Истории старого капитана

Армию у нас, как известно, все любят. Особенно 23 февраля, и особенно те, кто собирается откосить сынка от службы. А зря. Ибо армия, как говаривал один «дикий прапор», как раз то место, где очень полезно и содержательно проводят два года жизни (в Украине всего год). Мы бы добавили, что и увлекательно тоже!

Вместо предисловия
Тут нужно сказать, чем армия отличается от гражданки. Если цивильный приодел пиджак, галстук, надушился не особо противным одеколоном, да еще и пребывает за рулем авто, то он - уважаемый человек!
У военных все не так. Если ты молод, и у тебя на погонах лейтенантские звездочки - это класс! Начальство пока снисходительно, девушки любят, гарнизонные дамы постарше по-матерински опекают, солдаты считают полусвоим. Словом, - служи, лейтенант, все у тебя впереди!
Но горе тебе, когда, дотянув до возраста Христа, ты еще капитан, а то, не дай Бог, и старший лейтенант. То, что ты неудачник, у тебя уже не только на обветренном лице написано, но, главное, и на погонах тоже. А если встретятся одногодки, где-нибудь слегка за сорок – молодой полковник и древний, прям песок сыпется, капитан, то это, знаете, зрелище не для слабонервных.
А ведь служба - она не по паркету марширует, она по песку и грязи, по камням и глине, и удача товарищу военному не меньше требуется, нежели футболисту. Попал в штангу – вот ты и не чемпион, не обладатель «золотого мяча», и не кумир, а сплошное разочарование для миллионов твоих недавних поклонников. Что касается товарищей офицеров, то тут почти то же самое – «не попал в струю», споткнулся на каком-нибудь случае, организованном бестолковой системой, не совсем уравновешенным солдатом или пьяным офицером из числа подчиненных и все. Умрешь в капитанах.
Вот с таким «старым и прожженым» капитаном, назовем его Николаем Горчаковым, как-то удалось пообщаться. И послушать его новогодние истории.

Как сержанта Горчакова посадили на гауптвахту
Дело было в одном весьма приличном городе, в котором воспитывало будущих офицеров военное училище. Курсантом оного, да что там курсантом – командиром отделения в звании сержанта! - приобретал знания, навыки и умения Коля Горчаков. В один из скорбных училищных декабрей стало известно, что их роте предстоит почетная обязанность встретить очередной Новый год в наряде.
Некоторым повезло особо – они загремели в гарнизонный караул, охранять не пустующую по случаю предпраздничных пьянок гауптвахту. Сержанта же Горчакова чаша сия миновала: получил он непыльный пост – дежурным по контрольно-пропускному пункту №2. На менее напряженном, но более витринном «номере первом» доверяли дежурить только многочисленным училищным прапорщикам.
В 20.00 31 декабря в училище начался традиционный день (вечер) открытых дверей. Правда, в отличие от еще двух подобных мероприятий – на присягу и выпуск, когда пропускали всякого встречно-поперечного, новогодний «свободный вход» был с ограничениями. Ибо предполагал пропуск на территорию не абы кого, а исключительно девушек. Молоденьких, разумеется, к тому же по каким-то одному Богу известным каналам узнавшим о проведении в училище в такое-то время новогоднего бала. Где будет слоняться при полном параде пребольшое количество молодых, красивых, крепких и перспективных молодых людей. Пребывающих, правда, взаперти долгих четыре года - по собственной инициативе и желанию. Это чтобы дослужиться, скажем так, до генералов.
В 22.00 ворота на вход свою работу прекратили – только на выход. Разумеется, это для тех же девушек – товарищам курсантам, не попавшим еще под вечер в увольнение, такая перспектива совсем не светила.
Тем временем сразу в двух актовых залах навысадку играли ротные ансамбли, звезды училищной самодеятельности на языке, очень похожем на английский, пели: «Ай лайв ю, ай вонч ю». Публика же в перерывах между измывательствами комсомольского начальства из числа офицеров, доставшего всех своими бестолковыми конкурсами, танцевала, выбирая, может даже, свое счастье, елы-палы…
Горчаков на сменку со своим помощником Васей Кутко тоже с часок потанцевал, приглашая приглянувшихся девушек. Когда он, довольный (не все так плохо, господа!) вернулся на КПП, Вася начал жаловаться, что какие-то наглые и, по всему, пьяные девахи бросают снежки в окошко, стучат в ворота и требуют пропустить их на бал.
Фигушки им! Не пустили. Дамы постучали, слышен был и обычный ныне разговорный репертуар девушек, а затем все стихло. Горчаков отправил Васю в актовый зал, а сам продолжил нести службу бодро, ничем не отвлекаясь, кроме чтения последнего номера журнала «Юность».
В 00 часов кто-то из офицеров (не без добра начальства) выпалил по случаю наступления Нового года пару сигнальных ракет «с зеленым свистком». Еще через час дамы начали расходиться. Процесс этот был неспешным, но где-то к двум ночи (троллейбусы еще ходили, да и толпа понятливых таксистов тоже была к услугам) все стихло.
Кошмары начались ближе к шести утра. Добрейший на свете полковник Фоменко, зам. начальника училища, который вежливо, не повышая голоса, объявлял (только в своем кабинете) офицерам неполные служебные соответствия, а курсантам трое суток ареста - «не отходя от кассы», приперся проверять службу. Добрейшего полковника духу боялось все училище, и полусонный, бдяший в новогоднюю ночь Горчаков – тоже. Собственно, бояться было нечего: Васька, прежде чем отправиться спать в казарму, все выдраил до блеска.
- Как служба, товарищ сержант? – безразлично спросил полковник.
- Нормально, - выпалил Горчаков.
Полковник Фоменко внимательно осмотрел «Доску документации» и вежливо спросил: «Давно проводили наружный осмотр КПП?». «Только что», - выпалил Горчаков (соврал, конечно – инструкция требовала не реже одного раза в час). «Давайте пройдем, посмотрим вместе», - все так же безучастно пригласил его к выходу Фоменко.
Горчаков вышел вслед за замначальника, взглянул на хорошо освещенные въездные ворота… и обомлел. Красным по серому, не совсем твердой рукой было начертано крупными буквами: «Умрем, но выйдем замуж за офицеров!»
- Вызывайте дежурного по училищу, - все так же безразлично, кажется, даже со вздохом сожаления, проговорил полковник.
А потом все забегало… Несчастный майор дежурный, еще более несчастный, ибо не совсем протрезвевший командир роты, злой от недосыпа сменщик (Горчакова сняли с наряда). Потом пришел старшина, где-то спозаранку, в условиях советского дефицита, добывший серую краску. В общем, до завтрака Горчаков, с тоже уже бывшим помощником Васей, благополучно нашли подходящий инструмент, соскоблили призыв, более-менее прилично закрасив затем «следы преступления».
А на гауптвахту отсидеть объявленные полковником Фоменко трое суток Горчаков отправился уже в конце января, после сессии. Потеряв, таким образом, несколько дней в таком коротком двухнедельном зимнем отпуске.

