Встреча

 Посвящается хозяевам жизни.


 Погода - дерьмо. Мокрый снег, не прекращающийся на протяжении последних нескольких суток, презрев все старания дворников, умудрился загадить своей мерзкой, грязной кашей все тротуары и дороги, и всё равно продолжал упорно сыпать с разверзшихся небес. В такую погоду хорошо сидеть в тёплом доме, разволившись в удобном кресле и, попивая Глинтвейн, тёплое вино со специями, слушать Боба Марли или же, на худой конец, Стинга. Да вот только мне надо валить на работу. Работаю я начальником одного из отделов крупнейшего, в нашем регионе, нефтеперерабатывающего предприятия. Шишка не малая, ещё чуть-чуть удачи в карьерном росте, и мне уже не придется каждое будничное утро гонять своего «Круизёра» за город, где и находиться наша «контора». При этом раскладе меня, ухоженного и важного, будет возить породистая «немка» с вышколенным водилой за рулём и здоровенным охранником на переднем сидение.
 - Эх-х-х-х-х, где же ты, счастье! - притворно простонал я, прекрасно сознавая, что в чем-чем, а уж в наличие этой жизненной компоненте у меня проблем никогда не было.
 Пора выходить из дома. Новые туфли, причиняют неудобства, правый слегка маловат и натёр костяшки пальцев. Вот же не пруха, кажется в том самом месте где у меня уже была старая, болючая мозоля! Но переодевать их ни за что не буду! Я купил эту пару совсем недавно, сразу же после того как «Бос» щегольнул в такой же модели у нас в «конторе». Так что сегодня мне предстоит провести не мало сладостных минут, выставив на показ эти модные штиблеты, когда я сложу свои ноги на край стола перед самыми мордами моих тупоголовых подчинённых которые припрутся ко мне в кабинет на утреннюю летучку. Люблю я эти сладостные минуты. Ты сидишь в огромном кресле и почём зря, дворовым матом, распекаешь, вытянувшегося перед тобой стрункой, подчинённого. И чем солиднее, умнее и старше выглядит этот бедолага тем большее удовольствие ты получаешь от этой выволочки. Сплошной оргазм, лучше этого может быть только групповуха, то есть когда ты разом дерешь всех своих подчиненных…
 Спускаюсь по лестнице вниз, открываю дверь подъезда и, преодолев нелепыми прыжками «минное поле» из мутной смеси снега, воды и грязи, под аккомпанемент матерков в адрес дворников всего мира, торопливо сажусь в машину. Завожу свой шикарный агрегат и, не дав ему толком прогреется, ставлю рычаг трансмиссии на «драйв». Поехали. Еду и вновь матерюсь. Но теперь уже не по поводу работников ЖКХ. И проблема вовсе не только в том, что на дороге кроме меня одни «чайники» и «лохи», к этому я уже привык. Гораздо хуже то, что туфли, несмотря на все мои старания, всё равно по самые шнурки в мерзкой, липкой грязи, а правый опять принялся настойчиво натирать мозоль, ровно там где уже была старая. Как же я не догадался взять с собой сменку? Спокойненько переобулся бы в авто перед тем как зайти в «контору» и горя бы не знал. А теперь придётся чистить порядком испачканную пару прямо у себя в кабинете.
 Только я выехал за город, как из придорожных кустов, где притаился ГИБДДешный драндулет, словно чёртик из табакерки, выпрыгнул «мент». Старательно свистит в свою дудку и машет полосатым жезлом, настойчиво приглашая меня к себе на разбитую обочину. Вот же скотина, не мог прицепиться к кому иному. Ничего, свернув с проезжей части и медленно притормаживая, я добрый десяток метров проехал от убитой патрульной десятки и намертво встал в самой гуще придорожного дерьма.
- Получи фашист гранату.
- Любишь «бабло» рубить, люби и грязь месить, - довольно заржал я.
 Подходит, раздражённо прикладывает руку к козырьку мятой, форменной кепи, а у самого в глазах кассовый аппарат уже во всю щелкает. Нужно быть слепым что бы ни заметить как это дорожное пугало натужно соображает, сколько же нужно слупить с лихача, что бы полностью компенсировать доставленные им не удобства, да и про интерес напарника при этом не забыв…
- Инспектор…
 Но я его совсем не слушаю, демонстративно достою из солидного пресса сотку и протягиваю в приоткрытое окно джипа. Во первых: однозначно знаю что нарушил, патологически не умею ездить без нарушений. Во вторых: у каждого свой хлеб. Я отечественное производство подымаю с колен. Он водителей на «бабки» ставит. Кто на что учился, хе-хе-хе. Хотя, если быть до конца откровенным, учился я всегда с трудом. Еле-еле 10-ть классов закончил. Институт купил. Да и какой там институт после службы в родной армии, в которой кроме прикроватного табурета ничего полезного в голову поместить не могут. Зато дворовый институт прошел от и до!
 Однако прочь мечтанья, в настоящей действительности было, что-то не так. В окружающем меня микромире присутствовало некое ощущение дискомфорта.
