Посвящена всем ребятам в моём дембельском фотоальбоме.
1 часть
- Да Вы что, я только жить начинаю.
- Вот там и будете: жить, и жить, и жить.
- А я в Афган не хочу, там война.
- Мы Вас не в разведку берём, а в прачки, была бы медсестра, в госпиталь бы взяли.
- А я и медсестрой на войну не хочу.
- Нам в Афган солдатки нужны, куда мы Вас?
- Ну, я в армию хочу, а на войну не хочу, можно мне где-нибудь на нашей территории устроиться?
- Тогда иди по частям и ищи себе работу сама, как что найдёшь, так и приходи, устроим, то есть призовём в армию.
Я вышла из военкомата. Была весна. Мне всего двадцать один, но выгляжу на пятнадцать. Маленькая, худенькая, но уже с целью и мечтой: зацепить и женить на себе офицера, а где как не в армии светит этот шанс? Как мне вообще пришла эта идея в голову, не насчёт офицера, эта идея у многих девочек сидит в голове, но не многие идут так к цели, - идея служить в армии. Я - козерог и, причём обезьяна. Козерог, значит, иду к цели, не сворачивая, и всё равно добиваюсь, но никого не расталкивая локтями, просто иду, иду, иду. А обезьяна: умная, хитрая и с феноменальной памятью. Это всё мне должно помочь и поможет. Надо эти свои качества, данные зёздами, использовать, ну, так вперёд. В Семипалатинске очень много воинских частей, все они находятся рядом с городом и вокруг много дивизионов, наверно, поэтому мне так быстро повезло, и она нашлась в первой же части, сразу за цементным заводом, через большую поляну.
Я подошла к КПП, там сидели два солдата:
- Здравствуйте.
- Привет.
- Я работу ищу, Вы не знаете, тут надо кого?
- Надо, в нашей казарме одна койка свободная, знаешь, так надо, так надо...
И начали ухмыляться.
- Ну, я серьёзно.
- И мы серьёзно.
- Ну, вот устроюсь, я Вас запомню...
- А мы тебя не запустим, мы тебя пропустим...
- Попробуйте, по асфальту размажу...
- О – о, да ты наш человек...
Зашёл офицер. Солдат обратился к нему:
- Товарищ капитан, тут девочка, или мальчик на работу просится.
Капитан обратился ко мне:
- На работу? Пройдите прямо и уткнётесь в штаб, там дежурный сидит, он покажет кабинет командира.
Я пошла прямо. Возле штаба стоял полноватый невысокий прапорщик, ещё несколько минут, и он будет мой коллега – прапорщик Виктор Цинкалов.
- А чья это дочка пришла? Девочка, ты чья, к кому?
- Я работу ищу?
- Мы детей на работу не берём, ты ещё в школе учишься, да?
- Мне уже двадцать один.
- Да ну? Тогда пошли, к командиру, надо же, сама рыбка в сети плывёт.
Мы зашли в кабинет к командиру с прапорщиком Цинкаловым. За столом сидел, лет примерно сорок пять, подполковник. Если бы мне дали возможность выбирать отца, я бы выбрала именно этого подполковника Ткаченко Владимира Николаевича. В нём было всё: понимание, чуткость, уверенность, человечность, опыт жизненный и это улавливалось в его движении, разговоре, в глазах.
Прапорщик обратился к командиру:
- Товарищ подполковник, привёл молодого бойца на прод и вещь службу.
Подполковник подошёл ко мне близко, подал руку и назвался:
- Владимир Николаевич, но с этой минуты товарищ подполковник. Есть у Вас образование?
- Строительный техникум.
- Прекрасно, умеете на счётах считать?
- Нет.
Ответил прапорщик:
- Научим.
- Витя, накормить бойца и провести инструктаж, то есть ознакомить с делом. Документы сдать в секретный отдел, они сами всё оформят.
Мы шли с Витей в столовую.
- А я не хочу есть.
- Приказ, не хочешь, будешь. Слышала, командир приказал? Пока нормально на девушку походить не будешь, буду насильно за ручку в столовую водить, кормить, что за продовольственная служба, сама писарь скелет.
- А что, в армии и писари есть, я думала только стрелки и часовые?
Еда мне очень понравилась, вкусно, я наелась, но каждый день она мне будет казаться всё не вкусней и противней. Всё на бараньем жире, в конце концов, я сама себя поставлю на пищевое довольствие брать продуктами, а не натурой. Мне будет прапорщик Цинкалов выдавать одни раз в месяц определённые дни: крупу, муку, сахар, тушёнку на определённую сумму. Это потом, а пока мы идём из столовой в секретную часть, я там сдам свои документы, и они сами меня оформят через военкомат солдаткой служить в войсковую часть №14380.
Мы зашли в мой кабинет, там было три стола, один стоял буквой Т и то место, где ножка буквы Т, это моё место, там сидела девушка блондинка невысокая в гипюровой кофточке, повидимому, молоденькая, но такую из себя персону, кралю корчила, такую загадочную мадмуазель. Все её движения, её этот загадочный взгляд, загадочные вопросы и ответы Вите, воротит. Мне она очень не понравилась. Поэтому, даже возраст её трудно назвать, короче, с головой точно не того. Её звать Нина. Она мне показала сейф, в шкафу под ключом ещё были папки, и загадочно улыбнувшись, распрощалась.
Виктор оторопел, но тут же пришёл в себя:
- Нина, а научить?
- Вот ты и научишь.
Стол моего начальника, это та сторона буквы Т стола, верхушки был не занят, мой начальник ещё не прибыл на своё место службы, это место называется: начальник продовольственной и вещевой службы. И место его начальника: начальник хозяйственной части было свободно, тоже кого–то ждали. Возле стола моего начальника был рядом сейф. За ещё одним столом, немного в стороне, как раз напротив меня сидел солдатик и с интересом за всеми нами наблюдал. Цинкалов начал мне, про какие то минусы и плюсы объяснять. Потом показал большой лист как календарь, расчерченный на дни недели, там стояли завтрак, обед, ужин и названия блюд, в клеточках стояли цифры на одну порцию, сколько нужно крупы, мяса, овощей и так далее. Мне было ничего не понятно, но прапорщик меня успокоил, со словами: всё поймёшь и очень быстро Танюша. Так как, ни над ним, ни надо мной пока начальства не было, мы были сами себе начальники.
- Виталик, ты бы молодого бойца научил на счётах считать, ты сильно занят?
Виталик подсел ко мне рядом. Прапорщик Цинкалов, перед тем как выйти, сказал:
- Завтра в вещевой склад пойдём вместе, если встречу, скажу Манурову, это наш начальник вещевого склада, он придёт, на тебя посмотрит и постарается тебе на складе что подыскать. Вряд ли что найдётся, умеешь шить? Тогда подгонишь.
Мы остались с Виталиком одни. Это такой среднего роста очень симпатичный мальчик солдат, скромный, по национальности татарин. Виталик Сафарметов, я сейчас жалею, что тогда ему сладостей не таскала, не догадывалась, а ведь он так нуждался в них, в столовой было всё не вкусно от этого бараньего жира, во рту уже остывал и не проходил в желудок, даже на губах эта дрянь чувствовалась. Виталик положил передо мной счёты.
Эту науку я схватила на удивление своё сразу. Виталик оказался таким хорошим учителем, или я хорошим учеником, по крайней мере, через десять минут я на них считала, как заправский бухгалтер.
- А умножать?
- Это не надо, тебе только приход - расход считать надо.
У нас теперь оказалось много свободного времени, он пересел на своё место и мы, сидя напротив, разговаривали:
- Ты давно здесь?
- Пару недель, я весеннего призыва. У меня почерк хороший, вот и в писари взяли. Я тут веду учёт бензина, горючего материала, масел, деталей всяких к технике.
Я поглядела внимательно в глаза Виталика:
- Слушай, а куда я вообще попала?
- Это учебка, тут БТРы учат водить и в Афган отправляют.
- Что такое БТРы, я их никогда не видала?
- Такие машины, ну как танки, только пушечка поменьше.
Такого красивого мальчика, и ведь могли отправить туда, сколько их таких, которым не повезло - должны идти на войну, непонятно, зачем?
- Тебя не отправят, привыкну к тебе, а тебя отправят?
- Нет, я же не учусь, мне повезло, вообще–то учиться сюда отправили, но место это было свободное, и почерк у меня оказался хороший. Если не провинюсь, то так и дослужу, а если.., поставят учиться и отправят.
- Так ты уж постарайся не провиниваться.
- Я сознательный, дисциплинированный.
Решила перевести тему разговора, уж больно тяжело об этом говорить:
- Что это за Нина, похожа, что тварь особая?
- Нет, она ничего, конечно немного странная, но работу свою хорошо знала, тут её на продовольственные склады дивизионные переманили, может кого там присмотрела? Она скрытная и загадочная.
- Да уж, как улыбка Джаконды, меня чуть не стошнило.
- Я видел, что ты в столовой нашей кушала, наверно от еды?
- Нет, от Нины загадочной, терпеть таких не могу.
В кабинет вошёл прапорщик и ростом, и телосложением боксёр тяжёлой категории.
- Разрешите отрекомендоваться, прапорщик Буянов, Коля.
Наклонился над столом, взял мою ладонь и поцеловал.
- Прошу любить и жаловать.
- Насчёт любить, не в моём Буянов вкусе, а насчёт жаловать, посмотрим на поведение и количество взяток, подарков...
Виталик улыбался и отвёл взгляд в окно. Прапорщик Буянов тоже заулыбался и проговорил:
- Какая шустрая, быстро смекнула, что сидит на золотом мешке. Девушка, Вы уж запомните меня, я хороший, мне бы первому вещевое довольствие выписывать и получать, мне больше ничего от Вас не надо.
- Посмотрю на твоё поведение.
- Клянусь, я тебя не разочарую, гордиться будешь мной, как коллегой.
Потом заходили ещё офицеры, как бы по делу или Витю Цинкалова спрашивали.
- Ну, любопытные, дверь не закрывается, это они на тебя бегают смотреть.
- Правда? На меня? И как ты думаешь, разочаровываются?
- Что им разочаровываться, они все женатики, присматриваются, на какой козе подъехать, с какой стороны подойти, ты их одевать теперь будешь, обмундирования сроду на всех не хватает, кому в старье ходить хочется?
2
Я сидела целыми днями и постепенно входила в курс дела, в суть моей работы, всё хватала на лету. Цинкалов мной не мог нарадоваться. Подошло время отчёта и так как Виктор не знал, как его делать, а его надо отправлять в округ, пришла на помощь, по его просьбе, Нина. Она всё говорила с такими намёками и загадками, как бы внушала каждую мне минуту: дебилка, дебилка, дебилка.
- Виталик, ещё пару дней, и я ей рожу разобью.
-Я всё вижу, но ты представь, что это армия, а Нинка - дед армейский, может она чуть – чуть поиздеваться над салагой?
- Нет, не может.
- Салаги дедам морды не бьют.
- Вить, здесь дедовщина есть? Ну, тебя что–нибудь, деды заставляют делать?
- Я ожидал худшего, нет.., ну альбом ему разрисовать дембельский, или бляху начистить, сапоги почистить, мелочи. Так, как рассказывают про армию, нет. Здесь только солдаты обслуживающий персонал деды становятся, их мало, в основном все по пол года только здесь, не успевают состариться, всех в Афган. Да здесь почти все детдомовские или бабушка одна воспитала, мама?
- Почему?
- Ну, чтоб отвечать, наверно, перед меньшим количеством людей, не знаю?
- Да это же сироты? Виталя и ты детдомовец?
- Нет, у меня папа есть, он меня вырастил. Когда моя мама меня родила, пришла со мной из роддома, положила на кровать, собрала чемодан и ушла к другому мужчине, папа меня и вырастил один. Бабушка рядом жила - мама его и тётки, дядьки есть, дети их есть, я не один. Маму я не раз не видел, она как ушла от нас, через немного времени с города уехала.
- Я не думала, что татарки так могут.
- Она украинка.
- А – а, тогда ей всё пофигу мороз. То – то ты такой красивенький.
- Как не странно, меня все любят, только матери родной не нужен: в школе учителя любили, девочкам многим нравился, тётки любят, бабушка как любит!
Постепенно я начала всех запоминать, знакомиться с солдатами, занимающими должности в штабе. Например, абхазец Гурам из Сухуми, он был киномеханик, в клубе показывал кино и кажется, он же был электриком. Он и в Сухуми был киномехаником, заходил к нам почтальон Вовка, он получал для солдат письма и посылки, и доставлял в часть, откуда, понятия не имею? Был очень симпатичный и серьёзный писарь Саша в секретной части, я у него каждый день брала данные о количестве солдат, на следующий день, чтоб Цинкалов выдал положенное количество продуктов в столовую. Однажды утром, мы сидели за столами и работали, прошло недель примерно три, как я уже служила в части. Распахнулась дверь, влетел в кабинет Гурам, а за ним зашёл этот прапор Буянов. И начал так бить Гурама, у меня был шок, я начала кричать:
- Не смей, не смей, сволочь, не смей!!!
Гурам сполз по стене на пол, это был здоровенный солдат, таких всего ничего в части, один из самых здоровых, но он не защищался. Буянов повернулся ко мне:
- Замолчи.
- Ты что думаешь, я кончаю от таких представлений, я к командиру пойду?!
- Замолчи! Виталька, уведи её, пока и ей не врезал.
Виталька меня потащил к двери. Я кричала:
- Гурам, дай ему, дай, не бойся, он первый начал, ты защищался!!!
Уже за дверью кричала:
- Я подтвержу!
Все начали выглядывать из кабинетов и заходить тут же разочарованно обратно, думали, что - то интересное, а тут не ново... Мы выскочили с Виталькой на территорию, у меня тряслись руки, Виталька меня завёл за штаб:
- Успокойся, я тебе всё объясню, я виноват, не учёл, не подготовил...
- Почему он не защищается?! Почему этот живодёр его бьет?! Гурам что, трус?!
Я подскочила к окну своего кабинета, штор не было и было хорошо видно, как дубасит этот прапор солдата.
- Господи, он его убьет!
- Гурам заслужил, он всё сам тебе объяснит.
Мимо шёл какой–то офицер.
- Там Гурама бьют!
В ответ было спокойное:
- Всего лишь бьют? Я б его прибил.
Мимо пробежал Гурам, держась за нос, руки были в крови:
- Таня, ты постой за дверью, я сейчас там всё оботру, ну кровь...
- Я здесь постою, ты в окошко постучишь, ладно?
Я зашла в кабинет, Виталька вытирал тряпкой свои руки, виновато:
- Твоя раскладка в крови, жалко, почти готова, наверно он в твой стол его носом тыкал. Наверно надо переписать..., ведь в столовой должна висеть.
- Нет уж, пусть в крови висит, как произведение искусства прапора Буянова!
Зашёл сам Буянов:
- Ну, успокоилась?
- Вон, пошёл вон!
- Танечка, Вы мне нравитесь, всё больше и больше, я, кажется, в Вас влюбляюсь.
- Ты у меня в самых худших людях первый по списку, понял?
- Лучше быть первым в худших, чем последним в лучших. Это мне комплимент.
Он взял мою ладонь и попытался поцеловать, я вырвала и хотела ею стукнуть по лицу, но он быстро отстранился и, заулыбавшись, вышел.
- Ненавижу, не–на–ви–жу! Вот такое дерьмо и весь коллектив портит!
Зашёл Цинкалов:
- Ну, готово? Я ему подала раскладку:
- Готово.
Он удовлетворительно посмотрел и, не замечая крови, пошёл к двери, неся перед собой раскладку, чтоб повешать её при входе в столовой.
- Витя, ты что, слепой?
- Не понял, что я должен видеть?
- Кровь, кровь Гурама!
- А – а, ну и что? Буянов воспитанием занимался....
- Почему в моём кабинете? У меня руки до сих пор трясутся.
- Привыкай, твой кабинет самый большой, как у командира, не у командира же в кабинете воспитывать? Смотри, какие другие комнатушки, там Буянов может сам об стену шаркнуться. Там не помашешься. Таня, всё нормально...
И вышел. Виталя обратился ко мне:
- Таня, я должен был тебя предупредить, но я забыл..., извини.
Зашёл Гурам, он виновато на меня смотрел и не знал с чего начать:
- Виталь, выйди, я ей всё объясню.
Тот взял графин и пошёл за свежей водой.
- Понимаешь, это армия, я сам виноват. Я этого Буянова знаешь, как уважаю, больше всех уважаю. Его все солдаты уважают, очень уважают.
- За то, что бьет?
- Да, именно за это.
- Он очень хороший, он здесь лучше всех, есть ещё такие же хорошие, но их мало, а остальные, чистоплюи интеллигентные, боятся об наши «сопли красные» ручки замарать. На «губу» отправляют. Знаешь, что такое «губа»? Нет? Там уж точно до инвалидности бьют. Проморозят в ледяном карцере, посадят в яму, в ледяную воду на ночь и утром оттуда инвалида пожизненного вытащат, сбольными почками и лёгкими как тряпка. Я натворил, провинился, он должен наказать: или «губа», или сам, так лучше сам. Уходи, когда бьют, уходи и гуляй где–нибудь, не обижайся на Буянова, он очень уважаемый человек. Не только я тебя прошу это, все солдаты тебя это просят.
- Ты не врешь?
- Нет, меня послали тебя объяснить это и попросить.
- Буянов?
- Солдаты. Не вмешивайся, очень просим. Относись спокойно, ладно?
- Ладно.
3.
Через неделю приехал мой командир, мне это объявили ещё возле штаба. По утрам весь личный состав собирается перед штабом на построение. Офицеры и прапорщики стоят обычно перед штабом, солдаты строятся возле своих казарм и подходят к девяти уже строем. Напротив двери штаба стояла красная машина майора Петрова, это такой моложавый гусарчик, очень красивый мужчина, всегда с юмором, с улыбочкой, а жена его в сан части медсестра Мария. У них два сына, ещё дошкольники. Когда я эту машину обходила, меня остановил Петров:
- Рядовой Скворцова, почему не в форме?
- Не твоё говнячье дело.
Я чувствовала, что–то сейчас выкинет, все стояли, и было такое ожидание чего–то.., так подозрительно улыбались.
- Рядовой Скворцова, Вы знаете, что Вас любит майор Петров, а майору Петрову грех, в чём отказывать?
- Майор Петров перетопчится.
Когда я обходила машину, он меня прижал к капоту своего москвича, поднял, прям, положил на капот, стал имитировать секс со мной. Это так неожиданно, все начали смеяться, тут и дошло: «шутят так, я начала отбиваться, но слабенько, чтоб не испортить игру, как бы подыгрывала:
- Не на-а-а-адо!
- Надо Таня, надо, рядовой Скворцова, нельзя отказывать старшему по званию!
Все хохотали, кто сел на траву, у кого от смеха были на глазах слёзы. Я, для приличия, упиралась, Петров эмитировал, что кончает:
- А – а – а, о – о – о, рядовой Скворцова, очень, очень даже убедительно, сегодня рапорт на ефрейтора подам.
Это всё происходило напротив кабинета командира, я взглянула в окна, там стоял командир и замполит, и смеялись так, что командир обтирал глаза платочком. Я соскочила с капота, вырвалась с рук Петрова и забежала в штаб. Дежурный и рядом солдат стояли у окна и хохотали. Забежала в кабинет, разложила бумаги, работаю. Зашёл Виталик Саформетов, сел что–то писать.
- Виталя, почему меня серьёзно не принимают здесь? В техникуме парни, как с котенком, играли все паузы и практики, здесь та же картина?
- Ну, ты маленькая, худенькая, как подросток.
- А может, я краситься буду?
- Может, но вряд ли это поможет, тебе бы поправиться немного... Старайся есть хорошо.
- Я ем хорошо.
Странно, тогда, в двадцать один год, я могла насытиться одним помидором, и считала: «раз я сыта, значит, ем хорошо.» Иногда хватало на весь день один бутерброд. Но раз нет голода, раз сыта, то поела хорошо. В кабинет забежали начальники складов прод и вещ Цинкалов и Мануров.
- Танюша, выручай, мы на склады сейчас солдат кинем, там такой бардак, а ты попробуй нового позадержи до обеда.
- Как?
- Ну, вопросы поза давай, танец живота станцуй что-ли?
И быстро эти двое убежали. Мы с Виталькой уткнулись в бумаги, сидим ждём. В кабинет зашёл мой новый командир, это был высокий, метра два, а то и выше, самый высокий в части офицер, он был сложен коренасто, такой крупнэнкий, симпатичный, блондин. Мои тайные мечты, что это будет среднего роста холостяк, который в меня влюбится с первого взгляда и безумно, рухнули. Он был только что с училища, и прыть была, ещё та, на работу. Он зашел с серьёзным видом, он в первый раз увидит своего первого подчинённого – меня. Но когда он меня увидел, захохотал. Он меня узнал, он меня возле штаба видел разложенную и извивающую на капоте машины под майором Петровым. Подал мне руку:
- Ненахов Александр Александрович.
- Таня.
- А я слышал, с сегодняшнего дня ефрейтор Скворцова?
И опять засмеялся.
- Да ну его, этот Петров – дурак.
- Как можно, на самого майора. Итак, сейчас я начну приступать к обязанностям, то есть всё принимать и за работу. Начнём со свинарника.
Он открыл свой сейф, вытащил оттуда бутылку пустую из под водки, поставил на стол:
- А это что?
Смотрел на меня так, как–будто я сейчас только распила её с Виталей.
- Не дурак, вижу, что бутылка. А как оказалась здесь и почему пустой сейф?
- Я почём знаю, я к этому сейфу вообще не подходила?
- Хорошо, где документы свинарника?
- Тут что, свинарник есть?
- А ты не знала?
- Столовая есть, склады есть, а свинарник не видела.
- Вот работают люди, ты сколько здесь?
- Чуть больше месяца.
- А – а, ну посмотри в своих бумагах, папку.
Я подошла к шкафу и открыла ключиком, начала искать папку, специально медленно, чтоб растянуть время и прапора успели убрать в своих складах.
- Быстрее рядовой Скворцова.
- Вот.
Он открыл и начал перед собой ложить одинаковые листочки, где на каждую свинью были указаны год рождения, привес ежегодный.
- Это что? Джульета, Принцесса, Джаконда, Нифертити? Это что, это свиньи? Это свиньи?! Свиньи под номерами быть должны, кто такой маразм развёл?!
- А я то причём? Может здесь свиньи особые: импортные или сорт особый? Вы ведь не видели ещё свиней? К особым свиньям, особый подход.
- Хорошо, начнём дисциплину с тебя. Ты солдатка?
- Да.
- Где твоя форма, почему на развод не ходишь? Сегодня же получишь форму и будешь её носить, и на разводе ровно в девять должна быть. Приказ понят?
- Ну, Сан Саныч? На меня все формы большие.
- Это меня не касается. Где свинарник? В какой стороне?
- А я откуда знаю?
Виталик встал со стола и подсказал:
- Как выйдете, влево и в конец забора идите, в угол.
- Спасибо.
Начальник с папкой свинарника вышел из кабинета. Ну вот, и завлеки, попробуй офицера в форме, тут не знаешь что напялить, чтоб внимание обратить, кто на меня в форме посмотрит? В кабинет вошёл старший лейтенант, подошёл к столу, поздоровался, я подняла глаза со счёт:
- Танечка, мне бы с Вами ближе познакомиться.
- Как Петрову?
- Нет, я не в том смысле. Смысл очень даже культурный. Меня зовут Александр Григорьевич, я врач, и очень хороший, нужный врач, моё специальное направление – венеролог.
- Ну и что?
- Как что, а вдруг гонорея у Вас случится, или сифилис?
- Ты чё, офиганел, такое каркаешь, это тебя опять Петров послал с шуточками?
- Нет, ну понимаете, ко мне нужен особый подход в вещевом довольствии, я действительно могу Вам в будущем очень даже пригодиться.
- Например?
