Часть 1. Секс в БТРе

- Офигеть можно, вот они бегают, вверх на гору, да с ускорением.
- Они ни только лучше нас подготовлены, вооружены тоже.
- Когда это всё кончится, осточертело всё.
- Кончится, и что, потом куда?
- Потом ещё какую–нибудь, войну в Кремле придумают.
 Мы сидели, прислонившись к глиняной стене, одинокого и давно покинутого дома без окон и дверей. Когда здесь жили люди, наверняка было очень красиво, и дом был большой, а теперь никого, но природа не меняется. Дом сгорел, а природа цветёт. Лето, трава, недалеко лес, слышен шум ручья.
- Здесь хорошо жили.
- Наверно здесь было много детей, зачем большой дом, без детей?
- Лёнь, у тебя братья, или сёстры есть?
- Есть, брат младший. Он осенью в армию пойдёт, сейчас пытается поступить в педагогический на математика, не поступит – в армию.
- Тебе давно письма были?
- Нет, недавно было, но всё одно и то же, что всё у них нормально. Чтоб берёг себя. Убереги, попробуй, за каждым деревом снайпер.
- Ну что, пойдём в лес, иначе нас «окулист» самих подсечет.

Мы встали и пошли к лесу. Меня звать Леонид, а сослуживца моего, теперь уже и друга, Мишка Зырянов. Работаем мы в паре, снимаем снайперов. Сколько можно рассказать про эту шваль здешнюю. Такое ощущение, что они все только и занимаются здесь, что становятся снайперами. Осторожничай, нет, а уж если не повезёт, так и жук забодает. Последний, он, по-видимому, волк – одиночка, почти все потери наших в этой местности от этого мерзавца, у него почерк свой – попадает с первого выстрела и в правый глаз. Вот мы и охотимся за ним: наша задача убрать, пока пограничники банду отогнали, а он остался здесь. Здесь он, жопой чую. Вчера опять одного старлея и в глаз, только бы узнать, как шлёпнем, что это «окулист». С нами ноша не проста, тяжело, взяли поменьше продуктов, но побольше нужного в нашем деле: пара бесшумных винтовок ВСС, пара изделий для обнаружения снайперов «Мираж-1200 и аппаратуру спутниковой системы. Нашли подходящую кочку, залегли каждый на расстоянии, местность просматривается хорошо, теперь ждать, ждать, ждать, не шевелиться – ждать.

Переговариваемся шепотом через рацию, Мишку не видно, он где–то недалеко, но замаскирован сеткой так, что пройдёшь и наступишь. Я тоже постарался припрятаться. Почему мы не догадались поесть там, возле дома, теперь нельзя, а желудок урчит и есть просит, а пить хочется… Он здесь, я чувствую он здесь, но где? Сколько ещё так лежать, сколько ждать, а спать хочется. Тьфу, чёрт, что–то по спине ползёт, не змея бы, боюсь я этих гадов, больше пули. Слышу голос Мишки по рации:
- ****ь, ссать хочу.
- Ну ссы, теперь поздно, ссы в трусы.
- Есть хочется.
- Уберём «окулиста», в Грозном в ресторан сходим.
- Растащило, за этим окулистом, ещё придётся за сотней окулистов поохотиться.
- Да, если этого переживём.
- Мы за ним, а он за нами сейчас охотится.
- Хватит, молчим, хватит.

Невольно стали отвлекать внимание насекомые, бегают туда–сюда букашки, муравьи нагло залазают под одежду и там кусают, то, что ползло по спине, куда–то уползло.
- Да где же он? Он здесь, чую здесь.
- Тихо….
 Я как – то, перед тем, как завербоваться в Чечню, видел фильм, ещё черно–белый, по телеку шёл. Там весь фильм в руинах города наш снайпер охотился за немцем. Забыл, ах, да, чтоб значит, наш всё же немца шлёпнул, чтоб наш всё же того снайпера подсёк, его друг выскочил, себя показал, немец в друга, а наш в немца попал. Ах, да, да где же этот мудак?
- А, вот, что–то есть – выдохнул Мишка, не отрывая взгляда от изделия для обнаружения снайперов.
- Засёк?
Я глянул в свой прибор и как гончая, учуявшая след, напрягся. Сердце забилось сильнее: я его чуял, я каким – то подсознанием знал, что сегодня мы его снимем.
- Как ты думаешь, он не один?
- Отработаем? – не открывая губ, спросил Мишка.
- Опасно, я пошарю ещё, может ещё, что разгляжу? Хорошо маскируются гады. Одна с нами школа, сами научили.

