Небольшая повесть сказка для взрослых
(сказка для взрослых)
Мы лишь орудие нашей фантазии.
“Отстаивай Любовь свою ногтями, отстаивай
любовь свою зубами, отстаивай ее против ума,
отстаивай ее против власти.Будь крепок в любви
– и Бог тебя благословит. Ибо любовь –корень
жизни. А Бог есть Жизнь”.
В. Розанов
Некоторые Герои переживают своих авторов,
лишь затем, что бы умереть в произведениях
невежд.
Неизвестный критик
- Здравствуй, здравствуй. Сколько… - молодая,
обворожительная женщина протянула руки
мужчине, выглядевшему явно моложе своего
возраста, и он прижал их к своим губам. Нежно,
осторожно. Мягко улыбнулся ей, в глазах
заискрился, внезапно, из ниоткуда выглянувший
солнечный луч. Его улыбка стала еще шире. Он
легко подхватил молодую особу и сделал
несколько танцевальных па. Потом чуть
отстранился.
- Маргарита, ты все также прекрасна и молода.
- Ведьма, что поделать. Ты тоже здорово
помолодел. Откуда ты сейчас? Чем занят?
Почему так долго не появлялся - завалила она
его вопросами.
Он рассмеялся, как смеются только с друзьями и
возлюбленными.
- Не так сразу, Марго. Рассказать и в самом деле
есть что, но на это нужно время, а пока дай мне
просто полюбоваться тобой.
Женщина рассмеялась, кокетливо крутанулась
вокруг себя, слегка наклонила голову, потом
решительно шагнула вперед и доверчиво, по-
детски прижалась к нему. Правая ее рука
взъерошила волосы на его затылке, левой же
она обвила, его плечо.
- Мастер, Мастер. Как же я по тебе
соскучилась...
Некоторое время они так и стояли, потом Мастер
нежно коснулся ее плеч, чуть «оторвав» от себя,
наклонился чуть-чуть и прикоснулся к ее губам.
- Марго...- прошептал он, - Марго, королева
моя…
... Ну и все-таки, чем ты занимался все это
время, наверное, не очень скучал?
- Марго… - он посмотрел на нее укоризненно, но
в глазах таились смешинки, - Хорошо, я
расскажу тебе... я был во многих мирах и
временах, в реальных и нереальных. Ты же
знаешь, Герой он один как Бог, только имена
меняются. Имен я сменил достаточно… - речь
Мастера текла рекой. Сотни имен, мест,
обстоятельств. – Но… Знаешь, последнее время
все больше и больше востребованы одиночки.
Такие странные люди, убивающие вокруг себя
все живое. Как-то все так складывается, что они
теряют сначала любимых, потом друзей, потом…
разум. Эти одиночки верят в
сверхъестественное, но не верят в себя, в то,
что они несут в себе, самое главное,
единственное, а если и промелькнет что-то, то
лишь на мгновение и вот уже забыто. Но
недавно… мне встретился один забавный
мальчик. Его больше интересует то, что
происходит внутри – чувства, ощущения, мысли,
подтексты, интересует больше, чем реальная
сторона происходящего. Словно он уже
догадался, что все это - лишь декорация,
которая выстраивается из ощущений и
преобразуется следующими. Он так и пишет,
декорации и людей, которые помогут передать
то или иное чувство… Так вот… я … я
привязался к нему, а он омолодил меня . сделав
героем своей книги. Теперь я у него в повести,
но иногда. Он словно списывает реально
происходящие со мной вещи, и может быть.
Связь наша стала чересчур обоюдной.
- Так значит, ты влияешь на него...
- Не...- Он замялся - не совсем так,
Марго. Процесс обоюдный. Иногда он влияет на
меня, иногда я на него, но грань эта слишком
тонка. Мы не знаем, когда автор заставляет нас
сделать что-то. А когда мы автора. Но, в самом
деле, этот мальчик очень восприимчив. И
иногда, - мастер рассмеялся, - я пробираюсь в
него, живя в нем, становясь им, творя его
личность.
- Абсурд какой-то.
- Возможно. Но говорю, он очень
восприимчив и не сопротивляется этому
воздействию, а иногда сам живет во мне.
- И сейчас?
- Возможно. Хотя...- он прислушался к чему-то, -
сейчас нет.
- Так ты говоришь, он интересен тебе.
- Да, Марго! Очень интересен. Возможно, он
стоит выше того, что я уже привык встречать.
- Хотела бы я обрести реальное тело и
встретиться в ним и с тобой.
- Ты авантюристка Марго, и отлично знаешь,
чем это грозит и тебе, и мне, и ему и той, в чьем
теле ты будешь…
- Да. Чистый образ, ворвавшись в жизнь людей,
изменит их, изменит течение их жизней и
заставит искать этих двух Образ в других людях,
но…
- Они не найдут его. Чувство потери будет
преследовать их всю жизнь. А жизнь станет
короче…
- И все же я хотела бы...
- Ты искушаешь меня, Марго.
- Попробуем?
- Ты же знаешь, для этого нужно будет пройти
через Тень, а затем умереть в ком-то, чтобы
вернуться, но вместе с тобой умрет и частичка
того, другого.
Но и моя частичка останется,… навсегда изменив
его.
- А вдруг тот человек не выдержит? Тень может
закинуть тебя куда угодно в любое тело, в
любое… Зачем тебе все это Марго, зачем?
- Я хотела бы обнять тебя Мастер. Пережить все
то, что и тогда. Коснутся тебя, пусть в чужом
теле, но коснуться, гладить твои волосы,
целовать в лоб, в губы, отдаться тебе, Мастер,
но почувствовать все это пусть чужим, но
реальным телом.
- Тебе так этого хочется?
- Да!
- Мой мальчик слишком впечатлителен, он
может умереть от такого, не вынеся разлуки с
Образом. Я говорил тебе, он впитывает чувства
и ощущения. Я не могу так поступить с ним.
- Ты боишься, Мастер?
- За него? Да! Но... -он задумался, - нет, Марго.
- Если случиться так, мы проведем его через
Тень, и все станет хорошо…
- Все никогда уже, для него, не будет хорошо,
Марго... Зависла между ними пауза, словно
мотылек, чуть касаясь губ обоих. Послушай, дай
мне слово, что сделаешь все, что в твоих силах,
чтобы не уничтожить его.
- Да! Даю слово!
- Что ж тогда рискнем. Представляю, какой
стимул у него появится. Вдохновение будет бить
ключом.0н познает высоты еще не узнанные.
Ради этого стоит рискнуть. Но милая моя ведьма
помни, что ты дала слово.
- Да
- Тогда вперед…
- Че-о-о-орт - парень схватился за голову, что-то
с силой вдавилось в нее несколько секунд назад.
Воспоминания из прошлого накатили волной.
Словно сеть с тонкими крючками опутала голову,
цепкие проволочки впивались в кожу, забираясь
под волосы. Ощущение давления росло,
усиливалось. Он уже сквозь зубы мычал – это
помогало справляться с болью. Схватившись за
голову и сжав ее изо всех сил, он почти
прорычал: “Водки”. Но веселье, что царило за
столом, не смолкло. Все были изрядно пьяны и
не услышали, не заметили, лишь в глазах
девушки напротив он заметил испуг, и тут же она
схватилась за виски, вдавив в них пальцы.
Чужая боль и расширенные зрачки, похожие на
ночь... он сбежал из кабинета. Нервно закурил,
даже не почувствовав вкуса сигарет. Еще и еще.
Боль отпускала и также внезапно накатывала с
еще большей силой. Кто-то вышел тоже закурил.
Они говорили, но слова не доходили до него. Он
улыбался в ответ на улыбку, но в голове билась
боль, и только о нем он думал. И о той, в глазах
которой он прочел то же самое. Вдруг боль
прекратилась, он услышал музыку и слова
стоящего рядом. Разговор шел «за жизнь».
Иногда поддакивая, иногда неся что-то свое, они
стояли и курили. Наконец-то, поток слов и стой,
и с другой стороны прекратился.
- Итак…- он услышал свой голос, словно со
стороны.
- Верно, за это стоит выпить
За что нужно было выпить, он уже не помнил, но
выпить хотелось и они побрели к компании.
Гремела музыка, о чем-то болтали, над чем -то
смеялись, все были сами по себе, но в то же
время образовывали группки.
Подойдя к столу, он покрутил сунутый ему в руки
пластиковый стаканчик с прозрачной жидкостью,
кинув взгляд на стол в поисках закуски. Глаза
быстро нашли кусок хлеба с паштетом, а потом
непроизвольно стрельнули в зеркало. Да, вид у
него был неважнецкий, точнее сказать,
отсутствующий, нездешний. Как-то не
вписывался он в окружающий интерьер. А глаза
словно искали что-то и не находили. Хотя нет,
что-то они зафиксировали, но что? Он бегло
посмотрел в зеркало еще раз. Вот оно. Тот же
самый взгляд, что и у него. Той самой девушки.
Что в этом взгляде? Та же самая ненужность
быть здесь? Он улыбнулся, правда, немного
кривовато и поднял стаканчик в приветственном
жесте, а потом опрокинув уже подогретую
теплом его руки противную жидкость внутрь.
Зажмурился, выдохнул, откусил маленький
кусочек от бутерброда и только тут он понял,
насколько оглушительно гремит музыка.
Он не слышал текста и мелодии, только ритм,
который подхватил, закружил и сделал на
мгновение безумным. И он отдался этому ритму
как шаман.
Ритм уводил боль, уводил ощущение, что кто-то
или что-то живет внутри него. Ритм, ритм и
танец. Тело, послушное до безобразия тело,
вытворяло нечто, что он уже не фиксировал. Он
хотел избавиться от отчужденности и
нереальности происходящего. Закручивал кого-
то в танце, уводил в сторону, уходил сам.
Тело было страстно, оно заводило, вело
партнершу, но он знал – это всего лишь танец,
иллюзия страстных объятий и
головокружительных страстей, выплеск эмоций,
освобождение. Теперь он даже не замечал,
меняются ли у него партнерши или партнеры,
настолько он был поглощен танцем. Одержимый,
он слился с ритмом. Руки – крылья, ноги –
шарниры, тело - гибкая, плотная, резиновая
масса. Он – змея, он – птица, он – волк, он –
мотылек…Он - Ритм и Танец…
Иногда он закрывал глаза, и тело, лишенное
зрения, каким-то чудом продолжало двигаться,
не натыкаясь ни на что, ловко подхватывая
партнершу.