- Например, я могу выписать Вам гормональные уколы, всего десять дней, и вы поправитесь, кило так на пять, это я Вам гарантирую.
- Ой, правда? Ой, Александр Григорьевич, а где Вас найти?
- В нашем медпункте, Вы мимо его ходите на работу и назад.
- Я сегодня же зайду! Конечно, конечно, Вы особенный, Вам всё первому выпишу, новенький, как курсантик у меня будете.
- Вот и спасибо, понимаем друг друга. Ну, я пошёл, а завтра приду, вместе посмотрим по моей карточке, что выписать полагается.
В кабинет влетел Ненахов и сел за свой стул. За ним вошёл высокий, коренастый солдат. Солдат остановился посереди кабинета. Вид был виноватый и просто дебильный. Или этот мальчик, точно дебил, или его призвали из театрального училища, третьего не дано.
- Ты что, Сахаров, ты что натворил?!
- Она побежала и упала в яму с извёсткой, а мне на развод идти, я пошёл на развод, прихожу обратно, Принцесса сдохла.
- Как ты мог на развод идти, если свинья в яме с извёсткой лежит?! Как?! Почему никому не сказал?
- А кому? Я ведь не знал, что Вы мой начальник? Я ведь Вас ещё не знал?
- Ну, мозги то быть должны у самого?!
- Ротный бы потом не досчитался и наказал.
Ненахов резко встал, стул под ним упал. Виталька схватил с окна графин и кинулся в дверь, бежать, помыть его и налить новую воду. Я в этот момент машинально схватила бумаги все в один ворох, бросила их под стол и выскочила за дверь за Виталькой, успев сказать:
- Оботрите, пожалуйста, кровь.....
Я стала у окна, Ненахов ещё немного солдата поругал, но стуков и возни не слышалось, подошёл Виталик с графином. Солдат вышел из кабинета и пошёл по коридору. Выглянул Ненахов:
- А ну зайдите оба.
Мы зашли, разселись по местам.
- Это что за театр, какую кровь я обтереть должен?
- Этого придурка.
- Не понял?
- Ну, мы думали, что Вы его бить сейчас будете.
Ненахов закрыл глаза руками:
- Господи, куда я попал?!
4
В дверь заглянули две наши машинистки, они через три кабинета печатали на печатных машинках документацию для всех кабинетов, всей части. Они сразу вошли. Сроду не ходили сюда, и вот здрасте. Ненахов, увидев двух милых особ женского пола, сразу изменился в лице, заулыбался:
- Заходите девочки.
- Мы на чаёк, если нет, то просто поболтать, познакомиться.
И они начали, буквально ни о чём, болтать с начальником, чаще всего они задавали вопросы, а он отвечал. Ну вот, теперь с Виталькой сидеть в тишине не придётся, охмурять Ненахова будут и мешать работать. Света, она понаглей и шустрей, она примерно моего возраста, но роста обе чуть выше метра семидесяти. Света носила очки, простой внешности, но считала себя неотразимой и чертовски интересной в разговоре. У неё были шикарные, пушистые светло - русые волосы, они были до самой..., ну, в общем, очень длинные. Она их никогда не заплетала ни в косичку, ни делала на голове фигушки.
А Людочка, ей было лет так примерно двадцать семь, она уже была замужем, развелась и была у неё уже семилетняя дочка, сожительствовала она с одним геологом, который по приезду домой, ей ставил то на левом, то на правом глазах фингалы. Людочка была очень красивой, тёмненькой, правильные черты лица, голос был её грубый, как курящей, но она не курила. Люда скромней Светки и поэтому вставляла слова и задавала вопросы только иногда.
Потом зашли кто-то к Ненахову из офицеров по делу, и девчата быстро ушли. Подходило время обеда. Прошли мимо женщины, работающие в штабе. Слышен бы их разговор за окном. Всего то их было в бухгалтерии три и две машинистки. Ещё была одна очень красивая, похожая на киноактрису в молодости Чурсину, но она была такая, в общем, любила мужчин не ниже звания майора, сама была замужем за гражданским. Туда майоры и выше ходили часто, «книжки читать», а если приезжал генерал с округа, то Чурсина тоже оказывалась любительницей саун. Так что, командир не беспокоился за чистоту территорий к приезду генерала, как это делают в других частях. У нас была Чурсина, а у тех не было. Она была красивая, как модель, в постели ****ь, в общении эрудированна и приветлива, как гейша. Чурсина в столовую никогда не ходила и с женщинами в части в основном не общалась, она сидела в своей библиотеке и ждала высший офицерский состав к ней на «кофеек». Пешком она не ходила вообще, у неё была своя машина, она ставила машину среди машин офицеров и прапоров.
Виталик пошёл тоже обедать. Я закрыла свой сейф, шкаф, стол и пошла следом за женщинами в офицерскую столовую, которая была где–то за километр и предназначалась для кормления офицеров и прапорщиков всех близ лежащих частей. Одна молоденькая девушка приотстала, она работает в бухгалтерии, стояла, разговаривала с одним, уже в годах, майором, потом они поцеловались, и она пошла вслед коллег. Я её догнала:
- Привет.
- Привет.
- Это твой отец?
- Это мой муж, майор Дудка.
- Муж, а сколько тебе лет?
- Двадцать семь, ну да, у нас в возрасте большая разница, так получилось, у нас девочка двух годичная, он прекрасный человек.
Она начала почему–то сама всё рассказывать, а я шла рядом, слушала и думала: почему мне так быстро люди доверяются, как я их располагаю к себе быстро? Она меня совсем не знает, может я дерьмо, а она так доверяется? Мы вышли за территорию части и шли по широкой асфальтированной дороге, где с одной стороны были в подряд только воинские части – склады: продовольственный, вещевой, медицинский, а там столовая, дальше тоже части. Так получилось, что наша часть одна из больших и поэтому я одевала офицеров и прапорщиков из двенадцати маленьких частей. По другую сторону дороги была степь. А эта майорша Дудка шла рядом и рассказывала мне о себе:
- Я сельская, у меня был сосед, любили безумно друг друга, хотели даже до армии пожениться, я его так с армии ждала, до последнего писал, а приехал с девушкой оттуда и сразу женился. Сколько плакала, сколько пережила, я вены себе резала, посмотри.
Она протянула мне запястье руки, там был светлый шовчик поперёк запястья.
- Я того до сих пор люблю, мне уже всё равно, так я больше никогда не полюблю. Никому это не рассказывай, ладно?
- Да что ты, могила. Как тебя зовут?
- Зина. Уехала я оттуда и устроилась сюда работать. Тогда Серёжа ещё капитан был, пригласил он офицеров, да и нас всех девушек из штаба, ну посидели, попили, поболтали, все уходить, а он мне сказал: - «Оставайся?» Вот я и осталась у него. На утро он мне замуж предложил и сказал, что с этого дня я хозяйка его квартиры. Подали сразу заявление, поженились, я забеременела. Сейчас дочка. Я пару дней, как ты пришла, вышла с декрета. Дома только сидеть, свихнуться можно. Тебя Таней зовут? Ты не обижайся на Петрова, он очень юморной, но и человек – золото. Вон, что Гейша вытворяет, и то на неё плохо не думают. У каждого своя жизнь. Петрова жена, Мария звать, она сама юморная, не заревнует. Она в санчасти медсестрой работает, классная баба. Вот Галка, наша главбух, это точно стерва, жена одного капитана.
- Это которая ходит носом кверху и никого не замечает?
- Ну, с нами то не здоровается, а ты хочешь, чтоб с тобой? Маленькая, жирная, она тебя клоуном считает, на себя бы посмотрела, срамина.
Господи, дурочка, как ты доверяешься людям, ведь совсем меня не знаешь? Зинка, Зинка, сколько тебя, такую открытую девочку, ещё будут предавать?
- Ты знаешь, Зина, я чувствую, что твой муж очень порядочный человек. Забудь того мерзавца, он не заслужил твоей любви, а этого ещё полюбишь.
Мы зашли в столовую, наши девчата нас пропустили вперёд, сказав очереди, что они на нас занимали. Женщин в столовой было мало и поэтому, мы там наглели. Столовая меня совсем не интересовала, как общепит, мне очень хотелось, что кто–то из офицеров со мной заговорит, из холостяков, ну и конечно познакомится серьёзно. Но на меня никто не смотрел. Надо сейчас же, как приду с обеда, идти в санчасть, полнеть надо, время идёт, шансы теряются. После обеда мы шли все по дороге в часть, разбрелись на всю дорогу и болтали: Я, Зина, Людочка, Света и Ирина. Ирина жена старшего лейтенанта, молоденькая, высокая симпатичная женщина и у неё уже было двое детей – мальчики.
Потом, когда–то она мне расскажет, что они с сестрой близнецы, с начало её муж попытался ухаживать за сестрой, но та посчитала, что она достойна лучшего и попыталась от него, ещё курсанта, избавиться. Тут–то он и переметнулся к Ирине. Вот и живут очень хорошо, ладно, а сестра, уже под тридцать, и всё не замужем. Не находится наверно достойный. Воздух свежий и небо чистое, пахнет степью, травой, лето вступило в свои права, но трава ещё не потеряла свет, не сгорела на солнце. Света запела, но как, как оперная певица, как она красиво пела, какой голос, ей ли за машинкой сидеть днями с бумажками:
- Не уходи, побудь со мною,
Я так давно тебя люблю,
Своею лаской огневою
И утомлю, и обожгу,
Это было так красиво, так завораживающе, так!
- Своею ла – а – а – аской огневою,
И утомлю – ю – ю, и обожгу – у – у.
Не уходи – и – и – и, не уходи – и – и –и.....
Подошли к части, я заглянула в кабинет и предупредила Виталика, что если меня шеф будет искать, то я пошла в вещевой склад получать форму. Сама направилась в сторону КПП, между КПП и штабом на одинаковом расстоянии была санчасть. Зашла в санчасть. Там было две медсестры и один солдатик – мед брат. В основном он там всё мыл и чистил, а так–как был после мед училища, то и выполнял должность мед брата по необходимости.
- А – а, заходи соперница.
Это сказала жена майора Петрова. Она была так похожа на своего мужа, ну, как брат и сестра близнецы.
- Почему Вы не ревнуете?
- А зачем ревновать?
- Ну, как, Петров всем при штабе говорит, что любит меня.
- Зачем он мне нужен такой, который женщин не любит? Тогда он и мне не нужен. Что за мужик, который женщин не любит? А?
- Ну, он меня на машину свалил и придурялся, что на мне кончает, перед окнами командира.
- Тебе что, жалко, сотрётся, мужу моему пожалела дать? Ну и жадная ты, рядовой Скворцова.
- А где врач?
- Что, пару дней как в части, а уже венеролог понадобился?
- Да мне он нужен.
- А все с ним его клиенты так загадочно разговаривают. Только ему понятно.
Ко мне подошла вторая медсестра, глаза кукольные, а всё остальное так себе, с почти чёрными по плечи волосами.
- Пойдем, выйдем?
Мы вышли.
- Как тебя зовут?
- Таня.
- А меня Люба. Я тоже солдатка, нас две всего. У тебя новый шеф, да?
- Да.
- Ты ему всё равно по колено, ну я имею в виду, он тебе не подходит, так?
- Да, но ты тоже ведь меня чуть – чуть выше? В штабе такие Светы и Люды его обихаживают, охмуряют.
- Ну, я бы хотела попробовать.
- Пробуй.
- Ты не против, если я к тебе буду ходить в кабинет, как подружка, просто болтать, в столовую вместе ходить, по пути тебя забирать буду?
- Давай, но ты ведь не ходишь в столовую?
- Теперь буду ходить. Так я к тебе с завтрашнего дня уже начну забегать, как к подружке?
- Да, он меня форму заставляет носить и на разводе стоять, ты за компанию, ради подружки, пойдёшь на такое? Будет естественнее выглядеть, что-то общее у нас значит.
- Буду, но форму не всегда носить буду, мне же его охмурять надо, а как в форме?
- Придёшь завтра, форму тебе выпишу, вот и повод.
За санчастью послышался звук гитары.
- Ой, а что это?
- Да, это Лёнька Голиков на гитаре в беседке играет.
Мы зашли за санчасть. Там сидел очень симпатичный солдатик с гитарой и рядом ещё два солдата. Мы с Любой подсели. Слушали песни, как этот Лёня Голиков играл и пел. Эта такая уютненькая беседочка, спрятанная от всех и там уже начинали виться по краям вьюны. Люба ушла в помещение, я, забыв про то, что теперь мы с Цинкаловы ни сами себе хозяева, сидела и слушала. Покурили и ушли солдаты. Мы остались одни с гитаристом.
- Хочешь, научу?
- Давай, я очень хочу на гитаре играть, но наверно у меня на это мозгов не хватит. Прям, завидую, когда может человек играть, больше завидую, чем машину уметь водить.
Он подсел рядом, положил мне на руки гитару.
- Вот так держать надо. Теперь руку ложишь так, а эту руку так. Вот, теперь бьешь по струнам, смотри как...
Я начала пытаться бить по струнам.
- Лучше с песни начать сразу. Начнём с лёгенькой.
И он запел:
- «Покидают узбекские края,
Старики, дембеля – а, дембеля – а,
И куда не взгляни, в эти майские дни,
Всюду пьяные хо – о –одят они.
Лёня, я в штабе сижу, ну где Виталька Саформетов, ты если будешь свободен, подойди к окну, посмотри, и если никого нет, постучи, я в беседку буду приходить, и учиться, ладно?
- Ладно.
- Сейчас мне идти надо, потеряли.
- Хорошо.
- Мне имя и фамилия твоя так знакома.
- Герой пионер был Лёня Голиков.
Пришла в штаб, там уже Ненахов «икру мечет»:
- Ты где была, мне документы нужны, склады принимать, у тебя всё под замком? Ключи с этих пор носить домой не будешь, дежурному будешь сдавать.
5
В это утро Ненахов уехал сразу после развода, на какие–то склады. К обеду обещал приехать. Мы с Виталькой расслабились - болтали о всяких мелочах. Зашёл Гурам, это, которого бил прапор Буянов. Гурам сел на место Ненахова.
- Ты Гурам, почему получаешь, вот уже два раза тебя лупили здесь?
- Я же не виноват, что я такой красивый? Один нос, какой красивый.
- Так они тебя бьют по носу за его красивость? Завидуют что ли?
- Нет, я в самоволку бегаю к женщинам, а разве можно сравнить секс и разбитый нос? Да пусть они убьют меня за самоволки, ради такого дела, как секс. Мне повезло, что есть такие хорошие люди, как Буянов, уважаемый человек. На «губе» бы уже сгноили, а я всё живой и здоровый.
Зашёл Вовка почтальон с фото камерой:
- Давайте нафотаю, сначала нас с Танюхой.
Виталька щёлкнул нас с Вовкой, потом меня с Гурамом, потом с Вовкой и Гурамом. Потом я их щёлкнула всех троих. Аппетит разыгрался: побежали на склад к Цинкалову, там он как раз выдавал повару продукты, сфотались я, Цинкалов и повар. Это занятие переросло, чуть ли не в демонстрацию. Крутились вокруг солдаты и все хотели с кем-то сфотаться. Цинкалов предложил сфотаться всем вместе, и все встали, кто присел, но получился целый групповой портрет. За нами виднелся угол штаба, как раз окно моего кабинета. Эти фото войдут в фотоальбомы многих наших мальчиков, которые вернуться с войны, которые не вернутся: кто-то, где–то выбросит за ненужностью, потому, что его там не окажется, хозяину они уже будут не нужны.
К обеду подошла Люба медсестра завлекать Ненахова, но его не было, пошли на обед в офицерскую столовую, чем больше мы знакомились, узнавали друг про друга, тем мы быстрее и прочнее забывали, что дружба наша начиналась понарошку, со временем совсем забылось, что поводом нашей дружбы был мой начальник Ненахов. После обеда приехал Ненахов бледный и расстроенный. Он сел за стол, и тихо сказал:
- Я сейчас, по своей дурости, чуть не убил солдата. Мы подъезжали к переезду, и я сказал: «жми, проскочим», мы проскочили, но как?! Никогда, никогда этого не забуду, как я мог так рисковать его жизнью? Как я смог?!
Ненахов ни на кого из девушек, женщин так и не посмотрел серьёзно. Он относился ко всем одинаково, корректно, с уважением. Только меня он нарядил в форму, Любашка носила форму со мной за компанию. На развод он нас поставить так и не смог. Нас вызвал командир по просьбе Ненахова, командир части, в кабинете же был замполит, а может это идея замполита?
- Девочки, ну Вы же солдатки, вы по уставу должны каждое утро являться и стоять на разводе.
Мы начали кривляться: из подлобья смотреть виновато и шоркать туфельками пол. Потом мы, как балерины, подбежали к нему на цыпочках и обняли с двух сторон, приложили свои головы ему на грудь, приговаривая:
- Ну, Владимир Николаевич, ну миленький, ну родненький.
Поглаживая его с двух сторон по выпирающему животику:
- Ну, папочка наш любименький, ну зачем нам таким хорошеньким и смирно стоять? А? Ну, самый – самый! Солнышко Вы наш незакатное!
У замполита расширились глаза, у него пропал дар речи, он молчал и следил, как прореагирует командир. Командир размяк, кажется, он почувствовал себя действительно нашим папой и любименьким.
- Ну ладно девчонки, да хватит Вам, ну что Вы прям?
Он смущался, это уже был не наш командир, а человек душой, и телом.
- Ой, идите, ну Вас, ну ладно, не ходите на развод, но больше так не прижимайтесь, не устраивайте цирк.
Мы его чмокнули в обе щёки, выскочили из кабинета, за дверьми кабинета послышался хохот, смеялись командир и замполит. Они были друзьями, их часто можно было увидеть вместе, не только на работе, но и на рыбалке, вместе праздновали, дружили семьями.
К окошку подошёл Лёня и, посмотрев внимательно, постучал. Я подошла и кивнула, что сейчас приду. Он успел сказать, что незаметно пронёсёт гитару в беседку, я его должна там ждать.
- Виталька, я сейчас отлучусь, ты скажи, кто будет спрашивать, что мол придёт, пусть ждут. Ладно?
- А если Ненахов?
- Скажи в туалете.
В двери столкнулась с врачом:
- А – а, Танечка, я к Вам не пустой, вот!
Он дал мне в руку коробочку с ампулами.
- Все десять. Я выписал, получил, для Вас персонально, лично.
- Сколько я должна?
- Ни сколько, это так сказать взяточка. Можете сейчас сходить в санчасть и уколоться. Только желательно не пропускать уколы, десять все в подряд сделать.
- Да ради такого, я и в воскресенье сюда прибегу. Спасибо! Видишь, Виталя, есть повод, скажешь в санчасти, ногу вывихнула.
Я зашла в санчасть. Там был только мед брат.
- А где Любашка?
- Её доктор в госпиталь послал.
- А Петрова?
- Сын заболел. Сегодня на больничном.
- Кто мне укол сделает?
- Давай я?
- Давай.
- Куда?
- Туда.
Показала пальцем на попу. Мы зашли в кабинет процедурный, солдаты сидели в первой комнатке. Мед брат назвался Олегом. За дверью послышались возгласы:
- Вот счастливый!!! Только ради этого момента медиком бы стал!
Дверь приоткрылась, показалось лицо солдата:
- Вам помочь, ну юбочку подержать к примеру?
- Исчезни.
Олег подошёл к двери и закрыл её на ключ.
- Ты что, дура? Ты знаешь, что это такое? Это гормоны.
- Ну и что?
- Борода расти будет.
- Твой шеф приписал, всего десять, с десяти не будет.
- Ну, как хочешь.
Я заскочила за санчасть в беседку, Лёня меня уже поджидал с гитарой
- Начнём?
- Давай.
- Давай «дембеля» с начало научимся.
- Я перебором хочу научиться.
- Бой с начало научись. Запомни, как на гитаре бьешь и по спичечному коробку дома тренируйся, тренируйся.
- Я в это воскресенье хочу на барахолку сходить, купить гитару.
- Кто гитару-то продаёт, да ещё на барахолке? Ты видела когда–нибудь гитару, чтоб продавали на барахолке?
- Ну, тебе же как–то досталась?
- Мне моя воспитательница привезла с Москвы.
- С детского сада и сразу в армию?
- Нет, с детского дома сразу в армию. Вот так руку держи, вот так, а теперь бей, не так напрягай, свободно бей, не напрягай, говорю. Расслабься.
- Покидают узбекские края,
Старики, дембеля, дембеля – а – а.
- Ну, аккорд-то меняй....
- Я не успела..., тут на этой руке сконцентрировалась, а про аккорд забыла.
- Давай с начало. Знаешь, у меня такое чувство, когда я к твоей руке прикасаюсь, как тогда...
- Когда?
- У нас где–то в третьем, вроде, классе утренник был, и я должен был танцевать с девочкой. Я её за руку держать был должен. Сейчас к твоей руке прикасаюсь, тоже чувство, такое трепетное...
- А ты что, никогда с девочкой не дружил до армии?
- Нет, как–то у нас смеялись там, над такими, женихом и невестой называли, как–бы комплекс такой остался, чтоб, мол, не смеялись....
- Ты можешь меня поцеловать.
Лёня серьёзно посмотрел мне в глаза:
- Правда, можно?
- Почему нет, я же от этого не забеременею?
- Тогда ты целованная будешь.
- Ты с Луны свалился? Я уже траханная давно.
Мы начали целоваться, он положил ладонь на мою грудь и сразу отпрянул:
- Ты что, пацан?
- Как пацан?
- А где сиськи?
- Может тебе ещё и письку подать? Я худая очень, вот поправлюсь, и будут.
Целовать девочку «под сомнением» Лёне расхотелось:
- Давай заниматься. Руку держи правильно, не напрягай, вот-так, вот–так, не забывай про аккорды.
- Покидают узбекские края,
Старики, дембеля – а, дембеля – а – а ...
6
Когда я вернулась в кабинет, там уже ждало несколько офицеров, чтоб выписать им полагающее обмундирование. Подходили по очереди, кто за кем пришёл, и я им выписывала по их карточкам: портупеи, сапоги, ботинки, нижнее бельё, кителя, галифе, брюки. В это время зашёл Ненахов, сидел, писал свои бумаги. Как вышел последний офицер, я откинулась устало на спинку стула:
- Фу, весь день идут и идут, шея уже болит, на обеде не была, схожу хоть подышу свежим воздухом.
- А я ведь тебя искал, красавица народная, ты, где это шлялась, Виталька сказал в туалет пошла? Тут чуть ли митинг не произошёл. У мужиков, что, дел больше нет, как тебя дожидаться по пол дня? Сиди уж, в туалете ты уже была и на свежем воздухе тоже. Не будет дел, за собой таскать буду. Вот, например, сейчас пойдём вместе.
- Куда?
- Знакомиться с частью, на свинарнике ты не была, в сауне не была, в столовой, где ты пробу обязана снимать, не показываешься.
- Да там ведь всё на бараньем жиру, итак аппетита нет, совсем пропадёт.
- А я пробую. Теперь вместе кушать будем.
- Светка, или Любашка бы с Вами кушали с удовольствием, может, им предложите? И в баньку бы тоже с удовольствием, если им там Гейша волосы не повыдирает
- А причём тут библиотекарша?
- Она там командует, считай, что живёт, каждую неделю парится..., с кем-нибудь
- Пойдём. Теперь ты будешь командовать в бане.
У Витальки вытянулось лицо, потом он заулыбался и уткнулся в бумаги. Наверно он представил, как я там гоняю Гейшу и генералов. В коридоре нам навстречу бежал Цинкалов:
- Сан Саныч, подпишите, поеду получать жиры и масло.
Ненахов подписал на подоконнике бумагу, и мы пошли по коридору все к выходу из штаба.
