время года зима

 Время года зима.
1.
Она – невеста моего брата, которую он первый раз привёл знакомить с нашими общими родителями. Зовут Юля.
Смотрю на неё уже где-то час или больше. Она старательно отводит взгляд. Слухи о том, что я немного того, странная то бишь, до неё, конечно же, дошли. Куда же без них…?
Нет, не подумайте ничего плохого, я не хочу её подставить, просто мне надоело сидеть здесь в качестве предмета интерьера. Хочу хоть в чём-нибудь поучаствовать.
Стол у нас маленький, даже четыре человека входят с трудом. Разваливаю под столом ноги (типа, сети расставляю) и жду, когда она их заденет, какая реакция будет, интересно ведь. Она ужасно стесняется и зажимается, поэтому попадётся в мою ловушку очень не скоро.
Родители мало её расспрашивают, видят, что волнуется. Хотя отцу всё равно какая девушка, он их абсолютно не разбирает. Сыну нравится – значит пойдёт. А мать начинает обсуждать невест только после того, как они уходят. Говорят, матери всегда так. Но моему братишке не повезло вдвойне, меня уже отчаялись выдать замуж. Не было никаких coming out’ов и прочих «прелестей» нетрадиционной жизни, просто я всегда стояла на своём. Не сдавалась. Я уже начала анализировать свою жизнь, что частенько происходит со мной по трезвянке, и чего я терпеть ненавижу, когда за мою ногу зацепилась чья-то чужая.
Юля здорово качнулась, но удержалась на ногах. Хорошо, что в это время, Мария Николаевна, мать моя, как раз отвернулась в сторону. Брательник мгновенно подскочил к своей зазнобе и, решив, что на сегодня с неё хватит, объявил, что проводит Юлю до дома.
Звонок сотового. Нет, не мой. Брат достаёт телефон из кармана, коротко разговаривает с кем-то, быстренько скисает. Юля напрягается.
-С работы звонили. Срочно просят подойти. Важно очень…
Хм… мне б такую девушку – я бы не пошла, ни за какие коврижки.
-Ладно, иди. А я домой пойду. Созвонимся вечером…
-Ага. Конечно.
Братик помогает надеть ей пальто, быстро накидывает куртку на себя. Как водится по правилам этикета, все дружно прощаются.
Смотрю я на Юльку, красивая она такая, беззащитная. Глаза такие светлые, голубые. Бесподобно. А я, свинья, такую-то растакую-то мать, обидела девушку не за что. Развлечься хотела, сволочь.
Они выходят из квартиры и садятся в лифт. Быстро накидываю куртку, слышу вопрос матери мне вдогонку:
-Ты куда?!
-Сигареты кончились!
Бегу вниз по лестнице, только бы не упустить её из вида. Здорово! Брат уже убежал, а она на остановке стоит. Подхожу, встаю перед ней, улыбаюсь.
-Привет!
-…
Тут очень не вовремя подходит автобус и Юля, обойдя меня, садится в него. Я заскакиваю следом. Протягиваю кондукторше деньги.
-Два билета.
-Нет один. И мне тоже один.
Она протягивает деньги кондукторше, стараясь не смотреть на меня. Дураку понятно – злится. Ещё раз в душе выматерив себя, сажусь рядом с ней.
- Ну, зачем ты так?
- Зачем ТЫ так?
Она демонстративно отворачивается к окну. А я разглядываю пристально её профиль и понимаю – влюбилась я. Очень.
- Слушай, я дура.
- Я тоже.
- Почему?
- Потому что разговариваю с тобой. Всё, отвали.
Автобус останавливается и она, резко поднявшись, выходит. Выбегаю за ней.
- Прости, Юль. Мне жаль, я не специально.
Мычу я голосом первоклассника, уткнувшись себе в ноги. Но одним глазом смотрю на неё и замечаю, что уже сильно не злится, скорее притворяется.
- Так ты простишь?
- Не знаю. Тебе оно надо, моё прощение?
- Очень.
- Зачем ты это делала?