Ему стало жарко, и в танце он разделся, скинув
ненужный костюм и галстук, небрежно швырнув
их на пол.
Свобода, освобождение от всего. Он улыбнулся,
затем рассмеялся этой свободе, и тому, что
никто об этом не знает.
Что-то кольнуло внутри, он замер, вернулся
контроль мозга. Глаза нашли эту девушку, она
выходила из двери, обернулась, а в глазах та же
обреченность и нездешность.
Его ноги сделали огромный шаг, руки
вытянулись, словно резиновые и он, закружив,
поставил ее перед собой. Заглянул в глаза,
глубоко-глубоко, сочувственно, (так ему
казалось), улыбнулся. Прошептал, одними только
губами, слово: “Танцуй”. Теперь он знал что
делать. Она, смущенная, сначала робко и не
решительно двигалась в его объятьях. Тогда он
прошептал еще одно слово – “расслабься” -
вливая пластику в ее тело, и следом еще одно
слово – “слушайся”.
Теперь она была легка, преодолев смущение,
улыбнулась, расслабилась. Он тоже перестал
напрягаться. Отдавшись ритму, его руки. То
обвивали ее тело, то скользили от печей к
кистям, то притягивали ее за стройную талию, и
тогда он ощущал странный аромат ее духов,
который дурманил как хорошее вино. Вдруг она
сказала: “Расслабься”. И он с удовольствием
стал послушным исполнителем чужой воли.
Какое-то взаимопонимание, настолько полное
овладело ими, и они уже не танцевали, а
неслись где-то среди звезд, морозной ночью,
хватая кометы за хвосты и приветливо, маша
звездам, как старым знакомым. От этого
ощущения захватило дух, воздуха перестало
хватать, он взглянул в эти глаза и вдруг увидел
себя. В глубине глаз девушки он увидел свое
будущее, а еще дальше – боль и безысходность.
Он сбился и она тоже, одновременно с ним,
пораженные увиденным. Ничто не мешало им
продолжать танец, но они стояли и смотрели
друг другу в глаза. Он не выдержал первый:
“Надо выпить”. Она лишь кивнула, и голова у нее
вдруг, словно потеряла опору, обречено упала.
Он взял ее за руку и подвел к столу. Плеснув ей
и себе на дно стаканчиков водки, он разбавил
все это тоником. Тихонько стукнул по ее и
произнес тост.
- За Танец!
- Огромное тебе спасибо за него – ответила она,
выпила, но видно неудачно, закашлялась. Он
легонько похлопал ее между лопаток. Она
посмотрела благодарно.
- Ты так хлопал, будто боялся, что у меня там
крылья.
- А вдруг так оно и есть, смогла же ты меня
унести к звездам.
- Мне показалось, что это сделал Ты.
- Навряд ли, - он улыбнулся. Она рассмеялась.
- Это называется нарваться на комплименты.
- Нет, просто сошлись два очень воспитанных
человека.
Оба рассмеялись. Как-то очень легко и
непринужденно.
- Мы так и незнакомы, а уже на ты, - он
протянул руку, - Макс.
- Жанна, - рукопожатие было легким и нежным.
- Теперь на брудершафт?
- Макс, - глаза ее стали серьезными, - тебе
хочется целоваться или … выпить?
Макс понял, что сейчас начнется серьезный
разговор, который не будет похож на начало их
замечательного знакомства.
- Честно?
- Честно.
- Ни того, ни другого.
- Тогда, зачем?
- Не знаю,… Может быть, потому, что мне очень
хорошо и самое главное, ни тебе от меня, ни мне
от тебя ничего не нужно. С такими людьми
встречаешься редко, - он смело посмотрел ей в
глаза, боясь увидеть там обиду на правду. Но
взгляд ее был чист и прям.
- Ну, насчет того, что мне ничего от тебя не
нужно, это не совсем так.
- Да? И что же Вы, - он выделил это слово, -
надеетесь от меня получить.
- Немного, не бойся, но и не мало. – Она
испытующе смотрела ему в глаза. – Еще один
танец.
Макс рассмеялся. Жанна подхватила его смех.
Потом сама налила в стаканчики водки и тоника.
Один протянула ему.
- На брудершафт.
Макс опустил голову, тряхнул ей и сказал: - Нет.
- Нет?
- Нет. На брудершафт будет танец. За тебя.
- За меня?
- Да – он отхлебнул из стаканчика, потом допил
остаток.
Жанна пожала плечами и выпила содержимое
своего стаканчика.
Повисла пауза. Неловкая, неровная по краям,
острая как бритва, о которую иной раз рушатся
только начинающаяся отношения, разрезает эта
пауза тонкую нить взаимопонимания, и все,
больше не о чем говорить. Люди становятся
чужими. Но вот зазвенело что-то, как тонкий
хрусталь и звук этот, мелодичный и чистый,
вернул к жизни их опрокинутые внутрь глаза. Он
смущенно улыбнулся.
- Знаешь, Жанна, такое ощущение, что я тебя
тысячу лет знаю. Странно, правда? Может быть,
мы встречались раньше?
- Навряд ли. Пойдем танцевать.
Она подала ему горячую, сухую руку. Он взял ее
аккуратно, и тут почувствовал холод своей.
- Пойдем…
- Макс, тебя к телефону, - в дверях стоял Олег.
- Извини, - он отпустил руку Жанны. – Иду.
Спасибо, Олег.
Олег тут же начал флиртовать с Жанной. Почему
бы и нет, ведь она молода, привлекательна,
умна, хотя ум женщины для Олега стоял на
последнем месте. Его больше привлекала
внешность, а что именно за ней, не имело
значения. Соблазнить, вписать в список своих
побед еще одно имя, но Жанна, почему-то, никак
не хотела попадаться (ловиться) на его крючок,
хотя знакомы они были уже давно. И, кажется,
она, ни с того ни с сего заинтересовалась
Максом. Человеком, который не мог сделать
деньги, не хотел добиваться успеха у женщин и
был “немного не в себе”- по выражению Олега…
Взгляд Жанны все чаще и чаще возвращался к
двери, она как-то рассеяно слушала треп Олега,
улыбалась невпопад и не реагировала на
обыкновенные его “уколы”. В конце концов, Олег
потерял к ней интерес и устремился к другим,
более внимательным к его остроумию
слушательницам.
Жанна вышла в небольшой коридор и уселась в
кресло, закинув соблазнительные ноги одну на
другую. Она пыталась понять, что же было не
так. На какие-то секунды мир вокруг
преобразился, а в голову вступила острая боль.
Такого не было уже давно… И этот мальчик,
Макс. Она давно за ним наблюдала. Он ей
нравился, привлекал чем-то. Что-то было в нем.
В манере говорить, улыбаться, курить,
одеваться. С одной стороны неряха, с другой –
какой-то свой стиль, образ, имидж. И сейчас, он
смог ее увлечь за собой, когда она уже готова
уйти домой. Где ждал ребенок и муж. Да,
ребенок на первом месте. Муж старался
заработать, обеспечить, но иногда, ей хотелось,
что бы он просто был рядом. А его очень часто
не было именно тогда, когда было нужно. Да и
ребенок сначала был чужим. А этот Максим
вдруг стал ближе и роднее, чем они. “Впрочем,
это глупости, так я додумаюсь, черт знает до
чего”, - оборвала она себя. “Но откуда это
ощущение, что я знаю его тысячу лет, что я
знаю…Все хватит!”
Она закрыла глаза и постаралась расслабиться,
но в мозг лезли мысли о танце, он прокручивал
ей танец от начала до конца. Она снова улетала.
Все выше и выше, и выше… пока не встретилась
с его взглядом, бездонным и там она увидела…
нет, этого никогда не случится, у нее муж,
ребенок, она верная, любящая жена. Еще один
танец с этим Максом и она уйдет к себе, к своим
дневникам и расскажет им как ей было хорошо.
Потому что никто, никто на свете не поймет ее.
Даже мама. Не поймет, не простит, если
случится то, что она увидела. Нет, даже танца
не будет. Она решительно поднялась, одернула
слишком высоко поднявшуюся юбку и сделала
шаг к выходу. Решила уйти тихо, не
попрощавшись. Но в конце коридора замаячила
фигура. Жанна всмотрелась в нее. Это был
Макс. Только отрешенный, потерянный, совсем
не тот каким он вышел из кабинета. Вдруг,
фигура развернулась и стала удаляться.
Замерла, зашарила по карманам, раздался едва
слышный щелчок, и в воздухе запахло
сигаретным дымом, чем-то очень крепким,
мужским.
- Макс, что случилось, - спросила она, (какого
черта я это делаю, - пронеслось в голове).
Он очень резко обернулся.
- А, Жанна. Ничего. Ничего страшного. Просто, -
он поднял руку вверх, и отсвет от сигареты
скользнул по обручальному кольцу, - дела
семейные.
Словно что-то толкнуло ее к нему, она очень
быстро подошла к нему вплотную.
- Все в порядке?
Он затянулся и кивнул.
- Точно?
Он отвел взгляд, и кивнул еще раз. Опустил
голову и очень тихо сказал:
- Извини Жанна, танца не будет. Мне нужно
быть в другом месте, а я как-то забылся. Что-то
не так.
- Что не так?
- Не знаю… Все… Я… Не знаю… - он швырнул
окурок в урну и он рассыпался хороводом
искорок. – Что-то не так, я словно разделился…
хочу быть здесь, а надо быть там. Чувствую, что
я, что-то недоделал.
- Правильно. Вы, - она выделила это “вы”, -
обещали мне танец.
Макс усмехнулся.
- Нет, Жанна, дело не в танце, - он закусил губу,
вынул и закурил еще одну сигарету, - не в
танце… - Губы его сжались в тонкую, упрямую
линию. – Впрочем… Я подарю тебе танец, но не
обижайся, если он будет безумьем. Даже
безумьем на “ты”. - Он судорожно расстегнул
рубашку, оттянул майку вниз, прямо под соском,
на его груди, розовели свежие шрамы от
порезов. Он стянул рубашку с правого плеча на
нем, (на плече) белели рубцы заживших ран,
словно кто-то или что-то долго впивалось и
выдирало кожу и мясо. Уродливые выдернутые
наружу шрамы белели как проказа. Тогда он
развернулся спиной. Она вся была иссечена
белыми полосками, тонкими и толстыми,
шириной в сантиметр рубцами, которые шли
вдоль поперек и крест на крест. Он развернулся
к ней и спросил: - Страшно? Жанна мотнула
головой, отгоняя набежавшую дурноту и
хриплым голосом сказала:
- Нет.
