Отрывок из книги Улица моих снов трилогия Цветные сны

-глава 2-
Но в новой школе как-то сразу не заладилось. Однажды третьим уроком была математика, Я отвечала у доски. Решив задачу, получила, как всегда, пять, и пошла на своё место. И тут ей под ноги упала бумажка-записка. Я подумала, что она предназначается ей, и подобрала. Вот что в ней было:
Начала писать записку Косина - отличница, дочь директора школы:
«Нет, девочки, вы только посмотрите на эту воображалу, как она выделывается у доски. Подумаешь, решила задачку новым способом, лучше бы лишний раз на себя в зеркало посмотрела, вот чучело!»
Продолжила Оксана - её закадычная подруга:
«Да уж, зато ты, Анечка - у нас самая красивая. Это все знают!»
Затем Вика:
«Да, я согласна, она - уродка та ещё. Девочки, а давайте её научим считать… хи-хи… считаться с мнением класса? Устроим ей после школы урок арифметики, а?»
Юлька Романова написала:
«Девчат, да что вы ее трогаете то? Что она вам сделала? Сказала то, что Косина - зубрила? Так если это правда?»
Снова Косина:
«А что она строит из себя самую умную?»
Опять Юлька:
«А ты, Аня, конечно же, считаешь себя самой умной, да?»
Тут Косина написала таким злым почерком, что даже Я удивилась:
«Так значит, да? Заступаешься за неё? Вот посмотрим кто у нас умнее. Устроим ей разборку после школы. Кто за меня?»

И тут Я испугалась, испугалась не разборки, которую они собрались ей устроить, а того, что почти полкласса подписались под вопросом Косиной: «Кто за меня?» Значит полкласса считает её воображалой и уродкой? Я как-то не задумывалась о своей внешности, значит она некрасивая? Сейчас над этим вопросом не дал задуматься школьный звонок с урока, Я подошла к Косиной, протянула записку и прямо спросила: «Что это значит?» Аня даже не удостоила её ответом, как всегда собрала свою свиту, и они пошли к зеркалу - расчесываться. Это был ритуал - на каждой перемене они всей компанией ходили к зеркалу, и ничто не могло помешать этому священному действу. А тут Я со своими глупыми вопросами. В общем, Я они объявили бойкот, не разговаривают с ней. Юльке Романовой они тоже его объявили. Я слышала, как Аня сказала Юльке возле зеркала: «А ты, заступница, на коленях прощения у нас просить будешь!» После этого они и, правда не разговаривали с Юлькой и как-то само собой получилось, что с Я они стали общаться, не то, чтобы подругами стали, наверное, они просто стали подругами по несчастью, по бойкоту. Хотя Я бойкот несчастьем не считала, очень надо ей с ними разговаривать, она, как всегда, читала на уроках, да и уроки посещала только те, которые хотела. На историю, например, не ходила, потому что вела её истеричка, а вот на физику или алгебру с удовольствием. С Юлькой особо поговорить не о чем было - читать она не читала, на книги с отвращением смотрела, но любила смотреть по телевизору мультфильмы и пересказывала Я их содержание, ибо Я совершено некогда было смотреть какие-то там мультики. Они шли вместе домой, Я было неудобно читать в то время, как Юлька рассказывает очередную серию своего самого любимого мультсериала, она слушала, и с нетерпением ждала, когда же они дойдут до Юлькиного дома, Я откроет книгу и пойдет сама. А потом глупая болтовня Юльки даже стала нравиться, и они часто разговаривали по дороге домой, о школе, о косинцах (так они называли Анину компанию), об учителях. Косинцы подстраивали им всякие козни - то записку дурацкую на спину приклеят незаметно, то подножку подставят, когда Я идет к доске отвечать, то в портфеле всё вверх дном перевернут. Я терпела и не обращала внимания. Так прошло около полугода. С Юлькой они сдружились, бывали друг у друга в гостях. Я даже доверила ей свою тайну. Всё было хорошо, пока в один день Юлька не пригласила её к себе в гости. Какое-то смутное сомнение всю дорогу терзало Я, но она пришла. Они сели у Юльки в зале, поболтали немного и тут Юлька вдруг спросила, что Я думает о Косиной. Она ответила, как действительно думала: «Аня в принципе неплохая девчонка, только много в ней гордости!» Юлька почему-то стала расспрашивать подробнее, Я только начала было говорить, но тут услышала какой-то шум в Юлькиной комнате и всё поняла, она встала, покачала грустно головой и так же грустно, но громко, чтобы прятавшиеся в комнате косинцы услышали, сказала:
- Что, Юлька, долго на коленях стояла, когда прощения просила?

