Экскурсия

Михаил Аллилуев

Экскурсия

 Смешной народ – эти спортсмены. Ну, чисто дети! Впрочем, детьми, в пяти- шес-ти- летнем возрасте они приходят в спорт, в настоящий, профессиональный. Все жиз-ненные ценности, взгляды, ответственность, заботы теперь у них уже взрослые. Шко-ла уже заброшена: тригонометрия, Толстой, Достоевский, Менделеев, пестики, ты-чинки: всё это им, чаще всего, неизвестно. Интересы иные, спрос с них другой, взрос-лый, строгий: режим, трехразовые ежедневные тренировки, изматывающие нагрузки, сборы, турниры: всё это не оставляет времени ни на школу, ни на друзей, ни на лень, ни на баловство. Им спать нужно ровно столько, сколько для лучшей спортивной формы надо, и кушать не всякую мамкину вкуснятину да сколько хочешь, а чётко расписанное меню и в предписанных количествах. А если всё не так, то ты и не спорт-смен, не профессиональный спортсмен – так, физкультурник, дилетант, не заслужи-вающий внимания.
 Повзрослев и оставаясь в профессиональном спорте, они много зарабатывают, особенно в игровых видах спорта. Но если сопоставить их краткий период зарабаты-вания -10-15 лет, с нашим трудовым стажем в 40 - 45 лет, то доходы сопоставимы. А вот пережить невостребованность свою - в тридцать пять лет - куда, труднее, чем в шестьдесят пять. Профессиональному спортсмену, закончившему карьеру, после пье-десталов, фотографий на обложках, звёздных тусовок - вдруг попасть в унылое стойло обывателя с ежедневными воспоминаниями и приглашениями «обмыть» – это очень жёсткое испытание на излом, на прочность. Изнурительные тренировки вдруг отзы-ваются болезнями, изношенностью организма. Жизнь их заканчивается очень быстро – как у кометы, яркая, но краткая.
 Раньше спортсмены зарабатывали меньше, но тренеры, клубы воспитанием их, устройством в жизни занимались больше. В музеи водили, на экскурсии, в ВУЗы их проталкивали, артистов, учёных к ним приглашали, всей командой в театры, на кон-церты водили.
 Сейчас не цацкаются, в профессиональном спорте царит жесткий нал: игроки – играть, менеджеры – маклевать, тренеры – тренировать, да за результаты головой от-вечать, начальники – лавры пожинать, шишки получать, деньги выбивать, в бане оха-живая березовым веничком спинки их благородий генеральных директоров, губерна-торов, председателей советов директоров, мэров. Жесткая конкуренция, закон джунг-лей!
 Спортсмены же в этой жизненной игре – простые оловянные солдатики, средство для достижения целей. Мне жаль именно их, как обманутых детей. Душой ведь они так и остаются навсегда мальчишки и девчонки - эмоциональные, задорные, доверчи-вые и наивные – чистые дети…

* * *
 В августе шесть хоккейных команд приехали в наш город на предсезонный тур-нир. Опекающий спортсменов профком завода, решил вспомнить былые порядки, ор-ганизовать им экскурсии по заводу, по городу. Для этого и направил от каждого из ос-новных производств ВАЗа по одному общественнику. От металлургического произ-водства послали меня, а команда мне досталась одна из лучших в высшей лиге - «Урал».
 Главный тренер этой команды Вишняков такой профкомовской заботе не возра-довался, заявил мне, что они приехали биться за кубок, а не культурной программой наслаждаться. Потом, немного подумав, смягчился: « Чтоб не обижать хозяев, у нас есть часа полтора-два, на нашем автобусе мы с тобой по городу прокатимся, ну, на за-вод заедем, там по конвейеру пробежимся. И это - всё! Во все остальные дни ты нам не мешай, мы будем на базе и на площадке, как марафонские лошади пахать. Ладно?»
 Мы сели в автобус, мне дали микрофон, и я прогундел, не рассчитывая на боль-шое внимание: «Посмотрите налево…, посмотрите направо…, средний возраст жите-лей нашего города…, гигантская строительная площадка более пятисот гектаров, сот-ни километров конвейеров, тысячи наименований деталей, восемьдесят две нацио-нальности, новый подход к решению градостроительных проблем…»
 После этого толпа из тридцати рослых парней вошла в главный корпус автозаво-да. Я рассказывал о скорости конвейера, вдоль которого мы шли, графике сдачи через каждые двадцать две секунды готовой машины. Интерес, как мне показалось, был проявлен не столько со стороны спортсменов к заводу, производственному процессу, приводимым мной цифрам, сколько со стороны работавших на конвейере женщин - на нашу компанию высоких и статных молодых мужчин. Одеты они были модно и акку-ратно, все рослые, подтянутые, мощные. Лишь для контраста до плеча им не дотяги-вали я, главный тренер Вишняков, да защитник Даймухаметов.
 Выйдя из проходной, главный тренер проводил в автобус хоккеистов, пожал мне руку и пригласил на игры команды. Мы расстались, как я думал, навсегда. У меня бы-ло много других забот, во Дворец спорта на игры турнира я и не сходил-то ни разу. Через неделю из местных газет я с удивлением узнал, что хоккейный турнир выиграла команда «Урал» во главе с главным тренером Вишняковым, а лучшим защитником турнира был признан коротышка Даймухаметов. На секунду я пожалел, что не по-смотрел их игры, но потом забыл о команде, о хоккее и спорте вообще.
 Прошёл год, вновь прибежал август и притащил за собой новый хоккейный тур-нир на призы Волжского автозавода. И снова наш производственный профком в это время начальственных отпусков, послал меня шефствовать над командой хоккеистов. Я вновь приплёлся в кабинет директора Дворца спорта, отметился у деловой секре-тарши, и присел в зале ожидать своей участи.
 С официальным приветствием и напутствием ко всем собравшимся обратился главный организатор турнира, а затем вновь стали распределять по бумажке шефст-вующие за командами производства. За сборочно-кузовным производством – команда «Динамо», за механосборочным – команда «Урал», за прессовым производством – «Салават»… При этом представители производств – мои коллеги - вставали и, встре-тившись глазами с главными тренерами команд, кивали, улыбались, подтверждали контакт.
 Вдруг, поднявшийся со своего места тренер команды «Урал» Николай Иванович Вишняков прервал представление шефов: «А почему вы не учитываете нашего мне-ния, кого из шефов мы сами себе хотим? Мне вот никаких механосборочных произ-водств не надо, мне надо - вот это производство, - он ткнул пальцем в меня, - метал-лургическое, кажется».
 О! Такой заслуженный и известный в стране хоккейный тренер, оказывается, зна-ет структуру нашего автозавода и даже его людей! У спортивных и профсоюзных чи-новников возликовала душа. Все загалдели, выкрикивая: «Вот это да! Вишняков – он всегда что-нибудь учудит. А ведь так понемногу и складываются турнирные тради-ции!» Нас с Вишняковым подвели друг к другу, хлопали по плечам, улыбались, даже аплодировали. Сразу же переписали официальные бумаги. Правда, всё это происходи-ло под настороженно завистливыми взглядами остальных тренеров. Особенно подоз-рителен был тренер нижегородского «Торпедо», у которого отобрали какое-то уж очень желанное металлургическое производство, а ему дали «явно неходовое» меха-носборочное. Разошлись все шумно.
 Вишняков завел меня в большую раздевалку, где была команда, и напомнил всем прошлогоднюю победу, а потом сказал, что и шефов он выбил тех же, что и в про-шлом году. Все игроки подходили ко мне, здоровались, похлопывали по спине и по плечам своими большими натруженными ручищами. Защитник Даймухаметов даже обнял меня, как старого знакомого. Я был в центре внимания, шутил, хлопал спорт-сменов по рукам, выше локтя-то не получалось – уж больно рослые ребятки – гулли-веры, до плеча и не достанешь.