- Это моя душа, и сейчас я открою ее.
Остановись пока не поздно!
- Нет, - она упрямо качнула головой, сама,
удивляясь тому что, делает, - ты обещал, - голос
был хриплый и чужой, - танец. Что бы ни
случилось, я хочу получить его.
Он взял ее за руку и рванул на себя дверь.
Да, это было безумьем. Их танец. Словно стихия,
будто он не успевал сказать что-то важное, макс
закручивал ее, и в голове рождались образы,
невозможно глубокие и яркие, те, что нельзя,
невозможно описать словами. Одиночество,
боль, страх, непонимание – это лишь немногое,
что она смогла бы выразить – тоска,
безысходная тоска и поиск того, кто поймет. И
она понимала сиюминутность происходящего и
будущего, потому что он, Макс, в танце выразил
все и всего себя так, что она смогла бы,
наверное, рассказать всю его жизнь от и до, не
задумываясь, смогла бы разделить все то, что он
пережил и не спросить о том, чего не поняла.
Потому что он был для нее как на ладони, и она
даже прочла его смерть, и когда это случилось,
она споткнулась и он, удерживая ее, полетел на
пол, собирая белоснежной рубашкой пыль с
натоптанного пола. Он падал на нее, но в
последний момент перелетел через нее,
покатился, как колобок прочь, хотя она уже
напряглась, стараясь принять удар его тела.
- Извини, что-то с координацией, - он отряхнул
пыль с брюк. – Теперь на ты?
Она лишь кивнула. Макс подошел к столу нашел
на треть полную бутылку, но Олег, вырвав ее из
его рук, подхватил его и повел к двери, что-то
нашептывая на ухо. Макс кивнул Олегу, собрал
галстук и пиджак и вышел.
Жанна рванулась, было за ними, но опомнилась.
Подошла к столу. Рассмеялась над тем, что кто-
то пошутил над Максом, хотя не чувствовала
этой веселости. Она чувствовала, что пора
уходить, но… почему-то не шла. Сидела, шутила,
выпивала откуда-то взявшееся пиво, но внутри
что-то свербело, она чувствовала себя
должником, по отношению к этому странному
парню – Максу. Она хотела открыться ему так же
как он открылся ей, но сейчас она сидела здесь
и пила пиво… Взглянув на часы, мельком
отметила, что засиделась, но ждала. Чего? Она
не знала? Ощущение того, что все-таки что-то
произойдет, не покидало ее. Она терпеливо
выслушивала пошлые анекдоты и попытки
закадрить ее. Но она знала себе цену. И сегодня
эту цену заплатил Макс, открывшись, доверив ей
свое безумье. Она смутно понимала, что ждет
его. Больше чем встречи с ребенком и мужем.
Макс сидел с Олегом на ступенях этажом выше.
Закурив, Олег стал допытываться о чем-то, что
Макс сам не понимал. Он кивал и поддакивал,
возражал, но чему он не понимал сам. Потом
сказал: “Надо выпить”! Олег пытался удержать
его: “Подожди”! Но Макс уже поднялся и,
раскачиваясь и шатаясь, удерживаясь за
перила, спускался вниз.
- Ты так и не ответил, - крикнул Олег.
- А я не понял вопроса. – Макс пьяно
ухмыльнулся и сосредоточился на спуске. В его
голове билась мысль “Домой. Скорее домой. Что
-то не так”.
На пролет ниже он увидел Жанну, вскинул
голову вверх. Олег уже скрылся в коридоре
четвертого этажа. Макс подошел к ней, взял за
руку, притянул ее к своим губам и прошептал:
- Простите меня Жанна, я … наверное, я много,
слишком много выпил. Простите, – и поцеловал
ее руку. – Нам нужно поговорить, - через
секунду, оторвавшись от ее руки, прошептал он.
- Нет, - но она уже не сопротивлялась и
позволила увлечь ее к подоконнику.
- Там он начал свою исповедь, то, что она уже
знала из танца, обретало плоть и кровь и имена,
а он все говорил и говорил и говорил. Вдруг,
неожиданно громко он произнес: -Ты сводишь
меня с ума, - и притянул ее к себе. Она не
сопротивлялась, послушно подставив губы, и он
неумело, неуклюже ткнулся в них своими губами.
Она положила ему руки на затылок, взъерошила
волосы и сама, повинуясь какому-то порыву,
поцеловала его. Он отшатнулся, но в следующий
момент уже тянулся к ней жадными, влажными
губами. Жанна отвела голову в сторону, и его
губы ткнулись в мочку ее уха.
- Скажи, что мы сейчас делаем?
- Не знаю, кажется, сходим с ума.
И он, и она говорили правду. Они были искренне
в своем недоумении, никто из них никогда
раньше не делал этого. Что-то новое рвалось в
их жизнь.
- Пойдем к тебе – предложил Макс.
- Ты сумасшедший?
- Да! Нам нужно сказать друг другу что-то очень
важное. По крайней мере, мне.
- А ты уверен, что я захочу это слушать?
- А я и не заставляю.
Но почему-то она, взяла его за руку и взглянула
в глаза. И он ответил тем же взглядом, что и в
танце, глубоким, как бездна, но она не
испугалась, а доверчиво повела его за собой…
В темноте мерцал огонек его сигареты. Он
затягивался в паузах, глубоко, надолго замолкая,
но Жанне его речь казалась нескончаемой. Она
многого не понимала, какие-то вещи ее
откровенно пугали. Но вот, спустя “половину”
жизни Макса, половину его рассказа в дверь
потихоньку постучали. Она испуганно поднесла
руки к губам. Макс как кошка поднялся и
бесшумно шагнул к двери. Стук повторился, но
почему-то ни он, ни она не захотели нарушать
тишину вопросом. Макс знаком спросил, открыть
ли дверь, она была не заперта. Жанна то же
жестом ответила – нет. Макс изумленно поднял
плечи. Жанна поднесла палец к губам, а потом
показала на место рядом с собой. Макс также
бесшумно подошел и опустился на пол, возле ее
ног. Дверь дернули, но она (к удивлению Макса),
почему-то не открылась. Макс удивленно поднял
глаза. Жанна вновь приложила палец к губам. За
дверью раздались удаляющиеся по коридору,
стихли. В кабинете зависла тишина. Руки Жанны
перебирали волосы на голове Макса. Вдруг он
поднял голову и спросил одними губами: -
Почему? Жанна жестом показала, что она
закрыла дверь. Макс нетерпеливо мотнул
головой и уже шепотом спросил:
- Почему?
- Не знаю… - так же шепотом ответила Жанна.
Макс поднялся и вернулся на кресло, которое
занимал, и опять полилась мелодия
завораживающего голоса. И она длилась и
длилась, и длилась, временами прерываясь
короткими паузами.
- Зачем ты все это рассказал мне?
- Зачем ты закрыла дверь? – вопросом на вопрос
ответил Макс.
В воздухе висела паутина дыма и слов почти
ощутимая, тонкая сеть чужой жизни, которая так
была похожа на ее собственную.
Макс бесшумно подошел к ней вплотную. Втянул
воздух ноздрями, опустился перед ней на колени,
доверчиво положив голову на них, сказал:
“Жанна, ты сводишь меня с ума”. Она
вздрогнула, отшатнулась, но в следующий миг,
уже перебирая его волосы, сказала: - “Бедный,
мой, бедный – взяла его лицо в свои руки,
заглянула в глаза, - ты ведь все знаешь?” макс
кивнул, а потом, вдруг осыпал ее лицо, руки,
шею, поцелуями. Она вырвалась, уперлась в его
грудь и прошептала:
- Ты сумасшедший.
- Именно об этом я и говорил.
- Нет, ты, в самом деле, сумасшедший.
- Я знаю – он потянулся к ней губами.
- Никогда, никто, кроме того, кому я принадлежу
перед Богом и перед людьми, не коснется меня.
Хотя…- и тут ее словно прорвало, прорвало все
то, что она долго таила в себе и вдруг, притянув
его завороженное этим порывом лицо к себе,
осыпала его жаркими, нежными, чувственными
поцелуями. Потом оттолкнула от себя и вновь
притянула к себе. И Макс утонул в этом
дурманящем запахе, который захватил его и унес
куда-то. Опомнился он не сразу. Он сжимал
Жанну в объятьях слишком крепких для людей
только что познакомившихся. Ее губы ожигали.
Руки тянули к себе и отталкивали одновременно.
Его руки нашли пуговицы на костюме, крючки на
лифе и тут его ударило, отбросило, отшвырнуло
какое-то понимание того, что она говорит: -
“Нет, милый. Пожалуйста, нет!” он сел, на пол
еле сдерживая возбуждение, и свои руки, уже
проникшие под блузку. Сел и обхватил себя за
плечи, опомнившись на мгновенье.
- Нет! Дослушай меня! Это всего лишь месть! Ты
лишь орудие моей мести ему. А я лишь твое
орудие… мы не сможем…- она почти плакала, -
Это не я хочу отдаться тебе. Да, я давно
заметила, смотрела, замечала, даже когда ты не
замечал меня, но я… я не хочу мстить.
- Месть, - Макс облизнул пересохшие губы. –
Значит, месть? – он поднялся Месть, – он
застегивал рубашку. – Сейчас ты мстишь ему за
невнимание, а если это случилось бы, ты стала
мстить мне? Месть, - он почти прорычал это, -
месть. К черту, - он схватил пиджак и рванулся к
двери.
- Нет. Не уходи, подожди, я объясню.
- Не надо. Я понял.
- Ничего ты не понял, - она схватила его за руку,
- неужто нужно обязательно познать меня, ведь
я такая же, как твоя жена.
Макс рванулся к двери. Но ее руки оказались
много сильнее, чем он думал.
- Стой, дурачок. Я просто красивая, желанная
для тебя женщина. И добившись от меня, того
чего ты хочешь, ты потеряешь ко мне интерес, -
она рванула его к себе, - разве не так?
- Не так, - наконец-то он вырвал руку из ее
“зажима” и рванулся к двери, затягивая петлю
галстука на шее, - не так, - сказал он,
развернувшись, но, увидев перед собой ее лицо,
отшатнулся назад, ударившись лопатками о
стену. Жанна как-то обречено положила ему
руки на плечи, прижалась к нему.