И ушла. Юлька догнала у калитки и выпалила, что идёт конец четверти, ей нужно закончить ее хорошо, тогда родители купят ей велосипед, а без протекции Аниной мамы четверки по литературе ей не видать, как собственных ушей. Я ничего не ответила и пошла домой. С того дня Юлька тоже стала частью компании Косиной, вернее она ей и не переставала быть, а была шестеркой - все разговоры с Я она тут же докладывала им. Это всё, конечно, приятным назвать нельзя, но в следующем учебном году, прямо в его начале случилось ещё более неприятная вещь. У них была физкультура. Девочки переодевались в раздевалке, Я переоделась и вышла в коридор почитать книгу, когда прозвенел звонок, она зашла в раздевалку, чтобы положить книгу, ибо на физре с книгой в руках уж точно не позанимаешься. В раздевалке была только Юлька, увидев Я, она испуганно убежала, Я не обратила на это внимание и пошла в спортзал. После урока она немного задержалась, а когда зашла в раздевалку - там были только косинцы. Аня держала в руках свою красивую белую сумочку, которая почему-то вся была залита чернилами, вопросительно смотрела на Я и топала ногой. Она прошла мимо Ани и стала переодеваться, но переодеться ей не дали - Аня вырвала у неё из рук свитер и сказала: «Ты же, тварь, не расплатишься, ты хоть знаешь, сколько эта сумка стоит?» Тут Я осенило: Юлька! Да это же Юлька налила чернила на сумку, она посмотрела на неё, но та молчала, хотя видно было, что она боится, что Я её выдаст, но Я сказала, обращаясь к Косиной: «Ну, теперь за неё и копейки никто не даст!» Косина разозлилась, дала ей пощечину, Я от несправедливости на мгновение оторопела и толкнула Аню. Тут подскочила Вика и сказала:
- Ты сейчас будешь у неё просить прощения, поняла? Я сказала, ты будешь просить прощения, только мы ещё подумаем, прощать ли тебя, - она схватила Я сзади за шею и пыталась поставить на колени, Оксана выкручивала руки, а Аня смотрела на неё и усмехалась, уверенная в своей победе, - мы будем долго думать, а тебе придется молить нас о прощении.
 После этих слов Вика ещё сильнее сжала руки у Я на шее и стала душить, Оксана отпустила левую руку и стала выкручивать только правую. От ужасной боли и нехватки воздуха брызнули слезы, Я широко открыла глаза, чтобы они их не заметили, и тут увидела Юльку - она стояла у стены, такая бледная и виноватая, прижалась к этой стене, словно видела в ней своё спасение и хотела слиться с ней полностью. Я вспомнила, как Юльке пришлось пройти через это унижение перед всем классом, и на неё сразу нашла такая злость - больше за неё, чем за себя, что от этой злости взялись откуда-то силы, она вырвалась, а потом оттолкнула Оксану, а Вику поставила на колени и долбанула ее лбом об лавочку, тут же подбежала Аня и стала колотить своими маленькими кулачками по спине. От её ударов стало смешно. На миг Я сошла с ума и захохотала громко-громко. Если честно, она не хотела трогать Аню, она вовсе не боялась последствий, в тот момент перед глазами у неё стояла картина того, как Юлька у них «просит прощения» и только об этом она думала. Но после того как Аня сказала: «Ты ещё пожалеешь об этом, тварь. Такое с тобой сотворим, пожаловаться будет некому, разве что этому твоему придурку, которого на самом деле нет, но с которым ты разговариваешь, как там его - жилетка для слез Я?», Я действительно сошла с ума, схватила её противный кулачок и стала выкручивать ей руку так, как до этого выкручивала ей самой Оксана. Вика вскочила с колен, схватила Я за волосы одной рукой, а другой царапала глаза. Я ударила её в живот локтем и теперь уже стала бить об стену Аню, об ту самую, к которой прислионилась Юлька. Оксана с Викой били сзади, но Косину Я не отпускала и продолжала методично постукивать ее головой по стенке, потом им все-таки удалось оторвать её от Я, и все втроем они стали бить её ногами. А Юлька? Юлька стояла и смотрела, как её бьют. Когда красивые Анины туфли заехали Я по зубам и пошла кровь, Юлька отвернулась к окну. Я поняла, что передний зуб раскрошен и что его осколки от нового удара впились в губы, в тот момент она чуть не потеряла сознание от боли. И тут Юлька произнесла свою единственную за тот день фразу: «Девчата, перестаньте!» Я почему-то была уверена, что она сейчас признается, во всем признается, что это сделала она, а не Я, но она сказала только: «Девчата, перестаньте!» После её слов стало ещё хуже, но косинцы, увидев кровь и бешеный взгляд Я, и правда, бить перестали. Я поднялась по стене и села на пол, слез, как ни странно не было - был только стыд, за Юльку, за ее слабодушие, за то, что она так и не смогла признаться в том, что натворила. Тогда, сидя возле стены, ощущая во рту вкус крови, Я впервые осознала, что выдержит всё что угодно, но не сдастся. Но точно не выдержит, если на её глазах будут бить невиновного - бить из-за неё.