Как старлей Горчаков лишил солдат праздника, а офицеров и прапорщиков настроения
Советское время - это вам не сейчас, когда все сидят на одном месте едва ли не до пенсии. Ротация кадров в те времена была - будь здоров! Словом, получил старлей Горчаков назначение и прибыл в заброшенное посреди виноградников подразделение. Виноградники и вино - это вам не тундра, конечно, с ее почти вечно мороженным хлебом. Вино – это совсем даже хорошо.
Но все красиво быть не может. Поэтому в том батальоне (как и во многих других местах тоже) существовала славная боевая традиция – новенький всегда в новогоднюю ночь заступал в наряд. «Будешь «дедом Морозом», - простецки объяснил ситуацию начальник штаба.
Заступать - так заступать. Привычная к такому повороту событий жена уже и не ныла, как в первые разы. Но прежде чем «дедморозить», «во исполнение» великого множества предновогодних приказов и инструкций, вместе с коллегой Мошковым взялись они проверять противопожарное состояние объекта. Вроде все нормально – все прибрано, а затем закрыто и опечатано. Горчаков уже и уходить собрался – отдыхать накануне наряда (по уставу, между прочим, положено), но капитан Мошков, весьма потрепанный жизнью, водкой и начальством мужчина, заподозрил что-то неладное.
- Что-то мне наши бойцы не нравятся, - хрипловато изрек коллега Мошков. – Ты видел: все - товарищ капитан, товарищ капитан, и глаза преданные-преданные. Так не бывает, - добавил он, почесывая подбородок. – Ибо куда солдата не целуй, у него везде ж…
И начали Горчаков с Мошковым искать с еще большим рвением. Старлей вышел из объекта наружу – и просто для очистки совести прошел вдоль т.н. кабельных колодцев. Опять же не потому, что нюх у него прорезался – спрыгнул в один из них и увидел вообще-то плохонько прикрытый деревянный бочонок литров на семьдесят. Пыхтя вытолкал его наверх – слава Богу, бочонок не был полным – открыл пробочку. Все ясно – вино из винограда окрестных плантаций. Вот же гады!
Якобы мстя хитро выстроганным солдатам, Горчаков аккуратно приподнял дно бочонка, и красноватая жидкость полилась наземь.
- Серега! - Наверное, чтобы похвастаться своим успехом, заорал во всю мочь стралей Горчаков.
Говорят, бегущий майор – признак паники. Серега Мошков по возрасту уже давно в подполковниках ходить был должен, поэтому притопал он неспешно, да еще и возмущаясь, что мол, горит у тебя там – орешь, понимаешь… Когда он в конце концов пришел, бочка была пустой.
- Блин… Это же… Ты что, дурак?! Бочку вина погубить – зиму пили бы (врет, но на неделю, может, и хватило бы), - возмущался последними словами Мошков.
- Возвращались с объекта в городок уже разругавшись. Капитан был зол как черт, старлей пару раз пытался оправдаться, но, нарвавшись в ответ на грубость, замолчал.
В шесть вечера Горчаков заступил в наряд – спокойный как никогда. В смысле наряд. Бойцы слонялись по казарме, как в воду опущенные. Еле дождались курантов по телевизору и поздравлений комбата в натуре - и в «люлю». До утра - тишина и спокойствие, и никаких тебе приключений.
Тем временем в импровизированном батальонном клубе гуляли офицеры и прапорщики. С женами, разумеется.
При появлении обвешанного портупеей и кобурой Горчакова в поле видимости практически каждого выбежавшего перекурить военного ни один не смолчал, чтобы не отпустить по адресу слишком ретивого старлея колкости.
- А я что, я что – у нас, по прежнему месту службы, найденную водку всегда выливали, - уже как заклинание повторял несчастный Горчаков.
- Да молчи уж, - останавливали его, - ты, может, всему батальону испортил новогоднее настроение!
 Но последнюю фразу, в общем-то, говорили не зло, с шутейной интонацией.
Да, а с Мошковым, кстати, отношения так и не наладились до самого конца их совместной службы…