Первая любовь

 Семнадцатого июля я сидел в комнате один и готовил урок для своего учителя математики, когда вдруг открылась дверь и в комнату вошла мама. Она вошла быстро, как всегда, когда заходила – надо сказать, это случалось очень редко. Мама была пианисткой, ей было не до меня. Но иногда у нее находилась минутка и для своего сына. Мама вошла, поцеловала меня в лоб, нежно и с улыбкой, так что мне сразу стало радостно.
-Алексей,- обратилась она ко мне,- Алексей, отец только что сообщил мне, что снял дачу. И мы едем туда на все лето!
 Я отложил книги и, смеясь, повернулся к маме, не вставая даже со стула, а мама продолжала:
-Поедем прямо завтра, не откладывая – я, отец, ты, с нами, конечно, поедет госпожа Раневская.
 Мама ходила по комнате, разглядывая картины на стенах, статуэтки, плевательницы, будто видела все это впервые. На ее молодом и свежем лице не было ни единой морщинки. Она не могла успокоиться, пребывала в неимоверном возбуждении, не могла даже усидеть на месте, все ходила и не переставала рассказывать мне про дачу.
-Алексей, там будут все: господа Федотовы, господа Литвиновы, господа Машковы, господа Беликовы, господа Семеновы! Алексей, понимаешь, весь цвет российской интеллигенции, Литвиновы просто самые знаменитые музыканты. А пока мы гостим у соседей, ты сможешь ходить на озеро, даже сможешь рыбачить с соседскими ребятами, там наверняка найдутся твои сверстники! Ах, Алексей, что это будет за лето!
 Мама подошла ко мне и еще раз поцеловала. От нее вкусно пахло кофе и табаком. Она улыбнулась мне и прошептала: «Собирайся!», еще раз окинула взглядом комнату и вышла за дверь. Я аккуратно сложил тетради и книги, достал из шкафа чемодан и начал собираться на дачу.



 Дом наш стоял ровно в центре поселка – отец нарочно взял именно этот дом, ему и маме хотелось, чтобы к нам всегда заходили гости. В столовую, куда решили сначала сложить вещи, я вошел последним, едва не споткнувшись о саквояж Екатерины Федоровны Раневской, маминой ближайшей подруги, которая всюду ездила с мамой и отцом. Она была остра на язык, много курила, всегда вокруг нее было много мужчин. Мама тогда смотрела на нее строго и укоризненно, отец отворачивался и уходил в другую комнату. Почему родители злились на Екатерину Федоровну, когда у нее появлялись кавалеры, я не знал.
 В доме было слишком жарко, мне захотелось выйти на улицу, но мама не пустила – она подобрала мне комнату. На втором этаже в мансарде была небольшая комнатка, недалеко от нее поселились родители, прямо рядом с ними Екатерина Федоровна. С нами приехала наша кухарка Марта. Она готовила нам еду и убирала. Я не хотел раскладывать вещи, а сразу бросился на улицу, мне не терпелось рассмотреть получше наш участок.
 В саду росли деревья, их было очень много, в основном это были яблони. Я тут же придумал залезть на одну из них, самую дальнюю, что стояла в самом углу сада. Ее ветки заходили на участок наших соседей. Я не знал, кто они такие, но был уверен, что к вечеру выясню это. Впрочем, мне было тогда все равно. Я карабкался по яблоне, царапая руки, цепляясь брюками, пачкая ботинки. Но все же, через несколько минут, я оказался на самом верху яблони. Я хотел сорвать четыре яблока для родителей и Екатерины Федоровны. Три из них висели прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки, четвертое было чуть ближе к участку моих соседей. Я потянулся и сорвал его. Мой взгляд упал на соседский сад, и я увидел девушку, а вернее, молодую женщину.
 Она стояла совсем близко к моей яблоне и смотрела куда-то вдаль, кажется, на кусты крыжовника. Она была низкая и очень миниатюрная, со светлыми, достаточно короткими волосами, убранными в хвост заколкой. На девушке было легкое платье, она смотрела зелеными глазами, так внимательно, будто потеряла что-то. Я не мог оторвать от нее взгляда, до того она была красива. Но все же, я боялся, что она заметит меня и рассердится, так что я быстро слез с дерева, и, прижимая к себе яблоки, побежал обратно к дому.



