В ожидании приглашения

 За это время, что я ходила к московской синагоге по субботам, я там уже примелькалась. Там обычно тусовались не только отъезжающие, но вообще разный народ: женихи, невесты, свахи и сплетницы.
Не только меня узнавать люди стали, но я уже отличала кто есть кто. Особенно в толпе там выделялся мужчина средних лет,как говорили, инжнер, такой это балагур. Он приезжал на своей машине, останавливался у обочины, выходил из машины и неспеша открывал свой багажник. Из багажника выскакивала маленькая охотничья собачка – фокстерьер, белая в коричневых и черных пятнах. Насколько я знаю – эти собачки охотятся за лисами и у них мертвая хватка. Что в зубы возьмет – не вырвешь. Этот мужчина брал своего верного пса за поводок и вместе с ним шел к толпе пообщаться с людьми. Через пару часов, наговорившись с друзьями, он возвращался к своей машине, открывал багажник, собачка запрыгивала туда. Он закрывал багажник, садился за руль и они уезжали.
В этот день я стояла рядом с дорогой, когда подъехала его машина и собачка, как всегда выпрыгнула из багажника.
-А что это вы ее там возите, ей же неудобно, -- сказала я.
Хозяин взял поводок в руки и засмеялся: «А что ей сделается, - ответил он, - еврейская собака, везде приспособится. Нет проблем. Нет, правда,есть сейчас одна проблема у меня с ней: у меня на работе мне горящую путевку в санаторий в Кисловодск предлагают, а мне эту собаку оставить не с кем.
- А вы надолго в санаторий собираетесь? – спросила я.
- На 24 дня путевка, - ответил мужчина.
А я тут как тут со своей добротой: «Я возьму вашу собаку, подержу это время, если хотите».
- Ой, правда? – просиял мужчина.
- Мы с сыном любим животных. Пусть поживет пока. Не проблема.
- Ну, спасибо, ну, спасибо – сказал мужчина.
Через пару дней он привез к нам собаку.
- А чем ее кормить? – спросила я заботливо.
- А что сами едите, то и она будет. Она не привередливая.
Хозяин оставил собаку и поводок, распрощался с нами и укатил в свой Кисловодск.
А я радовалась, предвкушая, как после его возвращения, попрошу его вплотную заняться моим вызовом.
Пришел сын из школы. Собачка повиляла ему своим коротким хвостом и побежала обследовать комнаты нашей квартиры. И нам вроде тоже веселей стало с нашей гостьей: бегает по квартире такой это маленький, потешный комочек.
Ну, вроде бы все хорошо. Только через 5-6 дней, видим собака начала как-то странно себя вести. Когда мы выводим ее на прогулку, она в лифте, как-то странно голову вниз наклоняет, как будто к прыжку готовится. Что такое? Шум ее раздражает чо-ли? Или может быть у нее это последствия какой-нибудь травмы? Но мы особенно как-то не заостряли на этом внимания – в квартире-то она вела себя нормально. И вот однажды вечером в двери нашей квартиры кто-позвонил и я пошла открывать их. Только я вышла из кухни в прихожую и направилась к дверям, как из соседней комнаты стремглав мне навстречу выскочила наша собака, подлетела ко мне, подпрыгнула и вцепилась зубами в мою ногу выше колена.Все случилось так быстро – я не успела даже опомниться или как-то защититься от нее.
Я закричала. Сын прибежал мне на помощь.Первое, что он сделал – это попытался разжать челюсти этому зверю. Какое там – безуспешно. Хватка была мертвой, ее глаза горели фиолетовым огнем.Что делать? Сдавить ей шею? Прищемить ей хвост? Как же ее оторвать от моей бедной ноги? И тут моего сына осенило:»Давай скорей в ванну, под холодный душ ее»,-- закричал он.Он побежал в ванну, открывать душ, а я поскакала следом за ним на одной ноге, а на второй моей ноге тряслась и болталась эта бешенная охотничья собачонка. Я доскакала до ванны, залезла в нее вместе с собакой и сын направил струю холодной воды из душа на собаку.Шерсть ее моментально намокла и прямо на наших глазах она стала какая-то маленькая, облезлая, жалкая, но ногу мою упорно не отпускала. Сын поливал ее холодной водой изо всех сил. Наконец, силы оставили собаку, она не выдержала – разжала челюсти и шмякнулась на дно ванны. Мы вытыщили ее из воды и поставили на пол.Она отряхнулась изо всех сил, отфыркалась и побежала обратно в комнату, как ни в чем ни бывало.
