Зона тени. Роман

Архив романа можно скачать http://resident4444.narod.ru/, размер 390 Кб.
Зона тени
(Роман).
И дивилась вся земля, следя за зверем; и поклонились дракону, который власть дал зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?
Откровение Святого Иоанна Богослова, гл.13(3-4).
1.1.
Это было похоже на ритуал, и Арсений придерживался его: в неясной ситуации лучше всего действовать по шаблону. К тому же так было легче настраивать себя на нужную тональность, нужные его делу ощущения. Хорошая настройка — это уже очень много. Араб одобрил эту методику. Когда «чувствуешь ситуацию кожей», когда в глубине подсознания появляется предчувствие, интуиция — появляется и мистическая способность видеть всё как бы со стороны. При этом становятся явными все скрытые связи между причиной и следствием, и отпадает необходимость в грубом воздействии на происходящие события.
«То, что спокойно, легко сохранить. То, что еще не показало признаков, легко направить. То, что слабо, легко разделить. То, что мелко, легко рассеять. Действие надо начать с того, чего еще нет. Если не знаешь, с чего начать — начни с настоящего момента. Используй то, что судьба даёт тебе в руки. И не ставь конкретной цели: она придёт сама». Так его инструктировал не по годам мудрый Араб.
Из промежуточных, несущественных, казалось бы, результатов в итоге получается тот, который и был единственно необходим. И он, как правило, приходит внезапно. Зачастую тогда, когда его уже не ждёшь. Когда потеряна всякая надежда, и последняя капля страдания падает в переполненную чашу терпения. Но он приходит, и тогда становится ясно, что это он — тот, которого ждали. Что это он — такой, каким его ждали. Или почти такой, но это — он. И этот его приход так же неотвратим, как неотвратим приход рассвета после длительной заполярной ночи; так же закономерен и неизбежен, как конечная остановка городского автобусного маршрута.
— Кладбище, — объявил водитель-кондуктор. — Конечная остановка.
Арсений был единственным пассажиром этого рейса. Он вышел из ПАЗика и направился в сторону небольшого административного здания.
Ступеньки просевшего крыльца заунывно скрипели, добавляя тоски в и без того невесёлую атмосферу этой плачевной юдоли.
«И в этом чёрном-пречёрном доме стоял чёрный-пречёрный стол».
Стол действительно был чёрным. Наверное, раньше он украшал офис городского коммунального хозяйства. А теперь, совсем как человек, заканчивал свой жизненный путь на кладбище. И телефонный аппарат тоже был чёрным, модели, примерно, шестидесятых годов. На вставленной в специальное окошечко картонке был написан номер: 2-15-14.
Сидевший за столом «служащий» долго листал исписанные корявым почерком страницы «книги мёртвых», потом поднял на Арсения мутный взгляд и невнятно произнёс:
— Райчук А. С. Сектор ашнадцать, номер шешш...
— Пойдём покажешь, — перебил его Арсений и, похлопав по нагрудному карману куртки, добавил: — Не обижу.
Настроение у «служащего» сразу улучшилось, и он, навесив на двери конторы ржавый замок, не закрывающийся на ключ, повёл Арсения по довольно неухоженному городскому кладбищу.
Могилы располагались как-то хаотично, бессистемно. Оградки наползали друг на друга, и было совсем непонятно, где здесь разбивка на секторы. Некоторые памятники совсем разрушились, покосились крестами, напоминая фигуры падающих людей. Надгробия заросли, затянулись пожухлой травой.
Запустение.
Вековая пыль забвения.
Кладбищенские джунгли.
Городские джунгли.
Джунгли в душе.
Цепкие лианы намертво опутали все живое, притянули к земле, упрятали в непроходимую чащу, где нет ни солнца, ни неба.
Есть ли отсюда выход?
«Что здесь было сто лет назад? — подумал Арсений. — Тоже кладбище? А двести лет назад? А две тысячи лет? Что беспокоило их тогда, когда они были живыми? Станут ли думать о нас, проходя мимо наших могил, те, кто будет жить через двести лет? А через две тысячи?»
Что здесь: конец или начало? Конец чего — земных страданий? Начало чего — страданий неземных? Или, может быть, вечный покой? Вечный сон как исполнение всех желаний: самых заветных, самых несбыточных.
Особые состояния. Они накатывали на Арсения в Катынском лесу, на Бородинском поле, в Долине Смерти…
Покружив немного по лабиринту между оградами, «служащий» остановился у одной из могил и, указав заскорузлым пальцем на невысокий памятник из тёмной мраморной крошки, сказал:
— Вот...
— Ты уверен? — переспросил его Арсений.
«Служащий» почесал рукой затылок и ответил:
— Да чего уж там: мы с ним были друзьями.
— Это как?
— Ну, в школе вместе учились. Немного, — было видно, что «служащий» врал напропалую в надежде на поминальную рюмку.
— А потом?
— А потом он с собой покончил.
— Почему?
— Да разве кто правду скажет! Одни одно говорят, другие — другое. Только я в такие разговоры не лезу: мне своего горя хватает, — и «служащий» вдруг с надрывом, с тоской в голосе добавил: — Я и сам недавно вешался.
И он показал Арсению ещё довольно заметный след от верёвки на своей шее.
— Ты это зря, — сказал Арсений, а про себя подумал: «Мы все понемногу сходим с ума. А возможно, и кто-то нас сводит. Методично, расчётливо и даже как-то рутинно. По одному и тому же сценарию. Фантазия, что ли, у них не на высоте. Или чувствуют свою полную безнаказанность: кого бояться, когда на всех уровнях всё схвачено».
— Да чего уж там, по мне никто не заплачет, — сказал «служащий». — Ну правда ведь!
«А по мне? — подумал Арсений и более внимательно посмотрел на собеседника. — Похоже, что мы с ним одного поля ягодки. Только я одет лучше».
— Поп его отпевать отказался, — и «служащий» с гордостью произнёс: — Я отпевал.
— Вот как, — сказал Арсений.
— Да чего уж там, — повторил «служащий». — Я здесь, считай, лет десять. Все молитвы наизусть знаю. Не то что попы: мне в книжку смотреть не надо.
Арсений прочитал надпись на памятнике: всё верно. Фотографии не было: видимо, не успели ещё прикрепить. Лишь серый цементный овал указывал на предназначенное для неё место.
— А что он, этот твой одноклассник, много пил?
— Не знаю. Тут у каждого своё понятие на это дело. Он на «скорой» работал, а потом — дальнобойщиком на фуре. — Арсений при этих словах невольно вздрогнул. — Может, залетел в какую «непонятку». А может, и баба довела.
На нижней плите памятника Арсений прочитал: «От жены и дочери. Помним, любим, скорбим». И чуть повыше — годы жизни: «1967 — 2000».
— А с семьёй что стало? — спросил он, заранее предвидя ответ.
— Так уехали. Квартиру продали — и уехали. Что тут непонятного? Не всякий сможет жить, где такое случилось.
— А кому продали, знаешь?
— Конечно, знаю: начальничек один купил. Басалыга его фамилия. В исполкоме сидит, — «служащий» пригладил на затылке спутанные волосы. — Маленький такой, но шустрый. Я его не люблю: он меня за мусор штрафовал, обмылок поганый. «Почему возле дома не прибрано?» А при чём тут я? Что я, в дворники к ним нанимался?
«Служащий» махнул в сердцах рукой:
— Надоело всё. Хоть ты снова в петлю лезь!
— Квартиры сейчас дешёвые? — прервал его Арсений.
— Да, конечно, уж этот своего не упустит. Из горла вырвет. А квартира хорошая была, красивая. Вся в порядке, и кухня плиткой обложена.
— Ты что, был там?
— Так меня же на поминки пригласили, — в голосе «служащего» зазвучали хвастливые нотки. — За то, что яму копал и отпел, как положено. Его друг даже деньги давал, но я не взял: я по совести делал, а не за деньги. Вот меня и пригласили, с полным уважением. Правда, не люблю я так: никого не знаешь и сидишь, как приблудный. Быстренько свои три рюмки выпил — и к ребятам. У нас тут тоже сабантуй был. Да чего уж там! У нас как похороны — так и сабантуй… Ну правда ведь!