 Я, в общем-то, понимал, что стал просто прихотью, суеверием, талисманом ушло-го тренера Вишнякова и его команды, но ведь талисманом - удачи, символом спортив-ной победы и счастья команды. Эдаким олимпийским Мишкой, а было это – приятно, черт возьми!
 Договорившись о завтрашней встрече и поездке на экскурсию, я ушёл домой, но уже с сувенирами – настоящей хоккейной клюшкой, и в просторной вишнёвой фут-болке с номером «10» на спине и гордой, белой надписью на груди - «Урал».

* * *
 Утром следующего дня я пришел к Дворцу спорта и ждал у стройных парадных ёлочек своих гостей. Пришелестел и пшикнул, отдуваясь и любезно приглашая меня вовнутрь, в кондиционированное чрево, породистый автобус «Мерседес». В салоне пахло кожей и дорогими дезодорантами. Улыбаясь, встретили меня тренер и команда. Я тоже был рад видеть седовласого тренера Вишнякова, загорелое лицо которого из-бороздили шрамы и хитренькие морщинки, а крупный мясистый нос - приплюснут давним переломом. Рад был защитнику Даймухаметову с роскошными смоляными усами и умными, антрацитового цвета восточными глазами. Приятно было видеть большого, уютного и чуть неуклюжего вратаря, который представился просто и неза-мысловато – Василий, а рука моя утонула в его громадной ладони, мягкие подушечки которой, были не просто велюровы на ощупь, но и профессионально ухватисты. Поса-дил меня с собой, могучий капитан команды с пиратским шрамом через всю щёку, и с зовущей на подвиги фамилией – Сабашников.
 Вишняков распорядился водителю ехать на завод, а сам повернул вращающееся кресло к нам с капитаном и начал рассказывать о прошедшем сезоне. О том, что за-вершили они его достойно, провели несколько очень хороших игр, пригласили много молодёжи, финансируют их сейчас охотнее, словом: команда на подъёме. Прошлогод-няя победа в тольяттинском турнире им очень помогла, рассчитывают на хороший ре-зультат и сейчас.
 Я сделал понимающее лицо, в такт словам одобрительно кивал. Надо потерпеть, выслушать всё то, что люди считают нужным сказать, принимая меня за важную пти-цу. Хотят отчитаться, подвести итог и поставить задачу. Мне же следует поддержать реноме нашего города, проводящего турнир, завода, финансирующего эти соревнова-ния.
 Мы подъехали к проходной, а тренер закончил свой «годовой отчёт».
 «А давай-ка ты теперь по-своему нам завод покажешь, ты ведь знаешь его хоро-шо. Что мы будем опять вдоль конвейера бродить, наверное, что-то интереснее есть?»,- предложил Вишняков. И мы вошли на конвейер, но только с противополож-ной стороны, с финиша.

* * *
 Три больших ручья главного конвейера дружным индустриальным водопадом выливали на брусчатку пола плоды труда многочисленной армии автостроителей. Це-пи подвесного конвейера мерно цокали и напоминали стук падающих костяшек доми-но, только непрекращающийся, вечный. Оранжевые штанги, бережно, под плоский животик, поддерживали автомобильный кузов, свое детище, которое на протяжении всего длинного пути развития из кучи железяк и пластмассы преображалось в новое живое существо – автомобиль. Теперь эти штанги осторожно расходились в стороны, и очередное блестящее и сияющее дитя вставало на ноги, на колёса. «Новорожден-ный» вздрагивал, и первый раз в жизни вздыхал, выбрасывая позади себя черненькое облачко дыма. Ожидалось, что сейчас откроется маленький ротик, и мир огласится первым криком младенца. Но младенец был не человеческий, а автомобильный и он, тихо урча, срывался с места, заезжая на рольганги, бодро проверял свои колеса, про-тирал глаза-фары и уезжал, превращаясь в скучное «средство передвижения, предмет продажи, техосмотра, штрафов ГАИ» и всей рутины жизни. Волшебный и волнующий процесс рождения новой жизни на этом завершался, но хотелось вернуться к ручьям-водопадам главного конвейера и вновь, и вновь смотреть на таинство рождения новой жизни.
 Слушали спортсмены меня теперь внимательнее. Останавливались, разглядывали комплектующие детали, расспрашивали, доставали из открытых контейнеров и верте-ли в руках всякие болтики, шайбочки, ролики, накладочки, молдинги, финтифлюшки.
 Мы шли вдоль первой нитки сборки, вдоль нескончаемого каравана рыжих кон-тейнеров, периодически заменяемых урчащими жуками-погрузчиками. Вокруг буду-щих машин сновали сборщики, как правило, женщины в комбинезонах, с кожаными фартуками, и - словно рота почётного караула – в белых перчатках. С разных ниток конвейера слышался глухой перестук резиновых молотков, истерично взвывали гай-ковёрты, шипел сжатый воздух, привычно и уютно постукивали костяшки-домино подвесного конвейера. Пахло искусственной кожей, минеральными маслами, новыми пластмассами, клеем и казённо кондиционированным воздухом.
 Вратарь Василий подошел, по-доброму и заинтересованно, с высоты своего ги-гантского роста посмотрел на молоденькую сероглазую девчушку - сборщицу. Он на-клонился к ней, что-то выясняя и спрашивая. А она, одетая в беленькую футболочку и обтягивающий ладную фигурку комбинезон, расцвела и бойко защебетала, польщен-ная таким вниманием. Что уж там насобирала за время их разговора эта работница конвейера, не знаю, но на хоккей она обещала прийти. Вася доложил об этом всей ко-манде с гордостью.
 Критически настроенный ко всему сделанному в России, Сабашников, громко раз-говаривал с Даймухаметовым, но так, чтобы его услышали и тренер, и команда, и я.
- Ездил я на своей «мерседусе», и не променяю её ни на какую отечественную машину. Вы только посмотрите на рабочих, собирающих лучшую в России ма-шину: это же смех, одни женщины да допризывники неумелые. Ну, какое тут качество будет? Как на кухне пирожки, пельмени с грехом пополам варят-парят, так и тут. Мужиков-то нет, вдумчивости, работы мысли, анализа нет. Так мы и будем на этих консервных банках, продающихся с набором болтов, всю жизнь ездить. Никогда нам не сравняться с «Тойотой», «Фордом» и «Мерседесом».
 Говорил Сабашников убедительно, напористо, зло. Вся команда одобрительно ки-вала, иронично улыбалась, свысока поглядывала на сборщиц, а ещё на Ваську, кото-рый был не согласен с этими обвинениями (его-то необъективность к сборщицам, особенно – сероглазым, можно было понять!), да ещё на меня, как отвечающего за весь завод.
 Какие такие веские аргументы были у Васьки? Тонкий стан, длинные ноги, упру-гая грудь под футболкой своей пассии-сборщицы, её вьющиеся по плечам русые воло-сы, и, бьющая наповал, глубина тёмно-серых глаз с поволокой? Конечно, это были сильные аргументы, но действовали они строго избирательно – только на Василия. Для всех остальных они были не так убедительны.
 Доброе имя завода надо было отстаивать. И я, рванулся в продуманную атаку, это мне так показалось. Начал свои возражения спокойно, но напор всё усиливал, волне-ние от несправедливой оценки, конечно, выплёскивалось через край.