 Судя по прибору, оптика у чеченского снайпера была супер мощная и, по-видимому, забугорная. От ствола дерева еле заметно, отделилась кора, покрытая мхом. Если это был человек, а не ходячее дерево, то передвигался он как – бы как скользил, ежесекундно замирая. Выдавала его несхожесть с природой только бесшумная винтовка ВСК–94. Время напоминало о себе всё больше увеличивающейся жарой.
Я поймал, поймал в сетку прицела «окулиста», он замер и присел на колено. Не отбрасывая с лица маскировочной сетки, поднял бинокль. Винтовку положил рядом в густую траву.
- Ну, чё, стреляем? – спросил Мишка, целясь из ВВС в голову «окулиста»
- Далеко.
Отозвался я.
- Тысяча двести метров, подождём, пока не спустится чуть ниже позиции, на противоположный склон.
 Ну, вот и дождались. Цель плавно входила в перекрёсток оптических прицелов. Одновремённо щёлкнули выстрелы моего « Барс–4» и Мишкиного ВСС. Грохота особого не произвели. Только птицы с криками взлетели с деревьев.
- Посмотрю.
- Осторожно. Ладно, ползи, вроде не шевелится.
 
 Я пополз к снайперу, там, где должна была быть голова, взялся за сетку, чтоб её откинуть.
- ****ь, сука, в мозги вляпался.
Меня начало рвать. На моих пальцах была скользкая кровь и светлая жидкость. Вытирая пальцы об траву, в то же время блевал возле убитого. Подполз Мишка.
- Ты что, что с тобой?
- Вляпался, прям в мозги, пол головы снесло, одна борода торчит.
 Мишка посмотрел под сетку.
- Ну да, я же этими стрелял, а что тебя рвёт?
- Не привыкну никак к крови.
- Зачем первый смотрел тогда?
- Привыкнуть надо бы, вот и привыкаю.
- Ну–ну, изляпался в блевотине теперь.
Мишка начал обшаривать «окулиста», если конечно это он.
- Нож, это я себе возьму. Глянь, а форма, американская. С нами целуются, а этих гадов одевают и снабжают.

 Я сидел спиной, и всё вытирал пальцы об траву. Мишка по–хозяйски распоряжался имуществом убитого.
- Сапоги класс, у тебя размер какой? Коран, ну это мы при нём оставим. Винтовочка забугорная. Всё, пошли.
- Миш, пойдём к дому, простирнёмся в ручье, немного обсохнем, да к себе. Я вон, тоже, пока лежал, так сать захотел…, воняет теперь, не явлюсь же такой?
 Мы пошли к заброшенному дому.
- «Окулист» бы это был.
- Увидим, если тихо будет, значит, он.
 Мы простирнулись в ручье и сами немного искупнулись, всё разложили на траве, перекусили тушенку, набрали во фляжки воды. Сидим голые у той же стены, греемся на солнце, одежда лежит перед нами, сохнет. Трофеи и наше всё лежит рядом. Мишка рассматривает ножик снайпера, присмотрелся к ручке.
- Глянь, тут что–то написано.
- У них все мужики с ножами, ребёнок родится, а ему не игрушку в руки дают, а нож. Это нам ещё литераторша объявила, когда проходили « Кавказский пленник».
- Лёха, пошли, хватит, по дороге обсохнем.
- Да мокрое всё ещё.
- Пошли, пока дойдём, обсохнем. Смотри, сколько у него зарубок на прикладе, вот гад…

Мишка остался в палатке, он спал. Я пошёл просто прогуляться к нашему БТРу, посидеть в тишине и одиночестве там. Мишка, если проснётся, он знает, где я, это наше место уединения. Наверно наша специальность делает такую привычку, быть в одиночестве долго и уже люди начинают раздражать.
- Ой, девчонки, а Вы откуда?
 Передо мной стояли две девушки, обоим по двадцать примерно, а может и чуть больше. Одна была по светлей, худенькая и с короткой стрижкой. А другая с распущенными тёмными волосами чуть ниже лопаток.
- Здрасте, а мы тут лейтенанта Юдаева хотим повидать.
- А нет тут такого.
- Это.., мы из полевого госпиталя, тут не далеко, он у нас лежал, он сказал, что здесь пока будет.
- Да я всех знаю, здесь нет такого, это Вы девочки.., а–а, он мог обмануть?
- Нет, он не мог обмануть, он серьёзный.
- Ну–ну, так всех знаю ведь, нет такого.

