Новогодняя стилизация. Он такой

Никаких Новых Годов больше не будет. Я поняла это, когда белозубая идиотка в синем костюме закрыла люк, а трап отъехал от самолета. Никаких Новых Годов не будет, потому что на моих глазах единственный настоящий Дед Мороз этой страны становится Санта Клаусом другой. Я знаю: сейчас он уткнулся в иллюминатор и плачет. Он такой. А я стою как дура с сухими глазами и машу рукой. Как будто это что-то меняет.
В детстве, когда он уже был Дедом Морозом, мы обожали звонить в дверь и убегать, оставив подарки у соседней двери. А потом через пролет смотрели, как хозяева, воровато оглядываясь, тянут подарки с соседского коврика. Когда он повзрослел, он всегда плакал, вспоминая об этом. Он такой.
Однажды я спросила его:
– Почему ты не возьмешь меня к себе снегурочкой?
А он отвел глаза, ссутулил свои чудовищные брови и промямлил:
– У тебя ноги кривые.
– Дурачок, – засмеялась я, – Можно надеть длинный кафтан и видно ничего не будет.
– Будет, – горестно сказал он и заплакал. Он такой.
А как он пел детям песенку Деда Мороза! С его-то слухом и голосом. Дети слушали, открыв рты.
– Мама, дедушка пьяный, да? – спросил мальчик в костюме зайчика у женщины с сердитым взглядом.
– Нет, – сказала женщина, – Он больной.
А он как стоял оскорбленный, трезвый, потный в своем тулупе и бороде, так и заплакал. И дети утешали его, пели ему песенки и дарили подарки. А воспитательницы, стоя в сторонке, растирали по щекам потекшую тушь. Он такой.
И хотя Новый Годов больше не будет, годы пройдут. И возможно, когда я стану по-настоящему старой, и мне будет уже действительно все равно, он прилетит. И я встречу его в этом дурацком аэропорту. А он обнимет меня и скажет:
– Ты знаешь, я был такой дурак.
А я скажу:
– Да, – и заплачу.
Потому что он такой.

(благодаря Л.Е.), 2005 г.