О, Саванна! О заметках писателя И. В. Зорина по поводу Фолкнера,

О, Саванна!
О заметках писателя И.В. Зорина по поводу Фолкнера,et al.

 «Перешагнув языковый барьер, иностранные произведения остаются загадочными, как вуаль незнакомки. Но уберите из них англицизмы, галлицизмы или ориентализмы, переложите их сюжет на российскую почву, и получатся книги, про которые Бунин говорил – их стыдно читать… Неудивительно, что печатное слово уже полвека теряет позиции, это писатель был пророком, литератор – фигура шоу-бизнеса»,- Иван Васильевич Зорин.

 Девушка Саванна любит англосаксонскую литературу, и Бог ей в помощь. Не все любят англосаксонскую литературу? Уильям Фолкнер, Айрис Мэрдок, Грэхем Грин, Джеймс Джойс, Джон О’ Хара, Ирвин Шоу, Джон Апдайк, Курт Воннегут, Артур Миллер, Артур Хейли – эти имена ласкают мой слух. Кое-что прочёл в оригинале, нахлынули воспоминания, простите. Кстати по-английски «литератор» означает либо книжный человек, либо специалист в литературе, а отнюдь не «плохой писатель», как может быть, подразумеваете вы. Ваш знакомый «литератор» - обычный прощелыга, проникающий на все тусовки (вполне возможно, что от английского Tussle – драка, борьба, или от Tussock – кочковатая лужайка). Есть такие люди, они были и будут всегда и везде. Они лезут в союзы, в клубы, чтобы повыпендриваться. Подобные типы обоих полов – эксгибиционисты.
 Упомянутые англоговорящие писатели, думаю, писали, прежде всего, для англосаксов. Русская литература пишется – для русских, киргизская – для киргизов. Чтобы вникнуть, надо читать на языке оригинала – это раз, и два – надо пожить в стране вместе с соотечественниками персонажей, начать мыслить на языке страны пребывания, чтобы понять и полюбить. Так рождаются китаисты, японисты, англицисты у русских, немцев, голландцев, французов.
 Чиновникам интересно и приятно читать литературу всех жанров от поэм до детективов о жизни чиновников, разведчикам - о шпионаже, крестьянам - о трудностях возделывания земли, большинству женщин о большом чувстве – любви, детям – о детских шалостях и фантастических приключениях. Если Вы никогда не жили (а не просто побывали) в Скандинавии, то произведения скандинавских писателей Вам, скорее всего, покажутся пресными и скучными.
 Таким образом, мы можем часть литературы отнести к камеральной: сугубо национальной, узкопрофессиональной или узконаправленной для определённой аудитории в её специализации по полу, возрасту или по отдельным страстям. Знаю, что в национальной литературе можно зачастую встретить не только иронию по отношению к нации писателя, но и насмешливую оценку потуг других наций стать цивилизованнее нации, к коей относится пишущий.
 Некоторые талантливые писатели пишут настолько хорошо и универсально о человеке и его окружении, что их, как Льва Николаевича Толстого, Фёдора Михайловича Достоевского и Антона Павловича Чехова, читают все элиты десятков государств (художественная, научная, техническая, военная, политическая, деловая элиты). При условии, если перевод сделан не менее талантливым писателем-переводчиком, принадлежащим к национальной элите. Замечу, что элита далеко (и даже совсем) не означает аристократию. Воровское сообщество или стая животных имеет свою элиту.
 Таким образом, мы классифицировали литературу на камерную и универсальную. У каждой свои прелести. Универсальная литература удовлетворяет интересы всех секторов читателей, но её мало, поскольку и больших талантов мало. Да и пишется она сложносочинёнными предложениями, да с подстрочными мыслями, что не всем легко воспринимать.
 Вот что мне вспомнилось, благодаря вашему эссе, Иван Васильевич. До середины 1980-х советская элита зачитывалась книжками журнала «Иностранная литература». Согласно плану в журнале необходимо было давать в равных количествах переводы писателей «братских социалистических» и «развивающихся» стран, и в последнюю очередь писателей из промышленно-развитых стран. Категорию «развивающихся» ни в грош не ставили – пролистывали не читая. Все охотились за произведениями американцев, западных немцев, англичан, итальянцев, французов, японцев, на худой конец – писателей южноамериканских стран, ЮАР, Австралии. Почему? Да потому, что там искали не сколько жизнеописаний героев, сколько описаний их материальной культуры: что едят, как едят, на чём ездят, куда ездят, какая у них заработная плата, почём мясо, бывает ли оно в магазинах, каков их секс, что думают о коммунизме и Советской России в частности? А вот последнее искать было совершенно бесполезно – таких не печатали, а если печатали, то с купюрами. Критиков марксистско-ленинского социализма цензоры переводили в разряд запрещённых враждебных авторов, к ним не разрешалось ездить в гости и приглашать в СССР. Не печатали отечественных авторов, позволивших себе написать правду о жизни советских людей. Подобный бытовой интерес к писателям Запада был характерен для большинства читателей. Литературоведы и вообще люди с широким кругозором читают, исходя из совершенно иных принципов – но им тоже ничто человеческое не чуждо. Если в романе Джона Фаулза «Башня из чёрного дерева», наряду с искусствоведческими рассуждениями, во многом недоступными советским читателям из-за информационного голода, есть, сверх того, описания наготы двух молодых бисексуальных женщин, не противящихся сексуальному контакту со стариком, то такой роман получает невероятный, бешеный успех у благодарных советских читателей.