- А что вы имеете против женщин на конвейере? Там где нужна физическая сила, технически рациональное мышление – там у нас работают мужчины. Это, на-пример, место сборки, где встречаются почти готовый кузов, с малым механо-сборочным конвейером, на котором подходят мотор и шасси. Вот смотрите, ре-бята здесь сильные работают, и техника здесь, не в пример остальным участкам сборки, сложней. А остальная сборка легкового автомобиля - физически не-сложная работа, но она требует ловких и чутких пальчиков, тщательной и точ-ной установки, проворной работы. И, самое главное, это размеренное тщание, небольшое, но длительное напряжение и коварная монотонность, которую надо сбить неравномерным движением конвейера. Вам эта неравномерность неза-метна, но над этим много думали и рассчитывали инженеры из службы эргоно-мики.
 Мужчины здесь чаще работают наладчиками, ремонтниками, а ещё в других производствах – тяжёлых и вредных. Монотонная работа на сборочном конвей-ере нам, мужчинам, зачастую не по плечу. Конвейер, как домашнее хозяйство, однообразен, подвигов тут не надо.
Стараясь перекричать шум главного конвейера, я остановился между сборочными нитками, отдышался немного и продолжал:
 Пельмени мы все любим кушать – в нежном тесте, да с сочным фаршем, а? Но лепить их сотнями - кто из нас любит? Ну, что стоит один пельмень слепить, тьфу! А пятьдесят, а сто, а тысячу? Вот к чему оказывается непригодны наши сильные, мощные, но и неуклюжие руки, пальцы толстые, как сардельки, кула-чищи - неуёмные. А работа на конвейере - это вам не тысячу пельменей слепить. Машин надо собрать две с половиной тысячи в день, и так каждый день, и меся-цами, и годами, и десятилетиями!
 - Вот, сколько ты на конвейере уже стоишь, тёть Вера? – обратился я по ходу нашего неспешного шествия к моей давней знакомой – пятидесятилетней, дородной женщине. Она улыбнулась мне, по-доброму посмотрела на стоявшую за моей спи-ной команду и, вздохнув легонько, сказала:
- Двадцать два годка, день в день. Я четыреста раз за смену отворачиваю крышки, заливаю в машину тосол, насыпаю порошок и завинчиваю пробки назад. Это моя работа, нелёгкая, конечно. Зато иду по улице – каждая пятая «ладушка» - моя! Издалека мне кланяется, а я на неё поглядываю, как на доченьку. А вы са-ми-то, откуда будете такие отборные? Ах, спортсмены, хоккеисты! Наши, «ла-довские»? Нет? Жалко. Ну, да всё равно, удачи вам, жизнь ваша спортсменская тоже нелёгкая. Тока…
- Чё «тока…»? – насторожился Даймухаметов.
- Пользы от игры вашей не пощупаешь. Я ведь понимаю, что нелегко вам игру отбегать не абы, как, а с пользой. Но день прошёл, игра кончилась, судья насви-стел, и ничего не осталось. Да у многих профессий так, не только у вашей. Тут ничего не поделаешь. Это мы - заводчане, крепко на земле стоим именно пото-му, что вот она – работа наша, потрогать можно, детям показать.
Тётя Вера погладила своей доброй ладонью кузов проплывавшей мимо машины, попрощалась с нами и побежала догонять свою операцию, одну из сотен за день, маленькую, но нужную.
 Я повёл свою команду дальше по линии сборки, показывая громадный объём маленьких, но необходимых, и профессионально выполняемых, операций. Разговор с тетей Верой вдохнул в меня новые силы, а то, что она незаметно, тихонечко по-жалела спортсменов за недостаток их профессии, и при этом пожелала им удачи, превратило их иронию и предвзятый настрой в простое человеческое внимание. Да и рабочий стаж тети Веры в двадцать два года невольно вызывал уважение и по-нимание: это высококлассный профессионал, халтурить не станет. Чтобы усилить это впечатление, окончательно убедить спортсменов в своих взглядах я решил проиллюстрировать эту заводскую картинку на понятном им примере.
- Вы все – здоровые и сильные мужики, тренирующиеся всю жизнь, имеющие сильную дыхалку, выносливые и терпеливые. Но ведь вам почему-то тяжелее играть против московского «Динамо», чем против ленинградского СКА, уфим-ского «Салавата», да и против нашей «Лады»? Это же факт? А почему?
Хоккеисты встали вокруг меня и с удивлением, но и интересом смотрели на само-званного специалиста по хоккею, особенно озадачен был моей речью тренер Виш-няков.
- Да это потому, что «Динамо» играет методично, с традиционно цепкой и непре-одолимой обороной. Сами устои этой обороны, да и всей игры, создавались, бе-режно собирались и культивировались годами, начиная с Аркадия Ивановича Чернышова. Сейчас на площадке новые игроки, но тренеры и руководство ко-манды просто вливают в них всё самое лучшее, что было накоплено в игре Ва-сильева, Билялетдинова, Давыдова, Первухина, Яшина, Николишина. Они все-гда в напряге, никогда не опускают руки, они вот такие затяжные и негромкие пахари, как вот эта тетя Вера – двадцать два года на конвейере крышки завин-чивает. Чтобы противостоять динамовцам на площадке, им надо соответство-вать в традициях, накал чувств и высочайшей ответственности держать всю иг-ру, до финальной сирены. С такой школой они никогда не сдаются и не ломают-ся, а главное, полностью этим напряжением нейтрализуют противника, не дают ему играть в свою игру. Кроме того, у них всегда в составе есть свой Мальцев, который проткнет ваш «Урал» двумя ударами, только двумя, но смертельными, и сделает игру.
 Это я, для примера, назвал вам этих хоккеистов, вы сами лучше меня знае-те – они гордость «Динамо», её золотой фонд. А у СКА или «Нефтехимика» та-ких традиций и такого великого прошлого либо нет, либо растрачены они без-возвратно. Поэтому и рисунок игры нечёткий, штрих-пунктирный. Вот они на-валились, куражик поймали на минутку – другую, и нестойкого противника не просто задавили, а сломали. А в следующей игре – провал. Здесь не физическая выносливость важна, а моральная.
 Настоящий динамовец очень дорожит своим местом в команде, славным её прошлым. Он не может позволить себе доигрывать матч. Бело-голубая форма обжигает ему плечи, бросает его на амбразуру. Не зря они считают себя бело-голубыми: белая кость русского хоккея и голубая кровь тренерского состава. Такого нет ни у вас, ни у нас.
Я переборщил. Перегнул палку. Мои дилетантские, непрофессиональные оценки и высказывания задели за живое и обидели своей поверхностностью, легковесно-стью. А может быть, попали не бровь, а в глаз? Лица спортсменов переменились: покраснели щёки Вишнякова, ощетинились колючками усы Даймухаметова, захо-дили на скулах желваки у Сабашникова. Глядя чуть в сторону от меня, капитан звенящим от стали голосом, произнес:
- Как вы тут машины наловчились бабскими руками собирать, ляпаете, как попа-ло, лишь бы спихнуть, так и «Лада» ваша по-бабьи играет. Кудахчет, причитает в первом периоде, с клюшками, как с коромыслом носятся перед зрителями на-показ, а, как только первую шайбу себе в ворота схлопочут, то истерика начина-ется и никогда уже не могут отыграться, характера мужского нет. Да и тради-ций, про которые ты тут говорил, у «Лады» просто нет – команде лет десять всего. Это красиво сказано про форму: бело-голубые. Поэтому, может быть, и у «Лады» такая же расцветка, но сути она не заменит. Детский хоккей лучший в стране наш - челябинский, да ещё уфимский. И никакое «Динамо» и «Лада» нам здесь не конкурент. А вот готовеньких хоккеистов вы все горазды покупать.