Арсений достал портмоне, извлёк из него купюру и протянул «служащему».
— Сразу видно, что ты хороший человек. Я тут побуду немного, а ты сходи за водкой. И закусить чего возьми. Давно ни с кем не выпивал просто так, от души.
На лице «служащего» мгновенно отразилась борьба между остатками человеческой гордости и непреодолимым желанием выпить. Некоторое время он находился в трансе, но потом всё-таки деньги взял.
— Ты не думай: я ведь не всегда таким был. Я когда-то в школе труды преподавал. Жена, дети, квартира — всё было как у людей. Только никто ведь не знает свою судьбу.
— Это верно, — сказал Арсений.
— Да на черта эта водка нужна! Не здесь будь сказано, — и «служащий» перекрестился. — На эти же деньги три вина получится.
— Ну, пусть будет три вина, — согласился Арсений.
— Ты не думай: я тебя тоже как-нибудь отблагодарю. Хорошие люди должны помогать друг другу. Без этого пропадёшь.
При этих словах «служащий» отвернулся и торопливо зашагал между оградами к кладбищенским воротам.
— А куда они уехали? — бросил ему вслед Арсений.
Но «служащий» даже не оглянулся, а лишь неопределённо пожал в ответ плечами.
Примерно через полчаса Арсений отошёл от могилы и снова направился к конторе. Замка на двери не было. И когда он вошёл внутрь, то увидел, что за столом сидит маленький, лысый старичок с непропорционально большим носом — «шнобелем» — и с пугающе жёлтыми, совсем как у кошки, глазами.
Во Вселенной не бывает случайностей. Во Вселенной ничего не происходит просто так. И вещие сны потому и вещие, что рано или поздно сбываются.
Арсений сразу узнал его и подумал: «Ну вот и встретились».
Старичок исподлобья посмотрел на Арсения и спросил:
— Родственника проведывали?
— Нет, сослуживца.
— И денег Гришке дали?
— Да, на вино.
— Плакали ваши денежки, — сказал лысый с плохо скрываемым злорадством.
— Ну и ладно, — ответил Арсений. — У меня их много.
Старик осмотрел Арсения с ног до головы и ехидно произнёс:
— Не похоже.
— Я просто маскируюсь.
— А это — похоже, — и вдруг резко спросил: — Что вы так смотрите на меня? Мы раньше не встречались?
— Вас зовут Рокх? — вопросом на вопрос ответил Арсений.
— Нет, — сказал лысый и уткнулся в какие-то обрывки бумаг, давая понять, что разговор окончен.
Арсений, не прощаясь, вышел из конторы, закрыл за собой дверь и, громко топая, спустился со скрипучего крыльца. Затем осторожно подошёл к открытой форточке окна и прислушался.
Через минуту в конторе раздались звуки телефонного номеронабирателя, и ещё через минуту старик негромко сказал:
— Пришли кого-нибудь с машиной.
«Очень быстро всё началось, — подумал Арсений. — Почему? Что его насторожило? Мой интерес к могиле? Или я ему просто кого-то напомнил, и он заподозрил неладное? Если бы он был в чём-то уверен, он бы не смог этого скрыть: глаза бы его выдали».
Затем Арсений тихонько отошёл от конторы и направился к автобусной остановке. И пока он в ожидании курил там, на скамеечке под навесом, мимо пролетела вишнёвая «девятка» с затенёнными стёклами.
«Шикарная машина для такого захолустья, — подумал Арсений. — Выходит, я попал не в бровь, а в глаз».
Он совсем не удивился: тактические разработки Араба всегда давали нужный результат. Для непосвящённых это могло показаться мистикой. Но Арсений знал: это всего лишь профессионализм. Профессионализм в высшей степени. Сегодня Араб был бы доволен Арсением, очень доволен.
И потом, когда Арсений ехал в город, глотая пыль в душном салоне всё того же видавшего виды ПАЗика, он отметил, что его никто не преследует: дорога позади автобуса была пустынной. Значит, они уже просчитали ситуацию. И конечно знают, в какой гостинице он остановился. Тем более что она — единственная в городе. Тоже профессионализм.
Арсению на мгновение стало не по себе. «Неужели всё это происходит реально, со мной?» И он стал медленно и глубоко дышать, выпуская воздух из лёгких с задержками, как и учил всё тот же Араб. Это подействовало, и спокойствие вернулось. Вернулась и уверенность в своих силах, и вера в то, что Араб его выручит, если возникнут какие-нибудь осложнения.
Примерно на полдороге к городу Арсений увидел Гришку, который торопливо шагал по обочине в сторону кладбища с пакетом в руках. Арсению захотелось вернуться и хотя бы полчаса провести с Гришкой за пустым, никчемным, пьяным разговором. Но словно чья-то чужая воля, упрятанная в недрах подсознания, заставила его подавить это желание.
«А он действительно неплохой парень, — подумал Арсений. — Он, видимо, не из той компании. Конечно, не из той. Просто используют вслепую: принеси, подай… Надо как-нибудь ещё раз с ним встретиться».
Но будущее не обязано считаться с нашими желаниями.
Арсений никогда больше не встретился с Гришкой. А позже узнал, что вечером того же дня тот умер «от отравления алкоголем и легколетучими продуктами». И ещё через два дня его похоронили без почестей и лишнего шума на «последнем месте работы».
Никто покойника не отпевал и тем более не оплакивал.
Один из его коллег, прикапывая неокрашенный крест из грубых сосновых брусков, сказал:
— Надо было хоть на станке прострогать.
На что лысый старик бросил:
— Осиновый кол надо было.
— Почему осиновый?
— Чтобы не вылез, иуда.
И старик злобно плюнул в не зарытую до конца могилу.
2.1.
Из Заполярного выехали в полдень: задержались, ожидая приезда кассирши из банка. До самого последнего момента было не ясно, отдадут ли деньги сегодня. Поэтому и продуктов на дорогу не покупали. Арсений не хотел «спугнуть удачу». Он был суеверен и считал, что преждевременно сказать «гоп» — накликать беду.
«Последний дюйм, всё решает последний дюйм».
Арсений изредка поглядывал на Филиппенко, пытаясь понять, волнуется ли тот. Но внешне Филиппенко был абсолютно спокоен. Он умел держать ситуацию под контролем. Должность начальника милиции научила многому. Да к тому же деньги делались не маленькие, и ради этого стоило выложиться на все сто. И Филиппенко выкладывался: его личные связи были задействованы правильно, и неожиданностей в сделках никогда не случалось. Не случилось их и в этот день. Кассирша приехала в двенадцать и первым делом отдала положенную сумму Филиппенко. А тот, отсчитав свою долю, передал остальные деньги Арсению. Арсений же, не пересчитывая, уложил пачки банкнот в чёрный полиэтиленовый пакет и сказал:
— Ну вот, до весны можно отдыхать.
— Ты подумай насчет консервов. Клубничное варенье заберу всё сразу, сколько ни привезёшь.
— Боюсь, что заметёт, и придётся зимовать тут.
— Ерунда, вытащим. Армия выручит. А замести может и в июле. Делаешь — не бойся, боишься — не делай.
Арсений знал, что армия придёт на помощь. Уже приходила, когда машина встала позавчера на подъёме: кончилась солярка. Они с напарником Миколой сгоряча ещё пытались завести двигатель, но только аккумулятор посадили. По одному звонку Филиппенко из ближайшей части пришёл вездеход, заправил и завёл с толкача. Прямо в гору толкал со всем грузом, пока топливо не закачалось в насос и КамАЗ не завёлся. Арсению было даже немного страшно. И он, когда машина взобралась на подъём, от нахлынувших чувств перегрузил в вездеход сетку картошки к неописуемой радости механика-водителя.
— «Вертушку» пришлём, всё организуем, пока при власти, — сказал Филиппенко. — Ты только товар вози.
— Ладно, — согласился Арсений, — приеду домой и позвоню. Варенье есть.
— Не пропадёшь со мной, — сказал Филиппенко.
