Под рождественские грибочки

 На Феде вырос гриб. Добро бы боровик или, на худой конец, подосиновик, но… тут любой глянет и с уверенностью скажет обидное:
«Поганка!»
 Добро бы молчаливая, но эта паскуда еще и разговаривала и, более того, смела поучать.
 Федя, прежде чем на что-то решиться, промаялся еще два дня. За это время поганка заставила четыре раза передвинуть шкаф, простирнуть и выгладить занавески на окнах и еще кое-что (о чем и друзьям не расскажешь).
 Сходил в заготконтору, но там даже разговаривать не стали, глянули и обругали. Попробовал срезать сам, но поганка разоралась так, что соседи постучали в стену и объявили, что если ему хочется зарезать свою жену, то пусть делает это в другом месте или тихо, иначе вызовут муниципалов. Федя не был женат, но соседям не докажешь. Пошел искать «другое место».
 Из других мест Федя знал только закусочную. Кондуктор содрал за два билета, а когда Федя пытался робко лепетать что-то про «детский», и что вообще-то поганка только-только народилась, кондуктор прорычал, что «едва народившиеся» не знают столько слов, собаку называют собачкой, а не «кобель старый»…
 Из закусочной пахнуло привычным брожением. Поганка амбре возмутилась.
 - Не ори! – предупредил Федя и легонько шлепнул пальцем по «панаме»: - Здесь не дома – выведут, уронят и ногами обстучат.
 И добавил: - Шляпу-то точно оторвут!
 Умолкла. Стала с брезгливым любопытством осматриваться…
 Друзья под вторую откупоренную слушали Федю уже с сочувствием, первое изумление прошло.
 Степа даже сказал Феде:
 - А ведь могла вырасти на таком неудобном месте, что…
 И сказал «каком», и добавил про «что».
 Федя не был впечатлительным ко всяким ужасам, а здесь взбледнул. И еще стопочку опрокинул - спешно, без согласования с остальными. Но пропустили без замечаний, понимали состояние.
 - Что-то бледная она у тебя. Бледней тебя. Не здоровится?
 Поганка сказала гадость. Проигнорировали, поскольку были заняты делом – подсчитывали гроши на следующую жидкостную перемену.
 - Возьмем еще. Пару!
 - А на закуску?
 - Будет возникать – ею и закусим.
 Поганка пообещала стать поперек ножкой.
 - Не приручить никак? – понимающе констатировал Костя. - И я вот свою никак приручить не могу.
 - Тоже поганка? – спросил Федя.
 Костя на секунду задумался.
 - Да! – признался и покраснел мухомором: - В каком-то роде - определенно – поганка!
 Выпили по-кумовски.
 Степа, глядя на них, выразился полушепотом весьма крепко, потом крепко задумался.
 - Антисимбиоз еще не чувствуешь?
 - Че? – одурел от вопроса Федя.
 Тут Степа принялся разъяснять так же путано, как понимал саму проблему, но в конце запудрил жизнь яснее ясного:
 - Считаешь, она в тебя ничто не вспрыскивает? По виду ядовитая, а некоторые яды в совокупности с алкоголем штука забористая. И в том смысле тоже, что могут навсегда с собой забрать…
 - Кого? – спросил Федя, еще больше холодея.
 - Это как повезет!
 Федя взялся набирать воздух… Но поганка еще быстрее, и тирадой разразилась первой, до Феди, да и Федя, услышав такое, уже забыл – что хотел сам сказать. Потому что тут очень обидные характеристики пошли – всех разом просклоняла и каждого в отдельности.
 Нападки выслушали молча, все больше мрачнея.
 - А если водочкой это полить? По-крайней мере умолкнет.
 Прыснули со рта…
 - Еще! - сказала поганка.
 Полили на шляпку и в корень.
 - Ой, мужики, кажется, я сейчас забеременею!
 И действительно, на Феде выскочили еще два… И еще полезли.
 - Смотри! – сказал Петр. – А эти уже не такие поганистые. Чем-то на Михееча похожи.
 - Порода! – одобрил Степа.
 Федя так свое не выдунул, заглотил, на какое-то время впал в прострацию.
 - Федор вырубился, а эта держится!
 Пришли к выводу, что поганка - своя, компанейская…
 Спустя час душой компании казалось ТО, к чему неким неудобным местом прирос Федор.

Где-то под утро грибная друза по имени Федор, заботливо поддерживаемая за шляпки новыми друзьями, вышла из закусочной и, рассыпая спорами по лунной дорожке, двинулась в сторону парка, где, как рассказывали, на клумбы привезли свежей унавоженной земли…



ПРИМЕЧАНИЕ ОТ АВТОРА:
«Этот рассказ-пари набросан за двадцать две минуты за праздничным столом под условие: должен стать застольно-рождественским и… ни рюмки водки рассказчику, пока не поставит финальную точку.
Стимул для творчества вещь великая, но и страшная.»
(25 декабря 2005 года 17.35 – 17.57)