Зашли остальные девчонки, увидев такое дело, побежали за классной, и Юлька быстренько ретировалась, косинцы её не задержали, похоже они даже не заметили её присутствия и её: «Дев-ча-та-пе-рес-та-ньте!» Стало чертовски паршиво на душе - шок прошел, и боль дала о себе знать. Прибежала классная, а за ней и Анина мама - директриса, разбираться не стали, просто дело замяли, привлекать милицию было не в их интересах. Как же! Образцово-показательная школа! Образцово-показательные дети! А учителя так точно прям образец для показания! Для показухи! Я зашла в туалет - умылась, посмотрела на покалеченный зуб, сплюнула и пошла домой. По дороге она думала о том, что зря доверила Юльке свою тайну и своего друга. Вот, она всё разболтала косинцам, и что из этого вышло? Наверное, пора уже ей забыть его. На душе стало ещё паршивее…


Я не плакала, нет, но лучше были бы слезы, чем это ужасное состояние непонятной тоски. Она была повсюду - и в верхушках деревьев, и в пугающей тишине проносящихся с огромным шумом машин, и в идущих мимо людях, и внутри неё… Она была везде… Тревожная, не дающая свободно дышать, тоска…
Ей хотелось взять эту улицу - тротуар, мрачное здание больницы, серое небо, скучных пешеходов, взять в руку и, нащупав где-то высоко, может быть в верхушках тех самых деревьев, краешек листа, перевернуть страницу. Перевернуть одну, другую и так, читая и листая мир, найти ту страницу, на которой больше не будет этой тоски. Только Я сомневалась: куда надо листать - вперед или назад? Если пролистать обратно - всё повторится, и может быть, тоски удастся избежать, вернее того, что её вызвало. Если вперед - не факт, что со временем она исчезнет. Если честно, Я очень хотелось вернуть всё назад - раньше она часто мечтала о том, чтобы научиться отматывать жизнь, как пленку в видеоплеере, и переделывать то, что её не устраивало, по-другому. Только нигде такому не учат и никаких книг по отматыванию жизни назад ещё не написано, как впрочем, и по переворачиванию тоскливых улиц на более радостные. Поэтому оставалось только идти и стараться ни о чем не думать. Или думать ни о чём. Хотя, что одно, что другое невозможно. Она не могла не думать вообще и не могла думать ни о чем, кроме ЭТОГО. Да и, в конце концов, не каждый день умирает лучший друг, даже если этот друг и существовал только в твоем воображении…
Она вспомнила то, как они познакомились. У матери тогда был очередной приступ идеального порядка - они выкинули весь хлам, что накопился в доме (а это надо сказать - почти его половина), купили новые шторы и решили оклеить стены новыми обоями, хотя зачем было клеить новые не совсем понятно, так как они совсем недавно въехали в этот дом. В общем, в тот день, когда решение было принято, мама притащила неизвестно откуда кипу газет, чтобы сначала ими оклеить стены, а потом уже сверху обоями. Хотя для чего это надо было делать, Я тоже не понимала, ведь стены были ровными, удивительно, но в её доме существовали бок о бок просто поразительно ровные стены, но, к сожалению или вернее к счастью, тогда Я была слишком мала, чтобы взрослые смогли разделить ее представления о ровности стен в их доме, и поэтому она даже не высказала вслух свои сомнения по поводу бессмысленности этой оклейки.