Ненахов открыл дверь, первая комната была очень красивая. Было что–то типа охотничьего хуторка. Там были стены обделаны полированными поленцами, как в русской избе, камин каменный, посереди бильярдный стол, на столике с колёсиками было несколько бутылок вина, бокалы большие два и штопор. Возле камина диванчик бархатный и большая медвежья шкура, везде по стенам висели рога и головы животных. На камине сидела чучело - белочка. Посереди медвежьей шкуры стояла корзина со свежими фруктами. Там была дверь, которая вела в сауну, такие лавки, камни, бочёк с водой, веники, подвешенные под потолком. Ненахов пригласил меня в комнату за бархатными шторами: там была постель почти во всю комнату, застеленная красивым атласным покрывалом.
- Теперь я Гейшу понимаю.
Я посмотрела на Ненахова. Он меня хотел, его глаза мне это говорили, буквально кричали, я ему нравилась и среди этих всех красавиц, он выбор сделал на мне, на той, которую никто серьёзно не принимает за женщину. Саня, будь я выше сантиметров на десять, да разве я бы этот шанс упустила?
- Тебе здесь нравится?
- Очень.
- Пойдём на диванчик сядем?
- Пойдём.
- Ты с родителями живёшь, или?
- Я одна живу, мама замуж вышла, у него живёт.
- Так тебя никто дома не спохватится?
- Нет.
- Давай останемся, сауну растоплю, время хорошо проведём? Давай?
- Нет, Сан Саныч, мне надо идти. Я здесь потому, что хочу замуж выйти за офицера, и все здесь поэтому, приедет кто–нибудь холостой, понравлюсь ему, а у меня здесь такая слава. Так и буду здесь сидеть, стариться.
- Ну, я ведь тоже офицер? Тоже холостой и тебе предлагаю быть вместе?
- Вы слишком высокий, вы за два метра, мы не пара.
- Мне что, теперь ноги отрезать? Давай у меня дома встретимся, я квартиру получил, в центре? А?!
- Давай.
Любка уже ушла домой. Пришлось идти от части одной через степь. Догнал Буянов, идём вместе.
- Ты Коля, почему так часто Гурама бьешь, ты его ненавидишь, да?
- С чего ты взяла, что ненавижу? Я пекусь за Гурама, как за сына родного. Ротный уже просил перевести от нас в южные республики, или на полигон, куда бегать в самоволку не сможет, так он ведь и за сто километров побежит.
- Ну и пусть бегает, завидно? Он ведь патрулю ещё не раз не попался?
- Его мы должны наказывать за самоволки, если его на «губу» отправлять, его бы уже давно там изувечили. А так ходит, улыбается. Кино нам показывает.
- Зачем его наказывать, закрыть глаза на всё?
- Как закрыть, а зима настанет, его вот здесь волки задерут, в прошлом году одного задрали, прям возле части. Как в глаза матери его потом смотреть? Не уберегли, да? Простите мол, живого нам отдали, а по кусочкам получите. Он ведь для неё самый послушный. Командир пообещал, как среди молодняка киномеханик появится, так Гурама постараемся перевести. С рук долой и с сердца вон.
- Ну, ты его хоть не до крови бей?
- Он с кровью не понимает, а без крови, как погладил для него.
Мы договорились, что я к Ненахову приду с субботы на воскресенье. Я решила ему сделать сюрприз – привести подружку: Кого? У меня никого? Кого же? Чтоб так ему понравилась? Так понравилась? Любку он знает, он её не хочет. Гонит из кабинета: отвлекает от работы меня. Кого? Кого? Чтоб не выкоблучивалась, а сразу дала? Галку? Может правда Галку? Да, больше кроме Галки кандидаток я не знаю. У неё личико такое приятное, она киоскёр у нас рядом с остановкой. Всё, Галку... Правда, она деревенская и старше Сан Саныча, замужем была, девочке пять лет, фигура бабская и ходит как утка. Из деревни и в разговоре никакая – молчит. Даёт, только шоферам автобусникам и мечты нет, офицера подцепить. Что делать? Да ему какая разница, может ему потрахаться просто надо, а я тут голову ломаю. Главное, Галка не ломается, даст. Всё, веду Галку. Вот обрадуется!!!
Галку долго уговаривать не пришлось, она давала всем, не потому, что такая хотячая, а потому, что было скучно одной и это как–бы её был бабский долг: раз баба, то надо давать, а кому, кого Бог пошлёт. Не могли подобрать ей ничего подходящего одеть. Все кофточки были вязанные и впереди на пуговичках Всё аккуратное, но такое сейчас уже в городе бабки старые не носили, а Галка как этого не замечала, такой отсталый ещё и вкус. Мы подошли к двери, позвонили. Открыл дверь Ненахов в шикарном чёрном костюме. В квартире играла музыка, горели свечи, был полумрак. На столе стояли: свечи, коробка конфет, шампанское, салатик, коробочка, завёрнутая в подарочную бумагу, сверху завязанная большим бантом. Свечи стояли и горели везде: на столе, подоконнике, на полу. На кухне жарилось мясо. Какое у него было лицо, когда он увидел нас, как он на меня посмотрел, я тут же поняла: «он сюрпризу моему не рад.» Он пригласил нас войти и предложил сесть на диван. Меня он позвал на кухню:
- Ты кого привела, ты зачем её привела?! Я ведь тебя приглашал?
- Сан Сныч, Вы не беспокойтесь, её долго уговаривать не надо, она всем даёт.
- Эта курица ещё и всем даёт?
Я глянула в комнату. Галка действительно была похожа на курочку: маленькая головка с волосами света лица, волосы, закрученные фигушкой на затылке, какая–то вся серенькая, пологие плечи, их почти не было и жирная расплывчатая попа, такое ощущение, что курочка сидела на гнезде.
- Ты чокнутая, ты ненормальная, ты недоразвитая??? Отошли её, сама оставайся.
- Темно уже, а вдруг её изнасилуют?
- Да она только радоваться будет, она же всем даёт?
- Нет, я не могу, она моя подруга, вместе пришли, вместе и уйдём.
- Уходите. Дура, дура ты, поняла? Ду – у – у – у ра....
7
Утром Нанахов был злой, сухо дал распоряжение и вышел из кабинета. Виталька заговорил первый:
- Что с ним?
- Я ему не дала.
- Он тебе за этим сауну показывал?
- Что–то вроде того.
- А Гейша что, уже не удовлетворяет генералов, им уже детей захотелось?
- Ему меня захотелось.
- Да он бы насквозь проткнул, он с тебя Гейшу сделать хотел. Начальству выслужиться. Вон сколько за ним ухлёстывает, а ты по пояс, это не серьёзно, он не мог тебя полюбить, тут что–то ни так.
- А почему он не мог меня полюбить?
- Ну, ты такая маленькая, худенькая, как подросток. У Вашей любви нет будущего, нет шансов, это не реально. Он не женится, дураку понятно.
- Я что, такая не красивая?
- Ты маленькая, а он шкаф. Ты знаешь, я письмо из дома получил, хорошее. У меня теперь мачеха есть, папа женился. Она теперь у нас живёт. Я всегда мечтал, чтоб у нас в доме была женщина, и отец был не один. Он пишет, что она очень–очень хорошая и он очень с ней счастлив.
- Поздравляю. Теперь у тебя есть мама.
- Я так рад за нас обоих. Правда, как не он, а я женился. Так рад.
В кабинет зашёл Петров и Иван Иванович. Петрова Вы уже знаете, а Иван Иванович, он капитан и холостяк, но его из нашей части из женщин никто не хочет. Он был очень обожжён, лицо, вместо носа, какой – то обожжённый стручок. Ещё он был страшный бабник, и даже этот страшный бабник на меня ни разу не обратил внимание. Ведь возможно, что я бы не посмотрела на его страшность, а на погоны и Светка мне сказала, что страшный бабник Иван, только через пару месяцев моего здесь пребывания. Вот так, страшный бабник не обратил внимание, как же можно верить чувству Ненахова? Точно подвох. Они попросили нас выйти, в этот момент залетел в дверь Вовка почтальон, а за ним тут же Буянов. Виталька схватил с подоконника графин и рванул к двери, я собрала моментально все бумаги в кучу и бросила всё под стол, бежа к двери успела сказать:
- Оботрите, пожалуйста, кровь.
Большой солдатский рюкзак с прицепленной скрученной шинелью лежал в углу перед дверью.
Я побежала за Виталькой, догнала его:
- Что Вовка натворил?
- Его убить мало.
- Что всё же?
- Он письма вскрывал, из дома, из детских домов, посылки не доходили, деньги забирал и сладости покупал, фотоаппарат на эти деньги купил, фотки девушек собирал, а письма их уничтожал. Это моё первое письмо и мне, оказывается, отец деньги ложил, он не мог не ложить, мы так договаривались.
Лупастили Вовку долго, потом его выволокли под руки из кабинета и бросили в машину замполита майор Петров и Иван. Саша писарь с секретной части подошёл к Петрову, который уже сидел рядом с водителем солдатом и подал ему документы в конверте. Машина рванула с места и уехала. На заднем сиденье валялся избитый Вовка, а увёз его куда–то и навсегда весельчак майор Петров. Виталька обратился ко мне:
- Я сейчас всё там вымою, у него из носа и рта кровь была, а ты пока погуляй?
- Ладно.
- Знаешь, его сейчас увезут в другую часть, далеко, на вокзал повезли. Но не в тюрьму и на губу, его там убьют, за это убивают сами солдаты. Если бы его сейчас здесь оставили, его бы солдаты убили сами. Буянов его буквально спас, да, его Буянов спас.
В кабинет вошла Зина Дудка, села на место Ненахова:
- Начальство отсутствует?
- Да.
- Виталя, ты бы погулял минут несколько?
Виталька вышел.
- Тань, а ты такая хорошенькая стала, поправилась. Офицеры уже это замечают, я слышала. Даже мой это заметил. Тебя опять Петров на машине перед штабом трахал? Мой дома так смеялся.
- Да ну его, дурак, скоро в окно придётся в штаб попадать, а не через дверь, как нормальные люди. Клоун.
- Да ладно, им всем разрядка, посмеяться перед работой. Гейша совсем обнаглела: Светка зашла к начхозу, ну новому капитану, а он там Гейшу разложил прям на столе, дверь даже не закрыли, жаль, что не замполит зашел, до капитанов опустилась. Он женат, семью ещё не привёз. Надо же, в штаб уже сама ходит, раньше только в своём борделе гостей ждала, наверно бешенство матки.
- А ты чё, сплетни носишь?
- Да нет, не знаю что делать, поделиться–то в отделе не с кем. Серёжу в Афган переводят, командиром части, там должность подполковничья освобождается. Вот я и не знаю, не убили бы там. У нас ведь дочка ещё маленькая. Что делать?
- Ну, его же командиром посылают, не солдатом? Он там не может погибнуть, он будет всех везде посылать, а сам в части сидеть. Командиром, это самая безопасная должность на войне. Зарплата ему тройная идти будет, и звание повышается быстро на войне. Представляешь, сейчас ты майорша, а он вернётся как генералом, вот ты и генеральша. Представляешь, приедешь с ним на машине в деревню к родителям домой, ну в отпуск, например, с генералом, да твой этот мудак на жопу с завести сядет, да и вся деревня на жопу сядет.
Заглянул Виталька:
- Извините, мне работать надо.
- Спасибо Виталя, я уже ухожу. Спасибо Таня.
- За что?
- За поддержку.
8
Дудка ушла. Подходило время обеда, прошли мимо женщины из штаба. Я в последнее время туда не ходила, пропал интерес. Носила с собой хлеб с колбасой или помидор. Зашёл Цинкалов.
- Ты что не ушла, бабёнки уже далеко, не догонишь.
- А я уже не хожу.
- Похорошела ты Танюша, так и хочется потискать? Пойдём в столовую вместе, мне скучно одному?
- Пойдём, а куда я помидор? Помидор Виталька съест.
Мы вышли за территорию части и только вышли, я почувствовала какое–то изменение в ландшафте, что–то не то, что–то изменилось. Точно, сразу от нашей части, где была трава степная, по той стороне дороги очень близко шёл двойной ряд могил. Я забежала туда и стояла посередине. Это были ровные песчаные, хорошо отглаженные лопатой, холмики могил. Ни цветочка на них, ни крестика, ни номерков, холмики. Жутко, страшно, душераздирающе:
- Витя, Витя, что это?!
- Могилы.
Витя подошёл ко мне. И взяв меня за плечи, пытался от могил отвернуть и увести на дорогу.
- Кто это, кто здесь лежит, почему здесь, почему нет имён, номеров, почему, кто здесь?!!
- Это солдаты, сироты, их негде хоронить, они с Афгана, это детдомовские.
- Это наши?!
- Нет, нет что ты?
Он вывел меня на дорогу и вёл дальше по дороге от могил, вдоль этого страшного кладбища.
- Это не наши, ну подумай сама, они же в БТРах, там знаешь какая броня? Никакой пушкой не пробьешь, покрепче, чем у танков. Нет, это не наши. Точно не наши. Наши в БТРах сидят, им ничего не сделается.
- Ты не врёшь?
- Я тебе когда врал?
- Ну, они же тоже были, как наши молоденькие и весёлые, ну как Виталик, как Лёня Голиков?
- Тоже. Таня, ты сильно хочешь кушать?
- Нет, я за компанию с тобой пошла.
- Пошли ко мне на склад, там у меня водочка есть, поминём ребят и помидорами закусим?
- Пошли.
Мы поели с Володей на складе, немного выпили за ребят, что там лежат, и за крепкую броню БТРов.
После обеда постучал в окно Лёня. Я пошла в беседку.
- Ты уже хорошо играешь бой, сегодня начнём перебор учиться. Какая тебе песня нравится?
- Нет без тебя ни сна, ни дня,
Где–то жалейка пла – а – ачет,
Ты за любовь прости меня,
Я не могу ина – а – аче...
- Пойдёт, эта пойдёт перебором. Ты что–то похорошела.
- Да, я поправилась, у меня даже сисечки есть.
- Правда?
- Могу показать. Я расстегнула по пояс форму, он придвинулся ближе.
- Ой, какие малюсенькие. А можно потрогать?
- Трогай.
Он начал их трогать и гладить.
- А поцеловать тебя можно?
- Давай.
Мы начали целоваться, а он все, целуясь, гладил мои груди – пуговки. Заглянул Виталька:
- Тань, тебя Ненахов ищет.
Я быстро застегнулась и побежала в штаб. Ненахов налетел:
- Где тебя чёрт носит? Бери документацию всю вещевого склада, пойдём, Витя примет склад.
- А где Мануров?
- В больнице.
- А что с ним?
- А что с ним может случиться, кроме сифилиса?
Мы зашли на склад, я говорила, сколько должно быть портупей, сапог, кителей, штанов, Витя Цинкалов снимал ящики и Ненахов считал содержимое в ящиках.
9
Дома вечером ко мне постучались. Открыла. Перед дверью стояла соседка, тётя Зоя. Она к нам никогда не ходила, да и что она тётя Зоя, и чья тётя, я это узнала потом. Я её уже годами видела в окно, её дом стоит против моего дома.
- Танечка, здравствуйте.
- Здравствуйте.
Я ваша соседка, вы меня не знаете. Я вижу, что вы в форме ходите, значит, вы в армии работаете, да? Видела, как один прапорщик на мотоцикле подъезжал, стучал в окно, потом перелез через забор, открыл дверь в сени и занёс мешок с картошкой.
- Ну?
- Я так поняла, что вы там работаете. Знаете, у меня к вам огромная просьба. У меня племянница есть, Аня звать, она окончила институт, надо на практику ехать, на четыре года, ей такую дыру дали, да она и не любит свою специальность. Вот, ищем работу ей, уже пару месяцев и никак, нигде не берут, даже полы мыть, это криминально таких брать. Может быть вы ей сможете что найти? Ведь в армии, там немного иначе, чем на гражданке?
- Ладно. Там очень много частей рядом, можем завтра пробежаться по частям.
- Так вы за ней сразу и зайдёте?
- Конечно. А что тянуть–то?
- Она живёт у Иртыша, ну в этих, в купеческих домах, там их только четыре осталось. В ограду зайдёте и прямо по лестнице вверх, на двери написано пять. Она уже в таком отчаянье.
Утром я вышла из дома на пол часа пораньше и направилась в купеческие дома, постучалась в дверь номер пять. Открыла заспанная девочка -подросток.
- Аню позови?
- Я Аня.
Она была почти на голову ниже, лицо интеллигентки, волосы чуть ниже плеч, блондинка, худенькая.
- Правда, Аня?
- Аня, а вы кто?
- Не вы, а ты, я твоя скорая помощь. Ладно, одевайся, на работу устраивать пойдём тебя.
- Кто тебя попросил меня устроить?
- Твоя тётка, что на Проспекте живёт, мы соседки.
- А – а, тётя Зоя.
- Ну, я и говорю, тётя Зоя.
- Мне ещё надо позавтракать, одеться.
- Можешь так идти, быстрее примут.
- В ночьнушке?
- Почему нет? Меня тоже покорми, из–за тебя не позавтракала. Быстрей, а то опоздаем, развод будет и незаметно не получится проскочить.
Только бы Петров не поставил свой москвич у штаба, не поймёт ведь такой армейский юмор, убежит, куда глаза глядят в ужасе. Мы с Анной зашли в кабинет, Виталька уже сидел на месте, был поставлен ещё один стол. За столом сидел незнакомый подполковник, он оказывается, меня ждал, это ревизор, он же командир вещевых складов округа, его часть стояла рядом, он был командиром той части, в которую входило всего пару прапорщиков и один капитан. Подполковник представился Романом Юрьевичем. Ненахов мне сказал, чтоб не болталась по части, всегда была под рукой ревизора и вовремя ему давала документы нужные для проверки. Я Ненахову объяснила, что моя подружка посидит здесь, а к обеду мы с ней хотим пройтись по частям, поискать работу. Он согласился, главное, чтоб ревизор был обеспечен работой, и моя работа не стояла. Анну посадили на стульчик возле меня.
Подполковник обратился к Анне:
- Значит, работу ищете? А что, на гражданке нет?
- Понимаете, Роман Юрьевич, у меня диплом инженера, а практика не отработана
- Я могу Вас взять в часть писарем, через два месяца ухожу в отставку, уезжаю на Украину жить, на родину, так что, если проверка после, то меня уже не достать и ничего мне не сделать. Вы как–бы не причём, никак не накажут. Мы к обеду пойдём с вами в часть, это рядом, я вас ознакомлю с делом и вашим рабочим местом, коллегами.
- Вот видишь, говорила тебе, за пять минут устрою?
Я ей действительно так говорила, что устрою и за пять минут, в чём Анна очень сомневалась.
- Я зайду к тебе, в столовую кк пойду, а ты за мной, когда домой пойдёшь, ладно?
Они через пару часов ушли, подполковнику тоже, перед вечным отдыхом, не очень–то хотелось сидеть с бумагами. Он сказал, что придёт завтра только утром, работать дальше. Так что, после обеда я могла, как всегда, уделить время музе, конечно, если Голиков позовёт. В обед я зашла за Аней, она уже там работала с таким энтузиазмом и знанием, как–будто уже годами сидела на этом месте. В кабинет зашёл её непосредственный шеф, среднего роста капитан, с ним зашёл ещё один капитан, очень симпатичный, высокий, голубоглазый блондин. Они пытались с нами поговорить, задавали какие–то вопросы и чувствовалось, что хотят завести долгую беседу, но..., нам нужно в столовую.
После обеда Голиков не постучал, зашла Любаша, поболтали немного, потом её Ненахов культурно выпроводил из кабинета, ссылаясь на то, что у меня много работы, она отвлекает. Хотя это было не правда. Он её явно недолюбливал, и ему очень нравилось общаться со мной наедине, если я сидела в кабинете одна, без Витальки, он никуда обычно не торопился. Болтали непринуждённо и ни о чём, ему было приятно быть рядом со мной, даже не разговаривая. Он очень любил себя расхваливать, любил ансамбль АВВА и пытался найти точки соприкосновения его и мои, что бы нас могло интересовать вместе и как – то сблизить. К АВВА я была равнодушна, в кино с ним идти отказалась, на гитаре он не играл.
К концу рабочего дня зашла Анна, Ненахов сидел в кабинете, Аня начала разговор:
- Тобой очень заинтересовались.
- Кто это?
Ненахов что–то писал, но прислушивался к разговору.
- Вот.
Она положила передо мной фото того капитана, ещё с старлейскими погонами.
- Вот он, ты ему очень понравился. Он друг моего начальника, здесь у него в гостях, в отпуске, а вообще–то он работает в Ливии, в посольстве, разведчик, владеет прекрасно арабским и ещё несколькими языками. Влюбился так, говорит, не уеду, пока не заполучу эту девочку.
Тут Ненахов не выдержал такой наглости. При нём, при Ненахове, такие саботажи!!! Он, меня всячески добивается и отказы, а какой–то там только увидел, и так уверен?!
- Таня, он - шпион, знаешь, что это такое?
- Нет.
- Ты видела фильм про Штирлица?
- Ну?
- Что ну, он как встречался со своей женой в кафе раз в десять лет? За столиками разными посидели, полюбовались друг другом? Нужен тебе такой тип?
- Нет, не нужен.
- Ты такой общительный человек и вдруг непонятно что, жена ни жена, вдова ни вдова? Убери его фото и отдай назад. Она не нуждается в свахах. Мы тут уж сами разберёмся, кто кому нужен.
- Ему так и сказать, и фото назад отдать?
Ненахов сказал резко, глядя Анне в глаза:
- Да, голубушка, уж сделайте милость!
Тут заговорила я:
- Ань, он мне правда не подходит, ну зачем мне такая жизнь, как жене Штирлица? А фото оставь, я приклею в свой дембельский альбом и потом всем любознательным буду говорить, что мой ё*арь когда–то был, позавидуют. Муж ценить не будет, в рожу ему ткну и скажу: «вот какие за мной бегали.»
10
Мы с Аней зашли за Любашкой и направились все через поле к городу. Мы сдружились все трое более дружно и сплочённо сильней и быстрей, чем сначала с Любашей. Мы были такими разными и как–бы друг друга дополняли. С этого момента мы были всегда вместе и с этого момента мы с Любой забыли навсегда, что дружба наша началась понарошку. Стержнем и заводилой всего была я, а они были при мне, часто соглашались с моими, порой сумасшедшими, идеями и им было со мной очень интересно. Когда–то в школе у меня было тоже две подружки, и та дружба была такая же, как с Любой и Аней. Пока была я, были и они вместе, как я уйду, они не будут друг друга знать, но это потом, а пока я была костяком и заводилой этой маленькой, смелой «банды». Мы были молоды и нам нужны были приключения, которые мы быстро находили, благодаря моим идеям, и всегда из опасных ситуаций выходили «сухими», благодаря моей интуиции.
Например: мы ходили в рестораны часто и всего у каждой по рублю, мы подходили к стойке бара все складывались и покупали мне три бокала коктейля спиртного. Потом я пила, а они за мной наблюдали, они не пили вообще, могли веселиться без выпивок. После первого бокала я говорила:
- Ну, пойдёмте в зал?
Они говорили: «нет рано» и пододвигали следующий бокал, он потихоньку выпивался:
- Пора, пойдёмте, потанцуем?
- Нет, ещё рано.
Ставился передо мной следующий бокал, выпивался. Я поворачивалась в сторону зала и громко говорила:
- Мы ещё не танцуем?!
Пора!!! Мы влетали в зал и такое в середине вытворяли, такие для того времени скромного выкрутасы выкидывали, весь ресторан «стоял на ушах», нёсся срочно стол, мы рассаживались с эстрадниками, угощались, кушали, шутили, они рассказывали анекдоты, лапали нас, посвящали нам все песни, подходили мужички с других столиков, мы и к ним подсаживались, сидели у них на коленках. Угощались сигаретками и дымили, дуя нагло в лицо угостившему. Танцевали на заказ,показывали задницы со сцены, сами пели, короче, вытворяли «чудеса».