- А как? – спросила она чуть не плача, - Как? Ты
знаешь, я ненавижу себя, свое тело, свое лицо,
фигуру, ноги, губы, руки, всю себя НЕ – НА – ВИ –
ЖУ!!! Когда ты увидел меня в первый раз, что ты
заметил в первую очередь?
Макс молчал.
- Ноги, вот что ты заметил, талию, бедра, и все
остальное. Ни тебе никому другим нет дела до
того, что в душе. Ты такой же, как они такой же
как…
- Глаза, - тихо ответил Макс.
- Что? - оторопело спросила Жанна.
- Глаза, не цвет их, а выражение. То, что в них
было. Боязнь и душа, тонкая, ранимая душа. А
потом уже все остальное. Для меня сначала
глаза. Я не ищу потенциальную партнершу
переспать. Мне это НЕ-НУЖ-НО!!!- произнес он
по слогам. – Мне душа интересна, то, что не
видно, то, что каждый таит в зрачках.
Он обнял ее за плечи, коснулся губами лба и
сказал:
- Теперь прощай, мы не созданы для греха, но
когда-нибудь мы проклянем этот миг и спросим
сами себя, а стоило ли держать себя, и ответим
– нет, но это будет много позже, а теперь
прощай. Мне жаль, что все так вышло, – он еще
раз коснулся ее губ.
- Прощай!
- Это правда?
- Да, я ухожу.
- Нет, ты, правда, сначала увидел мои глаза?
- Правда.
- Честно?
- Загляни в мои, - он устало опустился на спинку
кресла.
Жанна долго и пристально вглядывалась в его
зрачки. Макс устало улыбнулся.
- Ну что?
- Я первый раз вижу такие глаза.
- Какие?
- Такие как у тебя.
- А скажи, какие они?
- Необычные.
Еще одна усталая усмешка пробежала по его
губам. Взметнулся вверх огонек зажигалки и в
темноте, ставшей вдруг плотнее и гуще,
вспыхнул кровавый ожог сигареты. Вспыхивая и
затухая, он гипнотизировал Жанну. За этим
огоньком, в темных как ночное небо, огромных
зрачках, вспыхивал адский пламень, в котором
горели все предохранители и предрассудки. И
доводы разума, и рассуждения совести. Жанна
вдруг поняла, что она отдастся этому человеку,
теперь, когда он не добивается ее, не делает ни
одной попытки, ни обнять, ни поцеловать ее.
- Давай будем благоразумными.
- Давай, - он устало швырнул бычок в
приоткрытое окно, - давай, хотя… я буду потом
жалеть, как и ты, что не настоял, - Макс
притянул ее к себе и легко коснулся губ.
Отстранился. Взглянул ей в глаза и сказал: -
Прости…
И тут Жанна сделала то, чего не ожидала от
себя, словно не она, а кто-то другой управлял ее
телом. Она схватила его голову и вновь осыпала
поцелуями. Уже не осознавая что, делает,
развязала его галстук, расстегнула рубашку,
прошептала, - подожди, - и выскользнула в
коридор. Вернувшись через несколько минут,
осыпала его плечи поцелуями. Он встал перед
ней на колени, и прижался к ее животу. Откуда-
то сверху зазвучал ее голос:
- Только будь осторожен, я ничем не
предохраняюсь.
Дальше он помнил все как в тумане. Ощущение
от ее тела смешалось с ощущением ее запаха,
ее руки помогали, ласкали и в тоже время
отталкивали. Он поражался ее девственности,
да и сам смущался словно, в первый раз
познавал женщину. Лаская ее изгибы, он
дивился этому чуду, а, освобождаясь от одежды,
терялся, смущался и путался. Какой-то сладкий
туман окружил его. Он не понимал, ее ли ласки,
или слова, или что-то другое или кто-то другой,
обнимал и нежил ее тело, а он словно сторонний
наблюдатель был вне всего этого. И потом когда
мгновения спустя его охватила сладкая истома,
он буквально вырвался из нее и сквозь стук
крови в ушах, слышал ее шепот:
- Только не в меня, милый, только не в меня.
И он разбрызгал слезы из глаз, и горячую
струю, выкинувшую ее из этого мира,
скрутившую и уничтожившую его, и
возродившую на каком-то ином уровне
осознания, сознания, подсознания и еще черт
знает чего.
- Ну что, убедился, я такая же, как и она. У меня
все то же самое, хотя ты… отличаешься от
моего мужа.
Макс не стал возражать. Макс был далеко. Его
место занял кто-то другой, тот, кем он себя
иногда чувствовал. А он не понимал, как все это
произошло, но отчетливо понял другое, то чего
так боялась Жанна. То, что произошло между
ними – навсегда закрыло дорогу их общению,
непринужденному, живому. Каждый раз, когда
они будут встречаться глазами, в них будет
мелькать это…(он не смог подобрать слова). И
он чуть не проклял себя за это. Тог, что
произошло, легло как пропасть между ними,
намного более непреодолимая, чем раньше. Он
ненавидел себя за то, что не смог доставить
Жанне удовольствие, которое получил он и стал
ненавидеть себя намного больше чем прежде.
- Теперь уходи, - Жанна застегивала костюм, -
уходи. Никогда раньше, никто не мог взять меня,
хотя желающих было более чем достаточно. Ты
оказался сильнее всех, ты,… Что мне делать
теперь? Я же не смогу ему в глаза смотреть. Как
я оправдаюсь перед собой? У меня же никого не
было кроме него.
- А я как смогу смотреть ей в глаза?
- Уходи, милый.
Макс медлил. Впрочем, медлил не он.
- Это не я была. Я бы никогда себе этого не
позволила. Уходи. Ты сильнее меня, я
совершила грех, я…уходи…
Макс заглянул ей в глаза, нежно подняв голову и
отшатнулся. В глазах была лишь обреченность,
вина и не одной искорки. И тогда он заговорил.
Заговорил так и о том, о чем никогда никому ни
говорил, с жаром и юношеской пылкостью,
срывая запреты, обвиняя кого-то, оправдывая
ее и себя, приводил неоспоримые доводы и
когда наконец замолчал на него смотрела другая
девушка.
- Уходи, Мастер. Уходи. Она все поняла, но еще
не простила, и никогда возможно не простит.
- Как ты меня назвала?
- Мастер.
- Ты…ты, - Макса отшвырнуло куда-то вглубь его
сознания.
- Марго, это не я, это он, мой мальчик, -
услышал он свой и в тоже время чужой голос, -
Я тут не причем. Он намного восприимчивей… -
Макс рванулся из глубины наружу.
- Маргарита!
- Как ты меня назвал?
- Маргарита…
- Значит… ты мой Мастер. И наша история -
история печальной любви.
- Со счастливым концом.
- Уходи, Мой Мастер.
- Нет.
- Уходи, мы еще поговорим.
- Нет.
- Уходи, я прошу тебя, уходи, меня уже ищут,
тебя тоже, уходи.
- Нет.
- Какой ты упрямый. Мы еще поговорим с тобой,
увидимся завтра, или… когда-нибудь, а
теперь…иди, иди, иди, иди…
…- Че-о-о-о-рт, - сказал парень, потягиваясь на
кровати. Сладкая истома выгнула его тело, он
потянулся еще раз.
- Какое блаженство, - сон уже покинул его.
Голова была ясная и чистая. Пружиной он
вскочил с кровати. Встал в стойку и проделал
ряд замысловатых движений руками и ногами,
выполняя утреннюю разминку, готовя себя к
начинающемуся дню.
Минут через пятнадцать, он совершил последний
взмах руками, совершил ритуальный поклон и
пошел в душ.
Через 40 минут он уже сидел за стареньким
“Ундервудом” набивая концовку вчерашнего
рассказа. Рассказа для него не типичного, в нем
не было обычной мистики, драк, множества
персонажей и остро закрученного сюжета. Но
рассказ ему почему-то жутко нравился, несмотря
на простоту.
- Мастер, - кто-то тихонько окликнул его.
Оглянувшись, он увидел лицо молодой женщины.
- Рита, - он улыбнулся.
Девушка сделала короткий ритуальный поклон.
- Извини, побеспокоила.
- Ничего, я уже заканчиваю. Присядь пока.
Девушка опустилась на пол и терпеливо стала
ждать. Дробь пишущей машинки
гипнотизировала ее, она закрыла глаза,
расслабила шею, плечи, позвоночник, позволяя
внутренней энергии свободно течь по
энергетическим каналам, омывая внутренние
органы. Мысли контролировали этот поток. Стук
пишущей машинки доносился дробью
ритуальных барабанов…
“… Барабанщик сегодня был в ударе. Его
палочки творили чудеса. Синкопируя ритм,
гипнотизировали зал. Басист в паузе
развернулся, и показал большой палец, похвала
довольно редкая от этого человека. После
очередной удачной сбивки зал взорвался
аплодисментами. И он (барабанщик) вознесясь в
небеса, постигнув Гармонию, вернулся назад,
удивляя всех… Он еще не знал, что это его
последнее выступление. Но Кто-то другой знал. И
Он сделал его Мастером”, - редактор откинулся в
кресле, и рукой потер воспалившиеся,
покрасневшие глаза.
Перед ним сидел худощавый юноша в очках,
такой типичный и неприметный, что он,
Редактор, с трудом мог поверить в талант,
который таился в этом худощавом теле. А вещь,
которую он только, что прочел, несомненно,
была талантливой. Он поднялся из-за стола,
подошел к нему и сказал:
- Повесть, несомненно, талантливо написана, мы
ее обязательно опубликуем, но вот название…
Вы не будете возражать, если мы его сменим?
Юноша пожал плечами.
- Мне важно чтобы это опубликовали, а
название…
- Хорошо. Еще один вопрос, он немного не
обычный, извините, пожалуйста. Эту повесть, в
самом деле, написали вы?
Юноша опять пожал плечами.
- Наверное… Не знаю. Просто сел за компьютер,
набрал первую строчку… и тут меня прорвало,
когда вновь стал контролировать происходящее
достукивал слово “Конец”. Значит, наверное, я.
- Хорошо, эта вещь выйдет в следующем
номере. А название мы сменим, не обижайтесь.
Юноша поднялся и подал руку: - До свидания, -
и вышел за дверь...