Старый водитель Костя — белорус из-под Гродно, — у которого квартировали Арсений и Микола, жил в Заполярном с пятьдесят девятого года. Он рассказывал, что до армии Филиппенко был тихоней. А, отслужив два года в Афганистане, вернулся совершенно другим человеком: холодным, как ледяная глыба. Карьеру сделал быстро. Может, потому, что друзей всегда выручал, а враги его просто исчезали: кто на Большую землю, а кто и просто в землю. Слухи разные ходили. Но и начальство, и «крутые» с ним не конфликтовали: было в нём нечто такое, что внушало собеседнику какой-то, на первый взгляд, беспричинный, почти животный страх, даже ужас. И эта неведомая сила так и веяла, так и сквозила от всей его фигуры. Арсений как-то попытался взглянуть Филиппенко прямо в глаза. Но это было только раз. Арсений даже не понял, что тогда произошло: просто речь у него отнялась, и кровь в жилах на мгновение застыла.
— Верю, — сказал он Филиппенко. — Проведёшь?
— До Мурманска, — согласился тот.
И они сели в кабину КамАЗа, где за рулём дремал флегматичный Микола.
— Давай газу, — сказал ему Филиппенко. — Через пару часов стемнеет.
Микола завёл машину, и они поехали в сторону Мурманска, не заезжая в Заполярный за продуктами.
«Ладно, по пути что-нибудь сообразим», — подумал Арсений.
На КПП «Титовка» даже не останавливались: Филиппенко только помахал дежурному фуражкой в окно. Тот, очевидно, узнав пассажира, тоже махнул рукой: проезжайте!
Отъехав ещё немного в сторону Мурманска, они остановились в долине «привязать коней» у обочины.
Солнце уже касалось верхушек сопок и освещало склоны красноватым светом, отчего их поверхность казалась покрытой медью. Да так оно, собственно, и было: медь и никель валялись прямо под ногами, были вкраплены в камни, образуя на их гранях причудливые узоры.
Арсений всегда привозил красивые минералы с Кольского. И сейчас он спустился по каменистому откосу дороги немного вниз: в солнечных лучах тускло блеснуло что-то под голым кустиком.
Филиппенко и Микола знали об увлечении Арсения и не торопили его окриками.
Только под кустиком лежал не минерал с прожилками меди. Осыпавшиеся отчего-то камни содрали зелёный налёт на крупнокалиберной пулемётной гильзе, и она чуть поблёскивала полуобнажённым латунным боком. Но это была только гильза, а не снаряжённый патрон: Арсений видел, что она сплющена, как бы заклёпана со сквозной стороны. Он осторожно отодвинул камни и убедился, что гильза стреляная. Затем поднял её и внимательно осмотрел. Да, это была гильза от патрона калибра 12,7 мм с заклёпанной наглухо «юбкой». В разрез «юбки» был вставлен какой-то тёмный материал: то ли резина, то ли кожа. Очевидно, для уплотнения. Арсений почувствовал, как лёгкий озноб пробежал по его телу.
Внезапный порыв ветра засвистел, завыл, пригибая к земле слабые, тонкие веточки. Осколок прошлого холодил ладонь, и этот холод проникал в самую потаённую глубину души.
«О чём думает птица, когда умирает?»
Наверное, о своих детях.
А о чём думают дети, когда умирают?
И покуда эта рота умирала,
Землю грызла, лёд глотала,
Кровью харкала в снегу,
Пожурили боевого генерала
И сказали, что отныне он пред Родиной в долгу!
... А они лежат, все двести, глазницами в рассвет,
А им всем вместе четыре тысячи лет…
Затем Арсений вытер гильзу о спецовку и незаметно положил её в карман телогрейки. Потом, взяв для отвода глаз пару камней, вернулся к попутчикам.
Филиппенко и Микола наскоро перекусывали.
— Тебе не предлагаю, — сказал Арсению Филиппенко, кивнув на откупоренную бутылку водки.
— Давай, Микола, езжай, — сказал Арсений. — Я на ходу переем. Что у нас в запасе?
— Кусочек сала, — ответил Микола. — И хлеб заканчивается.
— Знаю, — сказал Арсений. — В Мурманске купим.
Он машинально, не ощущая никакого вкуса, жевал бутерброд и смотрел в окно.
В опускающихся сумерках неясно различались телеграфные столбы, тянувшиеся вдоль дороги. Их подножия были высоко обложены крупными дикими камнями. И от этого столбы казались Арсению вереницей крестов над могильными холмами.
— Это Долина Смерти? — спросил он.
— Теперь называется Долиной Славы, — сказал Филиппенко. И, помолчав, добавил: — Здесь костей больше, чем камней.
Потом резко схватил бутылку и отпил несколько больших глотков прямо из горлышка.
Двигатель натружено гудел на подъёмах. И телеграфные столбы медленно проплывали мимо, сливаясь с чернотой надвигающейся ночи.
Холодные камни Кольского полуострова.
Длинная вереница крестов.
Так, должно быть, выглядела и дорога на Рим после поражения восставших рабов.
Распятия.
Распятые на обочине рабы.
Многие из них ещё живы; и чуть слышные стоны слетают с их запёкшихся, окровавленных губ, и затихают, растворяясь в шелесте облетевшей листвы. Какие грехи искупают они столь мучительной смертью?
Шесть тысяч крестов вдоль дороги, ведущей в Вечный город.
Заплачено, заплачено сполна.
За что? За что надо платить такую цену?
2.2.
В Колу въехали уже затемно. И сразу же за ними увязалась тёмная иномарка с забрызганными грязью номерами. Она плотно «села на хвост» КамАЗу: не обгоняла и не отставала. Микола заметил её первым и зло проговорил:
— Надо было в Заполярном закупаться.
Вопрос питания его беспокоил больше всего остального. «Море любит сильных, а сильные любят поесть».
Арсений промолчал: конечно, надо было. А Филиппенко, присмотревшись к легковушке, сказал:
— Давай теперь без остановок, до поста на трассе.
Так и проскочили мимо Мурманска на одном дыхании. И остались без продуктов на дорогу.
На выездном посту ГАИ Микола притормозил. Филиппенко выскочил, проговорив на ходу:
— Дальше — жмите на всю железку. Я тут пару часов побуду. Не волнуйтесь: трассу на замок закроем.
Арсений видел в зеркало, как Филиппенко переговорил с гаишником и тот остановил преследующую их иномарку, жезлом указав съехать с проезжей части на обочину. А Микола заметил с чувством гордости:
— Этот — не подведёт, — потом добавил, похлопав ладонью по панели приборов: — Ты уж тоже, родимый, постарайся.
И КамАЗ, резко набрав скорость, помчался по «дикой трассе», разрезая светом фар плотную темноту долгой заполярной ночи.
Обратная дорога домой всегда веселее. И несмотря на все прошлые и предстоящие сложности этого рейса, настроение у Арсения было слегка приподнятое. Солярки в баках хватит до Питера, в кабине тепло и уютно, и только продовольственный вопрос оставался открытым. Правда, успокаивало то, что в инструментальном ящике были спрятаны две банки тушёнки, завёрнутые в промасленную бумагу, — неприкосновенный запас. Эх, ещё бы немного хлебушка!
Только хлебушка купить было негде: последняя надежда — коммерческий киоск на развилке у Оленегорска не работал. Свет внутри горел, но на стук никто не открывал.
— Перепились, сволочи, — злился Микола.
Минут пятнадцать ходили они вокруг «комка», но — делать нечего — несолоно хлебавши поехали дальше.
— Поищи хоть сухариков в бардачке, — сказал сидевший за рулём Микола.
Арсений долго рылся в заваленном всякой мелочью бардачке и действительно нашёл две засохшие корочки.
— Партизанский хлеб, — уже веселее сказал Микола, разгрызая сухарик. — Ничего, выживем. Партизаны же выжили. Хотя, конечно, у них ещё было партизанское сало.
— У нас есть ещё партизанская тушёнка, — в тон Миколе сказал Арсений.
— Ну, это на потом. А пока давай закурим партизанского табачку, чтобы партизанская дорога короче была.