И вот в один прекрасный день она пришла из школы, а ее комната вся обклеена газетами, причем одной и той же газетой, просто в разных вариациях - нормально и то вверх ногами, то вниз головой, что, конечно же, одно и тоже, хотя бы просто потому, что у газет нет голов, как и ног, впрочем, нет тоже. Не было ног и у Тима, не было, так как сфотографирован он был в бассейне, а их попросту не видно. Я помнит тот день, как зашла в эту комнату, сверху донизу обклеенную его фотографиями, и как он улыбался ей со стены. Совсем незнакомый тогда мальчишка. А потом они познакомились, и он рассказал о себе: сказал, что зовут его Тим, что он выиграл соревнования по плаванию, поэтому собственно и висит здесь, правда кое-где в оч-ч-ч-ень неудобном положении. Это он намекал на то, что мама наклеила несколько газет вверх ногами или вниз головой, что одно и тоже, как уже подметила ранее внимательная Я. А на потолке ему очень даже ничего, обзор большой. Видно, например, то, что Я ещё ничего не ела, хотя мама звала её уже несколько раз, а сидит, болтает, как ни в чем ни бывало с ним, с Тимом. Я улыбнулась и пошла обедать. За столом она выдумала, что в школе познакомилась с мальчиком, его зовут Тим и теперь это её друг. О том, что этот друг - только фотография, напечатанная в газете, она, конечно же, умолчала. Я не умела врать, а вот умалчивать могла и фантазировать могла, вот и нафантазировала маме и самой себе, что он настоящий…

Приступ идеального порядка у мамы закончился на ванной комнате, и Тим ещё целых полгода следил за тем, чтобы Я вовремя ела, вовремя делала уроки и вовремя разговаривала с ним. Потом обои наконец-то были поклеены, хлам, накопившийся за это время, был выкинут, ибо вездесущий идеальный порядок опять ворвался в их дом. И Я каждый день выметала пол, мыла посуду, убиралась, а потом делала «все эти ненужные вещи» (по мнению мамы), которые нарушали порядок, мама ругала её за это, и она принималась делать вещи, порядок поддерживающий, а именно «не сидение за очередной глупой книгой» (опять же, по мнению мамы!), а уборка, уборка и ещё раз уборка. На мысли о друге оставалась только ночь, она гладила стену в том месте, где под обоями была его фотография, и мечтала. Например, о том, как было бы хорошо, чтобы он был по-настоящему настоящим или чтобы не было на свете такого понятия, как «идеальный порядок». Правда, у мамы это быстро проходило, и Я опять получала свободу действий. Она приходила со школы, кидала в угол портфель, наливала в тарелку суп, ела, как всегда, не отрываясь от книги, и разговаривала вслух с Тимом, как будто тот сидел рядом с ней, уплетал за обе щеки обед и только поэтому не мог ей ответить. Но Я все равно с ним разговаривала. Правда, так она делала, когда матери не было дома, а дома ее обычно не бывало - в то время она загорелась идеей выйти замуж в пятый раз, и пропадала у «подающего надежды на пригодность для супружеской жизни» какого-то рабочего бензоколонки. Перспектива стать дочерью бензозаправщика Я не слишком радовала, но она закрывала на это глаза, ведь это позволяло ей быть наедине с Тимом, и она была счастлива, когда, после того как она позвонит в дверь, ей никто не открывал. Она залазила в форточку, так как мама всегда забывала оставить ей ключ, и, как уже было сказано выше, бросала в угол портфель, читала и комментировала каждую строчку, обращаясь к Тиму:
- Нет, ну надо же, вон, как все завертелось. Я бы по-другому, конечно, написала. Думаешь, у меня получилось бы лучше? Да, я тоже так думаю. Недаром меня зовут Я.
Я любила повторять это выражение: Недаром меня зовут Я. Когда кто-нибудь её спрашивал: как это тебя зовут я? Что за имя такое? Что значит я?, Я отвечала: «Я - это я! Разве не понятно?» Это мама дала ей такое имя - Я, она родила её ещё до того, как в первый раз вышла замуж и поэтому выбирала ей имя сама, она долго думала, как же назвать дочь поинтереснее, думала-думала и придумала на свою голову, вернее на голову Я. Хотя в школе её, чтобы не было путаницы, что же это я - имя или местоимение, называли Олей, а Тим звал её Лёлькой, вернее это Я так хотелось, чтобы он так её называл…

Вот, опять она вспомнила про похороны… Никак он не мог ее называть, не мог, потому что его не существует на самом деле, вернее тот мальчишка с фотографии, может и живет себе припеваючи, но зовут его точно не Тим, его любимая книга не «Алиса в стране чудес», он не ест из принципа только шоколад и его лучшего друга уж точно зовут не Лёлька. Да, что это с ней, не была она его лучшим другом, не была. И он не был. Вот только, что она похоронила его - взяла все мысли о нем, все его глупые привычки, все его замечания по поводу ее образа жизни, взяла все это - вырыла ямку где-то глубоко у себя в сознании и все, нет его. Раз, и нет… Как просто… Только вот тоска никак не уходила и слезы нестерпимо рвались наружу… Я села на скамейку и заплакала… Прохожие оборачивались и смотрели на неё… Я поднимала голову, смотрела им вслед и знала, что им её не понять… Всё же, не каждый день приходится хоронить друзей. Тем более, лучших друзей, которые поедают весь твой шоколад, потому что ведь надо же чем-то питаться, если из принципа больше ничего не ешь; ругают тебя за то, что ты не помыл посуду и не сделал уроки; пишут за тебя сочинения по литературе и отпускают глупые шуточки по поводу и без. Таких друзей имеет не каждый. И вот у Я его тоже больше нет. Если бы она могла, то отдала бы весь шоколад на свете за то, чтобы он был настоящим… По-настоящему настоящим…
Раньше ее друзьями были только книги, потом вот придуманный Тим, а теперь не осталось ничего, чтение больше не захватывало её, потому что не с кем было поделиться мнением о прочитанном, некому было часами доказывать, что «Незнайка в Солнечном городе» ничем ни хуже «Американской трагедии» Драйзера, что все в мире учителя созданы только для того, чтобы мучить своих учеников (особенно одну «очень хорошую ученицу»), а решать логарифмические уравнения намного интереснее, чем кажется на первый взгляд. Некому было сказать: «Вот послушай, что я вычитала в одной ну очень интересной книжице…; Нет, наша историчка - ну просто истеричка, опять завуча вызывала…; Ой, Тим, ну ты просто не можешь себе представить, как я хочу поскорее стать взрослой, буду покупать себе книги, какие хочу, а не тратить деньги на всякую муть типа макарон и котлет…; Знаешь, что сегодня случилось?...