 Все уже сидели за столом и обедали, когда я вбежал обратно в столовую. Я извинился и сел в угол стола, но никто, кажется, и не обратил на меня внимания. Только отец сказал:
-Хорошо, что ты принес яблоки.
 А мама сказала:
-Алексей, сегодня вечером у нас будет званый вечер. Не забудь хорошо одеться.
 А Екатерина Федоровна попробовала яблоко и сказала:
-Господи, до чего же они кислые еще! Алексей, не ешьте их, боюсь, как бы вы не отравились.
 Она всегда заботилась о моем здоровье. И мне всегда казалось, будто у меня не одна мама, а целых две.



 Вечером я надел смокинг и бабочку. А потом передумал, я вспомнил тут женщину из сада, и подумал, до чего было бы здорово, если бы она пришла к нам в гости вместе со всеми. Поэтому я надел галстук вместо бабочки – так всегда делал отец. А Екатерина Федоровна всегда называла отца «модником» и «ловеласом», при этом целуя его в лоб. Я верил Екатерине Федоровне – она была слишком красивая, чтобы ей не верить.
 Я спустился вниз. В столовой и гостиной уже толпились люди, повсюду были слышны разговоры о том, о сем, все ходили с бокалами, чокались и любезничали, рассказывали смешные истории, и я почувствовал радость от того, что у меня такие замечательные родители. Мама тут же взяла меня за руку и принялась представлять гостям.
-Это господа Семеновы! Это господа Литвиновы!- говорила она, уже немного пьяная, но все еще очень красивая.
 Я вежливо здоровался со всеми гостями, пока не услышал, как хлопнула дверь. Вошла Марта, она ввела, кажется четверых, мужчину и даму и еще кого-то, мне было не разглядеть. Кто-то воскликнул: «Это же сами Беликовы!». И тут я увидел эту женщину.
 Она вышла в необычайно красивом платье, такая стройная и прекрасная. Я вежливо поздоровался сначала с ее родителями – так полагалось, сгорая от нетерпения узнать ее имя. Мама подошла и громко представила ее:
-Анна Сергеевна Беликова! Господа, перед вами Алексей Павлович Доронин.
 Анна смотрела на меня своими большими глазами, нежно и немного грустно. Ее родители и брат, такие же шумные, как и мои прошли в гостиную. Мы остались стоять в прихожей, глядя друг на друга, не в силах оторвать взгляда.
-Не желаете шампанского?- вежливо спросил я, стараясь вести себя как можно более спокойно и сдержанно.
 -Не откажусь,- согласилась Анна Сергеевна, опускаясь в кресло. Я налил нам по бокалу и сел напротив.
-Ваши родители такие чудные люди,- сказала она мне,- Совсем как мои. Такие же шумные, такие же богемные и начитанные. Меня часто называют «тихоней».
-Забавное слово,- согласился я,- Меня тоже так называют. Мама, отец и Екатерина Федоровна.
-Это подруга твоей матери?- спросила Анна.
-Да. Она живет с нами, в нашем Петербургском доме.
-Она интересная женщина. А вы, Алексей, значит, такой же тихий, как и я.
-Получается так.
 Мы пили шампанское, тихо разговаривая. Из гостиной доносились крики, казалось, все забыли о нас.
-Не хотите прогуляться по саду?- спросила Анна,- Погода такая чудная.
 Я согласился, зная, что нас все равно не будут искать. Мы с Анной вышли из дома, и пошли по темному саду. Анна взяла меня под руку. «Немного холодно»- сказала она. Так мы гуляли около двух часов. Говорила в основном Анна Сергеевна. Из-за угла дома мы видели, как ушли господа Федотовы и господа Литвиновы. Анна повлекла меня в дом – она боялась, что ее родители станут искать ее. Когда мы были уже совсем близко к крыльцу, она развернулась ко мне и взяла обеими руками за плечи, взяла – и посмотрела внимательно мне в глаза:
-Иногда мне кажется, будто я одна в целом свете. Знаете, Алексей, приходите ко мне завтра, я ваша соседка. Приходите, скажем, днем, часов в пять или шесть, когда мои родители пойдут куда-нибудь в гости. Вы будете? – спросила она, не отрывая от меня глаз.
-Да,- пообещал я.
 Анна Сергеевна, наклонив голову, взглянула куда-то за мое плечо. На крыльцо вышли наши родители. Они громко смеялись, казалось, совсем забыли про меня и Анну, которая, отпустив, наконец, мои плечи, подошла к ним. Мама стояла между отцом и Екатериной Федоровной, держа их обоих под руки, смеялась вместе со всеми, а я стоял чуть в стороне, думая о завтрашнем дне и о встрече с Анной Сергеевной. Беликовы распрощались с нами и ушли. А Анна не обернулась, чтобы попрощаться со мной отдельно.
 Пока расходились гости, я сидел в кресле – в том самом, в котором еще два или три часа назад сидела Анна Сергеевна. В воздухе будто чувствовался аромат ее духов. Мне вдруг страшно захотелось спать. Я поднялся наверх, на ходу снимая галстук, который оставил на тумбочке у своей двери. Зайдя в комнату и уже пройдя к кровати, я вспомнил о нем и вышел в коридор. Я забрал галстук и уже хотел было вернуться в комнату, но услышал какой-то шум за углом, в коридоре со спальнями родителей. Я тихонько выглянул и увидел нечто странное.
 Прислонившись к стене, со сбившимся немного на сторону платьем стояла Екатерина Федоровна. Рядом с ней стояли мои родители, глядя на нее строго и осуждающе.
-Зачем он тебе?- спрашивал отец, хватая руки Екатерины Федоровны,- Зачем ты ломаешь нам жизнь?
 Мама прошлась по коридору в сторону. В темноте я не видел ее лица, но мне показалось, что она плачет.
-Литвинов красив,- надменно ответила Екатерина Федоровна,- Я понравилась ему, я знаю это. А вы у меня такие ревнивые,- добавила она уже очень нежно.
-Ты меня расстроила,- сказал ей отец, поправляя галстук.
-Модник,- со смехом произнесла Екатерина Федоровна, целуя отца в лоб,- Я все равно люблю только вас, Доронины.
 Отец немного промолчал. Мама все еще стояла чуть в стороне.
-Хорошо, Катя. Я иду спать. Вера,- он взглянул на маму,- вы идете?
 Мама снова не ответила. За нее сказала Екатерина Федоровна:
-Да, мы сейчас будем. Иди, Паша.
 Отец вошел в их спальню. Екатерина Федоровна все также стояла, прислонившись к стене, красивая и немного распущенная. Отец всегда в шутку звал ее куртизанкой. Я не знал, кто это, и боялся спросить. Однако именно так я себе ее представлял. Мама еще раз прошлась по коридору, а потом вдруг разом опустилась перед Екатериной Федоровной на колени, обняла ее и заплакала.
-Что ты, Вера?- спросила ее Екатерина Федоровна, наклоняясь к ней и целуя ее.
-Ты же знаешь, Катя, чего я боюсь больше всего на свете. Мы с Пашей не сможем без тебя жить, почему ты нас расстраиваешь?- мама говорила что-то быстро, говорила сквозь слезы и всхлипывания, я едва ли мог разобрать слова. Екатерина Федоровна успокаивала ее, что-то говорила, обещала никогда не уходить от нас. Мама поднялась с колен и открыла дверь в их с отцом спальню. Екатерина Федоровна улыбнулась ей своей красивой улыбкой и одними губами прошептала: «Обещаю!». Они вошли в спальню к отцу и закрыли дверь. Я, сжимая в руках свой оставленный галстук, вернулся в комнату. Мне было тогда семнадцать лет, и я не знал, почему мама с отцом так любят Екатерину Федоровну. Я был просто рад, что она пообещала никогда от нас не уходить.