- Просто.
- Тебя зовут-то хоть как?
- Анёк.
- Как?
- Анёк. Эт, типа Аня.
Подходим к подъезду, сейчас она уйдёт, видно так и не простит меня. Около подъезда огромная лужища. Обычно у нас не такая погода зимой, но вчера было тепло и всё растаяло. Сегодня холоднее, но кое-где остались такие вот незамёрзшие лужи, по которым, не замочившись, не перебраться.
Пока Юля присматривается, как бы перепрыгнуть лужу (хотя даже я её не перепрыгну!), подхватываю её и несу на руках, специально топая и разбрызгивая воду. Заношу прибалдевшую Юлю в подъезд и опускаю на ноги только возле лифта.
- У тебя же все ноги промокли. Заболеешь…
- Ерунда… Юль, дай мне свой номер телефона, ну пожалуйста…
- Зачем?
- Позвоню.
- У меня бумажки нету, только ручка.
- Вот… напиши прям на руке.
Она в очередной раз удивлённо смотрит на меня, с выражением лица «таких девушек я ещё не встречала».
Да, логика у меня железная, поэтому видно она не стала отказывать. К тому же без моей помощи вряд ли бы она так легко преодолела море возле подъезда.
- Пока, Ан…ёк.
- Ещё увидимся.
Я галантно поцеловала ей руку, отчего она вообще смутилась.
- Кстати, я простила тебя, - крикнула она, когда двери лифта уже закрывались.
Я вышла из подъезда, уже абсолютно не обращая внимания на лужу. Закурила, пытаясь понять какие окна её, но вдруг поймала на себе взгляд. Её взгляд. Подмигнула, и, докурив сигарету, пошла домой.
Я ещё не знала, что меня ждёт. Если бы знала… Да если бы и знала, ничего бы менять не стала. Я люблю. Люблю её.

2.
Телефонный звонок.
- Ань, тебя к телефону, - кричит мать из прихожей.
- Ща, иду.
- Юля это.
Беру трубку. Ты сквозь слёзы объясняешь что-то невнятное. Мне всё равно что. Я знаю и так. Раз ты плачешь, значит поругались с ним. С ним. С моим братом. Я люблю тебя больше жизни, а ты всё равно с ним. К чёрту мне такая жизнь. Два проклятых месяца. Я схожу по тебе с ума. Любое твое случайное прикосновение, любое нежное слово в мой адрес, мгновенно сносят у меня крышу. Ты ничего этого не замечаешь. Только он. Ты любишь его намного сильнее, чем раньше. Меня ты не видишь. Иногда мне кажется, заметишь ли ты, если я, скажем, вдруг трагически погибну, вскрыв себе вены в ванной. И иногда мне хочется это сделать. Минута какая-то и никаких страданий. Не тебя, не его, не твоих слёз, не его криков. Н и ч е г о. Но нет, ты заметишь. Кто будет губами собирать с твоего лица слёзы и часами обнимать тебя на диване, утешая? Ты видишь меня, но не видишь моей любви. Или видишь, но тебе наплевать.
Он вытирает об тебя ноги, или это у меня обострённое чувство нежности к тебе, и я готова убить ради тебя своего собственного брата. И не только брата, вообще любого. Как он может стоить твоих слёз? Он не стоит. Не стою их и я, поэтому сейчас, я в очередной раз соберусь и приеду тебя утешать. Мы будем пить чай у тебя на кухне, ты будешь всё время плакать. Я отнесу тебя на руках на диван и, стоя на коленях, буду рассказывать, как Виталик (брат мой) тебя любит.
- Я уже еду.
Я заканчиваю разговор и кладу трубку, чтобы повторить всё это в очередной раз.

3.
Сквозь пьяный туман у себя в голове слышу звонок. Долго разбираюсь, куда звонят в дверь или по телефону. Скорее это телефон. С трудом поднимаюсь на ноги и, запнувшись за бутылку из-под водки, лечу обратно на пол. Вот уже неделю живу в квартире у своего дружбана Лёки. Она уехала в командировку, в Питер, и я попросилась пожить пару недель у неё. Мне совсем невмоготу, а дома так не напьёшься. Родители все-таки. Телефон не унимается. Подползаю к нему на коленках.