Теперь ничего этого не будет, хватит обманывать себя, разговаривая с несуществующим другом и думать, что кого-то волнует то, что ты вычитала в одной из этих долбанных книг и что сегодня произошло с тобой. Никого это не волнует. Никого. Я задумалась, а ведь и правда это никого не волнует, никто не переживает за неё - маме вечно некогда, друзей у неё нет, учителя только делают вид, что интересуются её проблемами. Никому не нужны её проблемы. Конечно, они думают, какие ещё проблемы могут быть у 12-летнего ребенка? Да, никаких проблем, конечно. Хотя они есть, по крайней мере, одна точно есть: как теперь жить? Забыть Тима оказалось намного сложнее, чем она думала, сколько раз она по привычке обращалась к нему, а потом, вспомнив, что его нет - замолкала и опять впадала в отчаяние… Как в том сне - она приходит домой, Тим - настоящий живой Тим открывает ей дверь, и говорит: «Что-то ты рано, опять, небось, с литературы удрала? Ну, хоть домой пришла, а не в библиотеке застряла, давай тогда что ли в прятки играть?» Потом Тим прячется, а Я ищет его и не может найти - она заглядывает под кровати, под диван, смотрит за шкафом, но его нигде нет. Потом она вспоминает, что Тим - ненастоящий, что он висит под обоями на стене, и она срывает их, чтобы найти его там, отдирает обои от стены, но и там его нет. Она плачет и просит его выйти, что ей надоела эта дурацкая игра, что она больше не будет прогуливать школу, огрызаться с учителями, она будет хорошей-хорошей, лишь бы он нашелся. Но Тим не находился. И не найдется никогда. Потому что его на самом деле нет - он выдумка, фантазия Я и больше ничего, он жил только в ее воображении, а теперь вот в нем же и умер - умер! Конечно, она может ещё вернуть все назад, но зачем, итак все очень далеко зашло, иногда она сама думает, что он - настоящий, настолько сильно поверила в его существование. В раздевалке после злых слов Косиной, она впервые поняла, что Тима нет, до этого она как-то и не задумывалась об этом. Хотя даже сейчас, когда она плакала, сидя на лавочке, ей все ещё казалось, что он живет, может быть не здесь - не рядом, может быть, даже на другой планете, но живет. Как бы ей этого хотелось, ведь тогда есть маленький шанс его встретить…
За тот год, что они «дружили», Я очень изменилась. Потом, уже окончив школу, она поняла, что Тим - был ее вторым я, её совестью, её честностью, её смелостью. Без него она не смогла бы, не пережила бы те сложные школьные годы. Тогда, на лавочке, она решила, что все же он не умер, просто куда-то уехал, например, а она будет вспоминать о нём и писать ему. Она встала, купила в киоске тетрадь и пошла домой - писать Тиму первое письмо. Так Я начала вести дневник…




- дневник Я - 11.11.3240 г.-

Привет, Тим. Ночью мне приснилась Улица. Она очень похожа на ту, по которой я каждый день хожу в школу. Только за площадью не больница и администрация города, а какая-то своя особенная обстановка, я даже не помню, что именно там было, помню только, что я очень хотела туда попасть и сейчас на самом деле уже осень, а там солнце и лето. Улица мне снилась уже несколько раз, но сегодня сон был каким-то особенным, и я решила написать тебе о нём:
Так вот - солнце и лето. На Улице растут каштаны, это самое летнее солнце пробивается сквозь желтую листву осенних каштанов, и смотрит мне прямо в глаза. Мне становится больно смотреть на него в ответ, но я рада ему. Это так необычно быть в осени, а смотреть на летнее солнце. Я так захотела туда, в Лето, но меня не пустил на Ту сторону Регулировщик. Я не помню, как он выглядел, но там во сне я увидела его и почему-то сразу поняла, он - Регулировщик. Мне захотелось разузнать, что же это за сторона такая, и я спросила у него об этом. Он стал отнекиваться, мол, очень занят. Но я настояла на своём. Регулировщик повертел в руках засохший лист каштана, кинул его за Границу и там он вдруг превратился в зеленый свеженький листочек. Я удивилась, а он сказал, как бы комментируя то, что произошло:
- Вот так и с людьми происходит, если они попадают на Ту сторону. Они становятся лучше, моложе, добрее, чище.