Девочки, не отступали, они пришли сюда за три километра, накрасили свои глазки и вдруг…
- А как Вы тут так спокойно ходите, а бандиты?
- Их пограничники отогнали, их пока здесь нет.
- Снайпера есть из местных.
- Так снайпер может и на территории госпиталя убить. От снайпера никуда не деться.
- Девчонки, а давайте в БТРе спрячемся? А? Тут так уютненько, а я Мишку друга позову, он классный парень. Посидим хорошо.
- А Юдаев?
- Ну, нет такого, не–е–ет. Давайте, ну давайте, залазте, а я сбегаю.
- Мы тут подождём.
- Да Вы что, ещё кто увидет, обидит, изнасилует. Мужики то здесь все голодные. А мы с Мишкой парни стоящие, не то, что вруны Юдаевы. Ну, вот и ладненько, давай залазь.
- А тут змей нет?
- Нет, откуда?
- А он не поедет?
- С него снято всё, один корпус, он брошенный.
- А тут ещё потом и бензином воняет.
- Ну да, потели здесь и ездили тоже. Ну, я сейчас, туда–сюда.

Я помчался со всех ног в палатку. Растормошил Мишку.
- Пошли, там, в БТРе тёлки две, потрахаемся.
Мишка бежал за мной, на ходу одеваясь.
- Откуда они?
- Сестрички с медсанбата, моя тощая, а твоя пожирней, ладно? Мне худые нравятся, я же их нашёл?
Мы буквально влетели в БТР. В грязном БТРе, на против друг друга, сидели две девчонки. Та, что худенькая, к ней тут же подсел я, а что с длинными волосами, возле неё сел Мишка.
- Ну, вот и мы. Давайте знакомиться. Лёня. Миша.
 Ответила что возле меня.
- Таня, Наташа.
- Вот и ладненько. Миш, ну ты чё, как не свой, ближе к Наташе сядь.
 Мишка к ней придвинулся.
- Вот я не пойму, ну ладно, мы – мужики здесь, а Вы то почему?
- А мы в госпитале работаем.
- Понятно, но тут могут тётки работать, ну что Крым и рым прошли, которым всё по херу мороз, а Вы то что?

- Какой ты Лёня любознательный. А может мне не хочется такие подробности Вам рассказывать, знать, Вас не знаем и вот тебе, всю душу на распашку, так?
- Тань, ну ты если не хочешь, то можем сразу к делу…
 Заговорила Наташа.
- Почему, я могу рассказать, но наверно не интересно будет, это надо пережить, так не поймётся.
- Мы понятливые, если бы знали, какого снайпера сегодня сняли, да нам героев за него дать надо и памятники при жизни, аллеи нашими именами назвать.
- А Вы – снайперы?
- Мы – охотники за снайперами. Миш, ну что ты молчишь, разговор поддержи?
 
 Начала говорить Наташа.
- Я когда в школу пошла, я пошла одна, без цветов, без никого. Мама в эту ночь дома не ночевала, а папа с бутылками к восьми побежал в пункт приёмный сдать. Моя соседка увидела, что я иду в школу первого сентября, да, подозвала к штакетнику, нарвала мне огромный букет из крупных георгинов и пошла со мной в школу. Я его сразу заметила среди всех. Вова был самым маленьким среди мальчишек.
 Не отрывая глаз с Наташи, слушая, я залез рукой под Танину майку, начал трогать груди. Маленькие, но меня больше интересовали не они и не сама Таня, а то, что было в джинсах.
-Он быстро всех перерос и очень многим девочкам начал нравиться. Учился тоже очень хорошо. Я старалась на него не смотреть, куда мне, еле перехожу из класса в класс, учителя по жалости и махнув рукой, просто ставили тройки, даже меня не вызывая к доске. Да и дочь алкоголиков, а у него папа офицер в тюрьме, а мама директор текстильной фабрики. Куда мне? Сплошные минусы. Он красивый, высокий, я маленькая, простая. Ну, куда мне?