 Главное чего не хватает современным командам – это качества игры. А за него платить надо. Деньги давать надо ещё на мальца в детскую спортивную школу, а уж взрослому игроку и подавно. И тогда от него требовать по полной программе мастерства и качества. Вот «Динамо» и покупает себе кадры гото-вые, а потом уж традициями славится за чужой-то счет. И «Лада» - ни кадров, ни традиций не имеет. Непонятная, несерьёзная команда, старается хорошо сыг-рать, а не получается.
Сабашников ещё попыхтел, было видно, что тема эта волнует его как профессиональ-ного игрока, как капитана, выводящего свою команду на бой, пусть спортивный, но все равно серьёзный, мужской поединок. Силы свои моральные он черпал из своих раздумий, в раздевалке вместе с тренером обсуждал не раз суть этой великой игры – хоккея. Он показал рукой на сборочный конвейер и продолжил:
 Это всё отсюда идёт, от завода, от спонсора. Машину с конвейера столкну-ли, продали, с европейскими комиссиями договорились, что вроде качество у вас отменное, а человек с машиной вашей - сразу на станцию техобслуживания бежит. Гайки надо протянуть, карбюратор отрегулировать, стартер заменить, амортизаторы «Монро» поставить. На ваших-же – скопинских - ездить невоз-можно, брак сплошной, как на шарабане всё громыхает.
Я понял свою оплошность и возразил примирительно команде:
 - Э-э-э, нет! Мы так с вами поссоримся, поругаемся, настоящего завода – круп-нейшего в стране производителя автомобилей вы не увидите. Это я не прав был, когда говорил, что традиции в команде определяют всё. Вот, капитан пра-вильно заметил, что у «Лады» тоже традиций не наработано, молодая команда, да и город Тольятти - молодой. Но московские команды «Ладу» побаиваются, все спортивные комментаторы про нашу команду сквозь зубы говорят, как не-положенную награду выдают. Мне это понятно, «Лада» – это первая провин-циальная команда, надравшая хвост москвичам и ставшая чемпионами. После многолетней гегемонии московских клубов вдруг появилась зазнайка, поправ-шая столицу. И до сих пор, если вы услышите комментаторское и хоккейно-чиновничье мнение о том, что проходит центральная игра, то не думайте, что это «Ак Барс» с «Северсталью» бьются за первое и второе места. Это находя-щиеся на вылете «ЦСКА» с «Крыльями Советов» играют. Тут ничего не поде-лаешь – своя рубаха ближе к телу. К московскому телу. И «Лада» стала первой неродной рубахой, которая утерла нос Москве. Этого ей никто и никогда не простит – московский шовинизм!
 Вы тоже нестоличная команда и поймете эту ситуацию очень хорошо. Но я вам раскрою секрет – именно вазовский, тольяттинский, а не хоккейный ла-довский. Ни москвичи, ни вся страна не поняла, не обратили внимания на то, что, когда «Лада» стала чемпионом страны, то извечное положение, что на первом месте только столица, нарушено не было. Победила опять столичная команда, только не московская, а из столицы российского автомобилестроения – Тольятти. После «Лады» стало возможно прославить чемпионством и Казань, и Магнитогорск. Но прорыв этот начали тольяттинцы – для этого тоже пона-добились традиции, но свои, особые традиции.
 С середины шестидесятых годов мы стали строить наш завод, на голову превосходящий московский автозавод. Наш директор стал одновременно за-местителем министра СССР. Так потихонечку воспитывались столичные ам-биции в маленьком строящемся российском городке. Понадобилось много лет, чтобы Москва «умылась» и признала, что её «долгорукие святогоры», кроме названия не имеют ничего, а технически стоят на уровне эмочки. «Жигули» и «Лады» тоже европейского уровня достигали едва-едва, только «Нива» была, да и остается сейчас серьёзным прорывом в своем классе. Но вот уже «десят-ку» на Украине воспринимают, как иномарку. Запустим «Шеви-Ниву» - укре-пим Тольятти, как автомобильную столицу.
 Единичный экземпляр машины может сделать и кроватная мастерская. Ку-пит «ролс-ройсовские» комплектующие и всё готово. «Тачка» будет ещё круче Сабашниковского «Мерседеса»! Цена будет, конечно, фантастическая, но это же никого не волнует! А что, если возьмётся не кроватная мастерская, а гро-мадное объединение, с новейшими технологиями, десятилетиями специализи-ровавшееся на производстве космических кораблей? Оказалось, что и такие монстры, с фантастическим научным потенциалом, не могут наладить серий-ное производство автомобилей. Даже поточного производства запчастей, вон, тех же амортизаторов. А знаете, чего не хватает? Не хватает женского, мето-дичного старания. Монотонного труда изо дня в день. Какой есть у нас на кон-вейере.
 Эта ситуация вам ничего не напоминает? Вы не слышали разве болель-щицкий слоган: «Кто сказал, что «Лада» в ж…, «Лада» лучший клуб в Евро-пе!» Последний раз хоккейный Кубок Европы разыгрывали, и «Лада» уперлась и у всего континента выдрала. Вот только стабильной мощной игры наладить действительно не может. Это типичное для России положение. Русскому чело-веку подвиг совершить легче, чем потихонечку построить себе дом и страну. Полностью мужской подход. А вы говорите «Лада» по-бабьи играет! Да этим гордиться надо!
 Волжский автозавод работает стабильно, методично, качественно. Делает не шестисотые «Мерсы», не ручной сборки «Ягуары», а доступные широким массам населения машины, а это очень непросто.
 Как добиться стабильности в хоккейной команде автозавода «Лада»?
 Сабашников остановился, всплеснул руками и опять продолжил свою тему:
« Да, денег надо платить больше, не жадничать, спортивные школы спонсировать, вот и будет стабильность, а за ней и мастерство и места и чемпионства придут».

 - Больше всех платить денег? Не хватит сил тягаться с командами, при-строившимися к монополиям, с НХЛ, с европейскими лигами. Традиций, дли-тельно работающей школы, как у «Динамо», не купишь и за большие деньги. Тренеров высококлассных, энхаэловского масштаба, наши институты физ-культуры не выпускают. Детская спортшкола в Тольятти есть, работает вовсю, но результатов ждать от неё надо не сегодня и не завтра.
 Вот тогда и остаётся «Ладе» лишь один ход, чтобы не стать одной из мно-гочисленных провинциальных команд – посмотреть на ВАЗ и задуматься. По-чему наш автозавод не стал средненьким провинциальным заводиком, произ-водящим «бобики» и «буханки», как Ульяновск, «пирожки», как Ижевск, «Мо-сквичи», на которых Лужков не ездит, «Волги», которые Немцов из окна слу-жебной «Ауди» нахваливает?
 Что же у ВАЗа и города Тольятти есть такое, что отличает его. Что делает его – завод и город - не провинцией, а автомобильной столицей? Почему ему не светит оставаться резервацией для убогого пролетариата?
 Он делает лучшие в стране машины, имеет перспективу развития произ-водства, обладает здоровым трудовым коллективом, высокотехнологичным и наукоёмким производством, своим научно-техническим центром, а ещё смело и масштабно мыслящей элитой во главе завода.
 Жизненно важен для ВАЗа не только лишь ВАЗ. Мы подтягиваем целую отрасль поставщиков, делимся технологиями с КАМАЗом, с Ижевском, с Сыз-ранью. А в своём городе стремимся хорошее жильё построить, свой театр иметь, университет. Конечно, стремимся и к спортивным достижениям. Чтобы был у нас свой Олимпийский чемпион, чтобы была классная команда хоккеи-стов. Завод сам беспокоится об успехах своей хоккейной команды, поддержи-вает её стремление быть лучшей в стране.