 -В чём дело, командир, - удивился я, обнаружив, что до сих пор сижу со стольником, трепещущемся под злобными дуновениями холодного ветра, в протянутой наружу руке. Оторвав свой взгляд от дорожной перспективы, маячившей в лобовом стекле моего «Круизёра», я медленно и тяжело, как умею это делать, посмотрел на припухшего «мусора». Увиденное мной было ещё более странно. Кассовый аппарат, совсем ещё недавно царивший в его взгляде, был прочно заменён выражением любви, а на лице «мента» расплылась дебильная улыбка обожания.
- Славка, привет – лыбился он, - Ты что, не узнаёшь меня?
- Какого чёрта? – тупо парился я, потеряно вертя стольник в замёрзших пальцах.
- Может ему мало?! – вдруг посетила меня спасительная мысль.
- Славка, это же я, – продолжал грузить меня этот чудик. – Я, Мягков, неужели ты меня не помнишь?!
 Я совсем, уже было, полез обратно в карман за портмоне, когда в моём подсознании, наконец, блеснула искра некоего узнавания.
- Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э…?! – заскрипел я, поворачивая к нему своё лицо с напрочь приклеенной к нему маской растерянности и удивления.
- Да, да…! Мягков, Мякиш! Помнишь, именно так вы меня прозвали во дворе?! Мы с тобой вместе в школе учились, в десятом классе, - радостно продолжал долдонить он, - Да и тусовались тоже вместе, ты у нас ещё в компании за главного был!
- Ёбсель–моксель…! – наконец пробило меня, - Мякиш, ты что ли?!
- Конечно же я. Кто же ещё, - он, широко улыбаясь, расправил плечи и, отойдя на пол шага назад, даже развёл в стороны руки, как бы готовясь принять меня в свои крепкие, братские объятия. И, ей богу, я бы вышел! И обнял бы его! Не смотря на то что, вспомнилось мне вдруг, что он никогда не пользовался авторитетом в нашей толпе, да и попал туда, мягко говоря, случайно. Да вот только беда в том что, остановившись именно в этом месте обочины, я сам загнал себя, буквально выражаясь, в лужу, которая мутным пятном обнимала протекторы моего джипа. Вылезать прямо в неё и уродовать свои штиблеты окончательно мне вовсе не улыбалось.
- Здорова, Мякиш, - притворно радуясь, воскликнул я и, высунувшись из окна автомобиля, протянул ему руку, - Как поживаешь, старина?
 Мякиш просиял и схватился за неё словно передовик производства за переходящее красное знамя. Продолжая активно трясти мою пятерню, он, нисколько не сконфузившись моим явным пренебрежением, вернулся обратно в самую грязь и принялся что-то оживлённо говорить.
- Вот же натура, – подумалось мне, - Или это ментовская выучка? Кстати, как его зовут? Не удобно целого капитана называть Мякишем!
 Я молча сидел, кивал головой словно болванчик в такт движения его губ и совершено его не слышал. В моей памяти вдруг начали всплывать образы столь старые и забытые что, казалось, они касались не меня, а иного, мало знакомого мне человека.
 Мякиш попал к нам в компанию в самом конце школьного обучения. Его отец, военный с большими звёздами, привёз семью в наш город после своего очередного служебного перевода, и Мякиш нарисовался в нашем дворе, когда мы учились уже в десятом, выпускном, классе. Бригада у нас была дружная, дюжина крепких, спортивных парней объеденных по территориальному и возрастному принципам и пара проверенных сосок, которых нынче принято называть странным словом «гёрлфренд». Было ещё десятка полтора прилипал, которые приходили к нам, когда мы в чем, то от них нуждались и затем незаметно растворялись в «большом мире», когда это «нечто» мы от них получали сполна. Явление Мякиша компании было весьма оригинальным, хотя, честно говоря, он тоже был своеобразным «прилипалой», вот только в отличие от остальной массы себе подобных в конце концов не мы от него поимели, а он от нас. Точнее сказать от Надюхи, одной из наших подружек - пацанок. А началось всё с куда как романтично. Этот лопух умудрился втюриться в неё ну прямо по самые «нехачухи». Надька была конечно девкой красивой но, в силу своего богатого жизненного опыта, абсолютно неприспособленной для большой и чистой любви. Её мать, тётка в принципе неплохая, лишившись в результате автомобильной аварии мужа, родного отца Нади, довольно быстро нашла ему замену и выскочила замуж второй раз не дожидаясь одинокой, безрадостной старости. Отчим, во всех вопросах человек положительный, занимая к тому же немалую должность в местной, районной администрации, понимал всю важность и значимость процесса воспитания подрастающего поколения и постарался отнестись к этому делу с душой и чувством. Уже вскорости он распростёр свою горячую любовь не только на супругу, но и на малолетнюю падчерицу. Девчонке совершено некуда было деваться. Мать её даже слушать не хотела, а властей, запуганная отчимом, она сама боялась. Очень скоро, ища хоть какой то защиты и понимания, она попала в наши крепкие объятия. Зарекомендовав себя положительно в различных мелких акциях своей новой семьи, как-то «кидок» киоска или гоп стоп припозднившегося пьянчуги, она прошла полное посвящение, переспав со всеми мужиками Бригады, и стала, в конце концов, её полноправным членом.