- А что там на Той стороне?
- Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
- Я не знаю. Мне просто интересно понять, как устроена моя Улица.
- Хм… Видишь ли, если ты поймёшь, как устроена Улица, ты поймёшь саму себя, а это не удавалось ещё никому. Тем более этого не объяснить мне, ты должна сама до всего дойти. Сама. Я могу лишь рассказать тебе самое основное. Вот что ты знаешь об Улице?
- Я знаю, что тут живут люди, ещё есть просто так - проезжие, гости моей Улицы, они ненадолго задерживаются и уезжают, иногда возвращаются. На Улице есть всё, необходимое для жизни людей - Магазин, Почта, Библиотека, Станция, Площадь. Ну и, наверное, всё. Ни с кем из этих людей, я, правда, не знакома.
- Да уж. А как ты думаешь кто они эти люди? Ты заметила, что они разные?
- Заметила. Одни - хмурые и мрачные, другие - улыбчивые и радостные, есть ещё какие-то непонятные - нейтральные что ли. Есть похожие люди, а есть очень и очень противоположные.
- Ну да, верно подметила… Радостные… Хмурые… Я сам бы не догадался разделить их так. По степени улыбчивости. - Тут Регулировщик и сам улыбнулся. - Это ведь не те люди, что живут в твоем внешнем мире, здешние люди - это твои размышления, умозаключения, убеждения, это - то, что ты собой представляешь, просто тут они выглядят так, чтобы тебе было легче понять саму себя. Твои убеждения меняются, размышления перерастают во что-то другое - новое, кое-что остается неизменным, вот и люди так же, то уезжают, ненадолго задержавшись на Улице, то поселяются и налаживают быт.
- А на Той стороне тоже живут люди?
- Этого я не могу тебе сказать. Вот ты заметила, что по левой стороне больше улыбчивых, - Регулировщик опять улыбнулся, - а по правой всё больше серьезные ходят?
- Угу, заметила. Там, ещё один такой важный ходит с усами и портфелем толстым, это - по правой, а по левой детей очень много носится.
- Это всё потому, что на правой стороне живут и передвигаются люди, что живут в твоем сознании, - Он задумался, подбирая слова, - ну то есть, реальные люди (размышления) из твоей повседневной жизни, а на левой - это люди, живущие в твоем подсознании что ли, как бы выразиться не знаю. Ты не можешь на них никак воздействовать, скорее даже, наоборот, это они воздействуют на тебя, являясь к тебе во снах. А на тех, кто живет на правой стороне ты оказываешь своё внимание постоянно, ведь думаешь и размышляешь ты постоянно. Впрочем, все эти люди как-либо связаны между собой, иногда эти связи носят лишь временный характер, но всё равно всё связано…
- А по дороге? На машинах, автобусах кто ездит?
- По дороге? Это как бы так сказать твои каждодневные рассуждения. На транспорте люди либо уезжают насовсем, либо выходят кто на правой стороне, а кто на левой, а я вот этот самый процесс и регулирую.
- А на Той стороне? Я так и не поняла.
- Ну, Та сторона - это Та сторона, у неё нет названия и объяснения. Это, если тебе угодно, и не право и не лево. Это уже и не реальность, но ещё и не сон, это что-то среднее.
Я задумалась, что же это такое - середина реальности и сна. Так и ни до чего не додумавшись, я собралась было спросить у Регулировщика, где живёт он - на правой или на левой стороне, но тут же проснулась. Наверное, ему надоело отвечать на мои бесконечные вопросы…


-дневник Я - 19.06.3243 г.-

Три дня назад произошло то, о чём я очень хочу забыть. Я ненавижу себя за это, ненавижу их и ненавижу весь мир. Я же никого не трогала. Абсолютно никого - я просто шла домой. Был выпускной вечер, он прошел так себе, почти все ушли, так и не дождавшись утра, но всё дело в том, что все ушли со своими родителями, а моя мама даже не посетила это мероприятие, на котором мне, кстати, вручили серебряную медаль. Всё было так торжественно-напыщенно, учителям было очень жаль с нами расставаться, ученикам ещё более жаль покидать стены родимой школы и все они пили шампанское от этой жалости. Тьфу. Противно даже вспоминать. В общем, я ушла. На улице было, как ни странно, пусто. Я сняла босоножки, которые ужасно натерли мне ноги, взяла их в руки и так шла, болтая ими в воздухе, напевая себе под нос: «Когда уйдем со школьного двора под звуки нестареющего вальса…» Когда я допела до второго куплета, из-за угла вышли они. Их было двое. Оба пьяны. Я сначала даже не испугалась. Прошла мимо. Кто-то из них что-то крикнул мне вслед, но я только прибавила шаг и перестала напевать, так как почему-то вдруг совсем забыла слова, хотя мы разучивали эту песню три перемены подряд. Когда они стали догонять меня, я резко развернулась и молча стала смотреть на них - им лет по двадцать пять-тридцать, не больше. Я была уверена, что они не тронут меня. В конце концов, я просто шла по улице. Просто шла. Господи, я просто шла домой.