 На следующий день погода испортилась, и пошел дождь. Я проснулся от звуков капель, барабанивших по подоконнику моей мансарды. Небо над нашем поселком было тяжелым и серым, таким же скучным, как картинке в книгах о Лондоне. Я никогда не был там, меня возили только во Францию, в лучшие парижские дома богемы. Я наблюдал из окна, как в небе, высоко над землей, летали чайки, кружили над домами и садились на крыши. Небо в Париже не было скучным, там все дышало музыкой и стихами, иногда духами и дорогими тканями. В России небо было совершенно другим.
 Я оделся и отправился вниз на завтрак. Там я узнал о том, что родители и Екатерина Федоровна уже куда-то уехали на весь день. Я сидел за столом совсем один, Марта отправилась на почту, дома оказалась только ее помощница Маша, приехавшая к нам рано утром. Я пил крепкий чай, ел теплые крендели. Из кухни доносилось пение Маши, она всегда пела, когда мыла посуду. Когда я доел, то увидел, что дождь кончился. До встречи с Анной Сергеевной оставалось еще несколько часов. Я надел пальто и вышел в сад.



 Я сразу понял, что в саду делать было совсем нечего. На мокрые деревья залезать тяжело, это я знал наверняка. Просто бегать по траве, шлепая по лужам, мне не хотелось, поэтому я решил прогуляться к озеру. Еще во время нашего переезда сюда мама подробно рассказала мне о том, как туда добраться. Надо было, выйдя из дома, пройти прямо, спуститься по тропинке вниз, повернуть налево, идти еще около версты прямо. У колодца была развилка. Справа шла дорога к лавке и почте, а слева – дорога к озеру. По ней я и пошел.
 Я шел спокойно до тех пор, пока не увидел озеро. Увидев его колышущуюся от ветра гладь, я побежал, сначала медленно, а после все быстрее и быстрее, на ходу сбрасывая с себя пальто. Я бежал, словно одержимый, спотыкаясь о камни и небольшие комья земли, наступая в лужи. Я едва приостановился, чтобы сбросить ботинки, немного закатать брюки, после чего снова побежал. Остановился я, только почувствовав холод воды босыми ногами.
 Озеро было большим. На его противоположном берегу стоял маленький, как казалось, дом. Он выглядел совсем заброшенным. Я смотрел на дом и никак не мог оторвать взгляда от этого одинокого, брошенного всеми создания, существа построенного непонятно кем и для чего, покинутого деловитыми хозяевами. Наверняка они нашли себе жилье в Петербурге, а на дом не нашлось покупателя. У него сейчас был только я один.
 Я развернулся и медленно побрел от озера прочь. Свои ботинки я нашел быстро, они лежали неподалеку в траве, а вот пальто нигде не было, видно оно затерялось где-то в высокой траве у дороги.