Дорога действительно была «партизанской»: до самого Петрозаводска трасса не пересекала ни одного города. Мончегорск, Апатиты, Кандалакша, Кемь, Сегежа, Медвежьегорск — все они располагались в стороне. Останавливаться ночью в небольших посёлках вроде Зеленоборского или Пушного не имело смысла: там и днём в магазинах шаром покати. Сёмгу или пушнину, конечно, можно купить. Или на водку выменять. Но этого добра и на трассе хватает: браконьеры вывешивают свой товар на длинных палках, сидят терпеливо у костерка, заросшие, немытые. Одно слово — хищники. Им что зверя убить, что человека. Человека даже лучше: не так опасно да и прибыли побольше.
А что ему — кругом пятьсот,
И кто кого переживёт,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут!
«Из тьмы выходят и во тьму возвращаются». Романтика.
— Полезай на спальник, — сказал Микола. — Я буду рулить до упора. А ты хоть немного поспи, под утро сменишь.
Арсений снял сапоги, закинул телогрейку под голову и устроился на спальнике, укрывшись одеялом. Но уснул не сразу: долго ещё сознание блуждало в обрывках дневных воспоминаний, рисуя фантасмагорические, иррациональные образы.
Вооружённые партизаны, костры вдоль трассы.
Обгорелая, изрешечённая пулями фура в кювете под Беломорском.
И телеграфные столбы, тянущиеся далеко-далеко, к самому горизонту, где в заходящих лучах багрового солнца медленно, как на проявляющейся фотобумаге, вырисовывалась фигура Сфинкса.
Там, внутри Сфинкса, было скрыто нечто важное.
Там была тайна.
Великая тайна.
Тайна жизни и смерти…
2.3.
Когда Микола разбудил Арсения, было ещё темно. Но приближение рассвета уже угадывалось: верхушки деревьев на восточной стороне трассы приобрели довольно различимые контуры и не сливались больше с ночным небом в сплошное чёрное «ничто».
— Где мы? — спросил Арсений.
— Кемь «на траверзе».
— Ну ты и дал!
— Так пошло: дорога под колёса сама ложилась. Не поверишь: не заметил, как время пролетело. Музыку включил, сигарету — в зубы и думал о своём. Флот вспомнил, так ещё, «свой родны кут». И спать не хотелось. Я бы всё время только по ночам и ездил. Не знаю почему. Всё какое-то другое. Даже двигатель — и тот по-другому работает: чисто, без надрыва.
Машина стояла на обочине с включёнными габаритами.
Арсений обулся и перебрался за руль.
— Поглядывай за зарядкой, — предупредил Микола, ложась на согретый спальник.
— Проблемы? — спросил его Арсений.
Но Микола не ответил: он уже спал сном праведника.
Арсений включил зажигание, отметив про себя, что основной бак был заполнен только на четверть. «В Сегеже заправлюсь, чтобы не переливаться», — подумал он и завёл двигатель.
Только дотянуть до Сегежи оказалось не так уж и просто: проблемы с зарядкой начались сразу. Стрелка амперметра вела себя неестественно: она резко прыгала с «плюса» на «минус» и затем, так же резко, возвращалась обратно на «плюс». Свет фар был то тускло-жёлтым, то ярко-белым. Арсений пытался найти те обороты двигателя, на которых генератор давал более-менее стабильный ток. И на некоторое время это удалось. Он снизил скорость до шестидесяти и ехал так больше часа, пока окончательно не рассвело. А тогда выключил все потребители и снова добавил скорость.
Так, с горем пополам, он всё же дотянул до заправки.
Трое шустрых пацанов, с виду лет семи-восьми, мигом вставили заправочный пистолет в горловину и заполнили бак. Арсений, не глуша двигатель, рассчитался в кассе за солярку и ссыпал одному из мальцов в озябшие ладони рубля три мелочи от сдачи. Потом заехал на небольшую стоянку у края заправки и только там выключил зажигание.
Ещё с полчаса Арсений сидел в раздумье: жалко было будить Миколу, но — ничего не попишешь — пришлось.
Судя по всему, неисправность была пустяковая: интегральные схемы на генераторах приходилось менять как перчатки. Иногда и на сотню километров не хватало.
— Давно говорю, надо ставить реле, — ворчал спросонья Микола. — На всех армейских машинах по сто лет служат.
— Дома переделаем, — согласился Арсений.
Они подняли кабину, и Микола, прихватив отвёртку, склонился над генератором.
Арсений по привычке начал осматривать двигатель снаружи и вдруг увидел, что из «развала» стекает тоненькая струйка маслянистой жидкости.
— Слышь, Микола, топливо подтекает, — сказал он.
— Пришла беда — отворяй ворота, — ответил Микола и, поковырявшись в паутине трубок, идущих от топливного насоса к форсункам, добавил: — Вот она, перетёрлась. Ещё немного — и совсем обломается.
— Я и чувствовал, что туповато идём, — снова сказал Арсений. — Но кто бы мог подумать… Столько проработала…
— Нет ничего вечного. Это не беда, если найдена причина. Надо менять.
— Такой в запасе нет.
— Значит, надо искать, — сказал Микола так, будто трубки высокого давления пачками валялись прямо на дороге.
Арсений ничего не ответил. Комплектация машины запчастями лежала на нём. Но не будешь ведь возить с собою всего по две, четыре и восемь штук. Раньше было проще: в любой базе, в любом колхозе помогали. Да и дальнобойщики, увидев коллегу в беде, никогда не проезжали мимо. Как-то, в Азове, парнишка всю ночь возил его по базам, пока не нашли крестовину. И денег не взял. Теперь и прокладку без денег не выпросишь…
Микола провозился с полчаса, меняя «шоколадку» на генераторе. Потом завёл двигатель «флажком» и по звуку определил наличие зарядки. Талант — от Бога.
Затем заглушил двигатель рычагом на насосе и слез на землю со словами:
— Дальше так ехать нельзя. На крайний случай можем трубку совсем обрезать, а солярку в бак отвести. Но на семи «котлах» далеко не уедем. Начнётся вибрация — ещё что-нибудь отвалится.
Надо было искать ремонтную базу. Но где?
— Эй, юнга, — крикнул Микола одному из мальцов и поманил его к себе рукой.
Пацан подошёл и вопросительно кивнул головой: «Чего надо?»
— Нам надо в базу. Не знаешь, где тут машины стоят? — спросил его Микола.
Пацан немного подумал и сказал:
— В городе есть.
— А ближе, где-нибудь в колхозе? — снова спросил Микола.
— Тут — километра два — хлебопекарня есть. Там — гараж. А если какой болт нужен, то там же, под забором, экскаватор разобранный, ничейный. С него можно что открутить, если подойдёт.
— Молодцом, юнга, — похвалил его Микола и сказал, обращаясь к Арсению: — Вот из таких мужики получаются, — и серьёзно, как к равному, обратился к пацану: — Давай, земляк, сгоняем вместе: дорогу покажешь.
— Не могу, мне работать надо, — ответил пацан. — Я с вами Ленку отправлю, от неё здесь всё равно никакого толку.
И он крикнул в сторону заправочных колонок:
— Эй, Ленка, давай сюда!
Один из пацанов оказался девчонкой. Она подошла к машине, шмыгая носом, и спросила:
— Ну чего?
— Покажи, где пекарня.
— А назад подвезёте?
— Обязательно, — сказал Микола.
Пекарня была совсем рядом, в пригородном посёлке. Там Микола быстро снял с экскаватора трубку высокого давления: благо резьба на накидных гайках была нужного размера. Правда, трубка была раза в два длиннее родной. Но Микола скрутил её змеевиком, обогнув вокруг стального пальца, торчавшего из гусеницы экскаватора.
Одна проблема была решена. Вторую решили на проходной, купив у сторожа две горяченькие, ароматные булки хлеба. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Ремонтироваться вернулись на заправку. Но первым делом решили перекусить, пока хлеб не остыл. Микола достал из загашника банку тушёнки, обтёр её чистой ветошью, умело открыл острым ножом. У Ленки из-под низко опущенной вязаной шапочки сверкнули голодные глаза. Микола поставил перед ней на фанерке, заменявшей столик, открытую банку и отрезал толстый ломоть хлеба.
— Подкрепляйся.
Но Ленка есть не стала.
— А Сашку с Васькой можно позвать? — робко спросила она.