 Моя рука уже была в трусах Тани и нащупала тёплую, мягкую щетину. Палец мой ощутил мокрое, я тут же вспомнил, как этим же пальцем залез сегодня в мозги «окулиста», то же тёплое ощущение, но тут же постарался мысль эту отогнать. Всё, Танька готова, трахай хоть сейчас. Мы лежали уже с ней, на одеяле, что было постелено уже кем–то до нас. Лежали и целовались, а та дурочка всё Мишке на уши лапши вешала, про школу рассказывала:
- А он именно на меня обратил внимание, это где–то в классе четвёртом было, так открыто ухаживать стал, и что только не делали родители его, учителя, чтоб нас разлучить, ничего не подействовало, так любил! Он такой самостоятельный и настойчивый оказался. В пятом классе я с ним пролетела. А моим родителям было всё равно. У отца цирроз печени и он вскоре умер, а мать другого мужика, тоже алкаша приняла. Мужик этот хотел со мной сожительствовать, такие намёки были, а я Вовке рассказала, тот его встретил и пригрозил убить, если пальцем тронет. А матери рассказала, та ещё поругала: сотрётся? После восьмого класса мне вручили аттестат, и…, может Вам не интересно, может не надо рассказывать?
 
Мы уже во всю трахались с Танюхой, а Мишка отвернул лицо к Наташе и старался её слушать, он стеснялся на нас смотреть.
- Ой, да что ты, мне очень интересно, ты Наташа на них не обращай внимание. Лёха, он давно женщину не имел.
- А ты недавно имел?
- Я, я считаю, что это должно быть, особенно первый раз, по-любви.
- Тебе действительно интересно?
 Мишка молча кивнул.
- У нас тут водичка припрятана в бутылке, ты пить не хочешь?
- Можно.
 Мы сели с Танюхой опять напротив их, Танька была без трусов, и расставила ноги, прям напротив Мишки.
- Ну, Миша, теперь ты? Наташка, ну ты чё, ребята голодные.
- Я хочу послушать дальше.
 Я к нему обратился:
- А ты Миша, у нас не девушка случайно ещё?
- Да пошёл ты…
- Тогда вали Натаху и вперёд, чего сказки слушаешь? А можем поменяться? На Танюху если встало, так я не жадный?

- Рассказывай дальше.
- Я буду рассказывать и потихоньку раздеваться, ладно?
 Мишка молчал. Наташа сняла майку, и она оказалась не такой уж и полной,
худенькая, но груди! Они были как спелые яблоки. Мишка старался смотреть Наташе в лицо, но глаза невольно сами опускались к грудям.
- Я пошла после восьмого в училище медицинское, там не добор был и от дома не далеко, а Вова десятый закончил, и его отец быстренько сплавил в Ленинград в училище военное учиться, от меня подальше. А у нас любовь была, мы вместе жили, ну спали в смысле. А в разлуке он наверно там встретил кого, реже писать стал и потом вообще написал: прости, встретил другую и всё в том духе с пожеланиями. Я его люблю до сих пор безумно.
- Миш, ну ты что, как не родной, девка перед тобой голая уже, а ты хоть бы полапал?
Наташа сидела в одних трусиках.
- Рассказывай Наташа, мне интересно.

 Мишка её хотел, но это убеждение «по любви» не давала ему действовать свободно. У него было несколько случаев, где он мог расстаться со своей «непорочностью», но это «по любви»… Наверно когда – то мать его ему это сказала, он забыл, что мать, но не забыл, что она сказала? Засело в голове, как мораль, закон, табу?
- Я люблю его до сих пор, и как узнала, что Вова после училища и сразу в Чечню попал, решила так: его ранят, он откроет глаза, а я рядом, в такую трудную минуту рядом, он всё поймет, и мы опять будем вместе. Я пошла в военкомат и подписала контракт.
- Наташа. Зачем ты это сделала? Тут война?
- Да, а вот этот Юдаев, он так похож на Вову, так похож. Я так подумала, уж если не Вова, так хоть с похожим быть, а? Ты не стесняйся, тебя могут завтра или даже сегодня убить, а ты даже женщину не попробовал, не обидно?
- Обидно, ещё как обидно.

 Наташа взяла ладонь Миши и положила её на свою грудь, так и держала свою сверху, а другую ладонь положила на брюки поверх члена, чуть придавила. Руки у Миши стали трястись, руки снайпера и вдруг затряслись, Его через мгновение затрясло всего. Мы с Танюхой решили акт повторить, и уже целуя меня всё ниже, подбиралась Танька, массируя член, к нему губами. Мишка раздевался, а Наташа ему помогала, он на ней. Мы совершенно голые все, это как сон. Кто знал, что сегодня по мне утром ползла змея, а сейчас, ползает и обцеловывает женщина, кто знал? Наташа лежала под ним, она подняла растопыренные ноги, и Мишкин член опустился в неё. Он был потен, тело раскраснелось, и весь дрожал.
- Я тебя люблю Наташа.
 Услышав эти слова, Танька и я уставились на них. Наташа молчала.
- Теперь ты моя и только моя. Ты самая чистая женщина в мире, ты – святая.
 Танька захохотала:
- Эта святая, как мама Тереза, всех жалеет. По её понятиям, всех завтра убьют и надо пожалеть. Ха–ха–ха.
- Не смей, это твоя подруга, зачем ты так, Таня? А–а–а …, а–а–а,
Наташа–а–а–а…
 