 К дому Беликовых я подошел ровно в половине шестого – отец подарил мне часы, они лежали в правом кармане моих немного промокших внизу брюк. Мне было немного страшно, я даже было побоялся, что Анна Сергеевна забудет о том, что приглашала меня. Я поднялся на крыльцо и позвонил в колокольчик на двери. Прошло несколько секунд, прежде чем мне открыли. На пороге стояла Анна Сергеевна Беликова.
-Здравствуй,- улыбнулась она мне радостно, будто ждала уже целую вечность,- Проходи. Я боялась, что ты не придешь.
-Здравствуйте,- ответил я и прошел вслед за ней.
 Анна Сергеевна поманила меня рукой в просторную столовую, где стояла бутылка красного вина, какие-то французские конфеты и банка немецкого джема.
-Родители уехали куда-то вместе с твоими родителями, взяли моего брата,- говорила Анна Сергеевна,- Ты садись, не стесняйся. Знаешь, Антон такой же, как они, любит сигары и фортепиано, а меня они даже не зовут.
-Меня тоже никогда не зовут,- сказал я,- Они всюду ездят втроем, иногда с ними ездят мужчины Екатерины Федоровны. Родители их так не любят, вчера они опять поссорились из-за господина Литвинова, кажется.
-Ох, Николая Литвинов известный донжуан,- воскликнула Анна,- Алексей, открой, пожалуйста, вино.
 Я открыл бутылку, разлил кроваво-красное вино по бокалам.
-Предлагаю выпить за нас,- сказала Анна Сергеевна,- За тебя, Алексей, особенно.
 Мы выпили. Анна Сергеевна продолжала рассказывать. Из ее слов я узнал, что ей двадцать восемь лет, что она не состоит в браке, нигде не служит, не пишет стихов и не любит ездить за границу.
-Знаешь, Алексей, мне всегда нравился театр. Ты любишь театр?- спрашивала она меня.
-Да, люблю. Особенно балет и оперу.
-Я тоже люблю балет, хотя драматургию люблю больше. Я пробовала стать актрисой, даже играла в одном спектакле три года назад.
-Так вот откуда вы мне кажетесь знакомой!- понял я,- Я видел спектакль с вами. Вы играли прелестную княжну…
 Анна Сергеевна встала и прошлась по комнате. Ее миниатюрное тело выглядело так нелепо среди этих огромных и бесполезных предметов в комнате!
-Знаешь, Алексей, давай не будем говорить об этом. Моя игра – запретная тема, хорошо? – попросила она.
 Я ответил, что обещаю не говорить о театре. Мы еще немного поговорили о чем-то, кажется о том, как скучна жизнь в поселке. Пробило восемь часов.
-Тебе пора,- сказала Анна Сергеевна,- Скоро будут твои родители, не стоит их беспокоить.
-Мои родители не станут беспокоиться обо мне,- заметил я, но все равно поднялся с места,- Но я пойду.
 Анна провожала меня до двери, кутаясь в шерстяной, очень красивый платок.
-Знаешь, Алексей, я рада, что ты приехал,- задумчиво сказала она, глядя мне прямо в глаза,- Может быть, ты придешь ко мне еще раз? К примеру, завтра?
 Я был счастлив, что мне не пришлось просить самому о встрече.
-Я могу прийти. Не хотите зайти вы ко мне, я покажу вам наш сад и дом?
-Хорошо,- ответила Анна Сергеевна,- Я приду в полдень. А теперь, до завтра.
 И она вдруг, безо всякой на то причины, поцеловала меня в лоб так, как целовала всегда мама или Екатерина Федоровна. Я отправился домой. Отец спросил меня про пальто, я сказал, что вообще не видел его в доме.
-Наверное, оно осталось дома,- предположила Екатерина Федоровна, заплетая маме косу, как у простой девки. Они находили это занятие очень смешным. Отец сидел рядом с ними и пил виски прямо из бутылки, куря сигару, иногда давая ее маме и Екатерине Федоровне. Сидя с ними в гостиной, я вдруг понял, что влюблен в Анну Сергеевну.



 Она пришла ко мне на следующий же день, такая же грустная и красивая как обычно. Родители снова куда-то уехали, кажется в Петербург, улаживать срочные дела. Мы с Анной сидели в моей комнате в креслах и играли в лото. Ей всегда везло, какой бы я ни вытащил бочонок, Анна всегда говорила: «У меня есть!». Мы снова пили вино, но не смеялись. С ней я чувствовал невыносимую тоску, которую находил приятной.
 Внезапно Анна Сергеевна отложила карточки с лото. Она рассказывала мне какую-то историю о своем друге Романе Георгиевиче из Петербурга, режиссере и постановщике. Он писал ей о чем-то письма. Она не вдавалась в подробности, говорила неуверенно, думала о чем-то и иногда молчала по нескольку минут.
-Знаешь, Алексей, Роман чудный человек. Впрочем, я не знаю, как точно объяснить тебе это. Ты, верно, еще не знаешь, что такое дружба.
 Когда она собиралась уходить, я провожал ее до двери. Анна Сергеевна открыла дверь и вышла на крыльцо. Я схватил ее руку и остановил.
-Я люблю вас,- произнес я, глядя прямо в ее зеленые глаза. Она только горько улыбнулась, отпустила мою руку и прошептала: «До завтра, Алексей!».



