девяносто 1

Если б кто задался целью узнать, зачем она всё это затеяла, то есть все основания опасаться, что того смельчака ждало бы полнейшее фиаско, потому как всё свидельствует в пользу мнения о непонимании самой Клавдии цели задуманного дела. Впрочем, смело можно предполагать несколько фактов, которые, вполне возможно, и стали причиною свершившихся в дальнейшем событий. Есть основания говорить о том, что в Клавдии с некоторых времен поселилась неудовлетворенность образом собственной жизни, во многом необустроенной, допускается также, и должно быть, небезосновательно, её разочарование в некоторых видах искусства, страстной поклонницей коих она, как всем известно, была долгое время, никак невозможно опровергнуть и гипотезу об исключительно личностных, так сказать, «амурных», причинах, подвигших Клавдию на совершение сего наистраннейшего поступка.
Как свидельствует её сосед, пожелавший остаться неназванным, посвятила Клавдия воплощению в жизнь своего творения времени немало, и, ведя рассказ о заключительной части её, если позволено сказать, работы, надо отметить, что она ушла в неё вся, ни днем, ни ночью не показываясь на глаза соседям и родственникам.
Материал, используемый ею для сооружения своего «прожекта» был, что ни наесть разнообразнейший, правда, достоверная информация о типах и структурах оного отсутствуют, но, черпая сведения из проверенных источников, есть основания заключить, что в её руках побывали и лёд, и стекло, и ватман, и шелк, и некие, произведенные заграничными фабрикантами «читаны». По всей видимости, не испытывая желания раскрывать тайну собственных дел, Клавдия долгое время скрывалась, не общалась, замкнулась в себе, производила впечатление молчуньи, коей характер, как известно многим её сослуживцам, в ней ранее и заподозрить невозможно было. По прошествии некоторого времени, об этом уже упомянуто выше, она и вовсе замкнулась в своем жилище, соседи же, в тактичности которых обвинить не представляется возможным, при прослушивании стен и заглядывании в замочную скважину в описываемое время, так и не снискали удачи в поисках истины о деле Клавдии.
Всё разрешилось 17 декабря, когда легкий снег ниспадал на неожиданно успокоившийся в тот момент обычно шумливый и говорливый город. Немногочисленная толпа зевак собралась у семиэтажного дома из серого камня, что парадной своей частью смотрел на пришедших людей как всегда покойно и умиротворенно. В мановение ока все собравшиеся устремили свои взоры вверх, когда на краю крыши появилась Клавдия. Даже на таком отдаленни можно было видеть, что глаза ее были закрыты, губы плотно сжаты, а руки распростерты, и, судя по всему, привязаны. Клавдия в результате была плотно прижата спиной к огромнейшей, выше её самой, снежинке.
- К чему, к чему? – изумленно переспросила Анастасия.
- К снежинке… Подожди, мне немного осталось, сейчас прочту, - Мишель проговорил это несколько возбужденно.
Пара неловких движений, дружный вскрик толпы, и медленное, кажущееся всем вечным, падение Клавдии.
Как выяснилось потом, все присутствующие от испуга закрыли глаза, когда ж открыли, то ровным счетом ничего не увидели – лишь снег огромными, но легкими хлопьями всё также опускался на землю.
- Как тебе? Тебе хоть что-то понравилось? – завершив чтение, Мишель с волнением устремил свой взгляд на Анастасию.
- Вычурно… Мысль не видна…. И стиль к тому же… Окончание какое-то детское… Что-то есть, конечно, но…
- Что стиль?! Что?! Всё отличимое от… Да ну!.. – хлопнув дверью, Мишель выбежал из каюты на палубу. Анастасия смотрела ему вслед с нескрываемо брезгливой улыбкой.
- Да что ты с ним нянчишься, Ани? Зачем он тебе? – Алик закурил сигару. – Сдается мне, его и вовсе не стоило брать с собой в путешествие. Может, отошлем его обратно, скажем, что есть важное поручение…
- Не уедет… - Анастасия говорила тихо, почти шепотом. – Упрямый…
- Я согласен с Аликом, - Красный встал с кресла, походил по каюте. – Он меня уже утомил, и премного утомил…
- Впрочем, мне всё равно… Мне уже очень давно всё безразлично… - Анастасия, похоже, никого не слушала.
Мишель тем временем в одиночестве метался по темной палубе. Могло показаться, что это холодный осенний ветер разогнал всех прочих участников путешествия, которых на этом огромном корабле должно было находиться немало, но нет, попросту постаралось время года – сезон долгих увеселительных прогулок уже закончился.
«Да как она смеет?! – рвалась в голове Мишеля зажженная мысль. – Да кто она такая?! Пользуется тем, что я… Я люблю её… А сама! Сама!.. С этими!.. Я покажу, я докажу! И ей, и этим!..»
Ненадолго Мишель исчез в соседней каюте, затем, выскочив на палубу, задержался возле светящегося окна, в котором виднелись темные силуэты Анастасии и ее друзей, после решительно распахнул дверь, ворвавшись внутрь, громко хлопнул ею. Прозвучало два выстрела. Затем еще один. Дверь в каюту сама по себе отворилась, и стало видно, что на полу лежат два человека, в них можно было безошибочно узнать Алика и Мишеля. Рядом с ними заметна также была чья-то рука, двум мужчинам явно не принадлежавшая, и хоть оставшуюся часть тела скрывала стена каюты, по блестевшим на запястье золотым часам становилось понятно, что на полу лежал еще и Красный.

На палубе показывается Анастасия. Её лицо бледно, губы плотно сжаты.
- Какая… Театральщина...
Она, шатаясь, идет на корму.
- Никого не жалко… Никого, - тихо шепчет она.
Оказавшись на корме, она воротником пальто прикрывается от сильного ветра с моря, что постепенно стихает. Устремив лицо вверх, Анастасия чувствует, как ее лица касаются спокойно падающие снежинки – начинает идти снег.