Мы стояли возле БТРа, Мишка с Наташей стояли на другой стороне БТРа. Всё было слышно и хорошо.
- Наташа, я понимаю, это ты меня пожалела, да?
- Да.
- А чувств, что, никаких, да?
- Нет.
- Наташа, ты ни такая, ты ни такая, я это чувствую. Будь со мной всегда, всю жизнь, я это понял на тебе. Что хочу секс только с тобой и всё.
- Как ты красиво говоришь, но я боюсь, что не смогу тебя полюбить, ты не похож на Вову.
- Забудь этого подонка, забудь, я и не хочу на эту мразь походить, - вскричал Миша, - он тебя использовал, ещё ребёнком использовал, воспользовался тем, что ты никогда не видела от своих родителей любви и потому так открыто отдалась ему.
- Нет, он не такой.
- Подонок он, я рад, что на него не похож. Я бы этим никогда не воспользовался.
Танька подала голос с другой стороны БТРа:
- Миш, а сейчас, что было, сервис в пяти-звездном отеле?
Послышался Наташин голос:
- Заткнись, отойдём отсюда на пол километра, поговорим.

- Миша, понимаешь, если даже мы сейчас и повстречаемся, привыкнем к друг другу, как ты будешь относиться ко мне, после такого в БТРе? Как?!
- Это война, война, и мы встретились на войне. А тут свои морали и законы, там другое. Там ты будешь жить у моих родителей, я им напишу, и ты приедешь к ним, ты меня дождёшься. У нас дом рядом с речкой, деревня красивейшая, там даже как–то фильм снимали, так красиво. Они тебя как дочь родную примут. У них кроме меня никого.
- А как деревня называется?
- Нефёдовка.
- У моей матери сожитель был Нефёдов.
- Наташа, прерви контракт? Езжай к нашим?
- Миша, я – шлюха.
- Не–е–ет, ты не шлюха, я тебе сказал, ты – святая. У меня сестра двоюродная - шлюха, в деревне одна живёт шлюха, ещё встречал шлюх, так их в разведку брать можно, ничего не расскажут, а творят, бумаги не хватит описывать. Они ничего о себе никогда не рассказывают, шлюхи. А ты всё рассказала.

- Нет, Миша.
- Почему нет? Почему нет, почему ты любишь подонков, а когда тебе нормальный парень замуж предлагает, то нет? Почему? А–а, ты любишь высоких, ведь твой был самый высокий в классе, так? Но мне ведь всего двадцать два, а парни ростут до двадцати пяти. У меня уже рост метр семьдесят шесть, вытянусь до метра восьмидесяти, обещаю. Турник во дворе стоит, ногами вниз часами висеть буду, Натаха?!
- Нет.
- Что ты боишься?
- Я боюсь тебя не полюбить.
- Ты полюбишь меня, у нас не будет больше секса без любви, пока ты не полюбишь, я тебе обещаю. Знаешь, может так получиться, что мы с тобой сейчас расстанемся, а потом я буду о тебе всю жизнь думать, не смогу забыть, буду искать и найду. А ты живёшь с другим несчастливо и не уйти, дети. Да, дети, а если ты сейчас беременная, вот в БТРе подхватила, что? Мой ребёнок будет при живом отце без отца рости, или чужой дядя его любить будет, так?

- За это не беспокойся, я с детства на холодном голом полу сидела жопой, у меня такое воспаление, пару лет лечить надо.
- А у нас в больнице и вылечишь, и работу найдёшь. Там сёстры всегда нужны. Ведь так может случиться, что ты меня забыть не сможешь, а?
 У Танюхи уже начало теряться терпение всё это слушать, нам уже и целоваться, и лапаться обоим надоело, хоть опять лезь в БТР.
- Тань, может, полежим в БТРе опять, пока эта куражится?
- Нам идти надо. Натаха, идти надо, кончай ему лапшу вешать, а? Миш, ты меня поуговаривай, я тебе без всяких обещаний обслужу.
- Я ей не вру, я серьёзно.
- Знаем, знаем, у нас таких серьёзных целый госпиталь и все влюблены, и все жениться хотят, а потом как этот Юдаев. И ведь все не женаты, от солдат, до генералов.
 