- Алё…
- Привет, Анёк. Прикинь Виталь мне сегодня предложение сделал, вот только что.
- Какое?...
После двух бутылок водки выпитых с утра, а ещё только час дня, голова моя совсем не работает, поэтому я пытаюсь сообразить, о чём она вообще.
- Ну, замуж за него выйти.
У меня нет сил. Трубка сама вылетает из рук. Я стараюсь не разреветься - этот чёртов бабский атавизм. Поспешно хватаю трубку и свободной рукой тянусь за непочатой ещё бутылкой.
- Поздравляю…
Шепчу я голосом почти старческим.
- Ты не рада?
- Рада…
Теперь мой голос похож на бряканье железной банки по мостовой.
- Хочешь, я приеду.
- Нет.
- А ты будешь моей свидетельницей?
Что сказать тебе? Нет? Я могу сказать. Только зачем… Лишить себя последних минут с тобой. Ведь ты ещё раньше говорила, что если вы с Виталием поженитесь, то уедите в Таганрог, к твоим родителям. Навсегда. Ты по ним очень скучаешь.
Собственно из-за этого и происходили все ваши ссоры. Ты хотела в Таганрог, а он нет. Я бы на его месте уступила. Я сделала бы всё для тебя. Поэтому сейчас я отвечу тебе «да». Я СДЕЛАЮ всё для тебя. Ради тебя.
- Да.
- Анёк, я тебя обожаю.
- Ну, ладно, пока.
Я, не дождавшись ответа, кладу трубку. А в голове один вопрос – за что?
За что мне это всё? Такие мучения… За что?
И я снова прикладываюсь к бутылке.
Через пару дней приехала Лёка. Выкинула все бутылки, засунула меня в душ под холодную воду. На утро я уже наслаждалась похмельным синдромом и глотала горы аспирина, когда Лёка сообщила мне, что ты звонила уже пять раз, и она сказала, что я приболела. Ты хотела приехать, но Лёка отговорила. От Лёки я и узнала, что сегодня, к 10 утра меня ждут на свадьбу.
Откопав в вещах Лёки чёрные джинсы и рубашку, я отправилась на свадьбу. Головная боль даже помогала, она отвлекала от мыслей о тебе, об этой грёбаной свадьбе. Я прекрасно понимаю, что если счастлива ты, то и я должна быть счастлива. Но с ним ты счастлива не будешь. Да и не с кем другим тоже. Только со мной, потому что никто тебя не будет любить так, как я.
Подхожу к твоей квартире, дверь приоткрыта. Помещение забито людьми – твоими и его друзьями. Правда твоих родителей не будет, но ты всё равно радуешься.
- Привет.
Ты кидаешься мне на шею и слегка целуешь в губы, Виталик смотрит неодобрительно, но молчит. По-моему он обо всём догадывается. Интересно, догадываешься ли ты? Наверно, нет. Тебе и задуматься-то некогда.
- Слушай, Анёк, поможешь платье надеть.
И, не дождавшись ответа, хватаешь меня за руку и заводишь в спальню, закрывая дверь на ключ.
- Я тебя сто лет не видела! Где пропадала?!
Пила.
- Да так. Работы было много.
Вру, меня уволили с работы за прогулы.
Ты начинаешь раздеваться. Я не могу оторвать глаз. В хмельных ещё мозгах, как в замедленном действии, проскальзывают эротические картинки с тобой в главной роли. Ты замечаешь мой бешеный взгляд, но даёшь смотреть на себя. Всё что мне осталось только смотреть и то недолго. Чтобы чуть-чуть успокоиться, я отворачиваюсь к окну.
- Я не смогу без тебя.
- Я тоже буду скучать, коть.
Ты подходишь сзади и прижимаешься к моей спине. Я забываю как дышать.
