Черный клен

Она видела над собой листья клена. Причудливо-резные, темные, они удивленно покачивались в такт легкому ветру, шептали: Такая молодая… На белесом фоне расплавленного от жары неба листья напоминали гравюру. Ей хотелось увидеть что-нибудь еще, чтобы исчезло ощущение плывущего пространства, конец которого обозначен резными кленовыми листьями. Увидеть тех людей, что подняли ее, и перенесли сюда, под дерево. Увидеть продавщицу, которая оторвала от своего фартука лоскут, смачивала его минералкой и прикладывала ей на лоб. Но видела только темные строгие листья клена.
Она знала, что у нее были ноги, но уже не чувствовала их. Их не стало еще тогда, когда серый тротуар вдруг изогнулся ей навстречу, больно толкнул в грудь. Потом у нее не стало тела, не сразу, постепенно, начиная от пяток, тело сначала немело, затем исчезало. Немели и исчезали постепенно руки, каменно согнутые в локтях, исчезали намертво сцепленные в кулаки кисти. Ногти больно впились в ладони, но боль умерла, камень не чувствует боли. И ладоней не стало.
Каменный панцирь сжал грудную клетку, крепко-накрепко, все теснее и теснее. В легких остались только совсем тоненькие щелочки, в них медленно вползал тягучий воздух, и так же медленно, неохотно выдавливался обратно в майский день.
- Говори, говори, - требовал чей-то голос рядом. – Не смей закрывать глаза, говори!
- Какое горе! – запричитал старушечий голос.
- Перестаньте, - рявкнул на старушку тот, незнакомый, невидимый, - говори! Еще немного!
Она поняла, что на лицо ей надели каменную маску, твердую, неподвижную. Маска придавила мышцы лица, и остались едва шевелящиеся губы и глаза. Глаза по-прежнему видели черные листья клена, а губы шептали:
- Ни за что. Я ни за что не умру тут, на этом тротуаре. Я не умру.
Листья клена росли, закрывали небо, маска на лице сомкнулась, и губы перестали шевелиться. Окаменели. Теперь она знала, что превратилась в камень. Остались только глаза, но они не в силах поднять каменные веки. Каменные черные листья накрыли ее с головой.
- Не смей! – кричал кто-то рядом, - слышишь, отвечай, отвечай, отвечай!
Женщина поливала ее лицо минералкой, но она этого уже не чувствовала; где-то далеко завывала «скорая» - она почти не слышала… Камень не чувствует. Камень не видит. Камень неподвижен.
В нем тоненькой струйкой вьется мысль: «Я не умру тут под деревом. Это глупо, вот так, в мае, на тротуаре… Ни за что… Ни за что… Я дышу, я еще дышу, я дышу…» Сквозь черные каменные листья проникло что-то острое, злое. Игла. Ковырнула окаменевшую вену, хрипло сказала: « А ну, не дури!». Потом еще, и еще.
Черные каменные листья треснули, с сухим стуком осыпались с лица, с легких. Оказалось, что небо – синее, воздух – легкий, прохладный. А у злой иглы совсем молоденькое девчачье лицо и на голове смешная докторская шапочка.
- Ну вот, другое дело, - улыбнулась игла.
И соглашаясь с ней, зашумели яркие, майские, зеленые-зеленые листья клена….