 Вот тут то и пришел её звёздный час. Отчим, несмотря на всё своё высокое моралите, не отличался трезвым образом жизни. Так что однажды поздним вечером, подловив его в крепком подпитии, мы без труда всей толпой затащили пьяного педофила в подвал и хорошенько избили. В конце экзекуции мы дружно помочились на распростёртого на бетонном полу, окровавленного и внезапно протрезвевшего от смертельного испуга мужика и пообещали ему, что если он не прекратит и дальше упражняться в «педагогике» со своей падчерицей то мы ему, просто на просто, отрежем яйца и запихаем их в его паскудную глотку. На удивление быстро лечение возымело положительный эффект и существенно помогло выздоровлению данного «пациента». После применения этой народной методы, над отчимом Надюхи словно бабка пошептала, он не только перестал её насиловать, но и в самом деле превратился в ласкового мужа и внимательного, заботливого отца. Вот вам пример поразительной эффективности нетрадиционной медицины!
 Но Надюха, после этого волшебного превращения отчима, на которое не могла нарадоваться её родная мать, не изменила устоявшегося, в последнее время, образа своей жизни. Видимо уроки, преподанные заботливым отчимом, не прошли бесследно для психики девчонки. Хотя, вполне может быть, ею руководили и иные резоны, например чувство благодарности за полученное удовлетворение местью и острая необходимость в дальнейшей защите, которую ей давала принадлежность к нашей Бригаде. Как бы там ни было, Надька продолжала балдеть, самозабвенно отвисая с нами во время наших бурных гулянок, и исправно исполнять свои обязанности перед коллективом, умело обслуживая своим телом пацанов или же стоя на шухере во время очередного нашего гоп стопа.
 Вот именно в эту прошмандовку и влюбился воспитанный мальчик из культурной, офицерской семьи с длинной родословной, чьи благородные корни терялись ещё в «николаевских» ранжирах. И Надюха, вместо того, что бы отколоться от нашей толпы и попробовать устроить, где-то далеко-далеко, свою личную жизнь с Мякишем, который ради неё был готов на всё, какого то чёрта приволокла этого слизняка к нам в компанию. Мы же, отдавая должное её былым и не забывая о будущих её «заслугах», а так же из чистого ребячества, впустили его в нашу стаю.
 Любовь зла, всё это видя и прекрасно понимая, Мякиш, словно хвост, продолжал ходить всюду за Надюхой, и исполнял любые её капризы. Надюху же, эта ситуация весьма да же устраивала. Паж, который всегда к твоему полному распоряжению, смотрящий на тебя словно на богиню и готовый, по одному только капризному изгибу тонкой брови своей госпожи броситься к чёрту в пасть, это ли не мечта всякой, даже такой, а может тем более такой - «битой», девчонки. Да, было весьма забавно наблюдать за эмоциями, сменяющимися на его тонком, породистом лице, когда эта лахудра обслуживала в соседней, подвальной комнатушке одного из наших братков, а он сидел, совсем рядом с постанывающей в оргазме «королевой», и пытался сделать вид что, ровным счётом ничего странного не происходит. Это было в двойне забавно оттого, что Мякишу то она, как раз, вовсе не давала…
- Славка, а ты помнишь Надю? – вдруг вырвал меня из небытия вопрос Мякиша.
- Конечно помню, спрашиваешь,- ответил я немного смутившись созвучием наших мыслей и прямотой его вопроса, - Ты с ней до сих пор …э-э-э-э, ну-у-у-у…!
 - Нет, - выручил меня Мякиш, - Говорят что она, после того как ты ушел в армию, и ваша бригада развалилась, спуталась с наркоманами и плотно села на иглу. Хорошо если она сейчас вообще ещё жива.
 Почему-то мне стало вдруг грустно. Может быть, вовсе даже не из-за поднятых из глубин сознания воспоминаний, а потому что, чёртова туфля, продолжала яростно натирать мою мозоль. Как бы там ни было, но это отразилось у меня на лице, по тому что Мякиш вдруг ляпнул:
- Да ты не переживай. Тебе винить за это себя не за что, ты и так сделал для неё не мало.
 И мне что-то так не понравилось в мягком тембре его голоса и во всё понимающей улыбки, которая играла на его лице, что я не преминул выдать ему гадость:
- А тебе есть за что? Ведь она у тебя первой была, а Мякиш. Ты даже вроде жениться на ней собирался?
- Да, ты прав, - вот теперь выражение его лица мне нравилось гораздо больше.
- Но я ведь тоже уехал из города. В военное училище поступил, - продолжил он виновато. Мой старый знакомец начал вновь что-то говорить, но меня уже захлестнули новые воспоминания.