Микола вылез из кабины и позвал пацанов. Тех долго упрашивать не пришлось. Как стайка голодных птенцов, набросились они на еду, и через пару минут с тушёнкой и хлебом было покончено.
— Добавки хотите? — спросил их Микола.
— Нет, спасибо. Вам тоже надо, — ответил за всех Сашка.
Он, видимо, был в компании за старшего.
Васька, одетый в тоненькую ветровку, дрожал мелкой дрожью.
— А ты чего без куртки? — спросил его Микола.
Но тот не ответил.
— Что молчишь? — снова спросил Микола.
— Да он не разговаривает, — сказал Сашка. — А куртку купим, как только денег насобираем.
— И сколько стоит новая куртка? — спросил его Микола.
— Новую не надо, — рассудительно сказала Ленка. — Новую маманя пропьёт. Мы с соседом договорились: он за сто рублей свою старую отдаст.
— За недельку соберём, — сказал Сашка. — На этой заправке машин совсем мало. А на городскую большие пацаны не пускают. Вот если бы вы нас в Питер отвезли…
И он мечтательно прикрыл глаза.
— Отвезёте? — жалобно попросила Ленка.
— А что в Питере? — спросил Микола.
— Там на вокзалах можно жить. И заработки побольше. Наши пацаны туда ездили, рассказывали, — сказал Сашка.
— Надо подумать, — ответил Микола.
И этого было достаточно. Пока Арсений и Микола ели вторую банку тушёнки и меняли трубку, детишки не отходили от них ни на шаг. Потом, опустив кабину и сев за руль, Микола сказал Арсению:
— Слушай, дай мне сотку из моей доли.
— Почему из твоей? Из общей, — поправил его Арсений, достал из сумки деньги, выскочил из кабины и сказал Сашке: — Купите куртку сегодня же, — и с этими словами вложил мальцу в ладонь сто рублей.
Сашка, взяв деньги, спросил:
 — Так как насчёт Питера?
И Арсений виновато потупил глаза.
Не успевший остыть мотор взревел, набирая обороты.
Три маленькие фигурки на грязном от масляных пятен асфальте ещё долго отражались в зеркале заднего вида.
Утренний, редкий туман оседал слезинками на ветровом стекле, и Микола включил дворники.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
2.4.
В Питере Микола взбунтовался:
— Надо горячего поесть, иначе — помрём.
— Ещё ни один голодный от диареи не умер, — попытался отшутиться Арсений.
Но он и сам прекрасно понимал, что без горячей пищи долго не «навоюешь».
— Ты бы что-нибудь умное сказал, что-нибудь по делу, — продолжил Микола. — Язвы и гастриты — это ещё мелочи. Знаешь, какой процент заболеваемости раком желудка среди дальнобойщиков?
— Какой?
— Большой. Один раз в день горячего поесть — это закон.
— Не спорю, — согласился Арсений. — Но только не в Питере: уж очень дорого. Может и денег не хватить.
— А где? В Луге? В Пскове? Там, что ли, бандитов нет? Или, может, в Стругах Красных? — Микола намекал на тот случай, когда на заправке Арсений купил у цыган старый комбинезон в пакете, хотя примерить ему дали кожаную куртку. — Да там скорее нарвёшься. А здесь им не до нас. Здесь иностранцев хватает. Нет, в Питере бандит закормленный. Ему в лом даже подходить к таким крестьянам, как мы.
В словах Миколы была доля правды: никогда не угадаешь, где споткнёшься. А голод давал о себе знать всё ощутимее. Из-за ремонта и замены колеса под Медвежьегорском Петрозаводск проскочили глубокой ночью: всё было закрыто. Арсений знал там одну столовку, где неплохо готовили рыбный суп и жареную треску. Но в этот раз отведать рыбки не удалось. От купленных в коммерческом киоске чипсов мучила изжога, и Арсений согласился с доводами Миколы. Они завернули на небольшую стоянку, уплатив охраннику сто рублей. Тот окинул их, небритых и грязных, презрительным взглядом и бросил сквозь зубы:
— Надолго?
— Нет. Нам бы поесть, где подешевле.
— Тогда ставь машину сразу у ворот. А то потом не выедешь, — сказал охранник. — А поесть можно у нас, в кафе.
Арсений посмотрел в ту сторону, куда указал охранник, и увидел мини-кафе, у входа в которое толпились, громко крича, пьяные поляки в окружении таких же пьяных проституток.
— Нет, здесь дорого, а мы — на подсосе.
— Топайте вниз по улице до канатной фабрики: там найдёте подешевле, — охранник снова махнул рукой, указывая направление.
Микола развернул КамАЗ кабиной к воротам. Арсений захватил пластиковую сумку с деньгами. И, опасливо оглядываясь по сторонам, они вдвоём пошли искать столовую.
На этот раз им повезло: удалось не только прекрасно пообедать, но и закупить в буфете продуктов на оставшуюся дорогу. Довольный Микола укладывал в сумку поверх денег пакеты с пирожками и котлетами «в тесте». Купили и бутылку российской водки: угостить дома, в гараже, слесарей. Хотя до дома было немногим более, чем они уже проехали, но вторая половина дороги всегда пролетала быстрее. От Питера — до Пскова, от Пскова — до Опочки, а там — Себеж. И дальше — всё, дальше — Беларусь. И не важно, что от границы ещё шестьсот километров пути. Беларусь — это уже дома. В Беларуси — все свои: и менты-крохоборы на Лепельском посту, и рэкетиры на Олимпийской трассе. От них от всех даже откупаться приятно: всё равно как перекладывать деньги из одного своего кармана в другой. Свои — не чужие, своим — можно, своим — не обидно.
Настроение после обеда поднялось. Да чего там говорить: для сытого человека мир прекраснее, чем для голодного. Но сытый человек и беспечнее: нет бы сначала выглянуть тихонько на улицу, хоть краешком глаза. Опьянели от еды, потеряли осторожность, выскочили из дверей с довольными улыбками на лице и — прямо в милицейские объятия.
Два упитанных милиционера в новенькой, с иголочки, форме осмотрели растерявшихся от неожиданности Миколу и Арсения с головы до ног, и один из них резко спросил:
— Документы!
Арсений и Микола протянули свои паспорта. Милиционер лениво перелистал странички обеих книжечек, нарочито небрежно посмотрел прописку, боковым зрением наблюдая за реакцией ребят, и снова резко сказал:
— Ну что, братья-белорусы, почему нарушаем?
— Что мы нарушили? — спросил Арсений.
— Закон, — сказал милиционер. — Закон об обязательной регистрации иногородних. Почему не зарегистрировались?
— Мы только что приехали.
— Слышал я эти сказки, — усмехнулся милиционер и, обращаясь к своему напарнику, добавил: — Ну все, блин, до одного только сегодня приехали. Вчера в Питере ни души не было, ни одного человечка. А сегодня все — раз и приехали. Заметь: ни один вчера не приехал — все только сегодня!
Милиционер положил паспорта в нагрудный карман и сказал:
— В отделе разберутся.
— Командир, мы — на КамАЗе, — Арсений старался подавить волнение и говорить спокойно. — Машина на стоянке, тут, недалеко. Час назад поставили. Охранник подтвердит. Мы поесть заходили да продуктов на дорогу взять.
— Документы на машину, — безразличным голосом сказал милиционер.
Арсений протянул техпаспорт.
— Так, машина частная, — констатировал милиционер. — Что везём?
— Метизы возили на Мурманск.
— Что-что?
— Болты, гайки разные, — уточнил Арсений и протянул измятую накладную, проштампованную предусмотрительным Филиппенко.
Милиционер почитал накладную и сказал:
— По датам сходится. По смыслу не сходится. Вы, ребятки, привыкли нас идиотами считать. Но даже идиоту понятно, что изготовить болты в Мурманске будет дешевле, чем оплатить только перевозку. Или в Мурманске заводов нет? Проверим и накладную: на предмет подлинности содержащихся в ней сведений.
Он сложил бумаги и сунул их в нагрудный карман к паспортам. Потом спросил:
— В сумке что?
«Найдут деньги — труба», — подумал Арсений и ответил, раскрыв для обзора сумку:
— Консервов купили, пирожков, пива пару банок.