Вишняков, хитренько прищурившись, спросил, расставляя мне какую-то ловушку: «А что разве «АвтоВАЗбанк» не такой же спонсор, как автозавод, вон на форме хоккей-ной у ваших игроков именно про банк написано?».
 Я понял его ход и ответил, что у них на форме тоже «Уралпромбанк» напи-
 сано, как и у нашей «Лады» рекламка нашего банка, но это совсем не то. ВАЗ,
 руководство команды, мэр города приняли вот какое решение. Если у нас са-мый классный на всю Россию автозавод, в нем несколько производств, десятки цехов, сотни участков, бригад. Так, пусть у нас будет ещё один производст-венный участок, который будет давать особую продукцию – хоккейную игру, великое зрелище. А каждая бригада, участок, цех, производство, будут шефст-вовать над спортсменами, встречаться с ними. Любить их будет, превозносить их, а ещё и спрашивать с них, ругать, на чём свет стоит, но любя!
 Мы отдадим им жар своих сердец, любовь болельщиков, а это сотни тысяч - с нашими детьми, женами, тещами, бабушками, чадами и домочадцами. Мы приведем хоккеистов в наши цеха и бригады и заразим их нашими техноло-гиями, нашим мастерством. Пусть они переймут у нас передовые научные раз-работки и самое передовое техническое достижение, авангардный дизайн, кон-структорские и менеджерские ноу-хау, а ещё и дух нашего крепкого рабочего коллектива и нашу идеологию – идеологию элиты, дух победителей. Приду-мают, как это всё применить у себя, в тренировочном процессе, игре.
 Когда игроки поймут, осознают, что на них работают такие великие про-фи, то и сами уже не смогут халтурить, доигрывать матчи, за судейство баш-лять деньги судьям.
 Наверное, это не динамовские традиции спортивного мастерства и пре-данности клубу и игре, это другой, но тоже мощный рычаг воздействия на мо-ральный климат в команде. Такое отношение помогает команде обрести ус-тойчивость и уверенность в своём будущем, почувствовать твердую основу, почву под ногами. Ту самую, про которую вам теть Вера на конвейре толкова-ла! Главная же мысль в том, что ВАЗ для «Лады» не спонсор, а отец родной! Вот в чём секрет моральной подготовки «Лады»!

* * *
Хоккеисты успокоились, слушали, понимая, а может, просто надоел я им? И тогда я решил развить успех, додавить их, как в хоккее. Ведь они меня тоже чему-то научили.
 Может, вы сомневаетесь, что уровень производства на ВАЗе высок, а всё, что я говорю это квасной патриотизм? Где мы сейчас находимся, на пятой вставке? Давайте свернём сейчас с главного конвейера и зайдём в механосбо-рочное производство. Я покажу вам только один маленький участочек изго-товления выпускных клапанов. Вы поймёте, что за внешней картиной, кото-рую вы видите на главном конвейере, стоят сотни, тысячи рук, технологий, станков, а главное - умов. Именно они составляют суть и мощь ВАЗа.
 Свернув от сборочного конвейера, мы углубились за стену рыжих контейне-ров, пока не вышли в цех «мотор-три» механосборочного производства. Мы попа-ли в царство отдельно стоящих и деловито урчащих, станков. Они соединялись между собой миниатюрными конвейерами шириной всего лишь в ладонь. По этим конвейерам, тонко позванивая и подталкивая друг дружку, передвигались рюмочки клапанов. Запах производства сменился: теперь нас окружали пары молочного цве-та эмульсии, которая тоненькой струйкой сбегала на режущий инструмент станков, но не могла совсем унести запаха калёного булатного металла. Шума здесь было больше, но почти совсем не видно людей. Один оператор обслуживал несколько станков, а наладчик – целую линию. Моя команда, притихнув от такого урчащего и работающего безлюдья, непроизвольно прижалась ко мне, и держалась середины прохода, пока мы не вышли к трем операторам, которые сидели к нам спинами – двум сосредоточенным мужчинам среднего возраста и рубенсовских размеров три-дцатилетней, знойной брюнетке. Она приветливо взглянула на нас поверх очков, и я понял, что она не откажется поговорить с ними. Звали её Людмила, на мою про- сьбу она действительно откликнулась, сняла свои обязательные по технологии, за-щитные очки, отчего стала ещё краше, и томным низким голосом стала говорить мне и, протиснувшимся поближе, Вишнякову, Сабашникову.
- У меня очень технологичная и умная операция. Я делаю на станке наплавку кольца из спецчугуна на седло клапана. Каждый клапаночек я ставлю в зажим, станок индукционным током расплавляет кольцо, и седло клапана получается прочным. Такой, с виду простой, элемент машины, как клапан, выдерживает множество операций для того, чтобы стать высококачественным. Он потому никогда и не перегревается, что состоит из нескольких сваренных между собой деталей, разных по теплопроводности. Его не сломать, он не горит.
 Тут Людмила наклонилась, взяла из контейнера клапан и показала нам на едва заметную полосочку на стержне клапана.
- Вот к этой коротенькой части клапана методом инерционной сварки приварива-ем наконечник. Такую сварку сам академик Патон придумал, тот самый, кото-рый корпуса и башни танков во время войны придумал сваривать, а не клепать. Сварка этого клапаночка получается такая, что не рвётся даже при очень боль-шой силе растяжения. Получается, что у нас на каждой машине стоит по восемь таких клапаночков - напоминаний о знаменитом на весь мир танке-победителе Т-34. Вы к Михалычу, наладчику нашему, подойдите, он вам ещё лучше рас-скажет, а мне надо работать.
 Она попыталась отойти, но путь ей преградил Сабашников и что-то интимно зашептал на ушко. Затем достал фирменный командный значок, долго прилажи-вался, как бы приколоть его на внушительных размеров бюст Людмилы, но так и не отважился, положил в теплую и уютную ладонь хозяйки передовых сварочных процессов.
 Вишняков с командой уже подошли к Михалычу, и тот им рассказал и показал на станке все тонкости инерционной сварки, причём, слушали они очень заинтере-сованно, просто не дали подойти мне. Ну не отталкивать же их. Я, как бедный род-ственник, постоял в стороне, рядом со станком Людмилы. Её соседи-операторы спросили меня: « Что за компания?» Когда я ответил, что хоккеисты, то все оживи-лась: «Наши, «Лада»? Я пояснил, что это команда «Урал», и операторы дружно и разочарованно повернулись к своим станкам.
 Даже обидно мне стало за мой подшефный «Урал».
 Команда вся вернулась ко мне, заинтересованно вертя в руках клапана, пода-ренные Михалычем на память. Васька, со знанием дела, покрутил клапан перед взором Сабашникова, который не расслышал пояснений. Показал линию сварки, место наплавки, шлифовки, подрезки. Вишняков удивлённо и сокрушенно одно-временно, говорил им: «Надо же, я и не думал, что клапана такие сложные по тех-нологии. А здесь три разных сорта металла, да сварены не абы, как, а с помощью академиков всяких. Труда сколько, да и мозгов. Не ожидал! Это, если над каждой деталюшкой вазовцы такие фортили вытворяют, оттачивают – то похвально.
 Это и нам, спортсменам, надо учесть, что такая тонкая и продуманная работа вроде бы и не видна, а на качестве сказывается. Надо глубоко и тщательно проана-лизировать все движения, по группам мышц разложить, по сухожилиям, по нагруз-ке на кость, по сопротивлениям, по компенсациям. Отшлифовать это продуманно, целенаправленно, на тренировках ещё, на тренажерах: чтобы сияло всё до выхода на лёд, как вот этот клапаночек. Потом эти навыки можно забыть, но применять автоматически. Как в «Жигулях» мы не замечаем этой умной детальки, а она слу-жит нам всю жизнь.