- Тут ещё дело такое, Виталь сильно уезжать не хочет. А я согласилась выйти только с условием, что мы уедем в Таганрог.
Всё. Конец. Слов у меня больше нет. В полной тишине, трясущимися руками помогаю тебе надеть платье.
Мы выходим к гостям.

4.
Подъезжаем к загсу. Всю дорогу смотрю только на тебя. Хочу сохранить тебя в своей памяти такую – красивую и счастливую. Хочу запомнить тебя всю.
«Время года зима, время года терять,
Ты уже потерял, но ещё не остыл ко мне,
Время года зима, мы рискуем не стать,
Мы рискуем растаять без сопротивления…
Время года зима, время года не сметь,
Я не смею поверить, что старость и мой удел,
Время года зима, ты меня проглядел,
Ты меня как нон-стоп просмотрел, как кино во сне…
Удивляюсь судьбе, как ты там за двоих,
Нас запомнили все, нас запомнили все,
Ты верь, я тебя сохраню, как последний патрон,
Каскадёрам любви не положен дублёр, ты знай
Я запомню тебя, ты себя сбереги,
Равнодушие тем, кто плюёт нам в сердца,
Возвращаюсь домой, возвращаюсь домой,
Я запомню тебя от ступней до лица».
Верно Арбенина поёт, как будто обо мне и о тебе. Жаль, не о нас. Нас никогда не будет.
Мы зашли в здание загса. Регистраторша недоверчиво смотрит на меня – пытается понять девочка я или мальчик. Начинает читать подготовленную речь. Виталик произносит заветное «да». Теперь очередь твоя. Ты молчишь. У меня сердце в пятки уходит. Фигня, надежды нет. Тебя просто радость переполняет.
- Виталь, так ты дашь мне слово, что мы уедем в Таганрог?
- Давай, не будем начинать. У меня здесь работа, а в Таганроге что?
- Ты скажи да или нет!
Регистраторша смотрит с интересом, я тоже. Ничего не слышу и не чувствую. Приглядываюсь и ясно читаю по губам брата «нет».
- Нет.
Он произносит это вслух. Ты плачешь, а он даже и не пытается тебя успокоить. Вот свинья. Я хватаю тебя за руку и вывожу из загса. Сажу в машину и быстро уезжаю.
Девушку, которую я люблю никогда не будет унижать такой подонок.
Долго едем, ты уже не плачешь. Я молчу, не в силах что-либо объяснять.
Останавливаю машину, когда мы уже выезжаем за город. Я привезла тебя на дачу Лёки. Это место, о котором они не знают и искать нас не будут.
- Где мы?
- На даче у подруги моей.
Я выхожу из машины и ломаю замок на домике. Возвращаюсь к тебе и на руках несу в домик. Ты не против, даже за шею меня обнимаешь.
Разжигаю в домике камин, Лёка его сама делала, рукастая, однако. Рыщу по шкафам в поисках еды и одежды для тебя. Ты же в свадебном платье. Рубашка, джинсы и изрядно потрёпанная кожаная куртка быстро находятся за занавеской, на вешалке. Помогаю тебе переодеться и натягиваю на тебя свою куртку – она теплее, а мне и кожаная сойдёт.
Так… пара пачек лапши, пара… нет не пара, а больше, бутылок водки. Кипячу воду в чайнике, завариваю лапшу. Поворачиваюсь к тебе. Ты улыбаешься, вот только улыбка очень уж грустная, с примесью сожаления и боли.
- Всё будет хорошо.
Я уверяю в этом тебя, а сама не знаю так ли это. Знаю только то, что я приложу все свои силы, жизнь отдам, чтобы всё было хорошо, чтобы ТЕБЕ было хорошо.
Продолжаю кашеварить. Нахожу ещё банку тушёнки, опрокидываю её в лапшу.
- Вот и обед.
Садимся за стол. Я открываю водку.
- Будешь?
- Ага.
-Точно?
- Точно. Но чуть-чуть. Ты пойми, я не из-за Виталия, просто так, за компанию.