 Мякиш всё же умудрился кое-что получить из сложившейся нездоровой ситуации. Если уж и не любовь Надежды, то её тело наверняка. Случилось это опять же при весьма забавных обстоятельствах, и, прямо скажем, не без моего личного участия. Я и в самом деле, был неформальным лидером в нашей Бригаде. Не только потому, что получил разряд по боксу, выступая на районных соревнованиях, но, прежде всего благодаря своему тонкому житейскому уму, который подсказывал мне как можно легко управлять своими сверстниками, играя на различных их слабостях. У кого через ложь, у кого через страх, у кого благодаря заступничеству я завоевал непоколебимый авторитет в нашей бригаде и, порою, моя авторитарная власть, только слегка прикрытая накидкой коллективных решений, к которым я же и подводил своих товарищей, была весьма жесткой. Но авторитетом я был только в нашей бригаде. За границами нашей стаи я был только одним из множества пацанов, на которого в полной мере распространялись все неприятности и проблемы, присущие моему возрасту и современной, городской жизни. И надо же было такому случиться, что именно в то время когда на моих глазах разворачивалась драма при участии Мякиша, нечто подобное происходило и со мной самим. Да, я влюбился. Влюбился по самые уши и, как это часто бывает с мальчишками столь юного возраста, безответно. Моей пассией была девчонка с нашего двора, с которой мы, к тому же, учились в параллельных классах одной школы. Все девять классов совместного обучения я её вовсе не замечал. Но в десятом она расцвела, словно прекрасный цветок и поразила сердце несчастного парнишки своей дивной красотой. Правда, может быть, определённую роль во внезапно проснувшихся чувствах к этой диве сыграло ещё и то, что в этот же период времени вокруг неё начались какие то нездоровые поползновения со стороны наших районных авторитетов. Неудивительно, ведь она была, по моему разумению, красива как нимфа. Стройная, длинноногая со смуглой кожей и огромными, зелёнными глазами на утончённом лице, она не могла не привлекать к себе внимания разного рода проходимцев. И хотя нельзя было сказать, что она являлась первой красавицей нашего двора, в этом возрасте, что не девчонка то Джоконда, но для меня не было прекраснее существа, чем Дарья.
 - Даша, Дашенька, Дашунька, - как только я не называл её, оставаясь с нею наедине. Но, к моему огромному сожалению, подобное уединение имело место быть только в моих мечтах, потому что в жизни она меня бессовестно «динамила». Нельзя сказать, что она меня совсем не замечала, всё же я не был пустым местом в наших краях. Но, похихикав со мной, построив глазки и надавав мне ещё целую кучу авансов на ближайшее время, она, вдруг, куда то пропадала. Только потом, от своих корешей или же от совсем посторонних для меня пацанов, я узнавал, что её видали в ночном клубе или на дискотеке, а то и в ресторане, вместе с одним из этих трёх толстомордых уродов.
- Вот же ****ь, прошмандовка дранная, - жёстко решил я тогда, глупо пыжась, - Но ничего, будет и на нашей улице праздник.
- «Отольются Кошке Мышкины слёзки»…, вот только я плакать не умею, а тебя научу обязательно, - бессмысленно пыжился я скрепя зубами.
 Но как бы я не хорохорился. Какие бы напраслины я для себя не возводил на Дашку, но любить её меньше из-за этого не мог. Вот и в тот примечательный вечер, я сидел в главном углу нашего загашника в подвале, слушал краем уха базар пацанов, а сам представлял, где и с кем сейчас может куролесить эта лярва. Душа от злости и обиды так рыдала, что мочи не было, как хотелось, кого ни будь от****ить. Кого же? Конечно же, кого-то из «прилипал», например Мякиша. Надька была здесь, а значит и этот слизняк где-то рядом. О-о-о, в тот памятный день он вполне мог стать моей жертвой, так как его поведение, к тому времени, меня уже порядком достало, но ему вдруг сказочно повезло. Отыскивая его вечно убитую горем рожу, я внезапно услышал одну фразу:
 - Что, слизняк, сейчас я пойду пердолить твою зазнобу, а ты сиди здесь, никуда не уходи. Вернусь, расскажу тебе в подробностях, как она мне подмахивала.
 Варенику, пацану из нашей бригады, наоборот в тот вечер очень сильно не подфартило, ибо это он брякнул эту гнусность. Понятно, что он обращал её к Мякишу, но она так гармонично переплелась с мыслями, которые крутились в моей башке, и так плотно увязалась с моим поведением в последнее время, что меня прямо выкинуло из кресла.
 - Встань, сука, - гаркнул я Варенику и тот в недоумении вытаращил на меня свои блеклые глазёнки.
- Вставай, - почти прорычал я, помогая ему подняться с жалобно заскрипевшего топчана на ставшие вдруг ватными ноги.
 Серия ударов была короткой, но жестокой. Сползая по стенке, он неумело прикрывался трясущимися руками, а я, стараясь добить, принялся его остервенело пинать. Нас не пытались разнять. Знали, что если у меня срывает крышу, то лучше в это время мне под руку не попадаться. Но в тот раз я успокоился удивительно быстро, сорвав на Варенике первую ярость, я оставил повизгивающую жертву в покое и повернувшись к остальной, притихшей вдруг, братве жестко заявил:
- Если не хотите иметь дело со мной, то Мякиша лучше больше не доставайте! Всем понятно?
- Да…, конечно…, кому он нужен…, - посыпались со всех сторон растерянные заверения. Но мне, в прочем, не было до них никакого дела.
- Надька, - позвал я, - бери парня за уду и тяни его в спальню. В Бригаду посвящать его будем!
