Жизнь на всякий случай

 Миллионы атомов пережили вечность, «Большой взрыв», юрский период, эпоху возрождения, вторую мировую, премьеры сотен тысяч фильмов, чтобы сложится в нее.
Они стали ее губами, руками, шепотом и дыханьем, взглядом и взмахом ресниц.
Она появилась из миллиона молекул. В ее губах встретились частицы вещества с берега Эгейского моря и пляжа Индийского океана. В ее теле уместились нейтроны с разных концов вселенной, они специально миллиарды световых лет летели навстречу друг другу. Иначе, зачем мне жить!? В ее вздохах частицы других космических цивилизаций, пыльца с Альфа Центавра и что-то иное, нам непонятное и чуждое с Большой Медведицы, а может какой-либо другой звезды. Сетчатка ее глаз хранит воздух, который наполнял пространство комнаты, в которой Леонардо писал свою женщину со странной улыбкой. В ее сердце течет то, что было когда-то росой на диком папоротнике, миллиард лет назад на ныне не существующем континенте Пангея. Она надевает кроссовки, не зная, что – это остатки тел когда-то живших морских организмов. Они плавали в первобытном доисторическом океане и не думали, что им суждено стать резиновыми подошвами человеческой обуви. Они просто дрейфовали по поверхности океана и подставляли свои тела солнцу, его живительным лучам. Лучи миллиарды лет летели, именно для этого, от самой той самой звезды, с этой целью. Да. Она садится на велосипед и катит вниз по склону. Лавирует по дороге, которая извивается, словно древняя змея из джунглей Амазонки. Идет дождь. Капли хлещут по лицу, оставляя мелкие царапины на коже, настолько незначительные, что их никто никогда не заметит. Дождь когда-то был на никому не известных островах. Потом появились люди и открыли уже другие. Например, вот эта капля была на Суматре, другая на Маврикии, а вот та, что упала на ресницы с Гренландии.
Она едет вниз, буксует на поворотах, смахивает капли с лица. Спрыгивает с велосипеда и открывает калитку небольшой усадьбы, которая окружена летним лесом.
Заходит в дом и встречает меня. Я укутался в плед. Горит камин, языки пламени пляшут первобытный танец и гипнотизируют двоих. Они не замечают ничего, кроме друг друга. Это мы. Она достает бокалы и наливает вино, оно искрится и потухает в нас. Теплеет.
Двое под одеялом. Вселенная сжимается до размеров наших сердец
 время сужается до промежутка между синхронными ударами нашего всеобщего пульса.
Бам, Бам, Бам…