- Почему не из-за него?
- К чёрту его. Давай о нём не будем. К тому же девушка из-за парня не напивается.
- Зато девушка из-за девушки напивается.
Ты промолчала, ничего не сказала, значит тебя это не шокировало. Может ты знаешь, что я тебя люблю?
И мы уже не говорили о Виталике и о свадьбе. Ты рассказывала о своём детстве. Я внимательно тебя слушала, водка не шла. Мы только по 50 грамм выпили и всё. Когда я с тобой, пить совсем не хочется.
Мы болтали до ночи, улыбались друг другу, смеялись, вспоминали нашу первую встречу. Я глянула на часы.
- Юль, уже одиннадцать, спать пора. Я лягу на раскладушке, а ты на диване.
Я расправила диван, и раскладушку для себя. Закурила, глядя в окно на заснеженный посёлок.
- На прощанье не звука,
Граммофон за стеной,
В этом мире разлука
Лишь прообраз иной,
Ибо врозь, а не подле
Мало веки смежать
Вплоть до смерти,
И после нам не вместе лежать…
- Бродский?
- Да вот, вспомнилось…
- Давай погуляем…
- Давай.
Мы вышли из домика. Снег блестит от света фонарей, стоящих по краям главной дороги посёлка. Так... никаких слёз. Забить на всё. Сейчас я с ней - только это важно.
- Эй, давай в снежки!
И не дожидаясь ответа кидает в меня снежок. Он попадает в аккурат мне в шею и засыпается за воротник куртки.
- Ну, ща я тебе покажу!
Рычу и кидаюсь на неё, замечая в её глазах озорных чертят, корчащих мне рожицы.
- Чё покажешь-то?
Кидает в меня ещё один снежок и бежит по направлению к лесу. Несусь за ней как оголтелая, делаю прыжок, и мы валимся в снег. Она оказывается подо мной.
- Попалась!
Хохочет и пытается отбиться. Хватаю запястья и завожу руки ей за голову. Тепло её губ совсем близко. С удивлением замечаю, что она хочет, чтобы я её поцеловала.
Внезапно раздвигает ноги и прижимает меня ближе к себе. С нежностью, на какую только способна, впиваюсь в её губы. Целуемся, пока не начинаем задыхаться. Я не верю во всё это. Как будто во сне. Расстёгиваю замок на её куртке и нежно целую шею, сантиметр за сантиметром.
- Стой…
Услышала её не сразу, напряглась, страх уже сковал цепями моё сердце. Замерла и выжидающим взглядом, брошенного на улице в дождь щена, пялюсь на неё.
-… давай в домик… замёрзнем здесь…
Уже не о чём не думаем, целуемся ещё раз и бежим к домику.
Закрываю дверь, подбрасываю ещё дровишек в камин.
- Юль, я люблю тебя.
- Я тебя тоже.
- А зачем тогда за Виталия выходила.
- Я же сказала, давай про него забудем, как будто не было ничего.
Но ведь было… Я не стала этого говорить. Я люблю её и хочу, чтобы она была со мной. Я забуду его, забуду свои запойные недели, то как она рыдала по нему на моём плече, то как я вставала с утра с одной целью – выдержать, дожить до вечера, не вскрыв себе вены, не выпрыгнув из окна, не напившись снотворного.
В памяти останется только наша с ней встреча, промокшие мои ботинки, телефон, написанный на руке, который я не смывала, пока сам не стёрся. А ещё эта ночь…

Эпилог.
Завтра мы уедем в Таганрог. Я буду притворяться перед её родителями, что я всего лишь подружка, и мы вместе будем снимать квартиру. Будем гулять по ночному Таганрогу, целуясь в парках на скамейках до изнеможения. И я буду любить её всю жизнь, и она позволит мне любить себя. А через пару лет у нас будет ребёнок, мальчик. Это сын, моей знакомой, заразившейся СПИДом, уже после его рождения. И я больше никогда не вспомню о Виталике.
Н и к о г д а.