 Самой интересной деятельностью человека можно считать научную и литературную деятельность, но таковой могут заниматься не многие, не только из-за отсутствия образования, талантов и абстрактного мышления, но из-за отсутствия средств, необходимых для такого рода деятельности. В сравнении с литературной деятельностью, требующей от писателя аналитического ума, грамотности, хотя бы одного глаза, одного уха, одной руки и, хотя бы одного обеда в день, для научной деятельности требуются несравненно большие ресурсы: микроскопы, телескопы, ускорители частиц, аэродромы, автодромы, космодромы и Бог знает какие только дромосы!
 В свою очередь, чтение является наиболее дешёвым способом познания окружающей среды, и многие этим занимаются. Радует, что достаточное количество наших соотечественников, оставаясь трезвыми, познаёт мир через литературу, в том числе чрез иностранную. Нельзя стать культурным человеком, не зная иностранного языка, таким образом, путём сравнения познавая собственную культуру. Переводная литература каким-то образом прикрывает эту брешь, но не полностью.
 О мнимом сообществе писателей, о котором вы пишете, хотелось бы сказать, что западные писатели никогда не могли стать и быть просто писателями (о чём в те далёкие времена ни наши писатели, ни читатели не догадывались). Они не могли получать содействие от некоего Союза писателей в публикациях и кормление за порой одну единственную за всю жизнь, опубликованную книгу, давшую звание лауреата, ездить в «дома творчества» и тому подобное. Все западные писатели одновременно работали (и сейчас работают) где-то за хлеб насущный (обычно в редакциях) и писали на пишущей машинке (теперь пишут на персональном компьютере) дома, не имея средств на стенографисток-машинисток. Советские классики никогда не опускались до машинки, не только из чванства, но и по причине запрета на несанкционированный доступ к пишущей машинке. Машинка во всех учреждениях в конце дня опечатывалась во избежание печатания прокламаций, призывающих к свержению режима. Все машинки, в том числе личного пользования проходили в МВД СССР регистрацию их почерка. При покупке пишущей машинки записывались паспортные данные покупателя и выходные данные машинки. А в Америке уже в те времена всех школьников обучали быстро писать с помощью клавиатуры.
 Теперь мы, новые русские писатели-одиночки, работаем, как некогда могли позволить себе только писатели западные, но совсем не так, как русские писатели времён монархии (они не использовали клавиатуру, рынок сбыта их трудов был относительно невелик, но и писатели редки, а времени у них был целый вагон). Ныне американцы подарили миру всемирную сеть, куда мы теперь можем выплеснуть всё, что у нас накопилось на жёстком диске, на страницы многочисленных сетевых изданий. Не надо обивать пороги издательств, унижаться перед редактором и его секретаршей, пичкая её шоколадом, наводить интриги и делать низменные предложения, клясться в верности партии и заветам Ильича. И, слава Богу.
 Вы правильно отметили, что книга стала товаром подобно сосискам или кондомам. Сначала у них, на Западе, а теперь уже у нас. В 1960-е годы, чтобы сделать paperback bestseller-ом на цветной обложке стали размещать рисунок полуобнажённой красотки. Западные писатели огорчались по этому поводу, а потом привыкли: не покажешь сиську - не продашь. Коммерциализация литературы это неоспоримый факт, хотим мы этого или нет. Сейчас бы нового Чехова не заметили без рекламы. Всё делается по законам маркетинга: сначала изучают сектор сбыта, тенденции в этом секторе, ищут ниши, потом бригада (редко один умелец, вроде Робски) пишет под заказ издательства, которое определяет содержание, название, псевдоним. Потом делается массированная реклама, зомбирующая покупателя, а потом быстрый сбыт. Мы с вами не такие. O Tempora, O Mores! Помимо активности издателя, сами авторы-нувориши активны: покупают тираж, издателя, звания, представительство. Какой западный делец откажется от чемодана с американскими деньгами?
 А вот про Ерофеева Виктора вы зря! Если В.В. Ерофеева имели в виду. Полагаю, что это Фонвизин двадцать первого века.

28 декабря 2005 года