Я прижался к Таньке.
- Оставь их, дай поговорить, пойдём на одеяльце, пойдём в БТР?
 Миша продолжал:
- Наташа, ты знаешь, а ведь может так получиться, что ты меня забыть не сможешь, может ведь так быть? Подумай девочка? Прерви контракт? Послушай меня?
- Нет, как прервать, знаешь, тут медсестёр так не хватает, мы все уже как мухи сонные ходим, я наверно за всю жизнь не высплюсь. Как я всех брошу?
- Ну, тогда, жалей только меня и никого больше? Не слушай никого, обманывают тебя, не убьют их завтра.
- Нет, нам идти надо. Опустилась я уже до БТРов, а ты меня замуж, нет. Тем более за тебя, с которым в БТРе.
- Я ведь тебя уговорил, ты забыла? Я ведь тебя уговорил? Наташа? Ты ведь и ни хотела, это я тебя уговорил?
- Но, уговорил ведь? Мы пошли. Тань, пошли.
 Мы все вышли на тропинку.
- Проводим Вас?
- Нет, сами.
- А если снайпер?
- Вы его сегодня убили.
- Наташа, подумай, последнее слово за тобой.
- Нет, нет Миша, нет.

- Где Вы были, тут нового, лейтенанта Юдаева, в глаз правый, «окулист» жив.
- Как жив?!

Мы устроили засаду. Мы лежали, сидели, спали по переменки уже трое суток, и вот, где–то в пять утра, Мишка меня разбудил, я придрёмывал.
- Лёнь, смотри, пацанка бежит со стороны села.
- Где?
- Да вон, бежит странно, прячется за кусты.
- Да–а–а, в руках ничего вроде нет.
- Глянь лучше, как нет?
- ****ь, винтовка! На нас бежит, подпустим ближе.
- Куда ближе, она нас учует, это же…
- Та–а–а–к, девочка, ближе, ближе. Где она? Вон, притаилась, сейчас к тому кусту побежит, и пальнём. Давай…
- Сидит сука, учуяла, поди?
- Отдыхает. Коленку видишь? Как рванёт, так снимаем.
 Вот. Она выскочила и только успела встать на ноги, как опять упала на спину. Попали в сердце. Рядом лежала её винтовка.
- Смотри, глаз.
 На прикладе был выцарапан глаз. Мы в оба голоса проговорили:
- Она!

Миша сел рядом, «окулиста» убили, и теперь было облегчение, особенно этот, то есть эта снайпер убила много наших ребят, особенно за ней мы гонялись так долго, даже не подозревая, что гоняемся за девкой. Миша сидел рядом и, задумавшись, спросил:
- Лёнь, что мы тут делаем? А? Тут даже дети против нас воюют, она ведь ребёнок, смотри в лицо, ребёнок, а?
- А что они там у нас вытворяют, а? Зачем лезут на нашу территорию, а? Философ…
- Куда ты её потащил?
 Я её тащил за ноги волоком по траве.
- А вон на ту муравьиную кочку головой положу, пусть обглодают, вон, сколько засечек на прикладе. Сука!!!
Я плюнул ей в окровавленную грудь, что походила на большую дыру с месивом. Меня не тошнило, была только ненависть, в эту минуту у меня была ненависть ко всему бабскому роду. Убил бы всех!
- Ты опять стрелял этими?
- Этими. Лёнь, ну зачем мы здесь, укрепили бы с ними границу так, что мышь не проскочит, да и пусть тут сами себя режут по традиции?
- Кремль спроси…

- А–а, ну что, ребят, сняли? А винтовочка–то вся в зарубинах, о –о, да ещё с глазом? «Окулиста» сняли, молодцы. Да, Миш, тут две из госпиталя были, тебя одна из них спрашивала, такая сероглазая с волосами посюда. Вчера были.
Мишка рванулся в сторону БТРа и там же тропинка к госпиталю, он бежит, а я за ним. Он орёт во всё горло:
- Наташка, она, она решилась, Наташка!
Ладно, побегу за ним тоже, мы ведь с ним везде в паре: снайперов в паре снимаем, баб тоже. А вдруг Танюху увижу, где–нибудь, среди белья на мешках даст? А вдруг? Война, она же штука такая, убить могут.

2005

Очень хорошее произведение по теме, рекомендую: http://www.proza.ru/2010/12/21/954