, что такое время и расстояние.

Бес. "Я боюсь потерять в тебе человека".

Пальцы поглаживают клавиатуру - нерешительно и нежно. И зима за окном укутывает город снежным шарфом. Не дожидаясь ответа, он пишет снова неживые буквы:

Бес. "Ты делаешь то, чего я больше всего боюсь".

Ее ответ запутался в гибком проводе, или снег унес слова в сторону леса, или падающая звезда расплескала волну со спутника.

"Я не чувствую, что нужна тебе", - отвечает она.

Бес. "Если ты не чувствуешь, это не значит, что так оно и есть".

Белка. "Так это или нет, но я не чувствую".

Я закрываю глаза на холодный замок ресниц: они сплетаются друг с другом, как пальцы. Я чувствую ресницы - и голос вторит их мишурному шуршанию: "...балансирующие на грани меж параллелей густых ресниц..."
Я вспоминаю прозу поэта:
"Что остается? Одиночество. Только оно не распадается, только на него можно положиться, но его нельзя любить".

Она молчит. Она молчит даже когда находится рядом. И наш разговор - монолог. Театр одного актера, где все слова - чужие: вырванные из романов, стихов, песен и чужих уст. Я говорю. Она - молчит.

- Почему ты молчишь? - спрашиваю я, заранее зная ответ.
- Я говорю с тобой без слов. Я говорю с тобой постоянно. Ты умеешь?
- Нет. Я не умею читать мысли.
- Очень жаль.

Она маленькая. Она очень маленькая и нежная, а ей уже навязали одиночество. Вместе с биркой прикрепили на лодыжку уже в роддоме. У нее рыжие волосы и желтые глаза. Я называю ее Белкой, забывая ее имя. Она меня - Бесом. Мы общаемся с ней через СМС. В какой точке Земли мы бы ни были.

Бес. "Ты меня любишь?"

Белка. "Я не знаю, что такое любовь. Я не умею любить".

Тысячи историй и мыслей в наших душах.

СМС перепархивают туда и обратно: легкие и кратковременные, как осадки. Бумага и чернила - в прошлом, и все, что останется после - невесомые электронные буквы, стертые из телефонной памяти.

Бес. "Ты говоришь, что небо - это вода. Ты говоришь, что ныряла и видела дно. Но может быть, это и так, может быть, ты права, но я видел своими глазами, как тянется к небу трава..."

Белка. "Я устала от чужих слов".

Она права. У меня нет красивых и глубоких слов: лишь комментарии к чужим. Я - Бес души, наполненной губительной тоской, Бес смысла.

Пьяный, я звоню ей и долго высказываю потерпевшие крушение астероиды идей. Она - молчит, как звезда.

Бес. Ты не уходи... (Она ответит после СМС: "Разве что если это необходимо для спасения человечества, для твоего спасения. Но когда-нибудь это все закончится". И она редко ставит многоточия. В основном - только точки...) Ты мне очень нужна, ты мне очень дорога, очень близка. Я хочу доказать невозможное. Невозможное. Ты погоди, не вешай трубку, я сейчас прочитаю. (В трубке будет долго раздаваться грохот падающих книг. Шелест пыльной бумаги. Стук ящиков старинного стола. Когда блокнот будет найден, в глубине телефона останется лишь замирающий пульс коротких гудков.)

Бес. Да. Ты послушай. Первое послание Павла к Коринфянам 13:4-10 "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится". Ты слышишь? Ты понимаешь? Это - любовь. Только это. Все остальное - чепуха. От этой любви веет холодом и космосом, потому что только она - вечная. Я не могу понять, зачем люди женятся. Я не могу быть с кем-то. Быть с кем-то - обрекать себя на вечный плен. (Она ответит одним словом: "Бесенок". И снова - точка...) Я не могу быть счастлив. Вечный надрыв, вечный разлом - только так можно жить. Только так можно любить. (Белка: "Ты противоречишь сам себе". Точка...) Я вспоминал слова Бунина задолго до того, как прочел: "Я с истинным страхом смотрел на всякое благополучие, приобретение которого и обладание которым поглощало человека, а излишество и обычная низость этого благополучия вызывали во мне ненависть..." Ты устанешь от любви, если мы постоянно будем вместе: медленный яд привычки. Определенность наших отношений уничтожит их.

Её молчание обращает в пепел все сказанное. В молчании ответ проступает на белизне листа желтеющими молочными письменами под теплым светом глаз: "Идеи не имеют никакого значения".

"...и языки умолкнут, и знание упразднится..."

Я смыкаю ресницы и снова цитирую: "Знающим слово, не надобно слов..."

За моим окном - поэзия природы - новая луна летит по небу, как ночной ангел в сети дня, переговариваются звезды, снежный бег. Взгляд изгибается за край листа и видит в глубине души слова: "По странному стечению обстоятельств, человек искренен в письмах, которые никто не прочитает..."
За стеклами ее тесной комнаты - разговор берез на берегу дороги. Она курит в форточку, стоя на подоконнике. И не чувствует холода.

Белка. "Я падающую звезду видела. Желание загадала. Когда оно сбудется, тебе хорошо будет..." Что она могла загадать, ускользая от боли? Я украдкой верю в падающие звезды и ресницы на щеках.

Белка. "Когда ты нужен, тебя никогда нет. Я звоню - ты не берешь трубку. А после - я уже ничего не скажу. Слов не будет. И момент не тот".

