Белое пушистое... безумие

БЕЛОЕ ПУШИСТОЕ…безумие.


Я выкурил свою последнюю в этот день сигарету

и отправился в комнату. Время приближалось к

полуночи. Комната встретила сумраком,

непривычной тишиной и тенью, мелькнувшей в

зеркале. Мягко опустившись на кровать,

стягивая с себя остатки одежды, в предвкушении

покоя я и не заметил, что рядом со мной кто-то

уже есть.
- Эй, - тихонько позвало оно.
В голове пронеслась всякая ерунда, и страх

выкатился испариной на лбу, а простыня почему

-то показалась липкой и мокрой, словно

вымазанной сиропом.
Из темноты выплыли два похожих на огни

светофора глаза.
- Ты кто? – пытаясь побороть свой страх,

спросил я.
- Твое безумие, - весело зашелестело

Нечто. Вспышка, круговерть и опять темнота. –

Смотри, - сказало оно.
И я увидел горы разлагающейся рыбы, крупной,

похожей на осетра, где-то только вспухшей, а

где и разложившейся до кости. Вонь, жуткая

вонь, меня выворачивает наизнанку, скручивает,

все плывет перед глазами, и снова этот

шелестящий, похожий на шелк, голос: - “Это ты,

твое нутро”.
Опять кровать, комната, за окном белый

пушистый первоснег. Наверное, мир вдруг стал

нереальным, зыбким, неустойчивым. Словно

накренился или стал кружиться в обратную

сторону. Я поднес руку ко лбу, чтобы вытереть

испарину, она была липкой и пахла страхом, и…

на руке что-то было, что-то мягкое и мокрое.
- Свет, включить свет, - прошептал я и

попытался встать, но комната уже осветилась

странным, достаточно ярким желтоватым

светом, чтобы я мог увидеть засыхающую кровь

на своей руке и поверх этой крови пух, мягкий

нежный пух, когда-то бывший белым. Дыхание

перехватило. И почему-то не кричалось, хотя я

видел в полированной поверхности шкафа, как

мое отражение открывало рот, а потом плюнуло

мне в лицо. Пух на моей ладони потяжелел, и я

увидел тельце цыпленка, из перерезанной шеи

которого на пол текла кровь.
- Сон, - думал я, - плохой кошмарный

сон.
- Безумие, - твердило Нечто, - просто

безумие.
- Нет, - сказал я.
- Да, - зашелестело оно.
Вдруг я оказался на дороге. На меня мчался

автофургон. Два ярких галлогеновых глаза...

защитить рукой глаза, проснуться... удар, боль,

жуткая боль в спине и… Вот меня куда-то тащат,

плюют на меня, рвут одежду, что-то кричат,

явно не пожелания долгих лет, в руках

возникает боль, тупая, но с каждым мгновением

возрастающая, и вдруг я вижу перед собой

толпу. Они беснуются, они тоже захвачены

безумием, а руки горят, и я, распятый на кресте,

кричу:
- Что вы делаете?! Это же безумие!
- Безумие - это я, - шелестит страницами

книг голос. – Ты ведь хочешь быть распят?

Получи.
 И снова толпа, и неумолимое солнце, и мухи,

которые своим жужжанием сводят с ума, и

липкий пот, и странное возбуждение, и страх,

страх… Трах… - крест сломался, я лечу в

тартарары, проваливаюсь, несусь вниз, чтобы в

конце пути сломать себе шею.
- Да ты не бойся, тут потоки воздушные

снизу, они подхватят, - шелестит голос.
- Хоть ты и апостол…- и я начинаю

смеяться, смеяться, смеяться.
- Эх, эти твои амбиции, - шелестит голос.
И я снова сижу в комнате, сижу живой, почти

здоровый, с сильно накренившейся “крышей”.
- Перестань, - шепчу я, - пожалуйста.
Я не вижу своего безумия. Только чувствую, что

оно где-то рядом, оно готовит свой новый опус.

Поднимаюсь, иду в ванную курить, открываю

дверь и... не могу поверить своим глазам.

Комната завешана коврами, мягкий свет, десятки

людей – они занимаются сексом.

Сладострастные стоны, крики боли и

наслаждения. В зеркале мой двойник занимается

онанизмом, глядя на полуобнаженную женщину

с крепкой грудью и широкими бедрами. Чьи-то

руки скользят по мне, тянут на пол, скручивают,

причиняя боль и возбуждая, сверху

наваливаются еще тела, чьи-то ноги, глаза,

ягодицы, груди, члены, лобки – все это пытается

попасть в меня, скользнуть, выгнуться, что-то

шепнуть. Возбуждение, вожделение, тяжесть в

чреслах и вдруг освобождение плоти. Два-три

движения, я проникаю во что-то, и

освобождение вместе с криком. Я счастлив в

этом стаде, в этом прекрасном обнаженном

быдле, среди всего этого нагромождения, я

теряюсь, растворяясь в диком животном танце,

я кричу, и рядом еще кто-то кричит от боли и

страсти, у меня оргазм за оргазмом, я счастлив

за кого-то, кто-то счастлив за меня...
- Хватит, - шелестит безумие, и я вдруг

остаюсь один с детской куклой, не живой, без

ног, и мой член у меня в руках, а руки в сперме,

и мое отражение смеется, смеется, смеется, а у

меня на ладонях волосы (детский страх).
А потом, я не знаю, как это все вышло, я

хватаюсь за нож и бью все зеркала и кидаюсь

на каждый шелест.
- Герой, - шелестит у меня за спиной. И

я, не глядя, втыкаю нож. Стон, как сладко

слышать стон боли.– Это стон моего отмщения.

Я разворачиваюсь и вижу себя самого с ножом в

животе, с кровавыми ладонями и перекошенным

лицом, изо рта течет струйка крови вниз на

почему-то стеклянный пол, и я на коленях

вымаливаю прощение у себя самого.
А вокруг меня тихонько шелестит снег и боль в

животе, и кто-то пытается извиниться за

ошибку, а я чувствую, как с кровью утекает

жизнь, и тихий смех вокруг меня…
Внезапно все проходит, я снова в комнате, горит

настольная лампа, напротив меня сидит нечто

белое и пушистое.
- Кто ты?
- Твое безумие, - тихо шелестит оно. - В

следующий раз я приду насовсем, - и медленно

растворяется в воздухе, словно дым сигарет.
Я ложусь спать, сон долго не идет, а когда

приходит, я просыпаюсь в больничной палате

психиатрической лечебницы и верю, что этот

мужчина в пенсне и есть Фрейд, а я - его тихое

белое безумие…
 27 октября 1997 г.