Милиционер увидел бутылку водки и сказал:
— Водка — правильное пиво. Так, что ли? Пьёте за рулём?
— За столом, — вставил молчавший до сих пор Микола. — Командир, войди в положение: нам ещё «пилять и пилять», каждая минута дорога.
— А вы, ребятки, в наше положение входите? — спросил второй милиционер.
— Так не первый день на трассе, — с этими словами Арсений достал из набитого мелкими купюрами портмоне сто рублей пятидесятками и протянул первому милиционеру.
Тот деньги не взял и сказал:
— Издеваешься?
— Ребята, мы же — не чурбаны, — снова сказал Арсений, добавив к купюрам ещё одну пятидесятку. — Мы ведь палёную водку не возим. Сами, — и он показал на бутылку, — вот! — в магазине покупаем.
— Были бы чурбаны — и разговор другой был бы, — при этом милиционер, забравший документы, потрогал рукой висящую на поясе резиновую палку. — Ты что, тарифов не знаешь?
— На трассе полтинник — выше головы, — сказал Арсений.
— Так то на трассе. А здесь вы так увязли, — милиционер похлопал себя по нагрудному карману, — что — ох как! — не скоро дома будете. А про машину сразу забудьте: заберут машину за оплату стоянки.
Микола шагнул немного вперёд, полез во внутренний карман телогрейки, достал ещё сотку и протянул милиционеру. На внешней стороне кисти руки на мгновение мелькнула флотская татуировка. Но милиционеру хватило этого мгновения: детали происходящего не ускользали от его цепкого взгляда.
— Северный флот? — спросил он.
— Сильный флот, — ответил Микола.
— Боевая часть пять? — снова спросил милиционер.
— Угадал, — подтвердил Микола. — Командир отделения дизелистов.
— А тут и угадывать нечего, раз на КамАЗе ездишь. А что, прикипел к Северу?
— В Белоруссии нет морей, — угрюмо ответил Микола.
— Я на Тихоокеанском служил, — сказал милиционер, но сказал уже более дружелюбно. — Боевая часть три. А это — спрячь.
И он отвёл в сторону руку Миколы с деньгами.
— Тоже неплохо, — сказал Микола, пряча деньги.
И было непонятно, к чему относятся его слова: то ли к службе на Тихоокеанском флоте, то ли к сохранённым, тяжким трудом заработанным деньгам.
— Что же вы, ребятки, по Питеру гуляете: неприятностей мало? — снова дружелюбно спросил милиционер, пряча полученные от Арсения купюры в задний карман брюк.
— Так неприятностей всегда хватает, — Микола перехватил инициативу разговора и доводил его до благополучного исхода. — Обломались ночью в Карелии. Вторые сутки голодали. Вот на камбуз и завернули.
Милиционер вынул документы из нагрудного кармана и вернул их Арсению.
— Никуда больше не заходите, — сказал он. — Если на стоянке будут проблемы — мы тут патрулируем.
— Спасибо, брат, — сказал Микола.
— Держи «краба», — ответил милиционер и протянул на прощание руку.
Когда «стражи порядка» отошли довольно далеко, Микола сказал:
— Славные денёчки: говоришь спасибо за то, что кто-то забрал себе твои деньги. Завтра за что благодарить будем? За то, что жену изнасиловали? Лучше бы я эти деньги пацанам отдал. Дети работают, а эти — жируют.
И он зло сплюнул на асфальт.
— Если бы нашли остальные деньги — святая вода не спасла бы. А могли бы и бритвой по горлу, — сказал Арсений.
— Это — точно. Вот что — водку под матрас и «пилим» до дома без остановок. Хватит приключений.
— Хватит, — согласился Арсений.
Только кому есть дело до того, чего мы хотим и на что надеемся?
Мы много страдаем из-за несбывшихся надежд.
Наших надежд.
Мы не страдаем, если не сбылись надежды кого-то другого.
Тех, мимо кого мы проехали в этой жизни. Тех, кого оставили один на один с их бедой. Тех, кого мы, быть может, и не знали.
— Год назад в Питере погиб Толик Невдах, — сказал Арсений. — Будто бы пьяный попал под тягач. Я раньше с ним иногда ездил. Толик не пил. Никогда не пил. Даже пива.
— Людям свойственно меняться, — ответил Микола. — Я его никогда не знал.
— Да, конечно, — задумчиво протянул Арсений. — Но иногда мне становится не по себе: если случится что-нибудь со мной, кто позаботится о моей семье?
— Не забивай голову, — сказал Микола. — Хотя ты прав: не в самое лучшее время мы живём.
— Я всё думаю о тех ребятишках, с заправки: я чувствую свою вину перед ними. И никак не могу понять, в чём она. Но она есть! Есть! — Арсений стукнул кулаком по панели. — А если есть вина — есть и преступление.
2.5.
Из Питера до дома добрались немногим более чем за сутки. Ехали почти без остановок: на ходу и ели, и спали. Задержались на часок только в Опочке: заправились дешёвой соляркой у знакомого армянина — председателя колхоза. Спросили попутный груз — Амирханян часто давал им что-нибудь полулегальное: запчасти на сельхозтехнику, а то и целые трактора. Технику развозили по белорусским колхозам, где у Амирханяна крутились пронырливые посредники, «выкачивающие» по осени из братской республики дешёвое зерно и мясо. Старший брат всегда был умнее младшего. Но попутного груза не нашлось, и это скорее обрадовало, чем огорчило: заканчивалась вторая неделя скитаний.
В гараж райсельхозтехники, где Арсений арендовал место под стоянку, приехали как раз к окончанию рабочего дня. Слесаря обрадовались: дармовая выпивка будет. Даже завгар пришёл: уж ему-то сам Бог велел. Арсений дал денег «гонцу» — самому молодому — и, пока тот бегал за угощением, написал на листочке завгару, что по машине сделать надо. Работяги тоже порасспросили, скорее ради приличия, как съездили, да потихоньку ворота в боксе на запор и — к столу.
Арсений махнул граммов триста и, шепнув Миколе на ухо, потихонечку ушёл, прихватив пакет с деньгами. Последний дюйм ещё не пройден. Наутро надо было рассчитаться с долгами: картошку у людей под честное слово брали.
По пути домой Арсений заскочил только в магазин, купил пивка и конфет дочери. Других подарков домашним не вёз: они всегда после рейса ходили втроём на рынок, покупали всё необходимое. И цены ниже российских, и примерить можно — со всех сторон лучше, чем брать наугад.
По неосвещённой лестнице поднялся Арсений на второй этаж, нажал кнопку звонка у дверей своей квартиры, и до его слуха донеслась знакомая мелодия. Но дверь никто не открыл. Арсений позвонил ещё раз и, выждав минуту, полез в карман за своими ключами.
В квартире никого не было, и Арсению стало обидно: летел домой как ужаленный, а никто тебя и не ждёт.
«Так сегодня же пятница, — осенило его. — Точно, поехали ночевать к Марии, чтобы утром ближе было идти в молитвенный дом. Наверное, и днюют и ночуют там, пока меня нет».
Не нравилась Арсению эта подружка жены: ощупает каждую вещь в квартире завистливыми глазами, осыплет льстивыми речами о том, как вы, мол, хорошо живёте, какая у вас семья дружная и как у вас всё ладится. А потом, будто невзначай, про Бога начинает: «Не собирай сокровища на земле, где тлен и ржа всё истребляют…» И получалось, в конце концов, что одна она праведная, а остальные — грешники. Всё склоняла к «истинной» вере.
Арсений и сам до конца не знал, верит ли он в Бога. В церковь ходил от случая к случаю, но молился про себя, когда встречались по дороге увенчанные крестами купола. Водители-дальнобойщики не любят распространяться по этому поводу. Но у каждого на панели и распятие, и иконка. А как же: не нами установлено — не нам и отменять. Старые люди плохому не научат. Бывалый водитель с интересной фамилией — Боб — в порыве душевного откровения сказал как-то Арсению:
— Утром выходишь из дому — перекрестись и три раза повтори: «Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
И Арсений повторял, особенно перед поездкой или когда нависала над ним какая-нибудь опасность. Вера в душе должна быть, а не на языке. В душе, пожалуй, даже закоренелые атеисты верят. Просто признаться боятся: гордыня одолевает. Человек совсем без веры — ничто. Даже страшно представить такого человека, у которого нет ничего святого. У волка и то, поди, есть хоть капля любви — к волчатам ли, к логову ли, — есть хоть капля своего милосердия.