- Что скажете, братва? - я вопросительно посмотрел на товарищей, впрочем заранее зная что никто, никто не посмеет мне возразить.
 Конечно же, это моё решение было грубым нарушением негласного устава нашей толпы. Оно, просто, не лезло ни в какие рамки сложившихся у нас обычаев и правил. Хотя бы, потому что посвящение «телом» всегда происходило в самом конце ритуала, после того как претендент пройдёт кучу всяких иных испытаний и проверок на вшивость, а Мякиш не прошел ни одной из них. Хотя бы потому что он никогда не был одним из претендентов. Он был всего лишь прилипалой, не более того. Но в тот вечер мне было абсолютно на это наплевать. Был конец последней школьной весны, впереди были экзамены, выпуск, армия и, в конце концов, совершено новая, а значить счастливая, жизнь.
 Конечно же, в тот вечер так никто и не посмел мне возразить. А в глазах Надюхи я прочитал даже некоторое облегчение, видимо ей и самой эта нездоровая ситуация уже порядком надоела и она только и ждала чьей либо помощи для того что бы из неё как ни будь выпутаться. Самостоятельно решать свои проблемы она так и не научилась...
 - А Дашу помнишь, - вырвала меня из прошлого фраза брошенная Мякишем.
 Вот же сука, заскрежетал я зубами. Он что мысли мои читает?
- Руки ещё на мой аппарат складывать повадился, - подумал я, с остервенением посмотрев на рукав его форменной тужурки, - Полировку поцарапать хочет, что ли. И эта, мозоля, вдобавок ко всем неприятностям, мозги мне парит…
 Видимо мой взгляд выражал гораздо большее, чем я бы того хотел, потому что Мякиш вдруг смутившись, нервно отдёрнул свою руку от крыши «Круизёра», где она до сих пор мирно покоилась.
- Так как же всё-таки зовут этого Мякиша? Что-то такое старинное и смешное одновременно. Мы ещё, помнится, обзывали его по созвучию с именем. Может Владлен? Да нет, как-то иначе.
 Выражение его лица, наконец, напомнило мне того, прежнего, Мякиша. Напомнило как он, после того памятного вечера, смотрел на меня с восхищением, которое уверенно тонуло в чувстве животного страха и врождённой неловкости.
 Потом моя память принесла мне образ Даши, в выпускном платье. Я вдруг чётко, в мельчайших подробностях, вспомнил, как не только осуществился мой план, по достижению заветной мечты, но и даже был в чём-то превзойдён. Я вспомнил, что наметил свою операцию на вечер выпускников. Вечер, когда все выпускники, а значит и мы с Дашей, будут в одном месте. Когда все вокруг, забыв старые обиды и неприятности, будут думать только о хорошем и светлом. О том самом что только и может ждать их в ближайшем, счастливом будущем. А значит, не будет самоконтроля не в выпивке, ни в поступках. И главное, на пьянке посвященной вечеру выпускников не будет взрослых, не считая учителей-маразматиков. На ней не смогут появиться эти ублюдки с толстыми шеями и маленькими башками, которые украли у меня невинность моей первой, настоящей любви.
 Всё так и получилось, или почти так. Я весь праздник был возле Даши, она была вовсе не против этого, и нам в этом никто не мешал. Мы выпивали, затем долго гуляли вдвоем по ночному городу, а затем мне каким то чудом удалось уговорить её заглянуть в наш подвал.
- Чердак сарая, в котором устроил свой штаб Тимур и его команда, - почему-то сказала она, войдя в наше логово.
 Но мне это было абсолютно безразлично. Я хорошо подготовился к этому вечеру. Заранее предупредил свою братву чтобы никто из них не вздумал даже кончика своего носа показать здесь. Пополнил запас восковых свечей и припрятал в трубах, подающих горячую воду жильцам этого дома, тетропак с красным, креплёным вином.
- Вот же маленький ублюдок, - вдруг улыбнулось мне сегодняшнему, солидно сидящему в комфортабельном авто, - а я ведь уже тогда знал ломовой эффект горячего вина, действующего словно ночной жулик, который прячется в тёмной подворотне поджидая свою жертву а затем, со спины, одним махом сносит её голову тяжелым кастетом опьянения. Любовь к глинтвейнам и пуншу у меня должно быть сформировалась с тех, поросших юным пушком, лет. Ха-ха-ха.