 Повернувшись ко мне, Вишняков похвалил: «Вот это ты вещь показал, очень нам полезную, молодец. А теперь покажи нам своё производство, там-то ты, небось, ещё лучше ориентируешься?»
 Мы быстро прошли назад, через главный корпус под перепрыгивающим через наши головы нитками конвейера, по которому плыли, беспечно обнажив свои нела-ковые брюшка, легковые машины – будущие хозяйки дорог и просторов. Зашли в прохладный салон автобуса и поехали на главную внутризаводскую дорогу.

* * *
 Прежде, чем заезжать в металлургическое производство, я решил показать им прессовое. Может быть потому, что там когда-то работал мой отец, или потому, что много лет назад я сам, четырнадцатилетним мальчишкой по чужому пропуску про-брался в прессовое производство, залюбовался этим мощным и волшебным миром ко-лоссальных машин, трудолюбивых, сильных и умных людей, и полюбил этот мир - на всю жизнь.
 Я показал водителю маленькие восточные ворота корпуса прессового производ-ства, но маленькими они казались только издалека, а когда мы подъехали ближе, то выяснилось, что ворота огромны. Они занимали от всей высоты корпуса лишь треть, но в них спокойно мог заехать и весь наш автобус «Мерседес».
 Войдя в здание, наша команда остановилась. Накатанная, блестящая металличе-ской черепицей дорога, от нашей двери уходила вдаль и была похожа на взлётную по-лосу аэродрома – прямая и длинная. Противоположные ворота корпуса выглядели от-сюда крошечными. Чтобы произвести впечатление на своих экскурсантов, я предло-жил закрыть их коечной монеткой, отнесённой от глаза на расстояние вытянутой ру-ки. А ведь эти ворота точно такие же, как открытые за нашей спиной – МАЗ с сорока-футовым контейнером на прицепе, проезжает в них запросто.
 Человек чувствует себя в таком гигантском объёме человечишкой, если не букаш-кой. Корпус больше самолётного ангара: больших аэробусов здесь поместится с пол-сотни. Наша экскурсия двинулась по этой взлётной полосе, а я стал рассказывать про объёмы штамповок, про расположенные справа от нас заготовительные и раскраи-вающие металл, цеха. О том, что в подвалах производства, под прессами находятся невидимые глазу, но не менее важные, цеха по приёмке, пакетированию и складиро-ванию отходов штамповки.
 Наконец, мы подошли к громадному, с трехэтажный дом, зеленому многопозици-онному сдвоенному прессу с белой надписью «INSSE». Перед ним стояла листо-загрузочная машина, и, как бывалый картёжник, сдавала пасьянс – по одному тонкому листу металла. Пресс стоял монолитной громадой, а через два больших окна видне-лась его непрерывная и мягкая с виду работа. Три позиции штамповались на первом прессе, а ещё четыре – на втором. Услужливый грейфер, словно эстафету передавал красиво выдавленную деталь, с одного штампа под удар другого. Обрубленные клоч-ки металла по гулким склизам сползали в преисподнюю подвала. Никого вокруг прес-са не было, лишь на выходе готовых штамповок два рабочих, выставляли изделия – боковины кузова – в тару. Но, казалось, что они никакого отношения к громаде пресса не имеют, он работает самостоятельно. Молча, ожидая увидеть нечто вообще волшеб-ное, мы обошли махину с противоположной стороны и, наконец, нашли того человека, который, сидя на высоком кресле, один – одинёшенек заправлял всем этим священно-действием. То был молодой парень в синей спецовке и с пультом в четыре кнопки в руках. Он настолько вальяжно развалился в кресле, что казалось, его придётся сначала разбудить, а потом спрашивать. Даже неловко мне стало перед гостями завода. Но, увидев нашу представительную делегацию, он бодренько спрыгнул со своего коман-дорского мостика, и представился своей красивой, самой русской фамилией – Калаш-ников. Брови его приподнялись вверх, и улыбка появилась на смуглом лице, когда я сказал, что привёл хоккеистов знаменитой команды «Урал». Он тряхнул курчавым чу-бом, и посмотрел куда-то в сторону, чуть вдаль, в своё прошлое, полное прежними, светлыми воспоминаниями: «Было дело, пацаном играл, а уж болел-то по-настояще- му, через надрыв»,- но быстро вернулся из своей страны грёз – « А о чём рассказать?»
 Вишняков скептически посмотрел на коричневый эбонитовый пульт с кнопками и ехидно сказал: « А что, не много мозгов надо, чтобы кнопки нажимать и зарплату нехилую получать? Наверное, обезьяна справится»,- команда тоже снисходительно посмотрела на четырёхкнопочного оператора. Калашников на хитрый подкол тренера не клюнул, лишь поправил: «У нас не говорят «обезьяна», говорят – «медведь», а по-том отложил пульт в сторону и рассказал.
- Если метров триста пройти по нашему корпусу, то слева будут стоять старень-кие, но здоровущие пресса фирмы «Иноченти» – с них начитался завод и произ-водство. Вокруг них стояли по четыре штамповщика, и они штамповали боль-шие детали: пол или крышу. Положив заготовку на постель, они должны были повернуться и нажать на пульт двумя руками. А затем снять готовую деталь и перебросить на следующий пресс. Физически работа там очень тяжёлая, ника-кая обезьяна не выдержит и, поэтому, работающих там штамповщиков «медве-дями» стали называть – сильный зверь. Потом техника вперёд пошла, появились другие пресса: «Аиды», «Хитачи», «Шулеры», или вон моя – «Инза». На них людей поменьше работать стало, всё механизмы делают, листозагрузчики, грей- феры, в них электроники полно. От старичков «Иноченти» наши - лет на пять-десят вперёд ушли, вытеснили их совсем уж. И производительность у нас не та, и точность операций, да и по мощности мы на голову выше. Моя «Инзочка», как врежет – 3500 тонн удара, и точность, и качество, и производительность та-кая, что старушке «Иноченти» не снилась. Это, если на вашем хоккейном языке, сравнить, сборные команды СССР и Канады в 1972 году – помните, какие они были? - и современный хоккей. Какие тогда были атлеты – Александр Павлович Рагулин, Фил Эспозито, Александр Якушев, Бобби Халл! А сейчас другие вре-мена настали, качества игроков востребованы другие. Но ведь раньше трени-ровки были трёхразовые в неделю, а сейчас три раза в день. Хоккей стал мощ-ный, силовой. Скорость принятия решения возросла резко. Чуть задумался и ты на льду, а шайба у соперника. Как тот пресс «Иноченти». Эффективность рабо-ты пресса требовалась в семидесятом году одна, а сейчас совсем другая. Мы любим доброго старину «Иноченти», но работаем на «Инзе».
 Сейчас настала пора думающего хоккея. Только думать надо на тренировке, на льду некогда. Сами знаете, что Игоря Ларионова и у нас, и в НХЛ потихонь-ку «профессором» называют. Это же не за то, что он очки носит, не за возраст его сорокалетний. Он игру познал, проанализировал, просчитал, продумал, как мощнейший компьютер «Дип Блю», и поэтому, с минимальным расходом эмо-ций, хладнокровно строит тренировочный и игровой процесс. С виду он, как и все хоккеисты в спортивную форму одет, а под ней действительно «профессор» играет. И все попадаются на эту хитрую удочку: со своими старыми приёмами против него пытаются играть, а он их, как детей малых превосходит. Это вот, как десять штук «малышей» прессов «Эрфуртов» рядом с моей «Инзочкой» сто-ят и маленькие операции выполняют. Это, конечно, тоже полезная работа, но, что против меня они: всего одна позиция штамповки, удар 600 тонн, загрузка ручная. Ну, не больше, чем «Золотая шайба» – дворовый хоккей. Вы тоже уви-дели у меня в руках большой пульт, сконструированный в начале пятидесятых годов, и подумали, что всё, чем я тут занимаюсь - очень просто.