…За дверью царили тишина и темнота. Макс
спускался, осторожно нащупывая ступени ногой
и держась за стену. Свечу он с собой прихватить
забыл, и теперь эти девять ступеней казались
ему вечной пыткой. Да, давненько он сюда не
заходил. Этот подвал был чем-то вроде его
личного убежища. Сюда он забирался, когда
хотел побыть один, или вколоть дозу, чтобы
даже с собой не оставаться наедине. Что-то
сегодня повело его сюда. Почему? Он не знал.
Ну, наконец-то, вот и последняя ступень. Он
пошарил рукой по стене, нашел выключатель…
Свет ударил по глазам, как велосипедная цепь в
уличной драке. Искры и слезы. На мгновение,
ослепнув, и прижав руки к глазам, он боролся с
резью. Отлично. Доступа чужим сюда не было, и
все осталось на своих местах. Старый, с
вылезшей пружиной диван, маленький
радиоприемник, гитара. Его первая гитара, с
заклеенным изолентой барабаном, стол, наспех
сколоченный из каких-то досок с подложенной
под одну из ножек газетой. И самое главное, два
небольших зеркала и коробочка, в которой
хранился шприцы и пара доз. Нет, он завязал.
Завязал окончательно и бесповоротно, после
того раза, рассказ о котором таился в его
дневнике, спрятанном под столешницей. Записи
настолько дикой и страшной, столь точно
передавшим суть его жизни и смысл его тяги к
Смерти, что он, испугавшись озарения, завязал.
Правда иногда его пробивало на проповеди, зная
судьбу и тех, с кем его сводила судьба за
праздничным столом, и с теми, кто случайно
оказывался рядом. Время от времени он
заглядывал в свой дневник и еще раз убеждался
в справедливости прозрения, которое пришло
под кайфом. Только… Только Жанны в нем не
было, это точно.
Рванув из-под столешницы дневник, он
судорожно листал его. Вот встреча около
кинотеатра и два выстрела, вот юная леди,
сведенная им с ума, вот наркоман – ниндзя, вот
случайная встреча в автобусе и разговор. Вот
танец с очаровательной девушкой добивавшейся
его внимания. Есть все, но не Жанна, этот
вчерашний сон… его безумье. Этого не было. Он
пролистал несколько страниц. Никакого
упоминания, ничего. Закрыл дневник откинулся
на спинку дивана, закрыл глаза, оттягивая
момент того, зачем он пришел
Сюда. Закурил. Дым плавал по комнате, словно
паутинки бабьим летом, невесомый, почти не
видимый. Отсрочка кончилась. Он затушил
сигарету. Подошел к полке. Переставил
коробочку со шприцами на стол. Долго смотрел,
решаясь и набираясь храбрости. Наконец открыл
дневник, вынул ампулу, флакончик спирта,
тонкий кожаный ремешок. Засучил рукав,
перетянул вены, пока еще слабо. Ампула
хрустнула под давлением его пальцев. Аккуратно
набрав жидкость, он смочил вату в спирте и,
проведя по сгибу локтя, затянул ремешок. Вены
вздувались неохотно, проявляя свой извилистый
путь под кожей, он еще раз провел ватой по
сгибу и, не давая себе шанса отступить, очень
плавно и спокойно ввел иглу в вену. Яркая кровь
окрасила содержимое шприца. Макс сделал вдох,
растянул узел и нажал на поршень…
… Жанна сидела на краю ванны. Обнаженная.
Красивая. И, наверное, в первый раз по
настоящему любящая и любимая. Из ее глаз
падали слезы. Стекали к подбородку, оттуда
падали на бедра, еще помнившие прикосновения
Макса. Она плакала и улыбалась.
Взглянув на себя в зеркало, она поразилась
своим глазам. Опухшие и покрасневшие веки не
могли скрыть этого яркого блеска. Ее взгляд -
был взглядом счастливой женщины. Счастье
вырывалось из ее глаз, она словно молодела.
Становилась еще красивей. К ней возвращалась
ее юность. Словно бы она становилась другой.
Рука стерла слезы со щеки и заскользила по
шее, аккуратно подобралась к соску, прижала
его на мгновенье и продолжила путешествие.
Жанна прикрыла глаза и представила, что это
ладонь Макса ласкает ее. Она возбужденно
вобрала воздух и остановила себя, несмотря на
то, что тело требовало продолжения. Она еще
раз взглянула в зеркало, глаза буквально
светились. Жанна попыталась спрятать это
свечение вглубь. Не сразу, но ей это удалось.
Свет мерк, но глазам не удавалось придать тот
отрешенный взгляд, немного рассеянный. В них,
то и дело, мелькали искорки счастья, как иногда
искры почти погасшего костра взвиваются в
ночное небо, на секунду освещая все вокруг.
Она подумала, что больше не увидится с Максом,
и из глаз вновь потекли слезы, но сердце
бешено колотилось, а мозг уже искал лазейку
для новой встречи и она улыбалась. В дверь
осторожно постучали…
… В дверь его сознания что-то настойчиво
стучалось. Сначала, он принял этот стук за шум
в ушах, потом посмотрел на свои неимоверно
удлинившиеся руки. Но они (пока!) лежали
спокойно. Тогда он стал прислушиваться к себе,
и понял, что кто-то рвется к нему. Мысленно он
вздохнул и сказал: “Заходи!”
перед его мысленным взором поплыли образы
дверей. Ветхие и металлические, разные, обитые
дорогим кожзаменителем, фанерные. И тяжелые
створки старинных замков. Все эти двери очень
медленно открывались. И тогда, в проемах
появился один и тот же человек. Герой его
новой книги. Смущенно кашлянув, они подходили
все ближе и ближе, пока не слились воедино.
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Поговорим?
- Попробуем. Я, если честно, не в лучшей форме
сейчас.
- Я знаю. Зачем ты это сделал?
Макс пожал плечами.
- Ты хочешь найти ответ?
- Да.
- Тогда выслушай.
И Макс стал слушать. Слушать своего героя, уже
написанной им повести. Теперь он все понимал,
и ужасался, но содеянного изменить уже не мог.
Постигая все до мельчайших подробностей.
Каждую фразу, которая ставила его в тупик,
каждое слово, срывавшееся с его языка. Все
было непостижимо просто и, в то же время
настолько фантастически - нереально, что будь
он сейчас не под кайфом, то, наверное, просто
сошел с ума.
Когда Герой, ибо Макс уже не мог называть его
своим Героем, Макс взглянул на часы. Ему
казалось, что прошла целая вечность (и еще
чуть-чуть), но минутная стрелка ушла всего на
три минуты вперед. Тогда он задал вопрос:
- И что дальше?
Герой как-то виновато посмотрел на него.
- Тебе нужно будет пройти через Тень. Тогда
все станет несколько проще.
- А она?
- О ком ты? О Маргарите или Жанне?
- О Жанне. Я не думаю. Что ей сейчас много
легче чем мне.
- Я не знаю. И очень многого не понимаю в этой
истории. И даже… мне кажется… ты сам Образ,
чистый Образ. Либо ты очень хорошо его
имитируешь.
- Как это – я Образ? Образ кого?
- Образ Героя. Ты, если это и в самом деле так,
никогда не умрешь.
- Постой. Разве ты не говорил что… как это… “и
герой, и героиня одна, на всех”.
- Да, говорил, но возможно времена меняются,…
Да и у богов множество личин, и причуд тоже
предостаточно.
- Значит, здесь нам с Жанной, ничего не
суждено?
- Я не знаю. Это твоя жизнь, но вспомни
последнее письмо Жанны, вернее, Марго –
“повесть о двух людях…”
- Постой. Дословно это так: “… ради той
небольшой повести о двух людях перевернувших
свой мир, и оказавшихся на границе Реального и
Нереального, но не нашедших места на этой
Земле, что бы навсегда быть вместе. Повести,
которую напишешь ты сам”. Правильно?
- Правильно. Ты выучил его наизусть?
- Почти.
- Зачем? Ведь, если ты такой упрямый, и не
выполняешь просьб этой женщины…
- Постой, постой… Как это не выполняю? Я
стараюсь, хотя это и нелегко.
- А это? – гость кивнул на шприц.
- Попытка найти ответ, я же говорил. – Макс
вдруг рассердился. – Тебе легко говорить. Ты –
Образ, ты сам по себе, и, с кем бы тебя ни
сводила авторская фантазия, это всегда
отражение, частичка твоей Маргариты. А мы,
люди, находим и теряем, ошибаемся, ловим
момент, в который говорим: “Это, должно быть
Она, Единственная”, и связываем себя
обязательствами и долгом, а потом мечемся, ибо
жаль лет прожитых вместе, жаль привычек,
жаль ломать Судьбу. Мы пугаемся нового,
неизведанного и остаемся с теми, кого только
лишь жалеем. Это, по-твоему, как? Как ты
думаешь, почему так много разводов? Не только
похоть гонит этих мужчин и женщин в объятья
других, но попытка найти Единственного, кто
оценит, поймет без лишних вопросов, даже если
ты не скажешь не единого слова. А то, что
произошло со мной? Это вообще не честно.
Знаешь, о чем я сейчас думаю? Кто принял
меня? Жанна или Маргарита. Может быть,
Жанне я не интересен вообще, тогда зря я так
мучаюсь.
- Тут, если честно, я и сам не пойму.
- Нет, нет постой! Ты же мне все объяснил. Я же
все понял, тогда почему, нет, я не могу…
сейчас…- он схватился за шприц…
… Он схватился за шприц.
- Ну, ты что, это же не больно совсем.
- Не знаю. Я вдруг испугался чего-то.
- Не бойся… Вот и готово.
- Спасибо, большое.
- На здоровье, - она уже складывала в сумочку
уколы, вату и флакончик со спиртом.
- Сколько еще осталось? Пять?
- Нет, всего три, да не волнуйся ты так.
- Понимаешь, хочется уже поскорее закончить и
почувствовать себя здоровым человеком.
Вернуться к тренировкам.
- Знаешь, Мастер, иногда ты мне напоминаешь
ребенка. Такой же внушаемый. Захотел за два
дня заболел, захотел за пару часов выздоровел.
Ты же говорил, что не болеешь с тех пор как
начал заниматься.
- Так и есть, а тут вдруг, не с того не с сего…
- Кстати, что ты пишешь?
- Ничего, ерунду всякую…
- А можно посмотреть?
- Можно, конечно, - Мастер подошел к полке,
взял внушительную папку, развязал завязки, -
Вот, здесь старое.
Рита аккуратно взяла стопку распечаток, страниц
на сто пятьдесят.
- Прочтешь, вернешь. Можешь не торопиться.