Слова тают быстрее, чем сигаретный дым.

Сколько их было? Десятки или сотни? Десятки сотен? Осколков бесконечного разговора (ответы могли прийти даже через сутки, уже утратив смысл, словно нейрон в безвоздушном пространстве клинической смерти): даже собранные вместе, они не создадут цельную картину: их вечно не хватает, а в космической мозаике плавится жизнь: звезда упала - звезда зажглась. Все, что бы мы не написали, ни сказали, будет правдой - мимолетной и хрупкой, существующей лишь здесь и сейчас, в момент речи.

Зимний сад перерезан узкой полоской света - из отворившейся фанерной двери. Наружу вырывается теплый воздух. Пар изо рта. Призрачно: лес застыл, а небеса - шире и ярче, чем в городе. Горбы грядок притворились погостом для пропавших без вести. Без крестов и табличек. В лунном свете отчетливо различимы лишь два цвета: черный и белый - это тонкий снег лезвием ножа взрезал землю. Вдали от города присутствие человека ощущается за километр: лай собак - сигнальная ракета над бездной. Собаки молчат, но почему я слышу, как далеко отсюда, на следующей станции, плачет старик, глядя на луну?

Кажется.

Мерещится. Да: "Мерещится. То ли Большая, то ли Малая Медведица..."

Укутавшись в теплый шарф, вспоминаю продолжение истории.

Телефонные разговоры, бессонные летние ночи на балконе, неотправленные письма, и - СМС, СМС, СМС...

Белка. "Очень жаль, что мы не совпадаем".

Бес. "Мы очень похожи. Очень..."

И то, и другое - правда.

Сюда, до воображаемого будущего, легкие строчки доходят вразброс: разорванные, словно письма.
 
Белка. "Ты только никому не говори, но я на самом деле страшно боюсь одиночества, потому что понимаю, что от него никуда не денешься".

Никому не скажу.

Белка. "Я боюсь потерять одиночество: оно уже пошатнулось".

Я ловлю каждую бабочку слова, и капли букв стекают по лицу. Лишь бы не потревожить сладкую пыльцу на крыльях.

Бес. "Ты боишься быть понятной. Стать понятной - стать исчерпаемой".

Это лишь мои слова: надуманные и вложенные в ее уста. Осталось только поверить - и так оно и будет.

Белка: "Всего лишь идея".

Я читаю: "Идея (греч. idea), форма отражения в мысли явлений объективной реальности. Постигая действительность, идея включает в себя сознание цели дальнейшего познания и практического преобразования мира. Идеи обобщает опыты предшествующего развития знания и служат в качестве принципов объяснения явлений. Реакционные идеи искажают действительность, выступают тормозом общественного развития. Передовые идеи, верно отражающие общественное бытие и выражающие интересы революционных классов, способствуют общественному прогрессу".

Идея.

Я дрожу под прикрытием солнца. "СОЛНЦЕ, центральное тело Солнечной системы, раскаленный плазменный шар, типичная звезда-карлик спектрального класса G2;"

"Наш ум - генератор зла..." Да, я знаю, знаю, что разум способен лишь к деструктивному восприятию тела в анатомическом театре.

Бес. "Ты снова молчишь".

Белка. "А что я должна говорить?"

Действительно. Что?

Бес. "Многие по свету ищут выхода из лабиринта бредовых идей..."

Любовь, разрезанная на куски, теряет смысл.

Бес. "Где она живет, вечная любовь? Уж я-то к ней всегда готов..."

Надо курить, сжимая в зубах пружинящий фильтр, и пить суррогат, чтобы выйти из безалкогольного запоя железной грусти.

Бес. Ты знаешь. Я понял. Ведь Бог велел всем работать, чтобы не думать. Уберегать себя от разрушительного процесса мысли. Чтобы просто жить. Жить и все. Жить... Но я не могу не думать... Не могу... Это страшно, когда, не спрашивая ни о чем, толпы людей хоронят себя в офисной корзине для использованных бумаг. Зачем? Для чего? Почему? Я лежу на берегу реки и понимаю - так надо. Секундная остановка отточенных движений - и тело наливается вязким ощущением тоски.

Белка. "Как?.. Как можно думать такие мысли? И зачем?"

Идеи, идеи, идеи... Теории...

Душу до конца не выскажешь.

Белка. "Я не чувствую, что нужна тебе".

Бес. "Очень нужна. Просто верь и все. Теперь я молчу больше, чем говорю. Научился. Научила..."

Наш разговор еще не окончен.

Я молчу. Но еще множество СМС долетают сюда, до воображаемого будущего, которое похоже на прошлые жизни. Где? Не в Испании, не на берегу моря, а здесь, наверное, в зимнем опустошенном саду, где нечеловеческий холод вечной любви из приоткрывшейся двери космоса заставляет глубже прятаться в складки шарфа.

Что больше? Вечность или непрерывное движение осколков слов в душе? Они движутся, движутся непрерывно. Удаленные СМС. И остаются незыблемо, как камни на своих местах. Камни. Словно неумышленно разбросанные по земле: тут и там, повсюду, где темные русские леса нашептывают таинственные сказки.

Она: "Я тебе шарф вяжу".

Она обрела имя.

Теплый вязаный шарф, сотканный из молчания, бархатной рекой стекает по замерзшим плечам.

Но кто разбросал камни?

И почему старик плачет, глядя на луну?