Калашников прошёл сам и поманил нас рукой к серым шкафам управления. При-сел за спаренные мониторы, пробежал по клавиатуре, убедился в правильности ре-жима работы пресса и продолжал.
- А вот сюда не заглянули, не увидели, что всей машиной четыре промышлен-ных компьютера управляют, сотни датчиков анализа, контроллеры на всём: от листозагрузчика и выдвижной плиты, до каждого клеммса с пуансоном. Ма-лейший сбой хоть по одному из параметров на десятую долю миллиметра, и всё - эти умники мне такой «аларм» устроят, что с кресла своего мягкого, пробкой улечу.
 Но зато, когда я налажу весь этот огромный и тонкий механизм, пущу его, то сам рядом сажусь, выжатый, как лимон, и с истинным кайфом, понимаю, что в нашем производстве, а значит и во всей стране, такую работу сделать могут - единицы. Это и есть, наверное, рабочая гордость.
 Незаметно для себя, во время нашего разговора, Калашников поглаживал серый корпус монитора, похлопывал его по плечу, как верного товарища, надёжного дру-га. Затем, встал из-за компьютера, вывел нас к своему высокому креслу и пульту с четырьмя, вводившими нас в заблуждение, кнопками, и на прощание уже сказал.
- Я после армии как пришел, так восемь лет - на этом прессе. Сначала устанавли-вал его, потом готовые детали в контейнер складывал, потом за процессом со стороны смотрел, следил, чтобы обрезки в склизы хорошо уходили, а листо-загрузчик - полный всегда был. Потом уже и за главный пульт своей, уже род-ной, «Инзочки» встал. Разряд повышал, на курсах учился, наш политехнический институт закончил, высшее образование получил, инженером стал. В общем, приблизился в вашем понятии к Игорю Ларионову, только не в хоккее, в штам- повке. Вот ещё бы в зарплате приблизиться!
 Калашников по-доброму усмехнулся и, извинившись, мол, работать надо, ушёл от нас к мерно ухающему прессу, а мы ещё раз обошли эту громаду высотой с трёх-этажный дом.
 Поглядывая под ноги, на, видавший виды, брусчатый, и пропитанный мастикой пол, ребята шли и думали, наверное, о «профессоре» Ларионове, а может быть, и о рабочем-инженере Калашникове. Сабашниковская спесь, предвзятость, испарились без следа. Тренер Вишняков тихо, под нос, пробурчал иронично, но и уважительно: «Инзочка, блин!» – и тоже замолчал, пока мы возвращались к автобусу.

* * *
 Водителю автобуса я сказал, где нас надо ожидать, а команду повёл пешком в чугунолитейный корпус металлургического производства. Ходьбы там всего минут десять, но я решил их использовать, чтобы рассказать о транспортных и заготови-тельных мощностях нашего завода. Что на завод каждый день прибывают четыре полных железнодорожных состава с металлом, материалами и комплектующими, а с завода отправляем три состава по 37 железнодорожных вагонов и платформ с ав-томобилями, и на каждой платформе до семнадцати машин.
 Вскоре мы прошли по большому пандусу, поднялись на уровень второго этажа и зашли в ревущий литейный цех. Запах калёного железа смешивался со специфи-ческими нюансами угольного порошка, дополнялся примесями природного газа. Формовочная машина стучала громко, настойчиво и беспокойно. Словно извещала всех о том, что она самая трудолюбивая на всем заводе. Лишь рукописная неакку-ратная надпись на чёрной, от угольной пыли, её боковине, портила деловой на-строй: «Шлюха». Ну, кто так пишет? Впрочем, это была единственная русская над-пись.
 Мимо стержневого и формовочного участка мы прошли к линиям заливки го-рячего металла. На этой линии - SPО-1 по рельсам на тележке, вместе с большим ковшом расплавленного металла, передвигался внушительных размеров заливщик. Он останавливал свою тележку и наклонял ковш, из которого в углубление угольно-чёрной формы струился расплавленный металл. Яркость жидкого металла была та-кова, что резала глаз, заставляла отвести взгляд, но его колдовская сила не отпуска-ла – стихия! Богатырского вида заливщик и одет был подобающе: в широченных войлочных штанах, в просторной войлочной куртке с вентиляционными пузырями на спине, на голове каска со сталеварскими, чёрными очками. По лицу и шее стру-ился блестящими дорожками пот, а усы топорщились, как у нашего защитника Даймухаметова. За выверенными скупыми движениями заливщика хотелось смот-реть, и смотреть – так классно он делал настоящее мужское дело.
 Но я потащил команду дальше, к печам, одна из которых заглушала своим рё-вом все остальные звуки. Огромные печи просто угнетали, подавляли стоявшего рядом с ними человека: своей величиной, мощью, властью над природной стихией – огнём. Эти четыре шведских монстра стояли в торце здания и мигали ослепитель-ными глазками из дымящегося полумрака. Виднелись лишь, едва желтеющие из под слоя пыли, надписи – АSEА и три короны.
 Я показал окружившим меня хоккеистам на эти четыре колосса, и постарался перекричать шум:«Сборная Швеции – «Тре Крунур», неполный состав!», – и спорт- смены заулыбались и уважительно закивали. Заставляя отойти в сторону, мимо нас то и дело сновали тяжёлые, немецкие погрузчики «LINDE», которые на крюках во-зили серебристые котлы с горячим металлом. Я пошутил, что эти котлы похожи на чайники, но тут на моё плечо легла широкая дружеская ладонь, а знакомый хрип-лый голос начальника участка Фарида Сибгатуллина шутливо предупреждающе произнес: «Не святотатствуй, там напиток божественный – жидкий чугун! Целых тонна двести, а ты говоришь – «чайник». Я обрадовался, что теперь моей команде обеспечена самая высококвалифицированная экскурсия, представил Фариду коман-ду «Урал» и отошёл. А Сибгатуллин, сразу выделив из всех хоккеистов своего зем-ляка Даймухаметова, начал рассказывать, про шведские индукционные печи на 44 тонны горячего металла, которые «кушают» 18 миллионов киловатт, то есть, треть всей электроэнергии потребляемой всем нашим автогигантом. Что металл накаля-ется до 1520 градусов, и мы тут же убедились в этой страшной температуре, когда один из плавильщиков измерил её платино-радиевой термопарой, в секунду, пре-вратившейся в ошметки от ада пламени в промежуточной печи. К нашей команде подошли ещё несколько плавильщиков, и я с удивлением обнаружил, что рост моих гвардейцев из команды «Урал» - как-то вдруг потерялся, они стали одними из мно-гих: металлурги не хилый народ. Все разговаривали, наклоняясь друг к другу, по-тому, что перекричать шум было непросто.
 А мы, с Вишняковым, Даймухаметовым, Сабашниковым и Сибгатуллиным, по-дошли к одной из печей, у которой колдовал Коля Бочаров. Впечатление было та-кое, что плавильщик, как средневековый алхимик, варил чудодейственный эликсир. Он брал в мерные ёмкости то никель, то магний, то фосфор и высыпал в «чайник» с горячим металлом, отчего начиналась такая пляска бенгальских огней, что меркли все виданные в нашей прежней жизни, салюты. Когда погрузчик увёз этот котёл-чайник, а у Бочарова образовалась пауза, он ответил на наши вопросы.