 В ту ночь у нас с Дашкой всё было. ВСЁ было. И страстные ласки двух юных тел, и, почти что добровольный с её стороны, минет. Но всё это было как-то странно. Чувствовалась какая-то зажатость в её движениях, поступках. Тогда я объяснил это пренебрежением ко мне, и это меня просто взбесило. И только позже, когда я властно повалил её на видавший виды топчан. Когда стал яростно рвать, на слабо сопротивляющейся и жалобно плачущей Дашке, платье. Когда, закинув её ноги себе на плечи и оттянув полоску тонких трусиков в сторону, попытался с ходу проникнуть в неё. Когда, наконец, преодолев упругое сопротивление в её лоне и услышав болезненный крик, вырвавшийся сквозь её плотно стиснутые зубы, вдруг понял. Вот тогда я, наконец, понял, что был у неё первым. Первым мужчиной. Такие то вот дела, брат. Я пол года безрезультатно увивался за ней и, получая отказ, думал, что она пренебрегает мной только по тому, что я рылом не вышел. Я думал, что она в полный рост спит с авторитетами, которые катают её по ресторанам, а они, оказывается, просто поспорили между собой на пять тон зелени кто из них, без принуждения, лишит Дашку невинности. Правда, узнал я эти забавные подробности уже позже, перед самым моим уходом в армию, который и был вызван этим спором, вошедшим в конфликт с моей юношеской любовью. Примерно на второй день после этого памятного для меня вечера, весть о свершившемся событии распространилась достаточно широко по нашему городу и, всё же, достигла ушей этих «крёстных отцов». Так что некие доброхоты, после этого, сказали мне прямо:
- Авторитеты, огорчённы твоим поведением и, в связи с этим, лишенные возможности достичь решения в споре, постановили, что невинности лишать будут тебя. Если конечно же ты не вернешь им пятнадцать тон зелени. Трижды пять равно пятнадцать!!!
 Денег таких у меня в то время не было да и быть не могло. А добровольно вливаться в хоть и дружную, но бесконечно далёкую для меня семью опущенных и гомосексуалистов, мне чертовски не хотелось. Вот и пошел я, от греха подальше, охранять бескрайние рубежи нашей родины. Но это было позже, а той памятной ночью, я, заряженный молодостью и вооружённый опытом, полученным от наших пацанок, не давал Дашке покоя до самого утра. Помню даже то, что когда брал её сзади, не смотря на блеклый свет свечей, ясно смог рассмотреть кровавые потёртости на острых бугорках хребта её смуглой спины. Так что грех ей было на меня жаловаться за ту сказочную ночь. Возможно, что подобной, волшебной ночи у неё уже никогда и в жизни то не было. Да она, в те сладостные дни, и не думала жаловаться. У неё просто не было на это времени, ведь в тот короткий период времени, который уложился между выпускным вечером и моим поспешным бегством ближайшей партией в армию, для нас двоих существовал только любовь. Казалось, что всё это время мы двое только и занимались тем, что постоянно трахались. В подвале, на чердаке, в подъезде, в сараях, в гараже знакомца, у меня дома, у неё в спальни. Да просто в лесу, если больше не было где. Слава богу, лето в том году выдалось славное. Любовь, одним словом. Оказывается она давно уже на меня запала, только боялась меня почему-то, очень. Вот же дура.
- Я только тебя люблю, и больше никого в целом мире, - тихо шептала Дашка, устало раскинувшись на примятой траве, которая только что служила нам любовным ложем, - А дядьки эти взрослые, что? Вежливо приглашали, красиво ухаживали, культурно намекали на пастель, дураки. Но я ведь не проститутка, какая то что бы со старичьем всяким спать!
 Святая невинность. Получается это она их «динамила» а не меня! Хе-хе. Но я их ещё больше огорчил, когда срулил в армейку. Они наверное волосы на заднице рвали, головы то у них бритые были, когда обнаружили это! Ха-ха.
 Первые пол года моей службы она даже письма мне писала. Но я не отвечал, времени и сил совсем не было. А потом мне синичка в клювике принесла весточку, что эти ублюдки всё же добрались до неё. Может быть мне мстили, может быть ей? Только ей то за что?! Затем она, куда то уехала, наверное родители отправили подальше от нашего сучьего города, спрятали от ублюдков уголовных. А потом кто-то написал мне, что она вышла за муж. А кто-то даже, уже и не помню кто, поспешил доложить, что видал её, вроде бы, на федеральной трассе, в роли плечевой. Одним словом единственное письмо которое я ей отправил из армии содержало в себе один развёрнутый тетрадный листок, в мелкую клетку, на котором был чётко оттиснут гуталиновый след кирзача, с дописанным к нему снизу лаконичным стишком:
- Если бы не этот сапог Солдата,
- Тебя б имели Волки НАТО!!!
 Такие дела, да уж. Увидались мы с нею вновь гораздо позже, года через полтора после моего возвращения из армии. Где она была всё это время я точно не знаю. Может и в самом деле на трассах голосовала? Старые авторитеты к тому времени, уже успели перестрелять друг друга, во время одной из очередных попоек, и у нас в городе, появилась новая, настоящая, Бригада. Я как раз гармонично вливался в её сплочённые ряды, зарабатывая авторитет вышибанием дани с рыночных торгашей.
 Встретившись случайно с Дашкой в ресторане, мы даже вначале оба обрадовались. Но встреча эта имела печальный конец. Наш дружный коллектив отмечал в тот вечер в этой забегаловке очередную днюху одного из наших братков, а она, Дарья, оказывается уже два месяца как работала там официанткой. Дарья, счастливая до небес, бегала между столиков и стреляла горящими глазками в мою сторону, видимо ожидала продолжения юношеской сказки. Я тоже был весь в предчувствиях былого. Но этому не было суждено сбыться.
 - Два раза в одну и ту же воду не войдёшь, - говорят мудрые люди.