Дальше всё шло по сценарию, спектакль которого ни раз не сорвался и не раз не провалился. В дверях появлялся ровно в десять капитан Иван Иванович – обожжённый, он был вечным патрульным, по крайней мере, с субботы на воскресенье всегда. Ровно в десять он появлялся в дверях, одна из нас, обычно это была Люба или Аня, срочно бежала как–бы в туалет и передавала Ивану номерки наших пальто. Он их забирал и относил в патрульную машину – автобус. Потом он стоял в дверях, чтоб его видел весь зал и я, мои девчонки вскрикивали: - Муж! Неслась к Ивану, он меня хватал за шкирку и тащил на улицу, в машину, девчата летели за мной. Потом мы вообще там не появлялись, меняли ресторан. Благо, что в нашем городе их много, на всю жизнь менять хватит. Между прочим, идея так возвращаться с ресторанов, Ивана идея. Так думала я, но позже мне Цинкалов рассказал, что Ненахову доносили офицеры про наши оргии и поэтому он Ивана попросил нас страховать. Мы Ивану всегда говорили заранее куда идём.
Однажды мы в субботу пошли купаться на озеро, там познакомились Любашка и Аня с парнями, у меня не было интереса к ним, и я находила не очень хорошей идеей там знакомиться, вокруг никого. Парни пригласили их на дачу, я отговаривала, но они меня не слушали, в первый раз не слушали, и я беспомощно шла за ними, отговаривая. Они зашли в домик дачный, я осталась на дороге у ограды. Один куда–то сбегал и очень быстро пришли ещё двое. Я по их глазам, поняла, что начинается что–то не хорошее. Люба и Аня не выходили. Меня парни просили или зайти, или уйти. Я ответила:
- Да, я уйду, но уйду в милицию и вернусь с милицией, да я иду туда, а Вас всех запекут в тюрьму и навсегда. Клянусь, я это сейчас сделаю!!!
Парни, может быть, испугались, может быть, расхотелось с нами иметь что, но они Любу и Аню попросили уйти, от греха подальше. По дороге меня девчонки упрекали, но я шла и думала: Глупенькие, какие глупенькие, как Вас быстро поймать можно и уничтожить… Убить! Я подвергаю нас опасности, но я всех ведь и страхую. Я знаю Ивана, он не подведёт и он знает, чем его забывчивость может обернуться. Иван был очень ответственный человек, и только самого личная смерть, могла Ивана и нас подвести. Иван - страшный бабник, но он – человек с большой буквы, он – Иван!!! Девчонки расслабились, они поверили в безнаказанность случая, поверили в везучесть судьбы. У них было мало жизненного опята в их годы, чем у меня.
11
Осень потихоньку вступала в свои права, становилось холоднее и мы с Лёней больше не встречались в беседке за санчастью, я стала довольно сносно играть на гитаре на тех четырёх аккордах, что меня научил Лёня. Я уже сама могла подбирать аккорды на мне понравившиеся песни, но гитары у меня не было и я не могла репетировать, только что на спичечном коробке то бить бой, то перебирать пальчиками перебор. Как–то в наш кабинет зашёл Лёня Голиков, он сидел на месте Ненахова и долго со мной и Виталькой болтал. К счастью, никто в кабинет не заходил и нам не мешал.
Он спокойно нам рассказывал: что его в несколько дней от рождения оставила мать в аэропорту, в доме малюток дали ему имя Лёня Голиков, в честь героя – пионера. В этом доме малюток давали подкидышам имена прославленных людей. Потом эти же дети попадали в этом же городе в детский дом и там были Надя Гурченко – стюардесса, погибшая от рук террориста, закрывшая собой дверь пилотов. Там, в детдоме был «атомщик учёный» Игорь Васильевич Курчатов, Александр Суворов, Александр Македонский, Иван Сусанин, Людмила Зыкина, Владимир Ульянов и ещё всякие знаменитости. Я ещё тогда сказала:
- Надо же, как наших свиней кто–то назвал: Нифертити, Дездемона, Принцесса.
Потом Лёня рассказал, что он не считает себя без мамы, у них в детдоме живёт воспитательница, она же преподаёт математику. У неё маленькая комнатка и она даже хотела Лёню усыновить, чтоб у него был настоящий дом, снять квартиру. Но ей этого сделать не позволили, так как Александра Матвеевна была одинокой, отдавали детей только полным семьям. Гитару Лёне тоже она привезла из Москвы, когда ездила в отпуск к маме. У Александры Матвеевны не было левой руки. Когда ей было тринадцать лет, она работала на военном заводе, где делали снаряды для катюш. Она ночью за станком уснула, и ей отрезало руку. Что было, что тут началось, но она даже не почувствовала, что руки нет, и как отрезало, не почувствовала, так всё быстро произошло. Гитара была у неё в комнатке, и Лёня учился играть там. Он не мог хранить у себя гитару, ребятишки могли сломать. Там же, она Лёню часто угощала сладостями и кексами. Учительница Лёне пишет письма и обязательно кладёт в конвертик десять рублей, чтоб он мог в увольнении себе позволить кино, мороженое, сладости.
Ещё он рассказал, что мечтает после армии пойти работать и на заработанные деньги оплачивать курсы гитаристов, научиться, профессионально играть на гитаре. Потом уволиться с работы и поступить в ансамбль и играть в ресторане, всю жизнь будет праздник. Так же, он хотел попробовать поступить на работу в филармонию, если повезёт, и возьмут, то объездит всю страну, может быть ещё будет за границей. Так что, сиротой Лёня себя не считал, у него была мама – Александра Матвеевна и мечты:
- Нас мыли в бане раз в неделю. Как воспитатель, Александра Матвеевна была приставлена всегда к мальчикам. Мы в бане мылись сами, а вот головы она мыла нам сама. Потому, что если ребёнок голову мыл сам, то буквально на следующий день она была жирная. Боялись вшей и поэтому, старались за этим следить. У Александры Матвеевны протез, он цепляется за культю, культя сантиметров двадцать от плеча. Александра высокая и больше в ней мужского в характере, чем женского. Она очень сильный духовно человек. Когда мальчики мылись, она была тоже в бане, в чёрном бюстгальтере атласном и цветастой летней юбке, все года только в одной и той же юбке. Она зажимала голову своей культёй, а другой мыла над тазиком. Я до сих пор помню это прижимание головы в наклоне. Когда мне плохо, я пытаюсь представлять её прижатую культю к моей голове, под мышкой у неё и почему – то становится легче, как защищённый, спрятанный под культей сильной Александры Матвеевны. Мне кажется, что это ощущение, осталось у всех Суворовых, Македонских, Курчатотовых...
12
В моём кабинете продолжали бить солдат Буянов, Петров и Иван. После мне Виталик Саформетов рассказывал за что, и поверьте мне, мамы солдатов, причины были всегда веские. За такое, я бы сама била. Виталик как всегда хватал графин и бежал менять воду, только что им поменянную, а я хватала в охапку все, что было на столе, бросала под стол и выскакивала со словами: - «Оботрите, пожалуйста, кровь.»
Однажды Иван привёз Гурама и бил его сам, без помощи прапора Буянова. Иван был вечный патрульный и всех солдат из нашей части он вез не в комендатуру, а сразу в часть, в мой кабинет, там воспитывал. Если это происходило ночью, он брал у дежурного ключ. Утром, перед разводом и моим приходом являлся первым в кабинет Виталик, если оставались следы воспитания, он приводил кабинет в порядок: ставил на место столы, стулья, если была кровь, обтирал её тряпочкой мокрой, намочив водой из графина.
Как–то мне Иван сказал, что чаще всего солдаты погибают не на территории части, а в самоволках, и это так. После, уже тремя годами позже, мой муж – офицер будет командиром автороты и у него погибнет четыре солдата, они угонят машину, напьются, посадят в машину ещё двух девиц упадут ночью в реку с моста, обнаружат и достанут их очень поздно. Прошедшей зимой на куски порвали волки утром, возвращающегося солдата с самоволки через степь в часть, а мать не верила и всё валила на дедовщину. У моей знакомой сын погиб в армии, он возвращался с увольнительной в часть и был до такой степени пьян, что упал под колёса мимо проезжающей машины, голова попала, под колесо лаза. Врачи определили в его крови столько алкоголя, они так и сказали: «да как он ещё мог идти, да ещё и в направлении части?!»
Наша часть была угловая, с одной стороны была КПП, там сидели два солдата и офицер. Сразу от КПП была поляна небольшая и дорожка, по которой можно придти, прям к остановке, в город. Там идти в город нельзя в самоволку, дежурные увидят, что и кто идёт, всё как на ладони. Но если зайти за угол забора, идти вдоль, то там был ещё одни выход, не охраняемый, где были, эти безымянные могилы, шла дорога возле других частей к столовой и дальше опять части. Вот через эту дыру, не было одной бетонной плиты, бегали через степь солдаты в самоволку. В других частях не было таких дыр, солдаты перелазили через забор бетонный и бежали степью в город, таким же путём возвращались. Если летом это всё проходило им с рук, то зимой были случаи - солдат загрызали волки. Когда солдата утром не досчитывались, то становились вряд и шли через степь к городу. Как правило, его разорванного и съеденного там находили.
Гурам этого не мог и не хотел понять, он был молод, и уж с ним такого никак не могло случится. Поэтому, уже зимой, когда будут искать солдат из других частей, становиться в эти цепи будет всегда прапорщик Буянов, а возле него будет идти Гурам. Когда найдут разорванного на куски солдата и объеденного, чтоб пожалеть нервы сослуживцев, солдат будут отправлять сразу в часть и постараются его солдатам, в нарекание, не показывать. Но Буянов будет подводить Гурама очень близко, так они будут стоять до тех пор, пока не увезут труп. Буянов будет твердить:
- Гурам, это мог быть ты, это завтра можешь быть ты, и твоя мама тебя получит в гробу таким. Хочешь ты этого?
- Нет, товарищ прапорщик, спасибо товарищ прапорщик, я всё понял товарищ прапорщик.
И всё равно будет бегать в самоволки.
13.
В эту субботу было у Ани Шульц день рождение. Мы решили ей сделать подарок: повести в только что открытый ресторан «Парусник», он действительно был пристроен к отелю «Турист» похожим на корабль возле Иртыша, не далеко от моста. Решили оргии не устраивать, а посидеть скромно за своим столиком и сами же всё оплатить, но, на всякий случай я предупредила Ивана, что пойдём в субботу в «Парусник», кто знает, во что может обернуться скромное сиденье за столиком трёх молодых особ, и на сколько потеряем голову от музыки и алкоголя? Мы сели, заказали выпить и еду. Мирно беседовали, поздравляли Аню и подняли первый бокал за неё. Вдруг, я видела, что между рядами ищет, невысокого роста, лейтенант себе место. Я вспомнила, что он уже приходил ко мне в кабинет что–то вещевое получать. Ведь я одевала двенадцать частей офицеров маленьких частей, кроме нашей. В голове мелькнуло: - «А вот и подарок для Аннушки.» Я не могла вспомнить его имя, да разве всех упомнишь? Я встретилась с ним глазами, махнула рукой, показывая на свободный стул и жестами пригласила. Он сел, поздоровался.
- Девочки, Вы извините, я быстренько покушаю и уйду.
- Что ты покушаешь, в этом мы не сомневаемся, а вот, что быстро уйдёшь от нас, это ещё под большим вопросом. Ты меня не помнишь?
- Нет.
- Я же тебя одеваю, ну.., вещевичка твоя?
- А – а, вы в форме совсем другая. К нам подошёл мужчина с повязкой «дежурный», он наклонился ко мне и сказал:
- Девочка, все могут сидеть, а ты должна идти домой, вечером подростки в ресторане не имеют право сидеть.
- Что, да мне уже двадцать один!
- Где документы подтверждающие?
- Я что, в ресторан с паспортом ходить должна?
- С Вашей внешностью и телосложением, да.
Вступился Миша, он сказал, что я работаю в их части писарем на прод и вещслужбе, и что мне действительно уже двадцать один. Новый ресторан и они по-видимому, хотели держать марку, не то, что другие, всё им пофигу, пусть и дети, лишь бы посетителям весело было. Было очень весело, и Миша много рассказывал анекдотов, но никак не было понятно, кто же ему понравился? Хоть бы Анька.... Миша заказал музыку, эстрадники поздравили Аню с днём рождения в микрофон, и съиграли песню крокодила Гены из мультфильма «Чебурашка». В десять появился в дверях Иван, мы спокойно, к его удивлению, вышли из зала и получили в раздевалке свои пальто. Миша пошёл провожать Аню всего лишь через большой мост через Иртыш, она там жила сразу возле моста в купеческом доме у тётки своей, а меня и Любу повез Иван по домам. Люба тогда жила на пару кварталов дальше меня.
14
В понедельник утром я подходила к штабу, рядом стояли офицеры и прапорщики и ждали развода. Я по лицам всех, по их глазам поняла: что –то случилось ужасное, у некоторых стояли в глазах слёзы. Прапор Буянов плакал. Такой здоровый мужик, под два метра ростом, плакал, не скрывая слёз, они текли по его большому лицу, он их утирал своими большими кулаками. Я подошла к Цинкалову:
- Витя, что случилось?
- Лёня Голиков повесился.
Я молча пошла в штаб, открыла дверь кабинета, Виталик встал со стола. Он пришёл в кабинет и сидел, меня там ждал, чтоб в эти минуты быть рядом со мной, чтоб я была не одна, а кто–то рядом и утешил. Хотя, как он мог это сделать, найти разве в утешение какие – либо слова? Он сам в них нуждался.
- Таня, я тебе всё расскажу. Ты потом поплачь, это помогает.
- Витя, ты сказал, что в части нет дедовщины, как ты мог обманывать? Зачем скрывать это, видишь, что вышло?
- Таня, я тебя не обманывал, нет дедовщины, это убийство, это маньяк.
- Расскажи мне всё. Только правду, хоть какая пусть будет.
- Свинарь второй Лёню заманил в свинарник, кажется, попросил что – то передвинуть, помочь. А он здоровый, как этот дебил Сахаров. Он там Лёню избил до без сознания, а может, и ещё сапогами убил, потом ещё уже избитого изнасиловал, его нашёл Сахаров повешенным. То ли его этот маньяк уже мёртвым повесил, толи он сам?
В кабинет зашёл Буянов, он остановился посереди кабинета и стоял так, смотря в пол, не шевелясь. Кажется, он хотел здесь кого–то бить, но кого здесь надо бы было бить, его здесь не было.
- Коля, почему ты его не убил?
- Его там убьют, в тюрьме его убьют. Таня, его обязательно убьют. Он попадёт в военную тюрьму, а там солдаты за это убивают. Господи, у меня два сына!
Буянов вышел. Виталька пошёл на развод. Я сидела за столом и даже не плакала, как мне посоветовал Виталька. Я очень чётко вспомнила, как летом в беседке Лёня меня учил перебору, как я ему показывала сисечки, а он их гладил и меня целовал. Как он сидел в кабинете и рассказывал нам про его маму Александру Матвеевну. Вспоминала, и полились слёзы, как у Буянова, лились ручьём по щекам без остановки. Зашёл Ненахов и сказал мне, чтоб я шла домой, он меня сегодня отпускает домой. Я представила, что приду домой, и там одна буду плакать, нет, я не хочу домой. Мне надо к Ане, я ей поделюсь горем, она мне хоть что – то скажет, я нуждаюсь в том, что кто – то будет сегодня рядом. Люба хорошо Лёню знала, она сама нуждается в утешении и я ей сейчас не помощник.
Ани в части не оказалось, её начальник сказал, что позвонила её тётка и сказала, что Аня очень простудилась – болеет. Я пошла к ней.
- Привет.
- Болеешь?
- Ну, меня Мишка у дверей продержал долго, промёрзла. Хоть бы воспаления лёгких не было, температура.
- Температура, это хорошо, значит, организм борется.
- Ты знаешь, он настаивает с ним сожительствовать, а я же девушка?
- Сожительствуй.
- Как, я же девушка?
- Ну и что, сотрётся что ли? Куда бережешь, для червей что–ли, кто знает, сколько тебе жить? В этом деле каждый решает сам, я тебе ничего посоветовать не могу, чтоб потом меня не обвиняла. Решай сама.
- Почему ты не на работе?
- У нас Лёню Голикова убили.
- Тань, ну что мне делать, он мужик, он уже женат был и разведён, у него ребёнок пацан есть? Он ведь не будет без секса встречаться?
- Нет, мужик не будет.
- Ну, я не хочу его потерять.
- Тогда давай.
- Я боюсь.
- У нас Лёню Голикова убили.
- Так значит отдаться?
- Как хочешь.
- Он еврей, Мишка, потом женится ли еврей на русской?
- Ты не русская, у тебя фамилия Шульц. Евреи тоже могут быть Шульцы. Скажи ему, что ты еврейка, а по паспорту русская, так записали.
- Ой, не знаю...
- У нас Лёню Голикова убили.
- Я наверно отдамся, когда–то же нужно отдаваться, да?
- Я пошла домой, мне надо домой.
- Он медик, на мед складах работает, значит отдаваться?
- Отдавайся. Пока.
15
Леня в гробу лежал на сцене, вместо лица была синяя раздутая шишка с фиолетовыми пятнами, и какими- то чёрными полосами в висках. Волосы были Лёни, а лицо не его, так оно было изуродовано. Гроб стоял на двух табуретках в том клубе, где Гурам Бакерия показывал солдатам по субботам кино, а после кино перекручивал фильм назад и бежал в самоволку. Солдаты сидели на сиденях, на сцене сидела Александра Матвеевна на стуле возле головы Лёни и гладила его иногда по волосам. Другая рука с протезом в чёрной перчатке висела вниз. У неё то текли слёзы из глаз, то она переставала плакать и сидела неподвижно, задумавшись, как–бы что то вспоминая. Она наверно вспоминала: как Лёню маленького привели в детдом в первый раз, как она ему мыла голову зажав под мышкой своей культёй, как он был рад гитаре и репетировал сидя на постели в её комнате. Он ей наверняка рассказывал свои мечты, как он будет ездить по всей стране гитаристом выступать, а может быть и по другим странам. Как он, потом забёрёт её к себе жить и уматерит, то есть станет ей сыном, а она ему мама, будет только его мама, а детдом будет ей только работой. Она опять начинала плакать и гладить Лёню по волосам.
Возле, стоял Виталик, он, конечно, знал, что Александра Матвеевна сильный человек, но на всякий случай стоял рядом со стулом, чтоб не упала. Офицеры и прапорщики стояли и сидели тут же. Замполит прочитал речь. Плакали женщины все, работающие в части, плакала я, даже Гейша плакала. Наверно Лёня брал в её библиотеке книги, а может быть, и ей играл на гитаре. Потом встали солдаты с первого ряда, поднялись по лестнице, пошли на сцену, проходя медленно у гроба, прощались, приостанавливаясь, каждый и сходя со сцены, тут же выходили на улицу. Солдаты, его друзья по роте, взяли гроб, подняли на свои плечи и несли на плечах, а все шли за гробом, командир с Александрой Матвеевной и Виталиком, подошли к казарме, потом к штабу.
Возле дверей казарм и штаба висели чёрные ленты, из штаба вынесли три солдата знамя части, встали впереди гроба. Заиграл оркестр, процессия развернулась и тронулась назад мимо казарм, на дорогу, где стояли безымянные могилы, яма уже была выкопана. Могилы были в два ряда, параллельно дороге. Я шла с женщинами. Нужно было перейти дорогу, могила Лёни была напротив входа. Я сразу всё поняла, что это могилы наших солдат, что броня БТРов пробиваема и Цинкалов мне наврал. Солдаты построились в строй, офицеры тоже, у всех были сняты головные уборы. День был сухой и холодный. Дул холодный ветер со стороны степи. Он продирал насквозь, но никто этого не замечал. Шинели солдат и офицеров прижимались от ветра к ногам. Александра Матвеевна закричала:
- Лё – ё – ё – ё –ёня – а - а!!!
Гроб накрыли и начали забивать прапорщик Цинкалов и Буянов. Она рванулась к гробу, но её задержал в своих руках командир. Медсестра Мария Петрова подскочила с ваткой нашатыря.
- Лё – ё – ё – ё – ёня – а – а -!!!
Плакали все. Плакали солдаты, которых самих через три месяца отправят на войну в Афганистан, многим придётся здесь, на этом кладбище рядом с Лёней Голиковым лежать, но их уже похоронят не так торжественно, а буквально тайком, чтоб никто не видел и не знал. Плакали офицеры, навзрыд плакали женщины. Я солдат не видела и салюта не ожидала, эти четыре солдата стояли сзади нас, женщин, салют раздался, земля содрогнулась под моими ногами, и я упала на колени. Я стояла на коленях и ревела в голос, повторяя:
- Лёня! Лёня! Лёня!
Кто–то из женщин меня поднял с колен и поддерживал руками, это была Любаша, она сама вся обливалась слезами. Рядом с могилкой был вбит маленький колышек, куда прикрепили – привязали проволокой венок. После похорон все пошли в солдатскую столовую. Там были при входе развешены чёрные ленты, на столах белые салфетки, перед каждым стулом стоял пустой стакан, поставили ещё один стол для офицеров и женщин. Дежурные по кухне стали разносить полные тарелки с пельменями, которые Сан Саныч купил в большом количестве на мясокомбинате. Каждому налили четверть стакана водки.
На следующий день, мы с Виталиком пошли на могилу Лёни и там видели, на уже замёрзшем песке могилы, который стал как бетон, кто–то из солдат выточил гитару так искусно, как–будто гитара эта лежала на могиле и была настоящей. Когда мы пришли в кабинет, нас ждал солдатик из роты Лёни Голикова. Он держал в руке Лёни гитару, подошёл ко мне и подал её мне в руки:
- Лёня хотел Вам подарить её, потому, что его зимой должны отправить в Афган, а он так не хотел, чтоб её там расстреляли. Она ваша, ваша гитара, Лёня так хотел...
16.
Наступила зима, всё шло своим чередом, Гурам так же бегал в самоволки, а Буянов его потом лупастил в моём кабинете. Мы с Виталиком, когда оставались одни, болтали обо всём и разном. Ненахов ещё пару раз намекал на походы в кино, или расслабиться в сауне, на что получал вежливый отказ. С Витей Цинкаловым мы ещё пару раз пили у него на складе, когда я получала паёк, за Лёню, за ребят, что лежат рядом и за броню БТРов. Но пили стоя и быстро, потому, что склад плохо отапливался, было холодно. Погибло в нашей части ещё двое солдат, они где – то грелись ночью, в какой–то каптерке, пили водку, от всех спрятались, топили, чем попало и развели костерок, прям на полу. Хотели подлить бензин, так получилось, что вспыхнули сами. Живьём сгорели. Их часть не хоронила, отвезли домой, у одного была мама одна, другого воспитывала с детства бабушка, увезли бабушке.
Погибло в степи от зубов волков два солдата из других частей, наших Бог миловал. Каждый раз, вставали в цепь поисков прапорщик Буянов, рядом он ставил Гурама и они стояли возле растерзанного трупа до тех пор, пока его не увозили. Потом Буянов Гураму говорил, что это мог бы быть он, как бы было тяжело матери такого сына получить. Гурам соглашался, благодарил Буянова за науку и в удобный ближайший случай, убегал в самоволку. Его ведь тоже понять можно: разве Гурам виноват, что он такой красивый мужчина, с таким неотразимым носом - рубильником.
Мы, три подружки, делали свои походы в рестораны и устраивали там оргии, а в десять нас оттуда забирал Иван и развозил по домам. На Новый год, в эту ночь исчез из роты опять Гурам Бакерия, офицеры нашли у него записную книжку, где было указанно девять адресов женщин. Шесть офицеров и четыре прапорщика ездили всю ночь, искали Гурама, вместо того, чтоб встречать Новый год с семьёю. Не нашли. Он был у десятой. Они ездили всю ночь туда-сюда возле степи по дороге и по степи на БТРе, боялись, что его задерут на обратном пути волки. Гурама подвезла, прям ко вторым воротам женщина на москвиче, и он спокойно вошёл в часть со стороны степи. Нет, мамочки солдатские, укор, за сынков – разгильдяев, будет потом.