- Я варю серый или высокопрочный чугун, рецептуры металла разные: на четыре линии, на разные детали – блок цилиндров, картер, ступица, коллектор. Раньше коленвал был только кованый. Вы и сейчас спросите любого старого кузнеца: он не поверит, что его отлить можно, а мы научились его из чугуна отливать. Печи наши с основания завода стоят, а варим мы уже давно не то и не так, что в семидесятые годы варили. Мощи хватает, к ней только голову приложить надо и умение.
 Вот видел я, как врач нашей хоккейной команды «Лада» колдует перед тре-нировкой: определяет, что и в каких количествах игроки пьют. Я там частенько бываю: сын у меня в «Ладе», в дубле играет. Мне, так и не сказали, сколько там апельсинового сока, сколько протеинов, витаминов, микроэлементов в стакане плавают. А сын всё это знает и очень внимательно контролирует свою норму, за врачом проверяет. Это, наверное, правильно – я свой производственный рецепт лигатуры внимательно контролирую, но заливаю-то её - в печь или в котёл, ко-торый вы «чайником» назвали. А сын в себя заливает гремучую смесь, в свой организм, в свою жизнь. Чтоб отдача была максимальной, чтоб сопернику, вам то есть, хвоста накрутить. А то ведь так обидно было, что прошлогодний приз вы забрали, нашим нос утёрли. Это, конечно хорошо, злей будут, битые-то.
 Не знаю, каким игроком сын станет, ему семнадцать ещё, но если и не станет никаким, то металлургом, человеком - он будет классным, сильным, скрупулёз-ным, ответственным. Я ведь сам его таким воспитывал – тело его, совесть его, саму жизнь - по лучшим человеческим рецептам, как драгоценный металл отли-вал – брака не будет, гарантия!
 Вишняков покачал головой и высказал сомнения мудрого и, большую жизнь прожившего, человека, а ещё и родителя, и педагога.
- А я так легко гарантию ни за своих деток, ни за своих воспитанников-игроков не дам. Порой, глянешь, задатки хорошие, способностей - вагон, игру читает лучше меня. Ну, думаешь, повезло, самородок, какой! И давай на него всю душу выкладывать, других вниманием обходишь. А он - достиг средненького уровня, и штык в землю. Не хочу, мол, больше других вкалывать, в Варшаве клуб новый открыли, игроков набирает, обещают платить прилично, и тренер там свой в доску, поеду. И, глядишь, деньжат нарубил, на стерве женился, она его обобра-ла, личная жизнь под откос, запил, на иглу подсел, и к двадцати пяти - похоро-нили передозировщика. Вот и гарантируй за них. Что? Не так, что ли? Не быва-ет у вас таких проблем?
Бочаров взглянул на тренера, подумал недолго и сказал.
- Я не для красного словца, гарантию за сына своего даю. У нас в цехе и произ-водстве сложился особый климат. Сейчас вот смена наша кончится, и мы всей бригадой во Дворец спорта пойдём, смотреть тренировку «Лады», сына моего. И будут там и друзья мои – с бригады, и жены их, и детишки. Наших будет там человек пятнадцать, если не больше. Как он там откатает тренировку под на-шим контролем-то? Сачканёт? Не посмеет, стыдно будет. Его же мы всей бри-гадой уже десять лет на тренировки провожаем. Жена моя не работала, пока ему одиннадцать лет не исполнилось, помогала ему во Дворец спорта хоккейную амуницию дотащить, обмундировать его там, все щитки приладить. Тоже ведь изо дня в день. А бригада меня и семью мою поддержала. Чтобы я зарабатывал прилично, чтоб жена только сыном занималась, на будущее тольяттинского хоккея работала. И так - под рабочим рентгеном металлургического коллектива всегда и везде. И на лыжах зимой мы вместе будем, и на теплоходе летом – то-же. Так всегда, и в первую очередь, для детей наших так было и будет. Турбаза наша – семейный отдых, за грибами - автобус на всех, в школу подшефную – все по очереди забегаем. Если ты плавильщик или формовщик классный, то это хорошо, так и должно быть, других на ВАЗе быть не может. Святое дело! Но это лишь половина твоей человеческой сути, нет, даже 49 процентов, а остальные 51 процент – это какой ты родитель. Вот это показатель твоей состоятельности! Поэтому и получается, что коллективное воспитание умножает наши родитель-ские силы. Это мой Андрей в хоккей подался, а у Фарида вон, старший пацан - на третьей линии СПО работает, ему всего двадцать два, а разряд заливщика металла – высший. У Сергея жена и сноха на стержневом участке, у Толика - племянник на «шлюхе» формует, а жена нашим цеховым врачом работает. И Сибгатуллинские детишки - мне не чужие, и похвалю, но и подзатыльник врежу за шкоду какую, и Тимуру, и Наилю. И не обидятся они, папке не пожалуются, а и пожалуются, то папка только добавит. Вот такой коллективный подряд у нас не только в бригаде, у печи плавильной, на авралах и на праздничных ремонтах, но и в быту, на концертах, праздниках, да и в беде тоже, коль случится. Пацаны наши в этом котле варятся, для них главные ценности наши – настоящая муж-ская дружба, верность ВАЗу, честная, а значит самая высококачественная рабо-та, и ещё - семьи наши. Если подведёт мой сын меня, то ему же не только пере-до мной, но и перед товарищами по бригаде – металлургами - стыдно будет. Ве-рю в него: человек закалённый нашим металлом, воспитанный нашим коллек-тивом - станет в любом деле настоящим профессионалом, достойной уважения личностью. В спорте? - так он и там чести металлурга не уронит. Такая вот се-мья у нас, большая, раскаленным металлом сплавленная.
 Я неделю назад в магазин зашёл, по карманам хлоп - забыл деньги. Крикнул – металлурги есть? – тут же подошли, дали взаймы. А ведь у нас в районе почти полмиллиона жителей. Жизнь разбросала людей, кто в начальство уже ушёл, в бизнес, в судьи, в депутаты, а гордое имя металлурга не забывают. Вот отсюда и уверенность, и гарантия моя. И за сына, и за «Ладу», и за ВАЗ.
 У лаборантского стола команда собралась вместе. Начальник участка тряс руку капитану, Бочаров – Даймухаметову, Сабашников давал автографы: все прощались, договаривались о встрече на хоккее, правда, металлурги заранее извинялись, что болеть они будут сначала за «Ладу», но зато потом уж сразу за «Урал».
 Сибгатуллин повёл экскурсию к выходу из цеха. Неожиданно, проезжавший в десятке метров от нас погрузчик тряхнул свой котёл и выплеснул на пол маленькую толику горячего металла. Он взбрызнул во все стороны красивейшим прощальным фейерверком, а чумазый водитель погрузчика радостно и ослепительно блеснул зу-бами. Начальник участка нестрого погрозил пальцем и пояснил команде: «С вами прощаются, удачи желают», - а потом достал из-за пазухи фетровую сталеварскую шляпу с чёрными очками и одел на голову коротышке Даймухаметову, который за-улыбался, и обрадовался ей, как настоящей чемпионской награде.

* * *
 Мы вышли из чугунолитейного корпуса, сели в автобус и уехали с завода. У Дворца спорта мне долго жали руку, говорили какие-то слова благодарности, звали на все матчи команды «Урал», и теперь-то уж я точно обещал быть. Мне показа-лось, что в прохладу ледового дворца ушла команда с добрыми, просветлёнными и благодарными лицами. Команда, способная выиграть самые высокие награды. Но только не приз Волжского автозавода.
 Кто победил в турнире? Конечно «Лада»…