- Спасибо, - она склонилась в ритуальном
поклоне
- Не за что. Чай?
- Да, конечно.
Он начал подниматься…
… Он начал подниматься и тут вдруг рухнул на
колени. Со стороны сердца возникла острая
резкая боль, вкрутилась пружиной и стала
сжиматься и разжиматься, рот пересох, дыхание
перехватило, дышать было нечем. Поднявшись с
колен, он заметил, что левая рука его мотается
как плеть. Он поднял ее правой, но та, вновь
упала. Сигареты были в левом внешнем кармане,
а значит, стали недоступны. “Пока”, утешил он
себя. И тут новый приступ боли опять поставил
его на колени. Он попытался подняться – нет.
Попытка набрать воздух, но он, раскаленный,
словно взорвал легкие. Очень медленно он
начал заваливаться на бок. В голове мелькнуло:
“Вот он какой – инфаркт”. Удар головой о бордюр
напомнил ему удар “бочки”, в голове промчались
мысли о концерте, и ему стало хорошо и
спокойно. Еще один “рокенролльщик” в летопись
жизней, конец не самый худший, жаль, что еще
ничего не успел. Слишком молод… Не хотелось
бы так рано… Все пройдет…
… “Все пройдет и печаль и радость,
Все пройдет. Так устроен свет…” – неслась
песня из динамиков.
“Да, именно, все пройдет. И у него все будет
хорошо. Все будет хорошо, все будет хорошо, а я
… я выстою перед этим искушением? Я не хочу,
что бы что-то проходило, я знаю, что не хочу
поступать, как велит долг, но поступлю именно
так. И у меня все будет хорошо. Господи, прости
мне этот грех, я обману и его и себя, я сделаю
все, чтобы он меня возненавидел, я сделаю это,
но кто бы знал, как я не хочу этого. Сейчас я
хочу, что бы он здесь появился, сел рядом, нет,
не рядом, потому, что я не смогу устоять, пусть
он сядет напротив. Закурит свои сигареты, пусть
его глаза скроет их дым. Пусть голос его будет
звучать с паузами. Нет, пусть он не приходит.
Совсем. Никогда. Ни за что. Я же решила…”
- Привет, - на пороге стоял Макс.
Жанна вздрогнула.
- Привет.
- Вот, посмотри, какая славная вещь получилась
– он извлек из папки, что держал в руках пару
исписанных листков и небольшой рисунок.
Жанна бегло скользила по листам глазами.
Первый без особых усилий. На втором, она
вздрогнула и стала читать медленнее. Три
последних предложения она сумела разобрать
только после того, как вытерла слезы. Она
закусила губу.
- Когда ты это написал?
- Ночью. Представляешь, не могу заснуть,
ворочаюсь с бока на бок, будто что-то мешает
уснуть. Сел за стол и тут как прорвало.
- А как она к этому отнеслась?
- Марина? Спала. Ты знаешь, мне кажется, она
не сможет этого понять.
- Мы же говорили на эту тему. Прояви
терпение…
- Да, только не надо начинать сначала… Просто
мне интересно, что ты скажешь?
- Очень хорошо и очень страшно.
- Страшно? Почему?
- Потому что это то о чем я думала, только что.
- Извини, я не совсем понял?
Жанна выдохнула. Закусила нижнюю губу. Стала
смотреть на свои длинные пальцы с изящными
ногтями. И лишь через несколько минут подняла
глаза на него.
- Значит, так. Мы не сможем жить вместе, даже
тайно, как бы романтично это не звучало. Мне
кажется, нам поставить точку в наших
отношениях. Ты – женат, я – замужем, у меня
ребенок. И этот ребенок нуждается в отце, а не
в отчиме. Ты, Господи прости, поддался
минутной слабости и забыл о долге, я – тоже.
Теперь нам пора вспомнить о нем. Я хочу, - на
глаза Жанны навернулись слезы, - чтобы ты
оставил меня в покое. Уходи. Прямо сейчас. И
ничего не говори. Потому что… потому что я… -
она заплакала, - хочу обратного, хочу, чтобы ты
был здесь рядом. – Она рыдала, - я… я… я не
знала и боялась полюбить, я не думала, что это
так больно… Уходи, - она поднялась, и, найдя
что-то в сумочке, передала ему. – Уходи.
Макс положил на стол рисунок. Развернулся к
двери, и тут Жанна схватила его за руку и
рванула на себя.
- Зачем мы все это сделали?
Макс прижал ее к себе, перебирал волосы и
молчал. Потом руки скользнули по ее плечам, он
отодвинул ее от себя и долго пристально
смотрел в глаза. И там она прочла все ответы на
все вопросы…
… Прочла все ответы на все вопросы, которые,
ее интересовали, отложила книгу в сторону и
посмотрела на часы. Без двадцати четыре. За
окном рассветный, серый туман закрывал зыбким
облаком город. Она смотрела, как гаснут фонари,
как сгущается серая взвесь и оседает каплями
конденсата на окнах, и ощущала себя последним
человеком на Земле. Одинокой точкой разумной
жизни на карте громадного города. Ей стало
очень тоскливо, до немоты, до слез. Подошла к
телефону, набрала код межгорода, набрала пять
из шести цифр телефона и положила трубку. Она
знала, что он не спит, но не знала, что сказать
ему. Что ей одиноко? Она говорила это уже
тысячу раз, но он, как ему казалось, был
сильным и старался бороться со своими
слабостями сам. Он хотел быть один, тогда не
было бы ответственности других за его поступки.
Никто кроме него не был бы в ответе. И это была
его слабостью. Одиночество и стремление
отвечать самому за себя, но не за кого кроме
себя. Он охотно помогал раньше, но со временем
что-то изменилось, а теперь изменился он. Не
хотел помогать, стал безразличен ко всему, что
касалось ее. Все стало неважно. Как-то раз, он
обмолвился о каком-то круге, что он смог его
порвать и, что был очень глуп, не замечая его
раньше. На ее вопрос, правда, заданный с
легким раздражением, он вспылил и сказал, что:
“воду решетом не зачерпнешь, а зеркало не
склеишь, отражение все равно будет из
осколков, а трещины возникнут внутри, ветер не
запрешь в клетку…” и кучу метафор вдобавок.
Когда она попросила объяснений, он ответил,
что с глухими разговаривать бесполезно, взял
сигареты и ушел курить на кухню. Наконец,
спустя два месяца общения на повышенных
тонах, она стала понимать, что это не блажь, а
что-то более серьезное. Предложила обратиться
к врачу, он хмыкнул и ушел… на неделю.
Вернулся заросший, пьяный, хмурый и еще более
замкнутый. Разговор не клеился, не было у него
желания говорить, вместо этого он бросил на
стол пачку исписанных листов разделся и лег
спать. И сон был беспокойный, а потом он
закричал “Нет”, схватился за правую руку, на
которой проступила кровь, зарычал что-то
совсем не понятное о какой-то Тени и попытался
встать, но, запутавшись в простыне, упал на пол
и разбил нос и только тогда проснулся, ища что
-то безумными глазами. Она спросила, что ему
приснилось, он ответил: “Кошмар”, растирая
кровь идущую из носа…
… он растирал кровь идущую из носа, не
понимая где находится, и зачем. Наконец-то
поднялся и побрел в ванную. Дрожащими руками
открыл кран с холодной водой и стал смывать
кровь с лица. Алые капли падали на белый
фарфор, тут же размывались в розовую струйку
и убегали в слив. Он стоял завороженный этим
зрелищем. Стоял долго, пока не увидел струйку
крови, бегущую к локтю, и собирающуюся в
огромные капли, которые падали на пол. Ритм
падения капель и цвет крови завораживал,
будто жизнь уходила из него капля за каплей. В
дверь тихонько постучали. Он открыл. Вошла
Марина и с ужасом уставилась на лужу крови на
полу. Макс спросил: “Чем это ты меня так?” У
Марины глаза еще округлились: “Я? Ты что
всерьез?”, - она чуть не ревела.
- Да, успокойся ты … это очередная моя
дурацкая шутка.
Из глаз Марины потекли слезы.
- Перестань, - сказал он ей с досадой, - ничего
не случилось. Лучше посмотри как здорово, - он
опять сосредоточился на падении капель.
Марина не выдержала.
- Прекрати. Немедленно. Надо все обработать,
надо…- и замолчала, потому что, Макс
протягивал ей руку.
Она вынула из аптечки вату, бинт, йод и стала
аккуратно промывать рану, похожую на удар
ножом, очень большим ножом. Макс сидел,
запрокинув голову вверх, кровь, кажется,
перестала течь. Взглянув в зеркало, он увидел,
что нос его разбух вдвое от того, чем наградила
его природа.
- Что тебе снилось?
- Крейсер “Аврора”, - прогнусавил Макс, он
усмехнулся, - а если честно лучше не знать. В
голове его пронесся бой, который он вел с
демоном, и он чуть было не лишился руки, если
бы доспехи оказались хоть немного слабее. И
этот крик “Не-е-е-т”, который вылетел из уст
молодой женщины, видящей, как ее ребенок,
вот-вот ударится виском о стол. Самое странное
– женщиной была Жанна.
- Надо вызывать “скорую”, - сказала Марина.
- Зачем?
- Швы накладывать, рана очень глубокая.
- Заживет и без швов. Промой саму рану и
забинтуй ее.
- Уже промыла, но… кровь не останавливается.
- Сейчас, - он закрыл глаза. Представил рану и
стал представлять, как она зарастает,
покрывается корочкой засохшей крови. Через
несколько минут он открыл глаза, кровь почти не
сочилась, - вот видишь, не надо никакой
“скорой”. Принеси лучше сигареты.
Марина вышла, а он еще раз осмотрел порез,
слишком глубокий, с чернотой внутри. “Лишь бы
только не отравленный был”, - подумал он, - “а
так, заживет”. Вернулась жена. Он закурил и
постарался больше не думать о ране… и о
кошмаре, который ему приснился.
Она выставляет впереди себя своего ребенка и
спрашивает:
- Ты хочешь разрушить его мир?
Он отвечает:
- Ты спряталась за ним как за щитом, но…
задаешь справедливый вопрос. Нет, я не хочу
рушить его мир. Теперь ответь ты. Ты хочешь
быть счастливой?
- Да, но не могу. Давай превозможем себя.
- Давай изнасилуем себя.
- Тебе не привыкать, ты уже изнасиловал меня.
Его брови лезут вверх, глаза округляются.