Там, где я буду описывать лето. Летом я поеду в отпуск, и буду жить в комнате Гурама. Мама его, меня будет возить по многочисленным родственникам по всей Грузии гордая, просить, чтоб я везде рассказывала, какой её сын послушный, умный и хороший солдат. Как его уважают не только солдаты, но и офицеры, прапорщики, а прапорщик Буянов, прям, сыном родным считает. Такого солдата, как Гурам Бакерия армия ещё не видела и как он – Гурам Бакерия советскую армию осчастливил. Вы думаете, что только Гурам был такой неотразимый и красивый? Нет, у нас в части их было достаточно. В кабинете моём довольно часто шло воспитание таких «вундеркиндов», которых на «губу» жалко отправлять, оттуда–то точно инвалида получите, и не наказать нельзя, для его же пользы.
17
За зимой, обязательно, как бы долго она не тянулась, придёт весна. Пришла она и в наш город, пришла медленно, нехотя, как–бы раздумывая: может вообще не приходить? Увезли зимой почти весь состав солдат в Афганистан, и мы ждали пополнение новых, тех сирот, которые воспитывались в детских домах у таких учителей - воспитателей как Александра Матвеевна. Мы ждали тех мальчиков, которых воспитывали одни мамы, папы, бабушки. Кладбище солдат протянулось так далеко, что могила Лёни Голикова уже была в середине. Его не расширяли, оно шло в два рядка вдоль дороги, это хорошо отглаженные лопатой холмики, у могилы Лёни лежал прицепленный проволокой к колу венок.
Весной случилось ещё одно несчастье в части: привезли из Афганистана нашего бывшего уже подполковника Серёжу Дудка, привезли не калекой, мёртвым. В его части, когда уже был отбой, была планёрка всего командного состава. Это была маленькая комнатка, где еле вместились все офицеры и прапорщики. Дудка стол в середине, недалеко сидел прапорщик и крутил в руках гранату, он играл с нею. Кольцо выдернулось, и произошёл взрыв. Мёртвых было больше, чем осталось живыми – калеками. Хоронили его на гражданском кладбище с оркестром. Из солдат было всего четыре, которые стреляли салют. Офицеры были почти все, за исключением дежурных по части. Женщины из части тоже были все. Похороны были более сдержанные и плакали там только сама Зина Дудка, её мама, его сестра. А я так была уверенна, что командир на войне не погибает. По вине идиота - придурка, погибли столько прекрасных людей, да–да, прекрасных. В армии, тоже есть замечательные люди и нечего обо всей армии судить плохо по вине пары подонков. Я не хочу очернить солдат, и обелить офицеров, нет, я просто хочу показать, что сволочи есть везде и среди всяких.
Весна. Виталика отправили в отпуск на десять дней домой. Пока его не было, случилось восьмое марта, всех женщин после работы пригласили в клуб на пол часа, там были только офицеры. Женщинам замполит прочитал каждой благодарность, и каждой отдельно хлопали. Потом на сцену вышел Ненахов, он обратился только ко мне, Сан Саныч прочитал приказ о назначении мне звания ефрейтора, я вышла на сцену, и он мне вручил погоны с ефрейторской ленточкой, как раз на том самом месте, где осенью стоял гроб Лёни. Время идет, останавливать его не стоит, оглядываться тоже, только черпать уроки и учиться на ошибках прошлых. Ненахов достал из кармана кителя коробочку духов, причём очень дорогих и, поблагодарив за службу, мне их подарил от себя. Наверно каждой женщине в этот день их начальник подарил по коробочке духов, но только мой начальник сделал это так открыто.
После выходных приехал Виталик, я не знала, когда он будет, и поэтому была очень рада его так неожиданно увидеть на своём месте. Я специально не спрашивала в секретной части о его возвращении, Витальки мне не хватало, но я себе решила устроить праздник, радуясь его приезду. Он опять сидел на своём месте:
- Ой, Виталька, привет, ну, как?
- У меня папа умер.
- Что?
- Сегодня умер, а завтра я приехал.
- Они что, тебе не сказали?
- Они не знали, я уже был в дороге, когда он умер. У него случился инфаркт. Но теперь у меня есть мама, она действительно прекрасный человек. Она меня ждёт домой.
Виталя наклонился и достал из стола шампунь, подошёл и поставил мне на стол.
- Это тебе.
Он опять сел на своё место. Наши столы были напротив, нам удобно так разговаривать.
- Ой, Виталя, до подарков ли тебе было? Папу хоронил, о подарках думал?
- Я папу хоронил и думал о тебе. Представляешь, я думал о тебе, о ребятах, о части, обо всех. Если бы у нас была дедовщина, тянуло бы разве меня сюда?
- Спасибо Виталя, но зачем ты подарки, ну зачем, да ещё и мне? Я зарплату получаю.
- У Вас в городе нет шампуней, а у нас в Джамбуле есть, пошёл и купил. Я много думал дома. Знаешь, мне кажется, тебя Ненахов любит серьёзно. Я мог ошибиться. Он не хотел из тебя сделать Гейшу. Лёня тебя любил, я теперь это знаю, я видел, как он на тебя смотрел. Наверно я тебя тоже люблю, не знаю, может это любовь? Я хоронил отца, а в это время вспоминал тебя.
- Спасибо Виталя. Ты мне очень хороший друг, я тебя никогда в жизни не забуду.
18
Потом засобиралась в отпуск я. Я хотела поехать к брату в Ленинград. Но Гурам мне сказал, что лучше ехать на море к его маме, место есть, его комната пустая, отец у него умер, есть старшая сестра Лариса, живёт тоже в доме, не замужем, но у неё тоже своя комната. Буквально через пару дней пришёл Гурам и сказал, что он созвонился с матерью и вся семья очень рада меня с братом принять, на время отпуска, пожить у них. Ещё Гурам меня попросил, чтоб я не рассказывала про него ничего плохого.
- Гурам, а что можно о тебе плохого сказать, только что насочинять?
- Вот именно, я для неё воздух.
Я поехала к Игорю в Ленинград. Когда вышла на вокзале, сразу подскочил таксист, он меня катал довольно долго, куда – то вёз и вёз. Потом я увидела тот вокзал, где я вышла на площадь. Таксист, буквально, обогнул вокзал и остановился возле общежития Игоря. Мне не хотелось ругаться с таксистом, не хотелось портить настроение, я ему отдала ту двадцадку, что нащелкала на счётчике, со словами:
- Чтоб ты ею подавился...
Игорь был студентом, но с деньгами у него всё в порядке, он был фарсовщик. Он ездил каждую субботу вечером в Талин и оттуда в воскресенье утром возвращался с красовками. Их он без труда продавал среди студентов быстро и бес проблемно. Уже были каникулы, и он тут же согласился ехать на Кавказ со мной в Сухуми. Тем более, что было там, где жить. Койка одна была в их комнате свободная, на ещё одной ночевал Игоря друг, тоже студент кореец, который его и научил такому выгодному делу.
Дом и ограда, где вырос Гурам были огромными. Это были два дома. В первом доме жила бабушка, которая носила вот уже годами траур, у неё умер муж и сын – отец Гурама. В этом доме жили ещё снохи, дочери бабушки и их дети. Мужчины все были летом в России, они строили в Казахстане и России кошары, коровники, дома. Это был огромный дом - дворец, с навесами и лестницами внутри, снаружи, террасы и балконы. На западе такие дома называют виллы. В ограде был навес, где стояла странная печь и они на всех, в одном чугунном котле или огромной метр на метр сковороде, готовили еду. В доме был мужчина всего одни, он был русский зять, который плохо, но владел грузинским, он и его жена с дочерью были всего лишь здесь в гостях. Обязанности у всех были распределены: одна стирала тут же в котле на всех, одна готовила, одна следила за детьми всеми сразу, одна убирала везде, одна подметала и ограде и в доме, русский зять или лежал на балконе в шортах, или прогуливался и мучился бездельем. Мужчины здесь, дома живут только зимой на те деньги, что они заработают за лето.
Тут же был ещё одни дом, одноэтажный и по российским меркам большой, но не для Грузии. Там жила сноха бабушки – мама Гурама и дети бабушкиного умершего сына: Гурам и Лариса. Может, её звали как–то по-грузински иначе, но нам она представилась Ларисой. Сестра была похлеще брата, это был парень в юбке с девичьим лицом. Гурам по сравнению с ней, был золотце и мамина гордость. Мать Гурама тоже носила всё черное - траур, хотя муж умер уже много лет как. Первое, что она устроила, она собрала всю компанию, живущую там, и попросила меня всё опять рассказать всей семье. Они все собрались в ограде, я рассказывала, какой Гурам отличный солдат, как он хорошо разбирается в кинотехнике, как его эта деятельность помогает в тяжёлой службе солдатам. Как его любят и солдаты и особенно офицеры, ну, просто души не чают, а есть один прапорщик Буянов, так тот так души в Гураме не чает, как сына родного любит! Мама стояла такая гордая, счастливая, она так в это верила, и ей казалось, что именно она воспитала и могла воспитать такого мальчика, как её Гурам!!!
Неделю мы покупались на море, полежали на пляже. Вечерами мы ужинали с мамой и Ларисой за одним столом. Они и обедать с ними предлагали, но мы обедали в городе. Она каждый вечер просила снова и снова рассказывать про Гурама, мать могла бесконечно слушать о его таком хорошем сыне. Через неделю она не выдержала:
- Таня, вы бы не могли со мной поехать в деревню, где я родилась и выросла, я бы хотела, чтоб вы рассказали там про Гурама?
Мы выехали на автобусе очень рано. Приехали в какое – то грузинское село в горах. Место неописуемо красиво. Мать Гурама водила меня из дома в дом, я так понимала, что её то люди с трудом вспоминали и не помнили толком, а выслушивали про какого – то Гурама, да ещё с её переводом. Там по - русски почти никто не знал, и были в основном старые люди.
На следующий день мы поехали по ёе родственникам под Сухуми, потом по деревням. Однажды попали на похороны, какого – то дальнего родственника, который умер от инфаркта в тюрьме в России. Это были дальние родственники и её почти не знали, всем было не до Гурама, и мы оттуда скромно удалились. Хотя, чуть – чуть я уловила церемонию грузинских похорон. Всё было в коврах, это тоже был дворец с широкой лестницей как у бабушки Гурама. На полу стоял гроб, где лежал в чёрном костюме молодой мужчина. Женщины сидели на приличном расстоянии от гроба вокруг и только кто новый заходил в ограду, или поднимался по лестнице, они начинали голосить и как!!! Потом быстро успокаивались и ждали спокойно следующего гостя. Игорь с нами не ездил, он ходил на пляж и купался в море, ходил в кино, а я исколесила, чуть ли не всю Грузию с гордой мамой Гурама.
Когда мама успокоилась, и её устраивало только вечерние рассказы про сына ей самой, я почувствовала, что я не хочу видеть ни море, ни пляж, ни пальмы, ничего!!! Я лежала на кровати лицом к стене и ни хотела, ни есть, ни пить, ни говорить, никого видеть, ни жить. Брат объяснил это тоской по родине. У меня было такое депрессионное состояние, что я ни помню вообще, как мы уехали, это всё стёрлось в голове. Возможно, что Игорь какое – то время проехал со мной, а потом где – то на Украине пересел на другой поезд. Возможно, что он меня сразу посадил на азиатский поезд. Я точно знаю, что я ехала через Среднюю Азию и куппе сразу сели три парня, они только что недавно все отслужили в армии.
Парни попытались со мной заигрывать, шутить, но мне было до такой степени ни до них: всё равнодушно, безразлично, тошно. Я им сразу сказала: что я – солдатка, прод и вешь службы из воинской части, которая учит солдат – сирот водить БТРы пол года и потом их отправляют в Афган. В глазах их было столько понимания, они стали ко мне относиться очень осторожно и с большим уважением. Они всё прочитали в моих глазах. Я ничего не ела, ни пила, ни разговаривала, лежала лицом к стене с открытыми глазами. А ехать трое или четверо суток. Парни купили манты где – то на станции и уговорили меня съесть один. У меня открылся понос, и теперь они относились ко мне не только, как к лучшему другу, они заботились обо мне как к лучшему и больному другу:
- Таня, знаешь, это не понос, это тоска по части. Я знаю это, я так стремился на дембель, а приехал домой и сразу понос. Я только через пару дней понял, что тоскую по части, по ребятам, по всему. Мы ведь манты вместе ели, нам – то ничего? Это тоска. Вот ты вернёшься, придёшь туда, и всё пройдёт, без всяких лекарств всё пройдёт. У меня было это, я знаю, они – ребята там, а ты здесь. Как приедешь, даже если отпуск не закончился, всё равно беги туда и ты увидишь, что я прав.
Я заплакала. Ребята меня понимали, они прочитали всё, в моих глазах увидели те безымянные могилы, Лёню с гитарой, Витальку, Ненахова, Цинкалова, они были там, ну примерно там, но были.
19
Я приду туда, а они так обрадуются, так обрадуются. Господи, ребята, я без вас чуть не умерла! Неужели парень этот прав? Неужели я вас всех так люблю, мне вас так не хватает, как воздух? Они даже не осознали, как я им дорога всем, как без меня там скучно, но теперь, когда меня почти месяц не было, они это поняли. Как я их всех люблю, как они мне все дороги. Нет, я их всех никогда не брошу, там даже воздух чище, пространство шире, там они и моё место тоже там. Как я понимаю Витальку теперь, что его в часть тянуло, и он всего лишь десять дней дома был, а думал о нас. Ребята, девчата, я без вас чуть не умерла!
Я летела в часть не чувствуя под собой ног, мне так хотелось там быть как можно раньше, успеть всех увидеть, не явиться к концу дня, хотя бы к обеду. Поставив дома чемодан и прихватив коробку конфет для Витальки, я прыгала с автобуса на автобус, не дождавшись своего, перебежала через линию, бежала через какие – то гаражи, какие – то улицы и злилась на саму себя, когда автобус мимо меня проехал, а мне ещё так далеко бежать. В часть я явилась после обеда.
Зашла в кабинет, Виталька сидел на месте, он со мной поздоровался и вытаращил глаза, но ничего не говорил. Он боялся обидеть меня, что я с отпуска приехала ещё хуже, чем пришла в первый раз. Достала коробку конфет, положила ему на стол:
- Виталя, это тебе.
- Привет.
Села за свой стол. Мне ещё надо у дежурного забрать свой ключ от стола и сейфа, но это успею, я ведь пришла пообщаться. Виталька на меня смотрел с сожалением.
- Ты не рад?
- Что ты, очень рад. Просто, я не ожидал, что ты мне подарок принесёшь.
- Почему?
- Не думал о том.
- Что тут новенького без меня?
- Ничего.
- Да, в нашей роте с нового призыва, ну с майского, гитарист есть, с гитарой.
- Мне больше не надо, я умею играть.
- Его звать Павлик Морозов.
Наступила тишина. Мы молчали. Заговорила я первая:
- Какой идиот даёт им имена убиённых, да ещё детей?! Ведь он, буквально, программирует им короткую жизнь....
- Я тоже так подумал. Дебилу свинарю Сахарову дали имя академика, а нормальным ребятишкам такое…
Зашёл Ненахов, он меня не увидел, что – то за своим столом сидел подписывал. Поднял глаза и оторопел:
- Ты с Освенцима?
- С Кавказа.
- Тебя что, там затрахали?
- Хуже.
Обрадовались, скучали называется, такая встреча! А я чуть из – за них всех не умерла. Молодцы ребята, хорошо соскучились… Я встала и направилась к двери.
- Пойду в медпункт, мне Григорьевич нужен, гонорею лечить.
Я действительно пошла в медпункт, к счастью, доктор был там, он мне пообещал завтра же принести гормональные ампулы и с завтрашнего дня я вышла на работу, не догуляв два дня отпуска. В медпункте я узнала, что Лёня был повешен уже мёртвым, так показала медэкспертиза. Опять Олег мед брат пугал меня бородой, то он, то Любашка, а то Мария Петрова делали мне уколы, и я стала немного походить на человека. Нет, отпуск я больше брать вообще не буду, мне он противопоказан.
Пока я не поправилась до прежних габаритов, в столовую офицерскую не ходила, но однажды меня Любашка уговорила и я с ней, за компанию, пошла. Обратно шли все гурьбой, женщины со штаба и я с Любашкой. Опять разбрелись по всей дороге, Света шла и пела романсы. Когда начались могилы, она замолчала. Я ей сказала:
- Свет, спой, для наших мальчиков, спой?
Мы подошли напротив уже нашей части, той дырки, где не было плиты бетонной в заборе. Повернули с дороги, и зашли на могилы. Встали возле могилы Лёни, Света запела, но как!!!
- День и ночь роняет сердце ласку,
День и ночь кружится голова,
День и ночь взволнованною сказкой
Мне звучат твои слова.
Вспомнился ясно тот день, похороны, у нас появились слёзы у всех.
- Только раз бывают в жизни встречи,
Только раз судьбою рвётся нить,
Только раз в холодный зимний вечер
Мне так хочется любить.
20
После обеда пришёл Гриша, он майор и ему 43 года, эту историю надо рассказать отдельно. Гриша был женат, но как только я появилась в части, он мне предлагал выйти за него замуж. Я, конечно, мечтала выйти замуж за офицера, но не за такую древность динозавровских времён? Это был плотный, среднего роста, довольно симпатичный мужчина, блондин. Я так и не смогла вспомнить его фамилию, только имя Гриша. Он, как только меня видел, сразу заводил разговор на эту тему: замуж. Гриша любил со мной общаться и не упускал момента, если я одна, ко мне подойти, но он для меня, как кавалер не считался вообще. Для меня он был исторической древностью. Гриша был очень спокойный и тихий. Вот жена им и вертела, она гуляла, коллеги это зная, его звали, за глаза конечно: «танк с рогами». Она была майор милиции, с подростками работала. А Грише надо расти, принимать часть на дивизионе и повышаться в звании. Жена считала, что рости должна именно она, не Гриша, и на дивизион ехать не хотела. Вот и был Гриша как бы застойным.
У нас год назад умерла бабушка и сын её, мой дядя, пустил двух квартиранток. Одна из них Таня, с десятилетним сыном, тёмненькая, очень симпатичная, шустрая и, по моему представлению, очень даже Грише подходила. Таня занимала две комнаты, а её соседка, теперь уже подруга, одну комнату и отдельную, только прихожка была общая. Ира была высокой, светлой, не такой шикарной, скромной, тихой, с пятилетней дочкой. Гриша должен был придти к Тане знакомиться, Таня Иру пригласила в первый вечер, чтоб значить за компанию посидеть, а потом она уйдёт. Посидели, ушла Ира к себе не одна, с Гришей. Конечно, подружки они больше не были, но вся эта акция принесла результат: Гриша развёлся со своей мымрой, сбросил рога и теперь женился на Ирине, уезжал на дивизион принимать свою долгожданную часть, и повыситься в звании.
Вот он и пришёл со мной попрощаться, поблагодарить за всё. Гриша мне оставил цветы, коробку конфет, бутылку шампанского и духи очень дорогие. Ненахов в это время вошёл в кабинет, он наблюдал за этим всем с ужасом. Когда Гриша вышел, я открыла сейф, поставила там бутылку и положила коробку конфет (потом с Виталькой выпьем и съедим, а повод всегда найдётся), цветы и духи положила в сумку, что висела на спинке стула. Когда я села, Ненахов взорвался:
- С ним?! Ты была с ним?! Ты трахалась с ним?! А меня браковала?!
- Нет, я ему Курочку подсунула, теперь он на ней женится.
- Что, ты ему подсунула эту ****ь - Курицу, которая всем даёт?!
- Теперь она будет только ему давать, знаешь, какая она в постели? Он как попробовал, так сразу разводиться побежал.
- Курочек замуж выдаёшь, о себе бы хоть подумала.
(2 часть)
21.
За квартал от нас жила одна очень красивая женщина, молоденькая, со своим мужем – китайцем, он был сапожник. У них была маленькая девочка, ну копия китаянка, очень красивенькая. У этой женщины была младшая сестра Света, мы с ней подругами не были, она проходила мимо моего дома, или я мимо. Их дом был огромным. Как – то я сидела в ограде и играла на гитаре, она отодвинула задвижку, вошла:
- Привет.
- Привет.
- Меня Светой зовут, а тебя?
- Таня.
- Ты меня знаешь немного?
- Да видела пару раз, как тебя мужики на руках несли из такси пьяную.
- Да, было в молодости... Ты на гитаре играешь, да?
- Как видишь.
- Знаешь, я замуж вышла в Чаган, ну Андрюша хочет для парней своей общаги такой ****ский сабантуйчик устроить, ну чтоб значит, познакомились с кем.
Чаган, это военный закрытый городок за восемьдесят километров от города. Вот туда Света и вышла замуж за офицера Андрея.
- Так ты по адресу, сколько ****ей надо?
- Одной не хватает.
- Я подойду?
- А ты уже не девушка, а то будешь, потом истерики закатывать?
- Что, да я профессиональная ****ь. Я там всех на уши поставлю.
Повеселюсь вволю и в удобный момент смоюсь, меня ли учить сваливать?
- Ну и прекрасненько, приходи в субботу вечером в восемь, с гитарой только.
В субботу вечером я вошла к Светке, девки суетились возле стола, и на кухне. Я постаралась гитару определить подальше в угол, чтоб на неё не сели и не хватали просто так, а то растроют. Лёня то меня настраивать не научил, бегаю везде и всюду ищу кто – бы настроил. Ну конечно, по сравнению с теми тётками, что были у Светки, я была что – то типа младшей сестрёнки, которую пришлось прихватить с собой, деть некуда. Они были грудастые, жопастые и все красивые. Я была самой маленькой и самой худенькой.
Когда парни стали заходить в сени, первым зашёл самый высокий из них старший лейтенант. Он был прекрасен: голубые глаза, красивое продолговатое лицо, пухленькие губки, прямой нос, пепельного цвета кудрявый волос. Зашли парни за ним, остановились все в дверях. Бабочки все остолбенели от такой красоты первого офицера. В этот момент я вспомнила, что только я умею играть на гитаре и только я смогу теперь взять, завлечь любого мне понравившегося, я играю на гитаре, а эти все тётки нет! Это была веранда, хорошо освещена и длинная, они стояли в дверях, мы в других дверях входа. Я протянула руку вперёд, показала пальцем в середину на высокого красавца и уверенно сказала:
- Этот будет мой муж.
Над своим ухом услышала ехидное:
- Конечно, только подгузник и ползунки снять не забудь.
Сразу сели за стол и быстрее разливать по бокалам водку, вино. Все, бабоньки, конечно, глазки строили высокому офицеру Саше, для приличия без внимания не оставались и другие парни. Они все были в форме, все такие, ну и бабы были такие! Кроме меня. На меня никто не обращал внимания, кажется, все действительно посчитали меня за чью - то младшую сестренку, прихваченную с собой по необходимости. Потом они танцевали, прижимались друг другу, я сидела и на всё это ****ство только смотрела. Опять сели за стол, выпили, и вдруг один из офицеров взял из угла мою гитару, протянул этому высокому Саше, только он играл на гитаре, а остальные оказываются ни из парней, ни из баб не умели.
- А ну Сань, изобрази?
Он взял гитару, немного подстроил, начал играть и петь:
- Сделана засечка на стакане
Да укромный выбран уголок,
И уже разломленный в кармане,
Засыхает плавленый сырок.
Одна грудастая блондинка облокотилась на стол, прям напротив его, он вытаращил глаза туда, в груди, и продолжал, не отрывая, взгляда от глубокого декальте.
- Ну, где ж ты друг, наш третий друг,
Засыхает плавленый сырок?