А Мария всегда молотила языком без устали. И выходило, если судить по её словам, что она — святее самого Папы Римского.
Но Арсений терпел. У других водителей жёны — оторви да брось. Деньги тянут, как насосом. Пьют, гуляют, пока мужики в рейсе. А его Анюта — тихая. Её дома и незаметно. Даже после пьяных загулов — чего греха таить, и такое бывало — жена разборок не устраивала: посадит дочку на колени и плачет втихомолку. А с Марией сдружилась — ну и пусть. Должны же и у неё свои интересы быть, должна же и она чем-то заниматься, пока Арсений в разъездах пропадает.
Ужинать Арсению не хотелось. А скорее лень было самому готовить. Он только скинул с себя грязное бельё и — прямиком в ванну. Набрал воды погорячее — благодать. Что ни говори, а дома — это дома.
После ванны переоделся в чистое, выпил пивка и завалился спать.
Утром проснулся свежий, отдохнувший. Побрился, прихватил пакет с деньгами, список кредиторов и — в гараж. «Двадцатьчетвёрка» завелась с пол-оборота: при нормальном уходе — вечная машина. А по проходимости иностранному джипу не уступит. И у Арсения настроение снова поднялось: любил он свои машины, свой дом, свою семью. Быстренько проскочил в деревню, с шутками-прибаутками раздал деньги хозяевам. У тех тоже радость: тянут за стол, самогон в багажник суют.
Часа два Арсений на это дело потратил — не больше. К дому подъехал — совсем светло было. Забежал в подъезд и увидел то, чего в сумерках не заметил: почтовый ящик газетами забит. Арсений, ничего не соображая, открыл его, вынул газеты, зашёл в свою квартиру и сложил их аккуратной стопкой на столе.
Он не знал, зачем сделал это. И не понимал, какой в этом смысл: сложить газеты ровной стопкой на столе.
Просто так было надо.
Может быть, для того, чтобы отделить прошлое от будущего.
Прошлое — это то, что невозможно ни изменить, ни вернуть. Прошлое — это то, что уже случилось. Случилось, случайно с нами произошло. Случайность, о которой мы не думали. Вернее, думали, что с нами этого не произойдёт, не может произойти. С другими — да. А с нами — нет. С другими — это закономерность. А с нами — случайность. Случайность — это то, чего мы не могли предвидеть. Или не хотели. Как отличить, что — случайность, а что — закономерность?
Во Вселенной не бывает случайностей. Во Вселенной всё происходит закономерно.
«Иисус сказал: Был человек богатый, у которого было много добра. Он сказал: Я использую мое добро, чтобы засеять, собрать, насадить, наполнить мои амбары плодами, дабы мне не нуждаться ни в чем… И в ту же ночь он умер».
Во Вселенной не бывает случайностей. Всё, что происходит во Вселенной, закономерно.
Дабы мне не нуждаться ни в чем…
С нами этого не случится, не произойдёт, не может произойти.
2.6.
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
Перебрал Арсений все бумажки под телефоном — нигде ни адреса, ни номера Марииного не нашёл.
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
Открыл дверки шифоньера — всё на месте. Порылся в карманах висевших на вешалке костюмов жены — пусто.
«Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»
Заглянул в укромное место под сложенными на полке простынями — ни документов жены, ни денег. Может, перепрятала?
Второпях набрал номер Миколы и услышал его сонный голос:
— Алло.
— Микола, моих дома нет.
— Ты деньги раздал? — спросил Микола.
— Раздал, — ответил Арсений.
— Ну так спи. Я вечером приду.
И повесил трубку.
«Чего это я, в самом деле? — подумал Арсений. — Просто надо съездить в молитвенный дом и забрать их. Сейчас всего лишь двенадцать часов. Съездить и забрать — вот и все дела».
Он быстренько набросил на себя куртку и бегом спустился со второго этажа. Сел в машину и только там подумал, что не знает, в какой молитвенный дом ехать: в городе их было три.
«Ладно, — подумал он, — поеду наугад. Пол-Европы объехал, и в родном городе не заплутаю».
Через четверть часа он уже разговаривал со сторожем одного из таких домов.
— У нас сегодня собрание не проводится, — вежливо объяснил ему опрятный мужчина лет тридцати. — Но пресвитер здесь. Если хотите, я могу его позвать.
— А где сегодня…
Арсений не мог выговорить слово «собрание», которое совсем, по его мнению, не подходило в данном случае. Но сторож его понял.
— Сегодня собрание у «субботников». Это на улице Майской.
Арсений поблагодарил сторожа и поехал на Майскую. Эта тихая улочка находилась на окраине города, за железнодорожным переездом.
Как назло, на переезде горел красный сигнал светофора. И Арсений, подпрыгивая как на иголках, вынужден был ждать, пока пройдёт товарный поезд. А сразу же за переездом машина отчего-то заглохла. Внезапно остановилась, будто натолкнулась на невидимое препятствие.
Арсений покрутил двигатель стартером, но тот не заводился. Делать нечего — пришлось поднимать капот. И причина сразу стала ясна: выскочил центральный провод из распределителя. Никогда в жизни не выскакивал, а тут вдруг выскочил. И главное — непонятно отчего: ни вибрации, ни ударов не было. Наваждение какое-то. Арсений поставил провод на место, и машина снова заработала.
Нужный ему дом он увидел ещё издали: возле него стояли в ряд с десяток легковушек. Через приоткрытые двери дома были видны собравшиеся внутри празднично одетые люди. Арсений остановился так, чтобы не пропустить своих незамеченными, закурил и стал ждать.
Примерно через час из дома стали выходить верующие. Они, оживлённо разговаривая, расходились и разъезжались на машинах, но ни Марии, ни Ани с дочкой Арсений не увидел. Постепенно людской поток стал уменьшаться, и, наконец, двери в доме закрылись и больше не открывались.
Арсений, чувствуя какую-то неловкость, вышел из машины и направился к дому. Он постучал в дверь. Ему открыл молодой, темноволосый парень, одетый в чёрные брюки и белую рубашку. Они поздоровались, и молодой человек вопросительно посмотрел на Арсения. Тот сказал:
— Я хотел бы поговорить…
— Я слушаю вас.
— А вы здесь за старшего?
— Да, — улыбнулся молодой человек.
Он был невысокого роста, с густо покрытым оспинами лицом. Но это не портило его. А в глубине выразительных тёмных глаз то и дело мелькали огненные сполохи.
— Меня зовут Дима, — продолжал он. — Просто Дима.
И снова приветливо улыбнулся.
Арсений тоже представился.
— Давайте пройдём и поговорим, — сказал Дима.
Они прошли в большую комнату и сели на длинную лавку у стены.
— Я разыскиваю свою жену и дочку: их нет дома, — начал Арсений.
Дима внимательно слушал.
— Понимаете, я уезжал в командировку, а когда вернулся, дома никого не было. Я думаю, что они жили это время у Марии. Они вместе ходят молиться.
— Они ходят к нам? — спросил Дима.
— Я не уверен.
— Они ходят по субботам?
— Наверное. Но я тоже не уверен. Понимаете, я не очень интересовался.
— Понимаю, — сказал Дима. — Знаете что: я здесь недавно. Давайте мы позовём одну женщину. Она-то, уж точно, всех хорошо знает.
Дима вышел в смежную комнату и вернулся с маленькой, худой старушкой.
— Мою жену зовут Аня, — сказал Арсений старушке. — Она с дочкой всё время ходит, с Олей. Шесть лет дочке. И с ними ещё одна женщина — Мария. Я ищу их.
Старушка немного подумала и спросила:
— А сегодня вы их не видели?
— Нет, — ответил Арсений.
— Сегодня не было только Нины: она в больнице, — сказала старушка, обращаясь к Диме.
— А может, они к другим ходят? — спросил старушку Дима. — Может, вы их знаете?