 Кто-то из большаков, да что кто-то, мой нынешний бос, обратил внимание на несвойственную мне нежность в общение с какой то «дыркой» и умело поймал меня на «слабо»:
- Слабо тебе, парень, эту лярву раком отодрать? Перед всей честной компанией!
 Что мне оставалось делать? Лицо перед братвой терять что ли… Дарья и не сопротивлялась даже толком, должно быть от психологического шока… Ну а потом после меня ещё желающие нашлись, компания наша к тому времени уже порядком подпила. Весело, одним словом, погуляли. С чувством и толком. Говорят, что после того злопамятного вечера она уехала из нашего города навсегда. По крайней мере, я её больше никогда уже не видал…
 - Помню ли я Дашку? Как же, конечно помню. Трудно забыть такую классную дырку, – брякнул я первое, что мне пришло в голову, - говорят, что она сейчас «мамкой» на Тверском горбатится. Не слыхал часом, а? У вас же по оперативкам такая информация должна проходить.
 Лицо у Мякиша внезапно изменилось. Стало жёстким, исчезла эта его дурацкая улыбка, а в глазах появился холодный блеск.
- Жена она мая, Дарья то, - жёстко ответил он и в воздухе повисла тяжелая тишина.
- Дети у нас, - прервал тягостную паузу милиционер, - трое. Старшего сына между прочим Славой назвали. В этом году в суворовское училище поступил. Я ведь потомственный офицер. Дед вторую мировую от и до прошел. Батя мой полковника в Афгане получил. Да и сам я в Чечне побывать умудрился, будь она не ладна. Так что взяли парня в училище без проблем.
- Поздравляю, рад за тебя, за вас обоих, искренне рад, - идиотски смеялся я и молол при этом какую то чепуху, - Старший у тебя оказывается мой тёзка по имени будет, ха-ха-ха.
 Моё лицо, кажется, стало похоже на студень, по которому хлопнули ладошкой. Буря эмоций и переживаний пронеслись по нему в аккомпанементе с плавной сменой окраски, от изначально бордового, через желтый к зелённому и так постепенно к совершенно белому.
- Вот же идиот! Надо же так вляпаться. Насчёт старых грешков мне было совершено наплевать, кто старое помянет тому глаз вон. И что бы он там не намекал на счёт офицерской чести и полученного боевого опыты, мне его угрозы по барабану.
- Что сделает вшивый мусор члену «команды», пусть он даже целый майор и имеет боевые награды?!
 А вот за ныне сказанные слова мне и в самом деле перед Мякишем было чертовски не удобно. Какому, скажите, мужику будет приятно слышать, как вашу благоверную назовут «дыркой»? Неудобно получилось, однако. Да ещё мозоль эта на ноге разболелась.
- Пора дёргать отсюда, - понял я достаточно ясно, - Да и замёрз я уже тут с открытым окном сидеть. Хотя наш разговор и продолжался на самом деле не более пары минут, промозглый ветер успел уже достаточно выстудить салон автомобиля. Странное дело эта память. Говорят, что за мгновение до своей смерти, у человека перед глазами вся жизнь проходит, как в кино. Вот и у меня то же короткометражку подсознание прокрутило. К чему бы это? Надо сегодня аккуратнее за рулём быть.
- Извини, Мякиш, - обратился я к бывшему дружку, ныне целому майору,- Давай уже прощаться, а то я на работу опаздываю!
- Да, конечно, прощаться, - вторил мне чудик и я с удивлением заметил как на его лицо возвращается эта мерзкая, всепрощающая, улыбка, - Уже никогда больше не увидимся!
- Перестань, дружище, - мне вдруг стало так жалко его из-за этой духовной слабости, к тому же и последняя фраза прозвучала у него излишне похоронно, что я вновь высунулся из окошка автомобиля и постарался дружески похлопать его по майорскому плечу, - Мы с тобой ещё повоюем, старина. Ты на встречу выпускников пойдёшь в этом году? Вот и отлично, там и встретимся, водку попьем и былые денёчки припомним. Идёт? Привет супруге, детишек поцелуй за меня. Тебе повезло, у меня вот детишек нет.
- Поживём - увидим, - ответил Мякиш.
 Показав ему на прощание «нопасаран» и костеря себя, на чём свет стоит, я поднял боковое стекло и медленно тронул «Круизёра» с места.
- Вот же попал, это же надо было быть таким идиотом, что бы вляпаться в подобное дерьмо. Встреча выпускников…, привет супруге…, поцелуй детишек... Ага, в лобик. Ха-ха. Этот придурок ещё стоит и лыбится мне. Да я бы на его месте порвал бы всякого за такие слова! Или не всякого? Хотя какая разница, я ведь всё равно холост. Ха-ха. Так что всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо.
- Так как же его всё-таки зовут, а? Майора то. Может всё же Валериан? Не помню, чёрт. Если бы ещё не эта проклятая туфля, которая не даёт мне покоя. Мне или же моей мозоли?
- А это ещё что такое, - посмотрел я вдруг в зеркало заднего вида, - Он что, ручкой собрался мне помахать на прощание, или хочет воздушный поцелуй отправить. Тряпки кусок, а не мужик, хе-хе. Детишек нет, зато баблишко есть.