Песня кончилась, он потянулся за стаканом, Света взяла у него гитару и поднесла ко мне, подала:
- Теперь ты Татьяна спой?
Я только этого и ждала, посмотрела на Саню, как можно загадочней, как та Нинка, бывшая до меня, запела:
- Епископ звание от Бога данное,
Печатью вечной скрестив решение:
Отдать блудливую деву Анну
Огню святому на очищение.
С меня все не сводили глаз, гитара Лёни играла так хорошо и звучно, уверенно, как – будто это играла не я, а Лёня:
- Господи поми – и – и – илуй,
Господи поми – и – и – илуй.
Саша встал и тихо стал идти ко мне, он подошёл к Славе, сидящему рядом со мной, его буквально снял со стула, не своди с меня глаз, сел рядом:
- За то, что чудною красотою
Мужчин пленила, губила стражу,
Они, увидев чудо такое
Ломали клети, теряли разум.
Я пела только для него, только для этого Сани и больше ни для кого здесь, он это знал, он это почувствовал.
- Господи поми – и - и – илуй,
Господи поми – и – и – илуй.
Всё... Здесь были только я и он, он и я, больше здесь никого для нас не было, нам больше никто не нужен и мы никого не замечали.
- И вот, священный огонь пылает,
Чудо чудное видят люди,
Огонь красавицу обнимает,
Целует её в глаза и губы
Господи, помоги мне этого офицерчика сманить, помоги мне Лёнечка съиграть на твоей гитаре, да так!
- Господи поми – и – и – илуй,
Господи поми – и – и – илуй.
Всё. Он меня схватил, затащил в Светкину комнату, сел на её постель, посадил к себе на колени, начал целовать и шептать:
- Нашёл, я тебя нашёл, никогда не потеряю, я и ты, ты и я, всё, нам больше никто не нужен. Я тебя искал, я тебя люблю, я тебя узнал! Это ты!
- Пойдём ко мне?
- Пойдём.
22
Он рванулся в дверь, схватив с вешалки свой китель. Я заскочила в другую комнату, где танцевали все, схватила гитару. Мы выскочили на улицу, буквально, бежали ко мне на другой конец улицы, как – будто боялись, что за нами сейчас погонятся и нас разлучат. Мы сразу легли в постель, разбросав одежду везде и всюду по комнате, так торопились, как будто боялись, что нам могут помешать, или кто–то вдруг из нас сменит решение, вдруг окажется, что сейчас придёт мой муж, ведь он ничего обо мне не знал, кроме того, что меня звали Таня. Мы идеально c ним подошли в сексе, мы трахались, спали, ели пили у меня найденную одну бутылку вина, он курил, опять трахались и спали. Мы даже не разговаривали, ничего друг о друге не знали, не интересовались сейчас ничем, мы наслаждались близостью нашей и всё...
Дни сменяли ночи, ночи сменяли дни, мы среди недели сходили в магазин, и купил он много еды, питья, курево. Нас ничего не пугало, ничего не смущало, никакого не было долга, он забыл про свою обязанность, я про свою. Мы даже не включали свет. Ночью выбегали на улицу в туалет и опять прыгали в постель. Ни уборка, ни посуда, ни грязь нас не интересовала, только мы друг друга. Кто – то днём подходил в окнам и стучал в ставни. Только раз я подкралась к окну и подглядела в щелочку ставни, там стоял Ненахов. Я вспомнила, что я работаю в части, что я кормлю, одеваю солдат, офицеров, что у меня есть обязанность и меня ищет мой начальник – Ненахов. Наверно такая бесшабашность бывает в молодости, но я поняла вдруг Гурама: что такое разбитый нос, по сравнению с таким сексом?!
Саша уехал, я его проводила вечером на Чиганский поезд, пошла домой, легла в постель, выключила свет и вдруг: из соседней комнаты, из чёрной темноты двери выплыла большая страшная голова. Она проплыла по комнате, я за ней наблюдала, потом опустилась на подушку лицом ко мне и смотрела мне в глаза, стараясь достать меня языком. Язык, как змея, извивался из рта этого чудовища и всё ближе приближался к моим губам. Я начала бить со всей силы голову, я долбила свою подушку, а голове ничего не делалось. Включила свет, начала шарить истерично по столу, ища нож, посуда и бутылки падали на пол, когда я схватила нож, на месте головы лежала только подушка, голова исчезла. Всё, не буду спать... И свет выключать не буду... Всё, это галюники, у меня белая горячка. Никогда, никогда больше так не опущусь. Как я могла всё забыть, на всё наплевать, всё под ноги бросить, как охапку бумаг под стол и сбежать, оставить их там, одних, без меня?! Ведь Ненахов приходил, они во мне нуждаются, я им нужна! Как я могла?!
Утром я явилась в часть. Лицо было опухшее, глаза заплывшие, я пришла специально после развода, когда все разошлись по своим делам и кабинетам. Я зашла в кабинет: там были Виталька, Ненахов и Цинкалов. Цинкалов списывал со старой раскладки то же самое на новую. Все молчали и смотрели на меня. Я с двери сказала:
- Такой грипп был, чуть не сдохла.
Цинкалов уступил мне место, Ненахов подошел к форточке и её открыл, отмахиваясь ладонью от лица, показывая тем, что прёт перегаром. Виталя поднёс воды стакан. Я взяла в руку, но она тряслась и никак в рот не попадала вода, а стакан стучал по зубам. Ненахов был зол.
Цинкалов сочувствующе предложил пойти с ним в склад, у него есть лекарство, и щёлкнул себе по горлу. Я отказалась, Цинкалов вышел, он не любил присутствовать при воспитании солдат. Ненахов вздохнул:
- Ефрейтор Скворцова, вы можете выбрать метод воспитания: я вас наказываю, прапорщик Буянов или на «губу» поедете с майором Петровым. Правда, я не уверен, что он вас до туда довезёт, «губа» дальше его жилья, а майор Петров вас любит, вы это знаете...
Я молчала...
- Ну, что вы надумали?
- Зовите Буянова, Виталя, а ты воду поменяешь, пойдёшь.
- Итак, в этот раз прощаю, но чтоб больше такого никогда, слышишь, никогда, ни–ког-да!!!
23.
Оказывается, к окну подходили в мою загульную неделю и стучали в ставню и Любашка, и Анна, но я потом им расскажу, при встрече, что произошло, и что мне утром, уже после первой ночи, мой хахаль предложил замуж: он встал на колени передо мной обнял за талию и, смотря мне в глаза, сказал:
- Выходи за меня замуж?
- Ну, я же маленькая, простая, а ты вон какой высокий, симпатичный?
- Именно тебя я искал, именно твой рост мне нравится, ты – красивая, у тебя глаза красивые.
Это правда, я знаю, что у меня красивые глаза, мне это часто парни говорят и ещё у меня красивые ноги, я это тоже знаю, стараюсь носить всё короткое. Люблю носить свитера без юбок, на что иногда слышу в автобусе: «девушка, извините, вы наверно торопились и юбочку одеть забыли.» Я посмотрела в его глаза, потом на погоны кителя, висевшего рядом на спинке стула, подумала: «Интересно, пошла бы я за тебя, если бы ты был гражданским, ну, например шофёром, простым водилой? Никогда!»
- Я согласна Саша.
Он меня схватил, бросил на кровать и мы моё согласие закрепили сексом.
Любашка очень заинтересуется моим кавалером, да так, что я буду его к следующей субботе вечером ждать не одна, с ней. Она будет сидеть до поздна, до десяти вечера, всё ей очень будет хотеться на него посмотреть и, я так чувствовала, отбить. Просто переступить через «труп», пройтись по «черепам», украсть счастье своей подруги и устроить свою, Любкину жизнь, меня оставить с носом. Я это чувствовала и видела, по её накрашенной роже, по её новому платью, по её такому жадному любопытству и ожиданию. Я ей это разрешила, убедиться самой себе: «на сколько я нужна Сане и насколько Любка безталантлива в таком искусстве, как соблазнять парней?» Хотелось Любке ещё раз безмолвно показать это, так как она считала себя неотразимой, а меня за нуль, ничто, придурка, с которым просто весело. О чём она открыто говорила Аньке, а та мне всё передавала. Я вообще не знала сама: «приедет ли он ещё, или это обещания по – пьнке и всё давно забыто?»
Через неделю он явился, сразу с поезда и ко мне. После восьми вечера он стоял с бутылкой вина и в сетке пять банок сгущёнки. Я открыла. Конечно, радость была неописуема, но вида не подала специально.
- Ты с кем–то?
- Нет, тебя жду.
Он прошёл, увидел Любу, поздоровался:
- А что она здесь делает?
- Просто пришла, моя подружка Люба.
- Так и знал, так и знал, что подружка будет поджидать, потом досидится здесь до темна и ты попросишь её проводить. Меня проверить, да? Пойду или нет, да? Я там, на «губе» десять дней просидел, без капли алкоголя во вру, о тебе думал, а ты тут кого - то мне подсунуть собралась? Да?!
- Саня, да она случайно.
- Она и прошлую субботу здесь, наверняка, случайно околачивалась.., наверняка! Послушай, со мной такой номер не пройдёт, я тебя люблю, тебя - дурочку, и не устраивай мне проверки, а эта ****ь пусть уйдёт!
- Как ты можешь так, Люба девушка?!
- Твоя Люба ****ь, которая тебя готова облапошить и оставить ни с чем!
Люба ушла. Мы никуда не ходили, по городу не гуляли, опять пили и не вылазили с постели, играли друг другу на гитаре, общались.
24
В воскресенье вечером я Сашу пошла провожать на Чаганский поезд. Он стоял рядом, потом сказал:
- Давай зайдём?
- А вдруг поезд тронется?
- Нет, не тронется, я тебя предупрежу, когда должен тронуться.
Мы сели на места и разговаривали, он меня посадил к окну и когда поезд тронулся, Саша меня не пустил, закрыв собой проход.
- Ой, поезд пошёл!
- Поедем со мной, утром на утрешнем приедешь, он приезжает в восемь, тебе к скольки?
- К девяти.
- Успеешь.
- Нет, моя часть в другом конце города.
- Какая часть? Ты что, солдатка?
- Да.
- Солдатка?!
У него было потрясение, Саня не знал, как отреагировать, но быстро пришёл в себя и сообразил, как спасти ситуацию.
- А в каком ты звании?
- Ефрейтор Скворцова.
- Старший лейтенант Манков. Ты скоро ефрейтор Скворцова будешь Манкова. Ты дала согласие, ты выходишь за меня замуж, так ведь?
- Конечно.
- Да, а когда мы осчастливим Мир таким важным событием?
- Мир не осчастливится, особенно наша часть.
- Почему?
- Я там прод и вещ служба, а пока найдут новую и научат?
- Да ну их всех, ты не можешь там быть вечно.
- Ой, Саша, я могу в Жана–Семее сойти.
- Нет, поедем со мной, в Жана – Семее сойдёшь в понедельник утром.
- А форма?
- Явишься в свитере.
- В свитере без юбки?
- А что, у тебя ножки красивые, никто против не будет полюбоваться. Да, у тебя вообще - то кто - то есть там, кроме меня?
- Нет, там все женатики.
- Не беспокойся, тебе Светка юбку даст. Не даст, так я сопру знамя части, им обвернёшься.
Проехали Жана – Семей. Это тот же Семипалатинск, только он разделён на две половинки рекой Иртыш. Старый город называется Семипалатинск, новый Жана–Семей, это по-казахски Семипалатинск. Я жила в Семипалатинске, часть стояла за Жана–Семеем.
- Таня, девочка моя, я люблю тебя.
- Сань, какой у тебя рост?
- Метр восемьдесят шесть.
- У меня метр пятьдесят пять. Над нами смеяться не будут?
- Пусть попробуют, по роже от меня получат.
Мы ехали, а он рассуждал дальше, как – бы сам себя успокаивая:
- Всё правильно: старший по званию вверху, а ниже по званию внизу.
- Ты о чём?
- Ну, мы же с тобой только по рабоче – крестьянски трахаемся, я – старлей вверху, а ты – ефрейтор внизу. Вот не думал, с ефрейтором трахаться буду.
- Да забудь ты, не думай об этом.
- Как не думать, пойдём в туалет?
- Что, прям здесь?
- А что, мы ещё не пробовали в поезде с тобой? Ну, я так хочу тебя?!
- Мы же только с постели?
- С постели, но не с туалета?
- Мы ещё в твоей общаге не пробовали, там попробуем сегодня. Сейчас нет.
Подъезжали к Чагану. Он меня снял с со ступенек и понёс по платформе на руках к выходу с платформы. Вокзал, это один малепусенький домик, а дальше степь, где рядом поджидал автобус, что увезёт всех в Чаган, мой меня пронёс до уазика, что стоял недалеко и солдат нас, увидев, выскочил, открыл вторую дверь. Манков меня посадил на заднее сиденье, сам сел возле водителя и мы поехали. Ехали молча, Манков что – то пару раз спросил солдата, но я не поняла, что тот ответил.
- Саша, почему нас машина везёт, а не на автобусе?
- Я всё подготовил, это командира уазик, я знал, что я тебя сегодня украду.
Мы зашли в общагу. Это было четырёх этажное длинное здание, полное холостяков офицеров и прапорщиков. Здесь же, когда–то, в этой общаге, а именно в той комнате, куда меня вёл сейчас мой Саня, познакомилась Светка, на Лёшиной, койке с будуюшим мужем. В первый раз он увидел её спящую на его постели. Мы зашли в дверь, тихо поднимались по лестнице, против лестницы была большая комната дежурной по этажу, но эта комната была вместо стены бетонной, стеклянной и дверь стеклянной. Поэтому, ей всё было видно. Манков поставил меня с левого бока, и мы так шли, благо, что он высокий и крепкого телосложения. Мы заскочили в комнату, там сидели два парня в военных рубашках, все на своих койках. Один сам с собой играл в шахматы, другой что – то писал. Как только мы заскочили, они отложили свои дела и стали со мной знакомиться. Один оказался Слава, прапорщик, а другой капитан Лот, он потом мне объяснит, что это литовское имя и Лот начальник физической подготовки, в нашей части такой службы не было. Я села на кровать Саши, он достал пять банок сгущёнки и подал мне:
- Вот тебе, я тебе специально купил, по пять в руки давали.
- А сам?
- А я такое не ем, что покрепче люблю.
25
Ребята засобирались. Лот вспомнил, что его сегодня Татьяна ждёт. Была там одна разведёнка с ребёнком старше его, в своей квартире жила, жена бывшая одного пилота из лётной части. Слава вспомнил, что он должен пойти в другую комнату к ребятам и будет там смотреть футбол всю ночь. Они ушли. В дверь раздался уверенный стук.
- Манков, открой!
Это стучала комендантша, она видела, и как мы прокрались, и как Лот сейчас уходил из общежития.
- Манков открой, я знаю, что она здесь.
Манков меня затолкал в вещевой шкаф и накрыл своей шинелью с головы до ног. Я стояла, не дышала, думая: «Вот докатилась, уже в шкафу прячусь общаги полной мужиков. Вот я ****ь ещё та, из шкафа сейчас вытащат!!!» Комендантша зашла в комнату, остановилась посередине.
- Где она?
- Кто?
- Манков, ты знаешь кто, где она?
- Кто она?
- Не надо придуряться Манков, что ты провёл её, я это видела, ждала, что сейчас уйдёте, а ушли парни из твоей комнаты.
Она подошла к шкафу, его открыла, сдёрнула с меня шинель.
- А это что...? Это что?!
- Кукла германская.
- Какая кукла, германская?
- Ну, это такие резиновые есть, для мужчин специально, когда женщин мало, или вообще нет.
- Что-о–о?!
Она меня взяла за руку, вывела из шкафа.
- Видите, как, умеют ведь немцы делать, качество, какое, как живая.
- Это же ребенок, Манков!!! Девочка, он тебя обманет!!! Это ведь ****ун!
- Я на ней женюсь, я её не обманываю...
- Мы, правда, решили пожениться, правда.
- Манков, да она же ребёнок, какая женитьба, да она же школьница?! Что ты мне мозги пудришь? Я сама мать и не знаю, как пятнадцатилетняя выглядит? Вон, оба вон!
- Имею права до десяти.
- До десяти пол часа, ровно в десять вы уйдёте. Девочка, он тебя обманет, не верь ему, не верь!
Комендантша вышла, а Манков закрыл на ключ дверь и начал быстро срывать с себя одежду:
- Сейчас тут, а потом у Светки всю ночь, у них квартира, пустят, сами свели, сами пусть и отдуваются.
Я начала быстро раздеваться:
- Конечно, конечно, побыть в офицерской общаге и не трахнуться?
- Ты не в офицерской общаге, ты у меня, у своего мужа, а эту дуру не слушай.
26
Мы пошли к Светке с Лёшей. Чаган, это небольшой городок, где все дома четырёхэтажные и даже магазина два, вещевой и продовольственный тоже в первых этажах домов. Там же есть клуб офицеров, где каждую субботу танцы, а на Новый год маскарад новогодний. В городке много разведенных офицерских жён, какая с ребёнком, какая без. Они все имеют любовников, и немного повстречавшись с холостяком, выходят замуж. Ехать на поезде до Семипалатинская всего час, Чаган проходит тоже возле реки Иртыш, где летом купаются, а зимой устраивают шашлычки и пикнички жители Чагана на острове напротив, надо по льду перейти на остров. Лёд всегда не голый, лежит снег, как в степи. Светка с Лёшей не удивились, они нас ждали, знали, что Манков со мной и поехал ко мне, в конце концов, он меня приведёт в общагу и нас оттуда выкинут. У них были гости. Все уже сидели за столом и веселье шло полным ходом, Света любила шумные вечера и устраивала их, по поводу и без повода. Мы тоже сели за стол и ели – пили со всеми.
Там был один парень в гражданке. Он офицер, но не с ракетной части. Есть там такое: идёт по квартирам, звонит в двери и спрашивает: «здесь не живут такие – то?» Если ему повезёт, женщина оказывается одна, да ещё скучает, он слышит в ответ: «живут». Вот и этот, оказывается, пришёл с такой целью, Лёша, открыв дверь, подумал, что чей – то из гостей друг и, не дав парню открыть рот, ответил: «а – а, заходи, заходи“. Так этот холостяк и оказался за столом. Когда танцевали, он меня пригласил, Манков не разрешил. Когда Манков вышел на балкон с Лёшей покурить и поговорить, этот самый парень меня опять пригласил. Я пошла с ним танцевать, танцуем. Манков заскочил в дверь, увидев меня в окно с ним, оторвал парня от меня и потащил к двери, выкинул его на лестницу.
- Ты, чё, Саша, офиганел?
- Он с тобой пришёл? С кем он пришёл? К кому он пришёл? Кто его знает, это пилот с нашей общаги, старлей, он пришёл один?
Лёша ответил:
- Один.
- Кого – то искал?
- Кажется.
- Мы все так ходим и спрашиваем по квартирам, Лёш, ты, что его запустил? Он чуть Танюху у меня не увёл, они же голодные на баб! А ты что с ним обнималась, стоило мне отвернуться, да?
- Да пошёл ты, ты больной - ревнивый. Я всего лишь танцевала, мне он и не нравится. Все танцуют, а я сижу. Ты только пьёшь.
Все быстро ушли. Мы со Светкой стали мыть посуду, она моет, я вытираю. Мужчины, то есть Лёша и Саша носили посуду, перекуривая на балконе. Ни Света, ни я не курили, поэтому они выходили курить на балкон. Светка сказала:
- Знаешь, а ведь никто кроме тебя, с того ****ского сабантуйчика, не смог подцепить наших парней. Не думали, что так распи*дяя – Манкова зацепить можно. Пропал, искали, как явился, сразу на «губу» сел. А я знала, что он у тебя, но не выдала, зачем? Я понимаю высоту искусства секса, молодец. Обещала на уши поставить и поставила, Манкова поставила! А те куклы так себе, мясо поотрастили на себе, а пользоваться им не могут. Грудастые, жопастые, смазливые брёвна. Правда, что Вы пожениться решили?
- Правда.
- Когда?
- Весной, у меня срок службы кончается весной.
- А – а, да, я забыла, ты – солдатка, я тебя в форме видела.
- Свет, ты мне завтра утром дай юбку, или сейчас, чтоб не забыть впопыхах утром, не явлюсь же я в часть без юбки? Всем сразу ясно станет, что с ****ок, смеяться будут.
- Подберу что, я тебя чуть шире.
Света положила нас на полу кухни, в комнате спали они. Стоны и стуки, крики и охи - ахи слышались то из кухни, то из комнаты. Потом всё утихло. Манков разбудил меня где – то под утро и мы опять охали – ахали, и довольно долго, а утром все проспали. Светка заскочила на кухню совершенно голая:
- Манковы, Вы проспали!
Мы оделись быстро и конечно, я забыла Светкину юбку одеть, автобус уже уехал на вокзал. Мы побежали в сторону его части, он заскочил на КПП, а я ждала за забором. Ворота КПП открылись и мой Санька выехал, сидя за рулём, на уазике командирском, открыл дверь:
- Скорей!
Я села рядом.
- Успеем, я буду гнать, успеем. А ты эту дуру не слушай, она врёт, я тебя не обману, я тебя уже считаю женой, с тобой так нельзя, с тобой грех.
- Что со мной нельзя?
- Обманывать тебя нельзя, с тобой нужно серьёзно, я это понял ещё тогда.
- Когда?
- Когда ты у Светки на гитаре играла, про «блудницу» пела.
Поезд уже шёл, он стоял там всего пару минут, видели, как он приближается всё ближе к вокзалу, и гнал наш уазик, как только мог.
- Я люблю тебя Саша, я тебя очень люблю.
- Ты юбку забыла одеть.
- Да ну её, мне уже всё равно.
Я заскочила в вагон, Саша мне крикнул в дверь:
- Я в следующую субботу приеду, ладно?
- Нет, я к тебе приеду, мне понравилось у тебя.
- Ладно, буду тебя встречать в субботу с поезда. Я всё устрою, в общаге будем одни. Я люблю тебя–я–я...
- Я то–о–оже.
27
Поезд промчался мимо станции Жана–Семей, я уже стояла в тамбуре, собралась выходить. Заглянула в купе проводницы:
- Девушка, почему не остановился? Мне очень надо в Жана–Семее, я на работу опоздаю!
- Он перед мостом медленно будет ехать, почти остановится. Будет другой поезд пропускать, вы можете там соскочить. Но, чуть что, я тут не причём и вы не в моём вагоне ехали, ладно? Я тамбур открою перед мостом.
- А что может случиться «чуть что»?
- Там милиция в будке перед мостом, мост сторожат.
- Не беспокойтесь, я у вас не ехала. Они меня не поймают, обещаю.
Я соскочила в подножки, побежала назад и как только проволока колючая кончилась, нырнула в кусты, побежала между кварталами на остановку автобуса. Денег на билет у меня не было, но в этом автобусе контролёров я никогда не видела. Возле штаба стояли офицеры и ждали развода, против двери штаба стоял красный москвич майора Петрова. Ну, вот уж фигу вам, сегодня Петров останется голодным. Я подкралась к окну и дождалась, когда Виталя зайдёт в кабинет. Увидев Виталю, постучалась.
- Ой, тебя Ненахов ждёт у штаба.
- Пусть ждёт, он думает, что я опоздала.
- Виталька, помоги мне залезть?
Мимо шёл какой – то солдатик и, замедлив шаг, смотрел на мои ноги без юбки.
- Иди сюда, помоги залезть?
Он подошёл и начал меня подсаживать к окну, с другой стороны тянет Виталик. Я залезла и села за стол. Зашёл Ненахов.
- О, а ты как здесь? Да, почему не в форме? Ну что молчишь. У меня последнее время такое ощущение создалось, что ты работаешь на два фронта: один в части, а другой где–то в...
Я встала и подошла к шкафу, его открыла. Ненахов смотрел на мои ноги и свитер, чуть–чуть мою попу прикрывающий.