Старушка снова немного подумала и сказала:
— Чтобы с маленькой девочкой — то такую Аню не знаю.
И старушка ушла.
— Сейчас в городе очень много течений и толков христианской веры, — сказал Арсению Дима. — Мы исходим из того, что нельзя отступать от истины. То, что написано в священных книгах, нельзя менять по своей прихоти. Это обман и себя, и Бога. Но есть и другие течения. Я никого не осуждаю: каждый волен выбирать. Так что, может, ваши близкие ходят в другой молитвенный дом.
— Я просто растерялся, — признался Арсений. — Вот и бросился их по городу искать. А к вам приехал потому, что в субботу только здесь собираются верующие.
— Да, — сказал Дима. — Мы не отступаем от заповедей, данных нам Богом. Мы следуем слову Божьему, а не толкуем его в угоду своим желаниям. Но очень многие собираются в воскресенье. Вы не отчаивайтесь: найдутся ваши родные. Может быть, они уже дома и ждут вас.
— Может быть, — согласился Арсений, а про себя подумал: «Ну и дурак я! Со стороны посмотреть — полнейший дурак! И как это у них ещё хватает терпения со мной разговаривать?»
— Вы извините, что я вас отвлёк, — сказал он Диме.
— Ну что вы! — снова улыбнулся Дима. — Вы можете прийти в любое время и по любому делу. Я здесь для того, чтобы помогать людям — верят они в Бога или нет.
Дима проводил Арсения до выхода и сказал на прощанье:
— Я помолюсь за вас. У вас всё будет хорошо. Только вы не спешите сразу думать о плохом.
Арсений сел в машину и поехал домой.
Всю обратную дорогу он злился и на себя, и на жену, и на Марию. «Хоть бы записку написала, что ли, — думал он о жене. — Никакой серьёзности: полностью во власти этой Марии. Нет, с этим надо кончать! А то пустил всё на самотёк».
Он машинально прибавлял и прибавлял газу, пока, к своему удивлению, вдруг не заметил, что едет по городу со скоростью почти сто километров в час. Перед одним из перекрёстков пришлось даже экстренно тормозить, чтобы вписаться в поворот. Накладки тормозных колодок пронзительно завизжали, и от этого звука Арсений словно очнулся.
Куда это мы так торопимся?
Всю жизнь торопимся.
За деньгами, квартирой, машиной.
Поел — не поел — скорее дальше.
Поспал — не поспал — скорее дальше.
Поворот, ещё поворот — скорее доехать, долететь, добежать…
Куда? Что там, в конце пути?
Остановиться бы, оглядеться…
Некогда: время не ждёт!
«Кто вперёд бежит, а кто — наоборот».
Дима стоял на коленях, один, в огромной комнате, и тихо молился, склонив в смирении голову.
2.7.
Когда Арсений подъехал к своему дому, Микола уже ждал его, сидя на лавочке во дворе. Арсений поставил машину на обочину, освобождая узкий проезд. Потом вышел и закрыл дверцу на ключ.
— Ты ко мне поднимался? — спросил он Миколу, пожав ему руку.
— Поднимался, закрыто.
— Представляешь, моей дома нету.
— Я тебе свою отдам, — сказал Микола. — И две банки краски. Дал бы больше, но нету.
— Кроме шуток: как только мы уехали, так они и не появлялись.
— С чего ты взял?
— Газеты никто из ящика не вынимал.
Микола ничего не ответил. Они поднялись в квартиру и сели в кухне за стол, на котором ровной стопкой были сложены газеты. Наверное, вид этой стопки произвёл на Миколу сильное впечатление. Он потёр виски кончиками пальцев и, внимательно просмотрев даты на газетах, сказал:
— Ты прав: со второго дня нашего отъезда их никто не забирал.
— Я не знаю, что и подумать, — сказал Арсений.
— Ни записки, ничего?
— Ничего.
— У соседей спрашивал? Может, им сказала?
— Нет, не спрашивал.
— Ну так сходи и спроси.
Арсений вышел на площадку и позвонил в соседнюю квартиру. Через минуту дверь квартиры приоткрылась на цепочке, и соседка — пожилая полная женщина-пенсионерка — вопросительно посмотрела на Арсения. Тот поздоровался и спросил:
— Вы моих не видели? А то я приехал, а их нету.
Женщина ничего не ответила, только отрицательно покачала головой.
— А они ничего не просили передать? Может, записку? — с надеждой спросил Арсений.
Но женщина снова покачала головой, словно не понимала, чего от неё хотят.
— Ладно, извините, — сказал Арсений.
Соседка захлопнула дверь и щёлкнула замком.
Арсений позвонил в другую квартиру, где жил бывший футболист. Тот открыл и, дохнув на Арсения перегаром, спросил:
— Давно приехал? Ну, как там?
— Да вчера приехал, а моих — дома нет. Не знаешь, где они? Ничего не просили передать?
— Не-а, — ответил сосед, и спросил: — «Сотку» потянешь?
— Да нет, спасибо. Я — с Миколой.
Футболист потерял всякий интерес к общению и тоже закрыл дверь.
В третьей квартире никого не было: там проживали муж и жена — «челноки». И застать их дома было практически невозможно.
Арсений вернулся к Миколе.
— Ну? — вопросительно кивнул тот.
— Никто — ничего, — ответил Арсений, присаживаясь за стол. — Что делать — не знаю.
— Бабы, блин, как курицы: ни о чём не думают, — сказал Микола. — Куда она могла поехать?
Ехать Ане было некуда. Отец Арсения уже три года, как умер, и дом в деревне давно продали. А своих родных она не знала: выросла в интернате.
— Некуда ей ехать, кроме как к Марии, — сказал Арсений.
— А где эта Мария живёт? — спросил Микола.
— Если бы я знал, — ответил Арсений.
Микола выбил дробь пальцами по столу.
— Лучше бы моя куда девалась, хоть на пару дней, — пошутил он, но шутка не удалась.
На некоторое время воцарилось молчание, а потом Микола произнёс то, чего оба они так не хотели говорить:
— Надо звонить в милицию.
— И что сказать?
— Что есть, то и сказать.
Арсений всячески отгонял от себя мысль, что могло случиться что-то непоправимое. Он думал, что звонок в милицию может стать именно тем «водоразделом», той невидимой, тонкой гранью, из-за которой не будет возврата к прежнему, устоявшемуся укладу жизни. Он боялся, что этот звонок спровоцирует необратимый процесс «цепной реакции», спровоцирует «сход лавины», из-под которой уже невозможно будет выбраться. Поэтому он сказал:
— Если бы что случилось, то у неё паспорт с собой.
Микола немного подумал и согласился.
Но несомненным было одно: надо что-то делать. И это угнетало. Угнетало то, что два серьёзных, сильных мужика не знали, как правильно поступить в сложившейся не самой, казалось бы, трудной жизненной ситуации.
— Ладно, — наконец сказал Арсений. — Без паники: иди домой, а завтра я прочешу ещё раз все молитвенные дома. Должен ведь хоть кто-нибудь их знать. Человек — не иголка.
На том и порешили. Микола пошёл домой, понёс деньги своей «ненаглядной», а Арсений остался один в пустой квартире.
Раньше Арсений никогда не оказывался в таком положении: дома всегда кто-то был. И теперь непривычное для него одиночество пугало, беспокоило, не давало посидеть на месте.
Одиноко было не только в квартире, но и в душе.
«Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек — один…»
Он включил телевизор и почти сразу же выключил: голоса и музыка из динамика ещё больше подчёркивали пустоту дома. Ничего не хотелось делать: ни готовить ужин, ни раскладывать привезённые вещи, ни читать газеты.
Арсений сел за кухонный стол и стал смотреть в окно. Просто смотреть, не различая ничего, что происходило за стеклом. Он долго сидел, почти не двигаясь, как статуя. А потом, когда на улице зажглись фонари, открыл холодильник, налил из запотевшей бутылки полный стакан водки и выпил без закуски. Это помогло: через полчаса он уже спал, одетый, на диване.
«Волга» в эту ночь осталась стоять под окном.


Продолжение романа можно скачать http://resident4444.narod.ru/