Я вышла из ванны мокрая и перепуганная. Я вытерлась, переоделась и отправилась, вместе с сыном в пункт неотложной хирургической помощи.
Вернулись мы с сыной домой из скорой помощи, сели за стол на кухне и стали думать, что же нам теперь делать с нашей зубастой гостьей, как охранить себя от ее непредсказуемого поведения. Для начала мы решили лишить ее свободы передвижения по квартире: мы привязали ее в моей спальне к отопительной батарее и поставили с ней рядом миску с водой.А как же нам теперь ее на улицу выводить? Неизвестно, что еще она может выкинуть следующим номером. Намордника у нас для нее нет. Так, чтобы она не смогла больше на нас охотится, мы решили на время прогулок забинтовывать ей морду широким марлевым бинтом. Это была настоящая потеха – это нужно было видеть. По мере того, как мы ее забинтовывали, прямо на наших глазах, ее морда становилась такая маленькая, длинненькая и узкая, а глаза такими жалобными и беспомощными. И вот такая униженная и сконфуженная, она понуро брела за нами к лифту. Но, конечно, больше не кусалась.
Нога моя болела и ныла, даже по квартире было больно ходить. Я подумала было позвать мою сестру, помочь мне по дому, а потом решила: нет, не надо, распросы начнутся. А сестра сама пришла. Я сижу на кухне, больную ногу на второй стул устроила – положила, чтобы не отекала. Сестра вошла в квартиру, встала у порога и посмотрела на меня вопросительно.
- Что случилось? – спросила она.
- Собака покусала.
- Какая? Это та, которую ты от синагоги приголубила что ли?
- Ну, какая теперь разница. Покусала и все.
- Вечно тебя в какие-то новые приключения заносит. Она же могла и сына покусать.
- Он резиновые сапоги надевал, когда выводил ее на улицу.
- А что она не могла что ли выше сапог прыгнуть. И что ты наладилась ходить в эту синагогу, никакого вызова тебе не пришлют.
- А может пришлют.
- Конечно, жди. Тебе если уж что втемяшится в голову – ну все. Там. Не отступишь.
- Вот знаешь, что больше всего обидно мне из всей этой истории, - сказала я сестре, - ну почему этот человек, этот хозяин не предупредил меня, что у его собаки есть такой дефект. Ведь она могла и сына покусать и на соседей наброситься. Я же ведь ему такое доброе дело сделала. Ну, почему люди так поступают друг с другом? Почему?
Но моя сестра тоже не знала почему.Да и какое теперь это имело значение.
Наконец, пришло время и хозяин собаки вернулся из своего Кисловодска.Он вошел в нашу квартиру, тихо прикрыл входную дверь и остановился у порога. Он, видимо, ожидал, что его дорогая собачка сейчас бросится ему навстречу, но никто не появлялся. Лицо хозяина потемнело – он почуял что-то недоброе.
- Где собака? – спросил он,- и в глазах его отразились тревога и страх.
Я полюбовалась его смятением с некоторой долей злорадства, помедлила с ответом,потом сказала:
- У меня в спальне. Проходите.
Он вздохнул с облегчением и пошел следом за мной.
С порога комнаты он взглянул на свою привязанную к батарее собаку, потом быстро обернулся ко мне и сказал:
-Что это вы ее так раскормили, не собака, а бочка.
- С нашего стола ела – то же, что и мы, - ответила я.
Но хозяин уже не слушал меня, он так это наклонился вперед всем своим туловищем, как мы наклоняемся, когда разговариваем с детьми и так на полусогнутых пошел по направлению к своей собаке. Он продвигался такими мелкими шажками, пошаркивая ногами по полу и сюсюкая на ходу: «А кто к тебе пришел... а кто к тебе пришел...»