- Ну, Сан Саныч, а где второй фронт?
- В борделе...
Он сел на своё место.
- Где форма, где твоя форма, это что за вид?!
- Я ею подтёрлась.
- Я так и знал, я тогда ещё догадался, после твоего запоя догадался: у тебя кто-то есть, или?
- Или....
- Он офицер?
- Нет, он шофёр, водила.
- Ну, ты ведь не выйдешь за водилу, так ведь, он временно, да?
- Никогда за водилу не выйду, а этот временно.
- Ну и ладненько, но голову не теряй, в запои не уходи, как тогда. А всё же, почему не в форме?
- Он из Чагана, там живёт, на поезд опоздала и юбку там оставила, торопилась.
- Таня, зачем он тебе?
- Не знаю, с ним весело.
28
Ненахов наверняка не знал, что гражданских в Чагане нет, он мне поверил, что хахаль мой - водила и он у меня временно, пока не наиграюсь. Виталька перед обедом мне предложил:
- Давай я тебе что – нибудь из столовой принесу?
- Не надо, я ни хочу кушать.
- Как ты домой пойдёшь?
- Цинкалов что – нибудь, принесёт, мне только за территорию части зайти, а там я всегда так хожу, без юбки.
В обед зашёл Цинкалов.
- Танюша, ты опять кушать забыла?
- Нет, у меня стресс, вот, даже юбку забыла одеть.
- Юбку, это что, я вчера своего Кольку трёхлетнего потерял с садика, вот это стресс, чуть инфаркт не хватил.
- Как потерял?
- Ну, мы с Колей Евдакимовым пошли после работы в пивную выпить, я с садика Кольку забрал своего. Выпили, он рядом крутился. До вечера там пробыли. Прихожу домой, моя спрашивает: - « А где ребёнок?» Тут – то я и вспомнил, что Колька в пивнушке остался, а уже она закрыта. Ой, как она налетела, я сам аж всем телом от страха задрожал: маньяк украл! Оказывается, она его уже спать уложила, он у пивнушки гулял, соседка мимо шла и захватила с собой, домой привела. Моя так меня проучить решила. Ты кушать хочешь, а то ко мне поёдём, на склад, выпьем?
- Как, я вон в каком виде?
- Подожди, принесу тряпку половую новую, а ты подоткнёшь, как юбочку с разрезом.
- Давай.
- Я сейчас вернусь с тряпкой, и тебе поесть что соображу. Может, пойдём, за броню БТРов выпьем?
- Нет, не хочу. Я тебя жду, постарайся, пока не пришли?
Цинкалов принёс тряпку половую, что у него была лишняя в продовольственном складе, помидор, открытую консерву тущёнки, недопитую, почти на дне, бутылку с водкой.
- Давай, ешь, пей, одевайся.
- Витя, а резинку?
- Какую резинку?
- Ну, чем тряпку подвязать, чтоб на поясе держалась?
- Нет у меня, возьми от трусов твоих.
- Трусы как держаться будут?
- Вообще сними, зачем в советской армии трусы, да ещё такому бравому ефрейтору, как ты?
- Точно, зачем?
Я пошла в туалет, вытащила из трусов резинку и обернувшись тряпкой подвязала её на поясе, хорошо затянув. Трусы спустила в туалет. Вернулась в кабинет. Витя уже держал стакан с налитыми остатками водки.
- Ну, теперь ефрейтор Скворцова, за броню БТРов!
После обеда забежал Гурам:
- Танюха, выручай, меня в Афган отправляют в воскресенье следующее!
- Как в Афган, а кино?
- Не хотят они больше моего кино, говорят: - «насмотрелись досыта.»
- Гурам, тебя там ведь убьют?
- Конечно, убьют, думаешь, что броня БТРов не пробиваема? Это тебе Цинкалов лапши на уши вешает, она пробиваема. Вон, за забором полюбуйся, как пробиваема.
- Что делать, ведь ты воздух для мамы, ведь я обещала маме твоей тебя сберечь?
- Раз обещала, тем более должна сберечь, не убережешь, потом меня убьют и ты всю жизнь вину на себе чувствовать будешь, поняла?
- А что делать?
- Что – что, иди к замполиту, уговори его.
- Как?
- Что как, дурочка что ли, баба и не понимаешь, как мужика уговаривать надо?
- Гурам, пойду, попробую с ним нормально поговорить, скажу: твоя мама не переживёт только известия, что ты там, она сердечница, на уколах и таблетках живёт. Да, смотри я в каком виде.., как пойду?
- Нормальный вид, он что, интересуется твоей формой? Этот ещё завлекательней, а эту тряпку снимешь, ну то есть юбку, вообще за первый сорт покатишь.
Гурам меня буквально потащил к кабинету замполита и туда втолкнул. Замполит части сидел за столом, что – то писал, я у него была в первый раз в кабинете.
- Разрешите войти товарищ майор?
- Вы уже вошли ефрейтор Скворцова.
- Разрешите обратиться товарищ майор?
- Разрешаю.
- Понимаете, Гурама отправляют в Афган, у него мама больная, я знаю, я у них весной в отпуске отдыхала. У неё сердце очень больное, он для неё воздух, она на лекарствах держится, с тех пор, как отца Гурама похоронила. Может его не надо туда отправлять, а? Он на БТРах ездить не учился. Зачем он там?
- На войне что, кино не нужно? Там в тем более кино нужно, некуда в самоволки бегать, вот и будут сидеть, кино смотреть. Осень на носу, зимой твоего Гурама всё равно волки задерут в степи. Нам перед его мамой моргать и оправдываться? Я не могу это решить, идите к командиру, как он скажет. Он как раз сейчас в кабинете. Что у вас за вид?
- Так получилось, форма не досохла, я её постирала, на улице повесила, а она не досохла. Разрешите идти?
- Разрешаю.
Я зашла к командиру.
- А–а, попалась птичка невеличка. За Бакерия хлопотать пришла?
- Да.
- Он разгильдяй и самовольщик. А вы, примерный боец ефрейтор Скворцова. Ну, зачем вам брать такого безответственного Бакерия на поруки? Вдруг что, ведь Вы ответите.
- «Вдруг что» не будет, он осознал. У него мама очень больная. Не переживёт.
- Танечка, я вам скажу по секрету, только ему не говорите.., мы его пугаем. Мы его никуда не отправляем, решили попробовать этот метод воспитания.
- Так значить не отправляете, это правда?
- Честно командирское.., но ты Гураму это не говори.
- Спасибо! Не скажу! До свидания!
Я вышла из кабинета, Гурам поджидал за поворотом коридора, подскочил ко мне:
- Ну, как?
- Молись Гурам за меня. Видел, как долго я их уговаривала? Двоих уговаривала, теперь может, даже забеременею. Вот на что за тебя идут женщины. Люби нас!
- А я люблю, сама видишь, до крови с носа люблю! Не отправят?
- Теперь не отправят. Но только сбегаешь в самоволку, с первым же вертолётом.
29
В субботу я прихватила с собой свитер с юбкой в сумке на работу. Я обещала приехать Саше в Чаган сама, и он меня будет встречать. Анна Шульц встречалась с Мишей своим, а Люба так и была одна, ей никто не предлагал ни дружбы пионерской, ни сожительствовать. Наша «банда» как бы потеряла интерес друг другу, у каждой из нас были свои личные планы. Я в субботу хотела сбежать сама, но Ненахов, как назло, сидел в кабинете и не уходил:
- Сан Саныч, мне в Чаган надо, можно мне уйти пораньше?
- Конечно. Вот освободишься и иди, хоть в Пекин.
- Ой, так вы отпустите?
- Почему нет? Отпущу. Подай – ка мне папочку вещевого учёта?
Я подала. Он тянул время, как только мог, пересмотрел все папки, все бумажки, уже стал придираться к почерку:
- Ну, как ты пишешь, вот это что, два или восемь?
- Восемь. Сан Саныч, я опаздываю на поезд. Я уже никак не успеваю.
- Я разве тебя не отпустил? Отпустил.., но с условием, как освободишься, а ты мне ещё не все документы показала нужные.
Он явно тянул, как – бы отпустил, в то же время не отпускал. Вот сволочь, ведь опоздаю. Всё, не успеваю на Семипалатинский вокзал, успеваю на Жана-Семейский, но если буду по воздуху лететь.
- Всё, я опоздала! Спасибо Сан Саныч! Добренький, отпустил, а сам задержал, нарочно, да?!
- Можешь, ефрейтор Скворцова, идти. Вы свободны.
И сам заулыбался. Я стояла не шевелясь.
- Свободны, свободны, спасибо за службу.
Вот гад!!! Я побежала по коридору, хотя это ничего уже не поможет. Перед дверью штаба стоял командирский уазик. За рулём сидел Славка, командирский шофёр, поджидал командира.
- Слава, пусти в машину, мне надо срочно в город, я командира уговорю!
- Да ты что, мне попадёт.
- Не попадёт, мы с командиром друзья, он за меня ругаться не будет, один только раз пусти. Славик, надо, пусти?!
- Давай, садись, что будет, то будет...
Я села на заднее сиденье и тут же вышел из штаба командир, сел рядом с водителем в машину и сказал:
- В комендатуру.
- Гав!!!
Я навалилась на него сзади и обняла за шею, он подыграл, как – будто вздрогнул.
- Ой!
Повернул голову и, увидев меня, сказал:
- Мне надо на свалку, увольняться в запас. Как ты думаешь Слава, когда командира части бойцы пугают словом «гав», это уже командир части?
- Владимир Николаевич, любименький, мне позарез надо успеть на Чаганский поезд, на Жана-Семейский вокзал?! Пожа–а–а–алуйста???
- Ладно, ладно, Слава, вези быстрее на вокзал.
Я его обняла за шею и чмокнула в шёку.
- Спасибо!
30
Поезд подходил к вокзалу, мы параллельно неслись на уазике, как тогда с Сашкой в Чагане утром. Я выскочила из машины и побежала на перрон, заскочила в поезд. Проводница меня обилетила. Зашла в туалет, стала переодеваться в свой свитер, форму сложив аккуратно и скрутив в рулончик, положила в сумку.
«Сейчас его увижу, он ждёт, он опять наверняка меня на машине встретит. Как повезло, что командир хороший у нас. Если бы не успела, что бы он подумал? А Ненахов всё же гад! Когда я его что просила? Раз попросила и то не пустил, под видом, что пустил. Ну, Сан Саныч, я тебе сделаю козу, думай, что у меня хахаль временный и шофёр. И вообще, Ненахову то какое собачье дело до моей личной жизни? Он ведь шкаф, чтоб меня любить? Не может, не реально, так не бывает. А почему ревнует? А–а, боится, что замуж выйду, он долго замену не найдёт и придётся самому службу вести, вся писанина на нём окажется. Точно, эгоист, только о себе думает…»
Подъезжали к Чагану, на перроне Саши не оказалось. Пришлось ехать со всеми в автобусе. Автобус остановился напротив общежития и все вышли. Я стояла напротив двери. В двери заходили - выходили офицеры и прапорщики в формах.
- Извините, вы не сможете позвать Манкова из тридцать пятой комнаты?
- Позову.
На крыльцо выскочил Манков, рукав защитной рубашки висел оторванный на запястье руки. Рубашка была в крови, он меня, увидев, только вспомнил, что я уже приехала. Он меня ждал, конечно, но обстоятельства изменились и он забылся. Увидев меня, Саша даже не сбежал с лестницы, а только мне крикнул:
- Стой, стой там, я сейчас всё улажу! Сейчас, сейчас!!
И убежал обратно в дверь. Через минуту буквально вышел Лот, он стал возле меня и сказал:
- Он сейчас там всё уберёт, там грязь, всё разбросано и в крови.
- Что произошло?
- Ничего особенного, они со Славкой в шахматы играли, у них всегда дракой их матчи кончаются. Ребята, кто разнимал, а кто сам прибежал помахаться, время себе поразнообразить. Слава любит в шахматы играть, как болезнь, уже никто с ним не играет, только твой Манков. Идёт Славка к нему, как мышь к удаву, знает, что дракой кончится, и всё равно Манкова уговаривает играть с ним. Больной, какой–то.
- Манков?
- Нет, Славка, ну и не играл бы, раз никто с ним не играет. Он Манкова на голову почти ниже, это как самоубийство.
- Его Славка так разукрасил?
- Их обоих разукрасили разниматели.
Лот посмотрел на часы.
- Всё, пора. Там сейчас комендантшу отвлекают специально, мы сейчас пройдём с тобой в комнату.
Мы подходили к комнате, Манков домывал пол, взял ведро и побежал выливать воду. Потом он прибежал назад и стал в пустое ведро тряпкой стирать со стола окурки и мусор:
- Свинарник развели, я им сейчас дал всем за это! Извини. Сейчас чисто будет.
- Ты меня не встретил.
- Я хотел, но видишь, что произошло? Не успел. Больше этого не будет. Лот, ты кажется, к Татьяне хотел пойти ночевать, а? Хотел ведь?!
- Да–а, точно, я ведь обещал ей сегодня быть у неё, ну я пошёл. Пока.
Зашёл Слава.
- Ой, Татьяна, привет, а мы тут в шахматы заигрались и забыли, что тебя ему встретить надо, я тут душек принял.
Он обтирал полотенцем голову. Манков к нему обратился:
- Слава, ты, кажется, сегодня футбол смотреть собирался?
- Сегодня нет футбола.
- Как нет, есть сегодня футбол, наши с немцами играют, забыл?
- Да нет сегодня футбола.
- Ты что, идиот, или придуряешься, футбол сегодня?!
Слава глянул на меня:
- Ах, да–а–а... и как я забыл, точно, немцы с нашими играют!
Все ушли, Саша закрыл дверь на ключ, оставил ключ в двери:
- Не обижайся на меня... Если я тебе что–то подарю, ты простишь?
- Подари.
Он подошёл к шкафу и достал оттуда пакет. Положил передо мной.
- Разворачивай.
Я его начала разворачивать.
- Ой, что это?!
У меня в руках была шикарная новая дублёнка, как раз моего размера.
- Померь.
Я её одела.
- Нравится?
- Ещё бы!
- Это мне?!
- Тебе.
- Где ты взял, да это же очень дорого?!
- Для моей жены не дорого. Ребята с Афгана привезли, это Афганская дублёнка, контрабанда. Их офицеры в цинковых гробах отправляют, кто гробы проверять будет, они запаяны?
- Так это мне, правда?
- Тебе, тебе, носи ефрейтор Скворцова. Давай спать ляжем, я так по тебе соскучился, так соскучился.
И опять, как тогда мы разбросали вещи по комнате, и была нашей ночь. На утро постучался Слава:
- Ребята, я уже не могу, я замёрз, всю ночь на полу проспал, в соседней комнате
- Ты что, койки свободной не нашёл?
- Нет, не нашёл, они мне на полу постелили, что нашлось. Он быстро разделся и залез под одеяло:
- Вы не стесняйтесь, я ничего не вижу, не слышу, считайте, что меня здесь нет.
31
Утро мы проспали почти до обеда после такой бурной ночи. К обеду пошли к Лёше и Свете, в будущем нам дадут квартиру над ними, как семье, а к Славе приедет его невеста Валя, она врач санопедстанции и им дадут квартиру под квартирой Светы, и Лёши. Слава будет ходить на обед, мой Манков будет ходить на обед, потом Слава будет к нам стучаться, и они будут садиться играть, каждый раз их игры будут кончаться драками. Но., что поделаешь, если Слава любит играть в шахматы, а кроме моего мужа с ним играть никто не будет хотеть. Кому хочется проигрывать, или признать себя побеждённым, и мой муж этого не потерпит, будет всегда обвинять того в мухлеже, не на словах, а на кулаках.
- А–а, Лёш, Манковы пришли.
- А–а, проходите, ну, что, успела на работу?
- Успела.
- Надо больше стараться не просыпать, я буду будильник ставить.
Мой Лёшу спросил:
- Мы у вас переночуем опять, а то Славке некуда деться, на полу спал?
- Ночуйте, нам веселей, вы своими звуками и нас возбуждаете. Мы тут на этот случай, для гостей, диванчик раскладной купили. Можете сегодня опробовать, правда нам придётся всем в одной комнате спать, он на кухне не поместится, но вы не стесняйтесь.
Мы стали со Светой на кухне готовить и разговаривать:
- Манков тоже уходил куда попало, когда я к Лёше приезжала. Сначала я познакомилась из Чагана с капитаном, он твоего начальник, тот начальник авто роты, а твой его зам. Он женат, вот он меня в общагу и приглашал, а ребята уходили, он раз в часть убежал, Лёша пришёл с дежурства, видит, я на него постели сплю. Он меня рассматривал, рассматривал, я проснулась, а он мне говорит: „Выходи за меня замуж?» Я согласилась.
- А что тот капитан?
- Он ничего. У него много таких. Он то что, вот его жена таскается, так таскается, она раньше таксистка была. Нам с тобой до неё, ох как далеко. А ты молодец, Манкова подцепила, молодец! Знаешь, как тут за ним гоняются и гонялись? У него баб было, до фига, а ведь на тебе жениться хочет. Он тебе дублёнку купил, Лёша сказал, правда?
- Да, подарил уже.
- Молодец мужик, мой тоже на меня молится. Везёт же нам – ****ям.
Вечером мы ходили гулять все вместе возле Иртыша. Мы немного от тех приотстали:
- Давай здесь?
- Саша, а вдруг увидят?
- Ну и что, пусть увидят, что тут видеть, тебя же не увидят, ты подомной? Не могу вечера дождаться.
- Ты больной что–ли?
- Я люблю тебя, у меня на тебя стоячка, ломит всё. Была бы ты мужик, понимала бы, а так тебе не понять стоячку, ну давай?
Вечером Светка расстелила сразу после ужина нам диванчик совершенно новый раскладной и мы легли. Манков, конечно, дожидаться не стал, когда Света с Лёшей уснут. Да и те не стали нас ждать. Диван развалился под нами, как–бы взорвался, щепки полетели во все стороны. Даже на телевизоре были и кровати тех. Света соскочила, включила свет, она опять была совершенно голая, но это её не смущало, потом, однажды она мне расскажет, что она годами работала обнажённой моделью с художниками и скульпторами.
- Манковы, я у Вас на свадьбе перебью всю посуду, пе–ре–бью!
Мы лежали на полу, а то, что было раньше новым диванчиком, лежало под нами. Света нам постелила опять на кухне:
- Не пробейте пол и не свалитесь на кухню к соседям. Ну, Манковы, ну что за люди, вот злоя*учие.
Света выключила свет. На следующее утро прозвенел будильник, меня Саша провожал до самого поезда, в туалете я опять напяливала на себя свою форму с погонами ефрейтора, свернула свой свитер в рулончик, положила в сумку, и в этот раз везла большой пакет с очень красивой, тёплой, мякенькой дублёнкой – подарок моего будущего мужа. До вечера дублёнка пролежала в сейфе, перед уходом я в ней покрутилась перед Ненаховым и Виталькой, и чтоб подразнить своего начальника, сказала:
- Заработала на втором фронте. Вот где платят, так платят!!!
32
Наступила осень, потом зима, мы ездили друг другу, но в основном я к Саше в Чаган. Люба попыталась ещё пару раз его у меня, как бы нечаянно, встретить, приходила к его приезду. Но он её бесцеремонно выкидывал за дверь и называл девушку Любу, которая так гордилась своей девственностью, бесцеремонно и громко ****ью. Однажды она мне сказала:
- Что, ну что он в тебе нашёл, Таня, вы ведь не пара? Он вон какой: высокий, красивый, да и не девушка ты вовсе уже была, почему я никому не нужна? Ты ведь ему по колено, зачем ты ему? Он мне так нравится, почему он со мной так? Может, ты с ним поссоришься, а я приберу к рукам?
- Возможно, Люба, что я и не такая красавица, как ты себя считаешь, но во мне есть «изюминка», а в тебе её нет. Вот и вся разница в нас, а рост и красота здесь не причём, девственность тоже.
- Какая «изюминка»?
Я показала на грудь и на место между ног:
- Здесь и вот здесь.
- Да у тебя грудей нет даже, что там за «изюминка», зелёнкой прижечь.
- Душа Люба, душа...
Дела в части шли своим чередом, работа мной выполнялась как – то автоматически и ожидания были только суббот и воскресений, которые проходили с Сашей, как пять минут. Ненахов махнул рукой на мои поездки к хахалю и всё спрашивал:
- Ты своего водилу, когда бросишь?
- У меня уже давно много водил поменялось, там автопарк целый, все водилы.
Однажды постучали ко мне вечером в окно. Я уже была в ночьнушке и спала. Это оказался Манков.
- Ты, почему так долго не открывала? У тебя кто – то есть?
Он вбежал в дом и начал везде бегать искать.
- Ты чё, не в ночьнушке же открывать?
Он пошёл за угол дома и позвал оттуда солдата.
- Солдат там зачем стоял?
- Я его поставил, покараулить: не выскочил ли кто из другого входа?
- Дурак ты, Ваше благородие.
- Ну, ревную, люблю и потому ревную.
- За этим ты приехал и солдата притащил, чтоб меня проверить?
- Нет, я машины получал с платформ пять штук, ребята промёрзли, ты нас всех пустишь на ночь, да и поесть бы надо всем сообразить?
- У меня всё есть, кроме мяса, картошка, гречка, я сбегаю за мясом к соседке?
- Ладно, я позову солдат, их пять. Иди за мясом.
Тётя Зоя дала мне мясо и сказала, что отдавать не надо, это благодарность за то, что я Аню её устроила на работу. Мясо пожарили с картошкой на двух сковородках. Потом мы сели есть, Манков разлил солдатам всем, себе и мне водку:
- Ребятам то ведь нельзя, ты же их командир?
- Можно, даже нужно, они промёрзли, простынут, пусть прогреются.
Потом я всё, что нашла, постелила солдатам на пол во второй комнате, сама легла с Сашей в первой на моей широкой кровати, когда–то моей матери была кровать. Он стал ко мне тут же лезть.
- Ты что, ребята ведь услышат, неудобно?! Они ещё не уснули, не удобно?
- Они мужики, они понимают, это жизнь и ничего здесь нет стыдного.
На утро я надела свою форму и разогревала воду на двух газовых воронках в вёдрах, ребята и Манков бегали к машинам, разогревали этой водой радиаторы пяти огромных военных грузовых машин. Мне всё равно, что скажут мои соседи, что они подумают, я скоро отсюда уеду, весной и они меня скоро забудут. Мы неслись, в этих машинах к моей части, я сидела посереди в первой машине между Манковым и солдатом водителем. Подъехали к части со стороны степи, как когда – то Гурам на москвиче с самоволки и спокойно вошла на территорию части.
33
Подходило время Нового года. Меня Манков пригласил на Новый год в Чаган, была уже готова программа, выпадало целых три дня быть вместе. Я купила чёрную тоненькую шерстяную кофточку, достала одна знакомая со склада. Кофточка была в обтяг, с глубоким вырезом, длинными рукавами по которым шла красная полоса, а по кромке этой полосы беленькая тоненькая полоска. Юбочку сделала сама, отрезала черную трикотажную майку, и она мне была как раз в обтяжку по бёдрам, пошила место для резинки и вставила резинку. Юбочка прикрывала мне только.., ну, в общем, была очень – очень коротенькая. Глаза и ноги, это мой козырь, это надо показывать, этим и надо брать. На глаза я собралась наложить как можно больше макияжа. В ночь на новый год мы собрались все вместе идти на маскарад, маскарад в офицерском клубе считался тем, что все должны быть в гражданках, в форме пускать не будут. Маски и костюмы, это ввиду не имелось. И вот мы там.