 Каждый день мы с Анной Сергеевной виделись то в саду ее дома, то в саду моего дома, то просто гуляли к озеру. О моем признании мы не говорили, хотя я чувствовал, что она думает об этом, хочет заговорить, но никак не может. Однажды, когда мы стояли у самого берега озера, я показал ей тот дом на другом берегу. Она ничего не сказала о нем, просто достала из кармана маленькую брошку и вложила в мою руку.
-Алексей, это тебе на память от меня. Всего-навсего маленькая безделица.
 Эту безделица до сего дня, вот уже двадцать лет хранится у меня в московской квартире, лежит на камине. Теперь я взрослый мужчина и знаю все о брошенных домах и куртизанках. Но тогда я ничего не знал. И был благодарен Анне Сергеевне за подарок.



 Шло время, уже закончился июль и начался август. Одним вечером мы с Анной Сергеевной сидели в креслах в саду Беликовых, пили красное вино, как и всегда. Было уже очень поздно и темно. Анна снова рассказывала о своем друге Романе.
-Знаешь, Алексей, он предлагает мне роль в театре,- сообщила она мне.
-Соглашайтесь!- воскликнул я, искренне радуясь за нее,- Мне кажется, это ваше призвание. Я же видел вашу игру.
 Анна Сергеевна смотрела на меня внимательно и грустно. Затем отвернулась и замолчала.
-Алексей, до чего же я люблю тебя,- вдруг произнесла она с жаром. Она впервые сказала мне эти слова. В них слышалась боль.
 В тот вечер мы сидели и держались за руки. И я был счастлив.



 Всю следующую неделю Анна Сергеевна ходила задумчивая. Я понимал, что что-то происходит, что-то страшное и непоправимое. Она мне ничего не говорила, только иногда произносила свое горячее «люблю!», глядя прямо в глаза.
В моем доме жизнь шла своим чередом. Мама училась играть на скрипке, отец привез немецкие сигары, Екатерина Федоровна пила еще больше, чем раньше. Обо мне все позабыли окончательно, даже мои частые визиты к Беликовой прошли незамеченными.
 Однажды к дому Беликовых подъехал экипаж. Из него вышел молодой мужчина лет тридцати, одетый модно и со вкусом. Я сразу понял, что это Роман и обрадовался, что Анна скоро получит роль.
 Вечером Анна Сергеевна зашла ко мне в гости. Она пребывала в крайнем возбуждении, говорила истерично и почти шепотом. А в конце разговора взяла меня за руки и еще раз повторила, что любит меня.
-Алексей, я хочу, чтобы ты пришел на мой спектакль однажды,- попросила она меня серьезно,- Что бы ни случилось.
-Я обещаю,- произнес я.
 Она, не прощаясь, поцеловала меня в лоб и вышла.
 Я лег спать, думая о том, как буду ждать ее за кулисами, как мы вместе будем сидеть по вечерам в нашем доме, играть в лото, как у нас будут дети, как все будут завидовать ее молодому мужу. Я хотел сделать Анне Сергеевне предложение.



 Меня разбудила Екатерина Федоровна, тряся неизменным бокалом виски перед моим носом.
-Алексей, до тебя просто не добудиться!- восклицала она,- Почему вы ничего не сказали мне? Я, светская львица, модистка, последней узнаю, что Анна Беликова получила роль в спектакле!
-Да, я хотел рассказать вам сегодня,- улыбнулся ей я.
-Как удачно,- продолжала женщина, расхаживая по комнате,- Играть в постановке собственного мужа!
-Мужа?! – я разом вскочил с постели.
 Екатерина Федоровна удивленно на меня посмотрела.
-Да, конечно, свадьба еще не сыграна. Но на следующей неделе непременно…. Кстати, вы так и не простились с ней, а они уже уезжают…
 Я только и успел, что надеть рубашку и короткие брюки. Без ботинок, пиджака и шляпы я выбежал из дома на дорогу. Экипаж, только отъехавший от дома Беликовых, летел быстро и задорно вперед, к повороту. Я кричал им что-то вслед, но они, видно, принимали меня за местного мальчишку и не остановились. Я бежал, что было сил, пытаясь догнать их, пока экипаж не скрылся далеко за поворотом. Тогда я остановился и бросил им вслед камень. Тот упал сразу, отскакивая от пыльной земли. Слезы застилали мои глаза. Я развернулся и побежал к озеру.