Один из них - высокий, весь в прыщах, ткнул меня двумя пальцами в живот, как тыкают маленьких детей, приговаривая: «Идет коза рогатая за малыми ребятами», только он не про козу видимо в тот момент думал, потому что сказал:
-Ууууу, какая смелая девочка, а. А ты знаешь кто я? Я - сводный брат Чикатило!
 Вот придурки, решили напугать меня родством с маньяком. Но я и правда испугалась, что они пьяны и могут поиздеваться надо мной. Мало ли чокнутых. Я молчала и всё ждала, что вот-вот сейчас покажутся прохожие, но улица была пуста.
- Мы будем резать тебя на кусочки. На маленькие-маленькие кусочки. Ха-ха-ха. - Другой, пониже первого, с сигаретой в зубах, заржал над своей собственной шуткой. Он полез ко мне под платье. Тут я не выдержала:
- Ребят, что я вам сделала?
- Ха-ха. Нашла ребят. Ты нам ещё ничего не сделала, но мы очееень надеемся, что ты сделаешь нам приятное, и не будешь кричать.
- Вы что изнасиловать меня хотите? Зачем вам это? Вон на трассе полно девок по полтиннику за раз…
- Во, блин. А ты откуда про трассовых знаешь, сама, небось, оттуда, а? Вот потаскушка, а. А на вид ещё ничего - не сильно затасканная. - Тот другой, опять противно засмеялся, зажал меня и продолжал шарить своими липкими руками по телу. Прыщавый сказал, обращаясь к нему, через каждое слово вставляя маты и союз а:
- Витёк, давай-ка, уйдем с этой улицы, а? И вообще ну её эту шлюху, а?
Но «Витёк» и не собирался меня отпускать, он залез мне в трусы, я стала отбиваться и укусила его за руку, которой он держал мой рот, это его видимо разозлило, и он схватил меня сзади за волосы, сильно-сильно. Я даже заплакала. Смутно помню, что было дальше. Прыщавый всё время матерился, они оттащили меня в проулок и там «Витёк» меня держал одной рукой за волосы и руки, а другой пытался расстегнуть свои штаны. Это у него плохо выходило, потому что я дергалась из стороны в сторону, бедные мои волосы, я так долго укладывала их перед выпускным… Чертов выпускной, я стала ненавидеть теперь и его, и эту улицу и этих…даже не знаю, как их назвать. Прыщавый быстро освоился с ситуацией, снял свои штаны, и пытался воткнуть свою штуку мне в рот. Я плотно сжала губы, «Витёк» же ещё сильнее дернул мои волосы и сказал:
-Да ты что, с ума сошел? У этой сучки зубы, как у собаки, откусит нахрен! - и опять заржал. Я чуть сама с ума не сошла, когда представила, что будет дальше. Но дальше не последовало - на моё счастье из двадцать первой школы вышла целая толпа выпускников, они орали какую-то песню, и им было весело. Завернули они тоже на моё счастье именно сюда. Спрятаться было некуда, тащить меня они тоже не решились и потому бросили, убежав с расстегнутыми штанами. Я подобрала сумочку, в которой лежал мой аттестат особого образца о среднем общем образовании, и побежала домой. Я, наверное, никогда ещё так быстро не бегала. Дома, как я и ожидала, мамы не оказалось, ключа тоже, я думала, что не пролезу в форточку, но я просто влетела в неё, как влетают туда, например, мухи или там комары. Залезла под душ и, наверное, целый час стояла в оцепенении, пытаясь мочалкой оттереться от невидимой грязи, которую оставили руки этих козлов.
Мне очень трудно вспоминать об этом, я четвертый день не выхожу на улицу - даже во двор, чтобы хоть как-то это забыть я представляю, что это было не со мной, что я просто об этом где-то читала, что всё закончилось хорошо, и эти козлы получили по заслугам. Я представляю, как я читаю эти строчки в книге, которая уже почти заканчивается, при чем заканчивается хэппи-эндом, как я закрываю эту книгу и ставлю на полку, уже прочитанную и ненужную теперь мне книгу. Так легче. Намного легче…




-дневник Я - 21.06.3243 г.-

… Я брела по Улице, потупив взгляд, стараясь не смотреть ни на кого из проходящих мимо. Собственно, мне и не хотелось на них смотреть. Такое ощущение, что все нормальные люди, как сговорившись, собрались где-то в одном месте, а тут на Улице остались одни ненормальные. На правой стороне они ходили взад-вперед, то какие-то угрюмые и насупившиеся, то прямо откровенно злые. По левой стороне шли какие-то просто двинутые дети - они не кричали, не бегали туда-сюда, как обычно, эти странно притихшие дети даже не улыбались. Всё было до такой степени жутко, что казалось, даже воздух впитал в себя мрачность этих ненормальных людей, даже погода была под стать - в небе медленно ползли черные облака, скоро, наверное, пойдет дождь. Я дошла до автобусной остановки и решила сесть возле неё на лавочку - отдохнуть, собраться с мыслями. На остановке стояли, ожидая автобуса, две толстые страшные дамочки (одна была просто отвратительна) и о чём-то разговаривали между собой. Ненароком я подслушала их разговор:
- Знаете, милочка, какой слух пронесся сегодня по Улице? - сказала та, что была менее отвратительной.
