Мир стихий

Мир стихий. Мир людей.

Мы рождены в мире стихий. Одна стихия поглощает другую, но никогда не поглощает полностью. Нет границ, ибо границы есть ограничение безграничного, а безграничное не может быть ограничено. Так же высказывался и Спиноза о Боге и его атрибутах, как о безграничности. Но мир это еще и стихии, которые одухотворяют жизнь.
Стихии огня, жидкости, ветра, крови. Затвердевая, они образуют сущее. Сущее проявляет в себе безграничное Бытие. Бытие вещи в себе создает веру в ограничение, в субъективность вещи, в ее отстранение от окружающего. Однако она не может ограничивать, она в постоянном взаимодействии с окружающими явлениями.
Что такое духи, как не воплощение стихий, их образ? Так же, как слово являет собой абстрактное обозначение стихии, восприятие являет собой систему абстрактных обозначений. И чем многограннее символ, обозначающий явление, чем основательней он отражает многозначность явления, тем более представляет собой живой и действующий элемент системы.
Все больше охватывает умы и сердца тревога, страх перед крахом, страх перед неизвестностью. И что к чему приведет. Конец монистического пути развития? Но это не конец света, не конец человечества. Эсхатология превратилась из окровавленного кнута в сладкий пряник поражения и смерти.
Чем больше будет держаться человечество за обезглавленное тело ускользающей эпохи, тем больше будет литься крови, тем больше будет капищ и жертв, принесенных во имя Жизни. Чем больше будет страсти к потреблению материального, тем больше будет проваливаться в болото человечество. Когда жизнь превращается в товар, в единицу функционирования машины, тогда она теряет свою одухотворенность, превращается лишь в механизм, в гайку. В такое время рождается бунт стихий. А у стихии все равноценно: любая жизнь одинакова.
Нужно научиться жертвовать. В нашем мире и за небольшую выгоду продается веревка, на которой будет повешено человечество. Если не обуздать растущее чудище потребления, безмерного, безграничного, то это и окажется той самой веревкой. Небольшой процент людей способен воплощать всю свою алчность и страсть к потреблению, провоцируя более нищие слои к подражанию и ненависти. К всеобщей ненависти, к всеобщему подражанию. Даже любовь и помощь становятся ненавистью. И если страсть не будет обуздана, то кровавые капища наполнят землю. И Содом все ближе и ближе. И стихия огня уже готова ворваться, подгоняемая стихией ветра.
Митра скачет на своей колеснице, запряженной четверкой белых коней. И он уже не понимает где верх, а где низ. Где Асуры, а где Дэвы. С кем ему бороться и за кого. Он скачет и скачет и не решается смотреть ни вниз, ни вверх. И те и другие, словно сговорились. И те и другие словно заключили союз против него. Ему не видно света. Света слишком много. Ему не видно тьмы. Тьмы слишком много. Ему не видно коней, они слишком быстры. Ему бы остановиться, оглядеться, но он не решается, боится не успеть, боится опоздать. И так он все кружит и кружит и никак не решится ни остановится, ни пустить свои стрелы. Надо бы остановить своих белых коней, выйти оглядеться, вдохнуть свежего воздуха, приклонить свою голову перед нескончаемыми далями. И пусть первая стрела будет пущена в него. Он знает, что от нее он не погибнет. Пусть первая стрела будет больной, но тогда он поймет кто дэвы, с кем ему бороться. Первая стрела решит, теплая кровь согреет и спасет от рек крови. Первая жертва ляжет на алтарь, спасая мир.
Мир стихий безграничен. Она стихия проникает в другую. У них нет границ. У них нет врагов. У них нет жизни и смерти. И хотя мы – воплощение стихий, но мы их не определяем. Они существуют вне нас. Но не мы без них.

23 ноября 2005 г.