- Не смотри на меня так.
Он поднимается. Смотрит на нее, на ребенка,
обматывает вокруг шеи шарф. По-прежнему
удивленно и обиженно смотрит ей в глаза,
разворачивается и делает шаг в сторону двери.
- Стой.
Он не видит, но чувствует спиной происходящее,
(как это обычно бывает во сне), словно в
замедленной съемке.
Жанна бросается к нему, но задевает ребенка.
Не в силах затормозить от толчка, ребенок летит
виском прямо на угол стола. Мать не успевает
схватить его и, не удержавшись, хватается за
длинный шарф Макса, затягивая его на шее. Он
же разворачиваясь по часовой стрелке, слышит
нарастающий крик: “А-а-а-а” выставляет свою
ладонь прямо перед углом. Ребенок ударяется о
ладонь и отшатывается назад. Стоит готовый
заплакать. Жанна все тянет за шарф. Горло
сдавливает все сильнее, шея не выдерживает и
раздается хруст. Боль и темнота обрезают
безумный крик матери. Тело Макса падает лбом
на угол стола. Очки вжимаются в лицо, стекла
разбиваются. Осколки разрывают щеку и нос.
Последняя мысль: “Вот и поговорили…”
… “Вот и поговорили”, - подумал он, глядя на
белый халат лечащего врача. Ничего
обнадеживающего он не сказал. “Ждите”.
Он откинулся на подушку. Бездействие его
угнетало. Ему было жаль мать, которая сильно
постарела за эти недели. Но если нужно, он
умеет ждать, если есть хотя бы один шанс из
сотни, он должен ждать, хотя бы ради нее.
Вспомнился последний концерт. Как он играл.
Больше ему так не играть, будет здорово, если
когда-нибудь он самостоятельно встанет. А
пока… ожидание, процедуры и вновь ожидание…
… вновь ожидание. Он сел в позу “лотоса” и стал
концентрировать волю на чакрах, погружаясь в
себя все глубже и глубже. Концентрация
достигла предела. Все тело его пронизывали
нити энергий, питали его. Он услышал Мир. Он
воспарил надо всем. Тело, в самом деле,
оторвалось от пола, но дух уже мчался над
спящей землей. Он стал Миром, Мир стал им.
Ощущение уже испытанное им, каждый раз
поражало своей новизной…
… Каждый раз поражало своей новизной.
Переворачивая страницу за страницей, не в
первый раз прочитанного, редактор открывал
что-то новое. Словно повесть переписывала
себя за ночь или несколько часов, когда
оставалась одна. И чем больше он ее читал, тем
больше хотелось перечитывать ее, строка за
строкой…
…строка за строкой неслись из-под его ручки
хлесткие фразы, бичующие его и бичующие ее,
жестокая, ненужная правда искренних чувств
вдруг захлестнувших его. Со злостью швырнув
окурок в пепельницу Макс схватился за новую
сигарету. Жадно затянулся и вдруг хмыкнув, стал
перечитывать написанное, но уже с улыбкой, а
дочитав до конца скомкал бумагу, сунул в
пепельницу и поджег. Язычки пламени плясали
по строчкам полным ненависти к себе и тому, что
он продолжает жить. Что-то произошло с ним
так внезапно, что дух захватило. И Макс понял,
он не может писать о ненависти ни к миру, ни к
себе, ни к Жанне, ни к кому… Потому что нельзя
ненавидеть мир, в котором живет его Жанна.
Потому что мир изменился. Мир стал иным. Мир
перестал причинять ему боль и страдания и дал
Жанну, а Жанна открыла ему двери в другой,
давно забытый Мир. Вот об этом он и стал
писать, и на его губах играла улыбка…
… На губах его играла улыбка, и Жанне, не
хотелось расстраивать его, но она все-таки в
очередной раз, начала сложный разговор с
намерением довести его до конца.
- Макс, я же просила тебя не приходить ко мне?
По-моему, да. Зачем ты явился вновь? Я не хочу
больше тебя видеть, слышать, я хочу забыть
Тебя и все что с тобой связанно. Мы же все
решили. А теперь дай мне обещание.
- Какое?
- Что выполнишь любое мою просьбу.
- А что ты задумала?
- Дай мне слово, что выполнишь.
- Хорошо.
- Сейчас я перестану быть твоей Маргаритой.
Она умрет, так же, как воскресла во мне.
- Но это же литературное самоубийство. Ты
убьешь образ ставший нарицательным.
- Ты забыл. Та, которая звалась Маргаритой,
умерла в тридцатых годах.
- Но для того, что бы отправиться с Мастером…
- Все. Ты останешься навсегда в памяти
Мастером. Пусть и Маргарита останется, но в
твоей памяти. Мастер! Я люблю Тебя! За те
мгновения, что ты мне подарил, за все слова, то
ты мне сказал, за то счастье, от которого
отказываюсь с болью. Пожалуйста, прости и не
делай попыток вновь обрести Маргариту. Ее
больше нет. Сейчас я тебя поцелую, и ты
уйдешь, и больше не словом, не жестом, не
напомнишь мне о ней. Она умрет. Помнишь ты
обещал…
Улыбка постепенно сползла с его лица, как
шелковый платок. Взгляд был острым,
пронизывающим, выжидательным. Она
выдохнула воздух.
- Понимаешь нам не Судьба быть вместе.
Помнишь, что мы загадали, не сбылось в срок.
Значит, Судьба, Бог, Высшие Силы сказали:
“Нет”
- Но они свели нас вместе, значит: “Да”.
- Но потом…
- Потом был только выбор. Для чего они, все эти
Боги, Судьбы, Высшие Силы свели нас вместе.
Только ли для испытания? Подумай сама. Стоило
ли из-за этого выстраивать такой сложный ход.
Они хотели посмотреть сможем ли мы отстоять
то, что у нас появилось.
Жанна упрямо сжала губы. А потом выдохнула:
- Оставь меня в покое. Ты никак не можешь
успокоится? Я только-только стала выстраивать
свою жизнь, у меня начало все налаживаться.
Уходи. В последний раз – у-хо-ди. Не ищи меня.
Оставь меня в покое. Если ты не можешь стать
счастливым, не хочешь этого, то, по крайней
мере, не лишай меня этого удовольствия. Да, я
трусиха, я не могу перешагнуть через этот страх,
а теперь уже, и не могу этого сделать.
- Но я не могу без тебя.
- А я не могу, так как ты. Уходи, - какая-то мысль
пронеслась у нее в голове, и хлестко как
пощечина у нее вырвалось, - неудачник.
Макс застыл. В нем боролись два желания –
поцеловать ее и ударить. Поцеловать – значило
бы лишить ее уверенности, но схлопотать
пощечину, дать самому пощечину ей, значит,
заставить ненавидеть, а значит и отпустить. Он
поднял руку и ударил. Губы Жанны сжались в
тонкую линию, а потом с них сорвалось:
“Хорошо”, с таким укором, но Макс уже не
жалел, что это произошло. На него накатила
усталость, он как-то вяло развернулся. Из глаз
неожиданно хлынули слезы, он рывком открыл
дверь и вылетел из кабинета, расталкивая всех
на своем пути…
… Расталкивая всех на своем пути, он несся в
свое убежище, когда внутри зазвучал голос
Мастера: “Стой!” Ошарашенный он остановился.
- Это всего лишь твоя память. Все это случилось
месяц назад и была еще одна встреча, когда ты
объяснил все, что узнал от меня. Она ничего
тебе не ответила, но когда ты взглянул ей в
глаза, она прошептала одними губами “Я люблю
тебя Мастер” и ты был счастлив.
- Тогда, что со мной сейчас?
- Ничего, ты просто сходишь с ума.
- Здорово.
- Не очень. Пришло время, пройти через Тень.
Мир потерял цветность, яркость, словно облако
набежало на солнце. В голове Макса взорвалась
боль, и он осел прямо на асфальт, сжимая
голову руками. Его что-то раздирало изнутри,
какая-то часть уходила вместе с Тенью, вместе с
болью, вместе с последними тремя месяцами.
Память о них стиралась, бледнела. Все это
длилось несколько минут, потом Мир засверкал
снова. Макс полез за сигаретами, достал одну,
закурил и вдруг, сигарета вывалилась изо рта.
До него дошло, что то, к чему он, как курильщик
уже привык за столько лет, было сделано по-
новому. Он всегда доставал сигареты из пачки
левой рукой, ей же закрывал пачку, сейчас же,
он как-то очень хитро управился правой, а левая
без его воли, уже зажгла зажигалку. Жесты
были не его! Он достал еще оду сигарету взамен
упавшей, вернее только подумал об этом, когда
руки автоматически сделали все сами. Жесты
были естественные, но не его!
С тех пор его безумье стало прогрессировать. Он
вспоминал события никогда с ним не
происходившие, но каким-то чудом пережитые
им. У него появилась новая черта –
молчаливость. Он не замкнулся, просто молчать
для него стало интереснее. Он вслушивался в
разговоры, иногда, очень скупо отвечал или
дополнял. Иной раз ловил себя на том, что
поправляет несуществующий пистолет,
засунутый за ремень джинсов сзади. Иногда
ловил предметы, вылетающие из рук на пол пути
к земле. А однажды, тогда он испугался, на
природе, долго вертя в руках нож, бросил его в
дерево, на котором сидела бабочка. Нож вошел
на несколько сантиметров в ствол, пригвоздив
насекомое межу крыльев, разделив маленькое
тельце практически на две равные половинки.
По ночам ему снились странные сны, которые то
веселили, то пугали его.
Но самое странное, он перестал искать встречи с
Ней, с Жанной. Зная ее телефон и адрес, он
лишь дважды воспользовался ими. Первый раз –
сильно перебрав – он тупо набирал ее номер, но
слышал лишь мужской голос. Прерывал связь и
через несколько минут набирал его снова. И
второй раз, на ее день рождения, он внезапно
сорвался с места, приехал в ее микрорайон, в
надежде хоть издали увидеть ее, страстно
желая этого, но не увидел. Очень медленно
прошел под ее окнами, которые уже погасли, и
вернулся домой. С тех пор он ее не видел. Кроме
как во сне. Но сны были яркими, реальными…
…сны были яркими и реальными. Ей снился Макс.