- Да, я слышала, грядет конец света. Только что-то мне не верится - наоборот всё так прекрасно - погода замечательная, люди вокруг только знакомые, настроение у меня отличное - благодать, да и только. - Ответила Самая Отвратительная, которую я вряд ли бы смогла назвать «милочкой».
- Да, погода сегодня отменная.
 Я посмотрела на небо - тучи стали ещё чернее, их наползло ещё больше и в воздухе уже откровенно пахло дождём.
- Погода отменная - повторила Менее Отвратительная, - Но слух этот взялся не напрасно. Конец света будет. Я это Вам авторитетно заявляю.
- А как именно он произойдет?
- Ну, тут уж как получится. Вот с минуту на минуту ожидается прибытие наших знакомых. Я как раз еду на Станцию - встречать их. Так вот если приедут все, кого я ожидаю, то мы непременно победим. - Она посмотрела на часы - Вот как раз сейчас на Главной Площади митинг - выступают наши оппоненты, только их мало, если приедут опять же все, а я очень на это надеюсь, на этом митинге мы предоставим все доказательства того, что конец света необходим. И он наступит.
- А какой второй вариант? - не унималась Самая Отвратительная.
- Ну, всё может быть. Например, к ним тоже приедет поддержка, и они возьмут над нами верх. Тогда нам останется только на время удалиться. До следующего подходящего случая. Но уж я то знаю - он непременно будет. Так было не один раз, уже подметила - как только небо затягивают тучи - конец близок. Только бы не пошел дождь. Это всё меняет. После дождя часто наступает Облегчение и конец света опять отлаживается. Очень рассчитываю на то, что он наступит сегодня.
- А что же будет с нами, если он произойдет?
Менее Отвратительная задумалась:
- Что будет? Наверное, ничего не будет. Ни этих бесконечных переездов, ни споров с оппонентами, ни противного дождя, ни Облегчения, после которого так больно. Будем только мы.
- Да. Я тоже хочу, чтобы конец поскорее наступил. Поеду с Вами - встречать наших знакомых. Вы, я думаю, не против?
- Что Вы, милочка, нам очень пригодится Ваша поддержка. Если сама госпожа Нежелание Жить будет с нами, мы непременно победим.
Самая Отвратительная, которую, как оказалось зовут Нежелание Жить, вся аж засияла. Подошёл автобус, и они уехали. А я осталась сидеть на лавочке, потом вдруг до меня дошло, о чём так мило беседовали эти двое, и я побежала на Главную Площадь. Там и, правда, был митинг. Так вот куда все подевались, пока я подслушивала чужие разговоры - тут разгорались прямо-таки настоящие страсти. Возле Памятника был сооружен помост, на нём стояли два человека - один из них тот высокий и важный, что всегда ходит с портфелем, как раз говорил, другой пониже был очень похож на Прыщавого, стоял в стороне и хихикал голосом Витька. Я старалась не обращать внимание на этот противный смех и стала слушать выступающего:
- … Мы должны предотвратить конец во чтобы то ни стало. На свете ещё столько интересного, неожиданного, доброго. Всё ещё только предстоит. Пока рано уходить. Надо ещё сделать что-то такое, чтобы с гордостью можно было сказать - это сделала Я.
Как только он произнес слово «Я», пошел дождь. Крупные капли воды ударили по мостовой и постепенно превратились в настоящий ливень…
Я проснулась ночью и поняла, что плакала во сне, слезы ещё рвались наружу, но о самоубийстве я больше не думала. Никогда. Слёзы текли по моим щекам, но мне становилось всё лучше и лучше, я вышла на улицу - впервые за эти пять дней и вдохнула свежего ночного воздуха. Вытерла слёзы и улыбнулась ночи. Так вот какое оно Облегчение…



зы: целый текст я пока не решаюсь вылаживать, но если кому-то показался хоть немножко интересным этот небольшой отрывок, я могу прислать весь роман. Мой адрес: kakoenibud@mail.ru