На маскараде, мы танцуем с Манковым, надо отдать должное, он очень чувствует музыку, хорошо может двигаться – танцевать. У меня нет комплексов, есть чувство, где и как можно позволить себе танцевать, я очень люблю танцевать, и не стеснялась в движениях. Тогда так не танцевали, но я - да, сейчас так танцуют эстрадные певцы на сценах, а тогда - нет, тогда это было каким – то чудом, но для меня обычным делом. Конечно, в ресторанах мы устраивали оргии, танцевали так, такие экстазы выкидывали, что не передать словами. Здесь я, танцевала на много скромней, но уверяю вас, очень красиво. Мы танцевали с ним, неожиданно быстро образовался вокруг круг парней, я танцевала в середине. Манков был горд, а круг всё рос и занял четверть зал. Я в воздухе то снимала с себя всё невидимое, то одевала, выглаживала себя руками, выкидывала повыше ножки, наклонялась так, что трусики были видны всем. Один парень наклонился к Манкову и, танцуя, его спросил громко:
- Чья эта куколка?
Манков гордо ответил:
- Моя жинка!!!
Эстрадники подзавелись и музыка играла нескончаемо, как в ресторанах. Мы все уже были потные, и это всё стало походить на марафон: я их всех перетанцую, или меня весь офицерский клуб. В конце концов, Манков приблизился ко мне, и я ему упала в объятия, а вокруг захлопали в ладоши и перешли хлопки в овации и громкие похвалы, сыпалось всюду: - «Спасибо девочка, спасибо куколка, здорово!!!» Мы пошли в буфет выпить, парни гурьбой шли за нами, не сводя с меня глаз. Манков меня потащил к выходу, быстро получили в гардеробе его шинель, мою дублёнку и выскочили на улицу:
- Ну, ты молодец, вот здорово! Да они там все кончили, всем клубом, тут они все голодные и вдруг такое, ну ты даёшь!!! Завтра тебя рыскать будут, искать по всему городку.
34
Мы пошли в общагу, там посидели - полежали до десяти, потом пошли к Светке с Лёшей, те уже вернулись с маскарада. Света и Лёша были тоже в восторге:
- Ну, ты даёшь!
- Вот здорово, всех на уши поставила.
- Вот, Татьяна, молодец!
- Ну, Танька, ты всем ****ям *****, учиться у тебя надо!!! Праздник устроила, жаль, что вы ушли, такой стимул подняла, потом так все раскрепощено танцевали, такое было!!!
Это мне Света сказала. Легли спать на кухне.
На следующий день к обеду у нас всех намечался на острове шашлык. Ребята из общаги, и пары семейные: Я и Манков, Лот со своей любовницей Таней, Слава с подругой Тани, Лёша и Света, ещё несколько офицеров без женщин. Перешли Иртыш, каждый что – то нёс. Пришли.., парни стали собирать ветки для костерка, устанавливать шашлычницу, женщины расстелили большую скатерть на снегу, расскладывали еду, питьё. Лот подошёл ко мне:
- Руки замёрзли? Сейчас у костра погреешься, давай подую, согрею?
Он взял мои ладони и стал дуть на них.
- Ты вчера так классно танцевала, почему я тогда у Светки не был, я бы тебя обязательно заарканил.
Произошло так быстро и внезапно, молниеносно, что–то Лота сбило с ног и покатилось дубасить его, Лот отбиваться. Это мой Манков лупил Лота, то Манков был над ним, то Лот. Они соскакивали на ноги и налетали друг на друга с кулаками. Все стояли молча и наблюдали за дракой:
- Манков опять в своём репертуаре, может, хватит?
- Манков, ты хоть бы при Танюхе не дрался?
- Манков, может, хватит, а?
- Манков, ты рехнулся?
Я стояла молча, а потом пошла в сторону городка через Иртыш. Он меня догонял, я плакала.
- Тань, постой?
Я побежала. Манков меня догнал.
- Он твои руки целовал, да?
- Уйди, ты – дурак, он мне руки грел, дурак!!!
- Он целовал! Я видел!
- Всё, забудь меня, уйди, ты – дурак!
Он меня свалил в снег: начал целовать и расстегивать дублёнку, снимать стягивать вниз колготки:
- Сейчас всё улажу, прости, сорвался!
- Уйди, уйди, нет, я пошла домой!
Он судорожно расстёгивал свою прореху.
- Сейчас, сейчас. Всё!!! А–а–а .... Уладил! Уладил! Всё–о–о–о!!! Хорошо –то как уладил!
Он плюхнулся на меня и тяжело дышал.
- Сань, ты чё? Чё уладил?
- Всё, ты беременная, от меня, пацанами, двумя. А избавишься, как Светка будешь бездетная. На неё Лёшка помолится и бросит, какая – нибудь, родит ему и бросит. Кому нужны бездетные бабы? Всё, ты – беременная! Я это понимаю, когда беременная, я сейчас тебя забрюхател! Двумя сынами! Теперь ты моя, всё!
- Сань, ты чё?
- Всё, ты моя!!! Моя, поняла?! Моя!!!
Дурак, я знаю, что не забрюхател, у меня воспаление сильное по-женски и пока не вылечу, не забеременею. Санька, Санька, как мне приятно, что так мужчина меня любит и так хочет именно со мной иметь общего ребёнка! Сколько девок бегает брюхатые за парнями, унижаются, просят на них жениться, а со мной так! Нет, я всё же не такая как все, я могу влюбить, а может Светка права: везёт нам – ****ям?
- Саша, я люблю тебя....
- А – а, что, испугалась? Не бойся, я не подлец, ты – моя жена, мы на днях поженимся.
- Давай весной?
- Как ты, с таким животом большим, невестой будешь?
Я посмотрела ему в глаза, и на донышке его голубых глаз прочитала: да, он не врал, верил, что именно сейчас, на снегу, посереди реки Иртыш я от него забеременела. Мы пошли в общагу, за нашими спинами горел костёр, звучала музыка, и жарился шашлык. До них ли нам и до нас ли им?
35
Весной я взяла отпуск. Я почти полностью жила у него, там, в офицерской общаге. Комендантши все меня считали там жиличкой, им Манков сказал, что мы поженились, и ребята все это подтвердили, ждём квартиру, вот–вот дадут. Не знаю, сколько Славка подглядывал, но Лот очень даже любил наблюдать за нами, как мы занимались сексом, Манков это делал и утром тоже. Лот прищуривал глаза, притворялся, что спит, а кровать его была почти напротив и всё подсматривал. – «Пусть, если ему так нравится...» Манкову было всё равно, что ребята слышат и видят, а меня Лота подглядывание даже забавляло. Он даже к Татьяне ходить стал реже, такое пропустить, разве Лот мог? Потом и с открытыми глазами наблюдал.
Я ему подмигивала, специально приоткрывая одеяло, как – бы нечаянно, показывая подробности. Вот бы мой догадался, про такую игру, убил бы обоих! Командир, наконец – то дал Саше отпуск пять дней и справку, которая позволяла ему в любом ЗАГСе жениться в течение трёх дней. Мы поехали в Семипалатинск и ту же подали заявление в ЗАГС. Так как регистрация намечалась не торжественная и быстрая, нам назначили её в среду. Это был май, в мае я пришла в часть, в мае кончался срок моей службы. Но мне находилось место солдатки в Сашиной части и поэтому его командир решил меня перевести к ним, продлив контракт службы, снабдив меня нужными бумагами для моей части.
Решили свадьбу скромно справить в ресторане.
- Надо твою мать пригласить.
- Обязательно.
- Так пойдём, пригласим?
- Я не знаю, где она живёт.
- Как не знаешь?
- Она замуж вышла, а я не знаю, где теперь живёт.
- Она хоть в этом городе?
- Да, где – то возле обл. больницы, там где – то.
- Ты меня с ней должна познакомить.
- Познакомишься на свадьбе, я её тоже очень долго не видела. Я позвоню к ней на работу, ей передадут, что я замуж выхожу, на свадьбу ждём «в бугорке» к восьми.
- Ну и отношения родственные, очень даже тесные.
Потом я пошла к соседке девушке – студентке, Наташа сама шьёт и очень со вкусом одевается. Она меня чуть выше и нормального телосложения.
- Наташ, у тебя, что есть из вещей, ну во что уже не влазишь, я бы купила?
- Ой, да я тебе так отдам.
Она открыла шкаф и начала выбирать. Выбрала пять платьев, очень даже симпатичненьких. Из них я выбрала одно, прозрачное, из голубого тонкого шифона с мелкими розовыми цветочками.
- Вот это подойдёт для регистрации.
Купили кольца, составили список гостей. Пригласим, конечно, Аню Шульц и она будет моей дружкой. Свидетеля никак не могли найти, поэтому решили по дороге кого-нибудь в автобусе уговорить. Все могли гости придти только вечером и в ресторан. Все работали и были заняты: середина недели. Из части его тоже не могли приехать. Середина недели.
36
Утро, среда, нам надо быть в ЗАГСе в двенадцать дня, я висела облокотившись на бельевую верёвку и качаясь туда – сюда, досушивала свои волосы на бигудях, хотелось в этот день быть кудрявой. Волосы никак не сохли, а уже одиннадцать. Анна стояла рядом и рукой качала верёвку:
- Тань, мы опоздаем.
- Не–е–е...
- Опоздаем. Вон, Манков уже волнуется, прикладывается, напьётся и выкинет фокус–покус.
- Ему же и хуже.
- Ты такая спокойная.
- А чё, я уже десятый раз замуж выхожу, мне замуж выйти, что чай попить.
- Тань, опаздаем, не успеем.
- Ну и что?
- Ты не боишься?
- Я? Я говорю, что десятый раз выхожу. Спокойная, как танк.
Подбежал Манков.
- Опаздываем, скорей, не успеем! Помоги ей раскрутиться?!
По дороге в автобусе упросили одного парня, в чёрном костюме, быть свидетелем, он ехал домой на обед, но мы всё же уговорили, и пообещали покормить после в ресторане. Женщина, что регистрировала, она так и сказала:
- Что, свидетеля в автобусе поймали?
- Нет, что Вы?
Она что–то там ещё нам пожелала, и мы надели кольца друг другу, поцеловались, выпили по бокалу шампанского и выбежали из ЗАГСа. Пошли в ресторан, покушали все, свидетели разошлись по разным сторонам, а мы побежали домой, готовиться к свадьбе: прыгнули в постель и занимались сексом почти до пол восьмого. Оделись быстро и побежали к ресторану, благо, что он за четыре квартала всего. Мы не знали, сколько придёт гостей, смогут ли ребята из общаги быть на свадьбе, и вообще, придёт ли кто? Возле ресторана нас уже поджидали гости. Там была Аня, Любашка, Света, её сестра Лида со своим китайцем, а китаец прихватил с собой своего дружка чеченца – молодого парня. Был Саши непосредственный командир – ротный, раньше Светкин любовник, кажется и теперешний, была мая мама с Григорием Архиповичем. Я его здесь увидела в третий раз в жизни. В первый, когда я её знакомила с дядей моей подружки, второй раз, когда она увозила свои вещи к нему и третий раз, это на моей «десятой» свадьбе. В общей сложности вместе с ними набралось двенадцать человек. Все сидели, пили, ели. Нас, конечно, официанты, и эстрадники узнали моментально всех троих. Официанты подозрительно нам подмигивали, как очень близким знакомым и улыбались ТАК.., особенно мне...
37
Потом эстрадники с эстрады в микрофон сказали всему залу:
- Танечка, и твои бл**ечки, посвящаем всем троим, эту песню.
И начали петь, но такое, потом стали выдрыгиваться со сцены, как это делали мы, поворачиваясь задницей к публике, и виляли попами. Манков уставился на меня и спросил:
- Что это?!
- Ничего, нас попросили здесь поработать официантками во время отпусков, официантки сожительствуют с ними, ну они нас стали добиваться, мы заупирались и вообще ушли с ресторана. Не опустимся же мы до эстрадников? Вот и мстят.
- Я им сейчас дам!
- Не надо, ради меня, ради такого дня, прошу тебя, не надо. Они же банда, все за одно, поубивают тебя, и гостей.
- Ладно.
Вышли танцевать мы, потанцевали с ним, потом сели, танцевали гости. Люба сидела и её никто не приглашал. Она сидела против нас.
- Саша, пригласи Любу, пожалуйста, видишь, она скучает?
Он недовольно посмотрел на меня, но прошёл. Они танцевали. Любка прижалась к нему и так близко, то, положив голову ему на грудь, то, закатывая глазки, откидывала голову назад.
Подсела ко мне Анна:
- Любка, заметила, аж почернела с завести?
Я присмотрелась к ней внимательно, она действительно была похудевшей и тёмной на лицо.
- Она любит твоего и страдает сильно, ревнует к тебе. Злится, что тебе достался. Сама мне всё рассказала.
- Ой, Ань, не порть настроение.
Подскочил Манков, сел на стул и проговорил:
- Сама ****ь и подружка твоя ****ина ещё та, сейчас на мне кончила.
- Люба шла медленно к месту и всем своим видом, походкой всё же пыталась его завлечь. Саша наклонился ко мне к уху и прошептал:
- Я больше ни хочу, чтоб эта ****ь с тобой зналась, не марайся об таких, она тебе не подруга... Сволочь она.
Подходил конец вечера, скоро расходиться. Мы встали все танцевать под быструю музыку, вдруг Анька, вот уж такой подляны не ожидала: она стала извиваться так, как будто под кем – то невидимым извивается в оргии, она дергалась всем телом и тряслась, как в экстазе, все перестали танцевать, был шок, я отошла задом и в ужасе наблюдала, это было по хлеще, наших оргий. Эстрадники как взбесились, а та уже извивалась перед не приглашенным гостем чеченцем, она просто имитировала секс в постели. Все стояли и не двигались. Чеченец ей сказал:
- Ты сегодня спишь со мной.
На что Анька ему врезала со всего размаха по лицу. Чеченец ей по лицу ладонью, но тоже со всего маху. Подскочил Манков, началась драка, но не как на острове, дрался весь ресторан. Все гости дрались, как будто этого только и ждали. Дрались с азартом, большим энтузиазмом, как – будто только этого момента весь вечер ждали и только за этим сюда все пришли. Уже не различали, кто с кем, я видела, как схлестнулись в азарте Манков с его начальником капитаном, потом они вспомнили, что они коллеги и переметнулись каждый к своей следующей жертве. Я спряталась за выступ буфета и наблюдала всё, стоя рядом с официантами. Пришли милиция, всех растащили. Виноватых, конечно, найти невозможно. Ко мне подошла зальная, попросила ущерб ресторана уплатить, иначе меня и моих гостей сдадут в милицию. Я достала конвертики с надаренными деньгами, начала считать. Там оказалось девяносто пять рублей.
- Хватит?
- Хватит, чтоб больше я вас здесь никого не видела, ни-ког-да!
38
Начальник Манкова получил синяк на правом глазу, Манков на левом, так они завтра и явятся в часть со свадьбы Манкова. Наверно, ребята знали, чем свадьба Сани может кончится, и поэтому даже не пытались на неё попасть, ссылаясь на работу? У нас был день до вечера, он должен был вечером следующего дня ехать назад и мы пошли к десяти дня в часть, чтоб сдать в секретку мои документы на перевод в часть моего мужа. Манков остановился перед кабинетом, а я зашла, села на своё место. В кабинете был один Виталька.
- Виталя, я замуж вышла.
- Я знал, я это чувствовал. Поздравляю.
Он подошёл ко мне и подал в руки пачку, завёрнутую в газете. Я развернула:
- Ой, Виталя, что это? Ой!
- Это мой тебе свадебный подарок. Я собирал все эти фото два года, для твоего дембельского альбома. Я хотел и альбом купить, приклеить всё, дембельский сделать, но мне последнее время не давали увольнительной.
- А я перевожусь в Чаган, в воинскую часть, дальше буду служить.
Я стала рассматривать фото: Вот сидит доктор и Олег, а с другой стороны доктора я в форме, над нами плакат венерический, где пол лица девушки, пол парня и между ними шприц, а внизу написано «сифилис», у доктора санчасть вся была увешена только такими плакатами. Я посередине улыбаюсь, с одной стороны Цинкалов, а с другой стороны повар кавказец. Я с Вовкой, я с Гурамом, я с Виталькой. Вот студийное фото Лёни Голикова, такое же наверняка есть на столике у Александры Матвеевны. Мы все, я с Цинкаловым в середине, рядом со мной Гурам, вокруг много стоят и присели солдат, со странными именами героев пионеров, академиков, прославленных людей. Ребят, которые: многие уже никогда не будут иметь своего дембельского альбома, похоронены тайком за забором части рядом и не успевшие даже полюбить.
Развод: кто–то щёлкнул с двери штаба, наверно дежурный, строй офицеров, где первый, как самый высокий стоит Ненахов, рядом с ним прапорщик Буянов, улыбается майор весельчак Петров, рядом Иван Иванович. Цинкалов Вова с уже выпирающим животиком, через одного, его друг Коля Евдакимов, Мануров худой и высокий, и Гриша тогда был тоже, вот он. Ой, и Дудка здесь? Ещё одно фото, тоже развод, уже строй солдат: там стоят рядом Сахаров, одинакового роста с Гурамом Бакерия, в середине Виталя Саформетов, Слава – водитель командирского уазика и ещё много знакомых лиц.
- Спасибо Виталя, вот это подарок! Ну, ты даёшь!
- Ты рада?
- Я тебя никогда не забуду, я никогда не получала таких подарков! Тебя когда демобилизуют?
- Вот–вот, молодняк ждём. Как только, так сразу. Майор Петров уже за ними поехал.
Зашёл Ненахов, сел на стул:
- Это что за тип с фингалом и пьяный под дверью? Да ещё в форме парадной?
- Это мой муж. Я вчера замуж вышла.
Ненахов молчал...
- Как ты могла? Он ведь алкаш?
- Он со свадьбы такой.
- Почему ты меня обманула, почему? Ты сказала, что он водила, шофёр, никогда за водилу не выйдешь?
- А он водила.
- Он офицер!
- Он офицер и водила, он закончил высшее военное автомобильное Уссурийское училище. У него здесь на лычках, колёсики два.
- Яйца это, а не колёсики. Таня, он ведь алкаш? Ведь видно же, куда ты сунулась? Зачем ты меня обманула? Почему? Я ведь тоже офицер?
- Ну, вы то причём? Вы мне не пара, вы высокий.
- А он что, маленький? Он тоже под два метра.
- Он высокий всего, а вы шкаф.
- Таня, Таня, какая ты дурочка? Как жаль, как жаль...
- Я переводиться пришла в его часть к ракетчикам. Ну, я пошла? До свидания. Я приду через пару дней, за документами, уже будут готовы.
Мы с Сашей шли по территории, подскочил командирский уазик, остановился и командир, открыв дверь, подозвал меня к себе:
- Танюша, это твой муж?
- Да.
- Почему ты не сказала, что твой жених - офицер, я бы Петрова на повышение послал, а твоего бы ротным взял, я бы его за уши из его части вытащил?
- Как – то не догадалась.
- Очень жаль терять тебя, жаль Таня, жаль.... Подвести Вас?
- Нет, мы пойдём на остановку, прогуляемся. Спасибо, до свидания.
Не хватало, чтоб командир увидел Манкова фингал и перегаром прёт от моего муженька, как от пропойцы. Нет, побережем нервы командира, он этого не заслужил.
39
Саша вечером уехал, я должна ещё выписаться, собрать чемодан, забрать мои документы из части и ехать на своё следующее место службы к своему мужу, жить семейной жизнью как жена законная, в первый раз, а не в десятый, как то сказала Аньке. Да, Шульц, она всегда поступала и поступает странно и спонтанно: когда надо кричать, она молчит, когда молчать, устраивает истерики. Когда надо вести себя скромно, она выкидывает подобные номера, как на свадьбе, а там, где надо быть смелой, она поджимает хвост и пытается спрятаться, отгородиться. Эта та девочка, у которой до меня никогда не было подруг, и которая знала жизнь по книгам из библиотеки своего отца – директора училища. Она всё детство прочитала книги где–то, забившись, спрятавшись от всех, и когда столкнулась с жизнью, попробовала реальность, Аня оказалась в ней беспомощной и не знала её правил игры.
Мы сидели напротив у меня дома:
- Таня, я повешусь.
- Что случилось?
Её лицо было всё в слезах и красное.
- Мишка женился. Я пришла, ключом квартиру открыть пыталась, а дверь не открывается. Я звонить, и открыла какая – то девка. Говорит, что она его жена, что они пару дней, как поженились. Он ключи поменял, представляешь?
- Аня, я его недавно встречала в городе, и он сказал, что на тебе никогда не женится, никогда. Он мне сказал: «Зачем мне такая, мы так долго вместе, а она мне не раз ни рубашку не постирала, ни яичницу не сготовила? Я приду с работы голодный, она знает, что в семь приду, она сидит в кресле, дверь не подойдёт мне открыть. Попрошу что сготовить, отвечает: я тебе не жена. Попросил рубашку постирать: не жена. Зачем такая?» Это правда, так?
- Да, это так! Я ему не жена... Он уезжает в Германию, туда холостяков на три года посылают, а женатиков на пять. Вместо того, чтоб на мне жениться, он подошёл на остановке к незнакомой совсем девке и предложил замуж, так порядочно делать? Я беременная теперь, вот что.
- Раз беременная, иди к командиру и заставь женить на себе, все так делают, или алименты будет платить.
- Я не все, я так не делаю.
- Значить ты врешь, и значить не беременная. Мишка знает?
- Зачем ему знать?
- Ах, так, ты придумала беременность. Не так ли?
- Я повесюсь!
- Зачем ты так делала, что тебе трудно было постирать, сготовить? Сейчас бы счастливая выходила замуж и уезжала в Германию? Почему, почему ты всегда надеваешь штаны через голову? Где надо кричать, молчишь, где надо молчать, истерики устраиваешь? Почему, где надо врать, ты говоришь правду и тем подводишь других, близких тебе людей, друзей, а где надо молчать, устраиваешь истерики, всю гадость выливаешь наружу, зачем? Зачем ты так делаешь, зачем ты мою свадьбу так испортила? Зависть? Что это?!
- Да, уж Таня, я не такая, это ты: как шлюха ползаешь перед погонами, готова всей общаге постирать и приготовить, а я ни такая, пока не жена, не дождётся!
Я действительно только что ей рассказала, как во время отпуска, живя в общаге, убралась хорошо в комнате, всё мыла, лежало три кучи белья и я всё в прачечной внизу постирала, как мой потом хотел ребят вещи извалять в песке. Она этим сейчас воспользовалась, ткнула в удобный момент мне в нос упрёк, все, вывернув на изнанку и извратив.
- Да, я не как шлюха, я – шлюха, я готова всей общаге стирать, готовить, их развлекать, всей общаге дать и у всей общаги взять!!! Да, Аня, я – шлюха и иду на всё, чтоб добиться своего: женить на себе офицера! А вы, чистоплюйки воспитанные, у которых ума нет и из жопы не добавить, вы нам – шлюхам завидуйте! Мы им стираем, готовим и даём в снегу тоже, мы прыгаем на ходу с поезда, а они за это одевают нас в дорогие дублёнки, защищают нашу честь кулаками, везут в Германию, любят нас!!!
После этого разговора через четыре дня я позвонила в часть, мне сказали, что могу придти, забрать свои документы. Я пришла, возле моего, теперь уже бывшего, кабинета стояла молоденькая девушка чуть выше меня. Она смотрела в окно, и на глазах её были слёзы. Я подошла и встала рядом:
- Скучаем коллега?
- Там солдата бьет Буянов.
Подошёл Виталька с графином, полным чистой воды, стал рядом.
- Ты, когда солдата кинут в кабинет, хватай бумаги со стола в охапку, брось всё под стол и, выбегав из кабинета, успей сказать:
- Оботрите, пожалуйста, кровь.
2004
Продолжение повести: повесть "МАТЬ - ОДНА НОЧКА".
http://proza.ru/2007/05/08-360
Сотрите, пожалуйста, кровь
© Copyright: Каскевич Татьяна Александровна, 2005
Свидетельство о публикации №205121800018
Свидетельство о публикации №205121800018
Рецензии
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.