 И тут я вспомнил, наконец, его имя. Вениамин, Венька, мы его ещё периодически веником обзывали, для поднятия настроения.
- Веник, хе-…
 
 **********************************
 
- И долго ты собираешься стоять на морозе и пялиться вслед его машине? – раздался позади басовитый голос,- может быть, ты ему ещё ручкой помашешь? На дорожку, как говорится.
 Мякиш оглянулся на подъехавшую к нему сзади старую девятку с опознавательными знаками ГИБДД. Из окошка с водительской стороны выглядывал его напарник Степан. Несуразная милицейская форма придавала нелепый вид этой глыбе мышц, и Вениамин тихонечко рассмеялся.
- Что лыбишся? Клиент то сейчас с концами уйдёт.
- Не уйдёт, - ответил Вениамин, - я ему сейчас и в самом деле ручкой помашу. Только пусть отъедет подальше.
 Он медленно полез в карман форменной тужурки, что-то нащупал там, и, выпростав руку вместе с этим нечто, протянул её вслед удаляющейся автомашине.
- Бывай крёстный, - произнёс он и, немного обождав, нажал на кнопку пульта дистанционного управления.
 В следующее мгновение «Ланд Краузер» разлетелся на части от мощного взрыва. Его мелкие составляющие падали, словно огненный град, в радиусе сотни метров от точки взрыва, а обезображенный остов, объятый жадным пламенем, продолжал медленно, но неумолимо катится по безлюдной дороге. Он уверено пересёк её разделительную линию, затем встречную полосу и только скатившись с противоположной обочины и уткнувшись изуродованной мордой в кювет, остановился меланхолично догорать в полусотне метров от места своей «смерти».
- Что, пообщался со знакомцем? – спросил Вениамина, с лица которого всё это время не сходила благодушная улыбка, Степан, - О чём гуторили?
- Нормально всё. Ничего личного, только бизнес. Поехали, - ответил тот, устраиваясь поудобнее на заднем сидении ворованного автомобиля.
- Нормально! Вы слыхали. Нет, где это видано что бы ликвидатор балакал с объектом перед самой акцией? Ничего личного. Нет вы мне ответе на поставленный вопрос прямо, будьте уж столь добры.
- Поехали, холодно здесь. Да и менты скоро понаедут. Слушай, Степан, как они ездят на этих драндулетах. Неужели у государства нет денег, что бы посадить своих цепных псов на приличные тачки?
- Ты мне зубы не заговаривай. Что будет если «бос» узнает про твои выкрутасы? Тогда он бошки нам обоим поснимает. Ничего личного, видите ли.
- А как он узнает? – резко прянул к своему напарнику Вениамин, - «Иных уж нет, а те далече»! Может покойник в клювике принесёт?
- Иди ты, - осклабился Степан, с трудом унимая вдруг накинувшуюся на него дрожь,- Я то уж точно не скажу. Слышь Вень, а?
- Вень, слушай, ты случаем не в курсе, за что его заказали? – через мгновение спросил Степан, не столько из любопытства, сколько желая узнать «закрыл» ли его напарник предыдущую тему или же нет, - Хотя какая нам к чёрту разница. Главное работу сделать. Видимо перешел кому-то дорогу. Не иначе, перешел, а Вень!
 Вениамин, конечно же, слышал идиотский вопрос Степана, но предпочёл промолчать. Ему сейчас крайне не охота было, с кем бы то ни было, разговаривать. Он откинулся в угол салона автомобиля и, надвинув на глаза серое, форменное кепи, постарался уснуть.
- Пообщался со знакомцем, - да, жизнь интересная штука, всё ставит на свои места, - Ничего личного, только бизнес. Так да не так. Как же может не быть ничего личного, если жизнь порою «кино» снимает по чище самого Спилберга? Ладно, время всё на свои места расставит, «перемелется - мука будет». А вот пацан у него, у Славки, получился хороший. Но про настоящего отца ему знать нечего. Пусть растёт, мужает, получает офицерские пагоны и становиться настоящим защитником для своих стариков родителей, и для отчизны. Так же как и его предки, Мягковы.
- Ничего личного, голый бизнес. Кто заказал клиента? Какая ему, Вениамину, к чёрту разница, в самом деле!

*****************************

 Среди мириады горящих обломков автомобиля был один обособленный, не такой как все. Он пролетел по воздуху, выписав замысловатую дугу, и плавно спланировал в густую крону берёзки, которая сиротливо притулилась на самой обочине дороги, затем пружиненный её голыми, упругими ветками он вырвался обратно на свободу и, долетев до центра дороги, звонко шмякнулся своей фирменной подошвой об влажный и холодный асфальт. Овеянная ветром полёта, начищенная до блеска нежными берёзовыми ветками, правая туфля гордо, без единого грязного пятнышка на своей благородной коже, стояла посреди проезжей части и философски улыбалась, аккуратно завязанным бантиком, навстречу подъезжающей к ней шумной кавалькаде спецавтомобилей. Казалось что всем своим сияющим внешним видом она неоспоримо заявляла:
- Всё в этом суетном мире бренно! Кроме хорошей, качественной обуви. Она вечна как сам мир.

29.11.2005 года.