Как они бредут ночью, по какой-то дороге,
упирающейся в звезды, взявшись за руки, и
весело о чем-то болтают. В этих снах ей не надо
было себя
сдерживать и она разворачивала его к себе и
целовала, вплетая свои руки в его волосы. И он
отвечал ей с такой нежностью, что она
взмывала птицей вверх. Но утром она помнила
лишь, что была счастлива во сне и все это
счастье вливала в ребенка. Но однажды ей
приснился другой сон.
Перед ней стояла молодая женщина, очень
сильно на нее похожая.
-Прощай Жанна!
- Ты знаешь меня?
- Даже лучше чем ты думаешь. Я – Маргарита.
Та самая, которую так точно угадал Булгаков.
Это я была твоим голосом, мыслью, тобой, когда
ты встретила Макса – Мастера. Я та, которую ты
захотела убить в вашем последнем разговоре, но
не смогла. Я лишь образ – отражение тысяч
Маргарит тысяч писателей, я тысячи женщин
мечтающих стать Маргаритами, верящих в
Любовь и желающих сделать свой выбор и
ждущих этого годами. Я – Мечта многих мужчин
мечтающих встретить меня и дающая им силы
жить. Сегодня мы расстанемся с тобой. Прости,
что я вторглась в твою жизнь, изменила ее,
изменила тебя. Прости. Просто мне очень
понравился этот мальчик. И мне кажется он сам
Образ. Новый Образ. Ищущий, страдающий,
решительный. Мне его будет не хватать, он
похож на моего Мастера, но… он другой,
слишком одинокий. Он таким и останется. Жаль.
Я хотела бы сделать для него хоть что-то, но…
все что можно было сделать, уже сделано. Он
прошел через Тень, и вместо того чтобы забыть
все, вобрал в себя часть памяти Мастера. И
теперь его богатая фантазия стала еще богаче,
но скоро она не выдержит. Разум тоже
погрузится в мир грез и ложной памяти, там и
останется. А если он и вырвется оттуда, то
станет ничем не примечательным человеком. Как
ты это называешь? Неудачник? Благо и таким он
проживет не долго.
- Благо для кого?
- Для него конечно. Ты думаешь легко
разрываться между долгом и любовью,
реальностью и фантазией, когда и то и другое
реально. Я виновата и перед ним и перед тобой.
Перед ним – за то, что явилась в его жизнь,
перед тобой – потому, что разрушила твой
логичный мир и заставила нарушить твой долг,
изменив твою природу. Но попробуй понять
меня. Я люблю своего Мастера, и хотела быть с
ним, пусть даже в чужом теле. И я сделала все.
Так что за тобой нет вины, и никогда не было.
Прости меня, если сможешь.
- А что дальше?
- Ты пройдешь через Тень и забудешь все. Все
твои воспоминания об этом времени подернуться
дымкой, а потом и вовсе сотрутся, но в тебе
останется частичка меня, а во мне - тебя.
- Скажи Маргарита, а Макс … кого он любил?
Тебя или меня?
- А ты кого полюбила Мастера или Макса?
- Макса, - не задумываясь, ответила Жанна, - он
мой Мастер.
- А он полюбил тебя, потому что Образ может
полюбить только Образ.
- Значит я тоже?
- Да, если бы было по-другому, не было бы этой
беседы.
- Но тогда я то же…
- Сойдешь с ума? Нет, не беспокойся. Ты будешь
тосковать по нему, но твой долг перед мужем и
ребенком сделают свое дело. Ты забудешь
Макса, но будешь помнить образ, сравнивать с
ним своего мужа и постепенно внушишь себе,
что они одно и то же.
- Но я …
- Подожди. Прежде чем ты произнесешь это,
подумай, очень хорошо подумай, придется
выбирать, а ты уже сделала свой выбор
однажды.
Жанна упрямо мотнула головой.
- Я не хочу забывать своего Мастера.
- Но ты не захотела остаться его Маргаритой.
Помнишь?
Маргарита закрыла глаза и стала говорить:
- “Дай мне обещание.
- Какое?
- Что выполнишь любое мою просьбу.
- А что ты задумала?
- Дай мне слово, что выполнишь.
- Хорошо.
- Сейчас я перестану быть твоей Маргаритой.
Она умрет, так же, как воскресла во мне.
- Но это же литературное самоубийство. Ты
убьешь образ ставший нарицательным.
- Ты забыл. Та, которая звалась Маргаритой,
умерла в тридцатых годах.
- Но для того, что бы отправиться с Мастером…
- Все. Ты останешься навсегда в памяти
Мастером. Пусть и Маргарита останется, но в
твоей памяти. Мастер! Я люблю Тебя! За те
мгновения, что ты мне подарил, за все слова, то
ты мне сказал, за то счастье, от которого
отказываюсь с болью. Пожалуйста, прости и не
делай попыток вновь обрести Маргариту. Ее
больше нет. Сейчас я тебя поцелую, и ты
уйдешь, и больше не словом, не жестом, не
напомнишь мне о ней. Она умрет. Помнишь, ты
обещал…” потом он начал спорить, и ты назвала
его неудачником.
- И он влепил мне оплеуху.
- Он отпустил тебя. Что ты испытала после
удара?
- Удивление.
- А сразу за этим?
- Я его готова была убить. Ненависть, потому что
он поднял на меня руку.
- Но ведь ты сама просила его об этом.
- О пощечине?
- Нет. О ненависти. Помнишь ты сказала ему: “Я
прошу, оттолкни и начни ненавидеть меня. Это
лучше чем любить”. Он лишь сделал то, о чем ты
его просила. Правда, с опозданием, но он
оттолкнул тебя. Ты знаешь, что он тысячу раз
хотел попросить прощения, но боялся, и не того
что ты откажешь в прощении, а того, что после
этого твой покой будет нарушен. Он так и любит
тебя издали, звонил по телефону, бродил вокруг
твоего дома в день твоего рождения. Теперь ты
поняла?
- Нет. Но я поняла другое. Мне нужно с ним
увидеться.
- Решай сама. А теперь прощай.
На Маргариту накатила Тень. Густая, черная, но
прозрачная. Тут же она добралась и до Жанны.
Та вскрикнула от боли пронзившей ее голову и
вдавила пальцы в виски, но боль уже отпускала
и она проснулась…
… “и она проснулась” Рита аккуратно сложила
листы и спросила:
- Мастер, сенсей, а что будет с ними дальше?
- Пойдем, сама увидишь, - он сел в позу
“лотоса”.
Рита села напротив. Мастер взял ее руки в свои,
взглянул в глаза, и их души воспарили над
миром, а потом зависли в небольшом проходе
между домами.
С одной стороны вошел молодой человек. Рита
почему-то знала, что это Макс. Закурил, и
двинулся вглубь прохода. Навстречу ему вышла,
молода, красивая женщина. “Макс”, - тихонько
позвала она. Он поднял голову, увидев ее,
улыбнулся, тело напряглось, дернувшись к ней,
но он остановил себя. “Рад вас видеть Жанна”, -
улыбка сошла сего губ, но в глазах горел огонь
незаданных вопросов, - “Как ты сюда попала?”
- Я искала тебя.
- Зачем?
- Я хочу поговорить.
- Зачем? Разве вы не все сказали мне в
последнюю встречу?
- Макс, перестань мне выкать. Сегодня ночью я
видела сон. А в этом сне Маргариту.
- Какую Маргариту?
- Макс, зачем ты надо мной издеваешься?
Макс замер и в голове его пронеслась мысль,
которую услышала Рита “Да потому, что я не
могу сказать, что люблю тебя, что рад видеть
тебя, слышать твой голос, потому, что не могу
нарушить слова и хочу этого больше всего”.
- Издеваюсь? Даже не думаю. Просто не могу
понять, о чем ты, извините – вы.
- Перестань Макс. Пожалуйста. Давай
поговорим.
- О чем?
- О нас и о том, что с нами произошло. Наконец-
то я все начала понимать.
- Хорошо. Давай поговорим.
Они вышли в маленький сквер и сели на
скамейку. Сенсей и Рита приблизились.
Незамеченные они продолжали слушать и
смотреть. Жанна пересказала свой сон, за
исключением нескольких моментов, касающихся
будущего Макса. Он внимательно слушал и
кивал. Внутри же его бешено стучало сердце, и
мчались мысли “Наконец-то Она рядом, наконец
-то мы снова говорим”. Жанна закончила.
- Что ты об этом думаешь? - спросила она
- Только то, что все это правда. Теперь ты
прошла через Тень, и все будет хорошо… у тебя.
Я же буду ждать?
- Ждать чего?
- Новой встречи, нового разговора.
- Макс, я люблю тебя, неужели ты не понял?
- Зачем я тебе? Я уже сломался. Скоро я сойду с
ума. Буду балансировать на краю. Зачем тебе
безумец?
Жанна опустила голову.
- Значит, ничего не изменить?
- Значит, нет.
В этот момент их накрыла темнота, черная,
непрозрачная и они исчезли на минуту. Потом
явились вновь. Но это были уже другие люди.
- Маргарита, теперь дороги обратно не будет.
- Я знаю, но пусть они будут счастливы, а мы
сделаем все, что в наших силах.
Время стало раскручиваться вспять. Риту и
сенсея бросило на полгода назад.
В кабинете дым стоял коромыслом. Вдруг один из
молодых людей поднялся из-за стола и сказал:
- Все, мне пора.
Вокруг загалдели.
- Макс, Макс, подожди…
- Нет, у меня дела
- Ну, на посошок.
Он улыбнулся.
- Наливай.
Взял стаканчик, опрокинул его внутрь и сказал: -
“Пока”, - улыбнувшись кому-то в зеркале. Рита
заметила ответную улыбку молодой,
обворожительной женщины, которая стала
подниматься: “Мне тоже пора”.
Вышли из дверей они вместе.
- Правда, хороший вечер? Правда, Мастер?
Прощай?
- Нет, до свидания.
И ушли в разные стороны холодной ночи,
сдержав обещание, данное там, в мире
фантазии Максу и Жанне…
… Макс и Жанна шли по дороге упирающейся в
звезды. Она остановилась и, притянув к себе,
поцеловала.
- Ты счастлив, мой Мастер?
- Да, моя королева, наконец-то я счастлив…
Сенсей добивал слово “конец” и думал о
предстоящем разговоре с редактором…
Барабанщик играл очень неплохо, но пару
сбивок все-таки залажал. Ему еще нужно было
вырасти, что бы стать Мастером…
А над Миром висела Луна. Огромная и
прозрачная и лишь на мгновение ее закрыла
Тень…
THE END
Март – 21 июля 2001года.
Свидетельство о публикации №205122600095