Собака как увидела его, как плюхнулась передними лапами на пол, спину выгнула, заднее свое место подняла, хвост восклицательным знаком поставила и завизжала и заскулила и затряслась от радости всем своим раскормленным телом. Потом хозян подошел к батарее, отвязал свою собаку, поднял ее к себе на руки и они начали буквально «целоваться» у меня на глазах.Собака извивалась у него на руках, как угрь и лизала его то в нос, то в ухо. Ну, просто цирк! Меня они игнорировали, как будто меня вообще и в комнате не было.Наконец, их приветственный ритуал закончился и мы направились к дверям.
- Помаши тёте лапкой,- сказал веселый балагур своей собаке у дверей, и они оба счастливые по уши, выкатились из моей квартиры.
Я заковыляла на кухню помыть собачью посуду.
Не успела я еще навести порядок в квартире, как в двери позвонили и ко мне ввалилась одна молодая пара (конечно, евреи, а кто же еще!). Это были мои околосинагогские знакомые, они сидели три года в отказе и тоже ждали каких-то результатов.
- Собирайтесь скорей, - заявили они с порога, - мы за вами заехали, поедем провожать наших приятелей в аэропорт, они в Израель уезжают.
- А я-то тут при чем? – поинтересовалась я.
- Ну, может кому-то ваши данные для вызова передадите.Давайте скорее.
- Ладно,- сказала я,- и засуетилась одеваться.
Из комнаты вышел сын.
- Мама,- сказал он, - куда ты собралась со своей больной ногой?
- Волка ноги кормят,- ответила я, и похромала к лифту, следом за своими молодыми друзьями.
В аэропорту собралась громадная толпа отъезжающих и провожающих. Моя молодежь, с которой я приехала, шныряла в толпе: с кем-то смеялась, с кем-то целовалась, кому-то махала руками, и вообще, как видно, ловила кайф. Со мной они долго не няньчились, просто бросили меня в толпе, указав пальцем на какого-то молодого мужчину, стоящего в стороне со своей женой и маленьким ребенком на руках: «Он тоже уезжает», - сказали они мне и исчезли в толпе.
Мужчина стоял и сосредоточенно смотрел в одну точку отсутствующим взглядом, не обращая никакого внимания ни на свою жену, ни на окружающую их толпу. Ну, а что же мне-то делать? И я начала потихоньку, бочком продвигаться по направлению к этому мужчине. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, а глаза смотрели в никуда. Вам когда-нибудь приходилось видеть, как выглядят глаза тихо-помешанных людей? Нет? Ну, так съездите в аэропорт, когда евреи в Израель уезжают – насмотритесь.
Я придвинулась к нему вплотную и спросила
- Вы тоже уезжаете?
- А?- очнулся полу-чокнутый мужчина.
- Да,я уезжаю,- сказал он безразличным голосом.
- Вы не возьмете мои данные для вызова?- попросила я.
- Давайте, - равнодушно согласился он.
Он взял мою бумажку с данными, сложил ее пополам, потом еще пополам, потом еше и небрежно сунул этот маленький бумажный комочек в верхний левый корман своей кожаной куртки.
Я проводила свои данные безнадежным взглядом и сказала «спасибо».
Молодой мужчина вернул свой взгляд в прежнюю точку. Потом, тихо сказал в это никуда:
- Напишите письмо моей дочке. Она в Одессе осталась с моей первой женой.
- А что же я ей напишу, я же ее не знаю.
- Ну, придумайте что-нибудь - как вы меня провожали,- сказал он своими серыми от волнения губами.
В это время объявили посадку на самолет, и мужчина стал торопливо записывать для меня свой одесский адрес на маленьком клочке бумаги. Руки у него тряслись. Он протянул мне этот клочок,я взяла его, сложила пополам, потом еще пополам и положила этот комочек в свою сумку. Мужчина взял в свою руку чемодан и пошел на посадку следом за своей женой с маленьким ребенком.
Всё. Можно было уходить. Я не могла найти в толпе своих молодых приятелей, так что пришлось отправляться домой одной.
Добираясь до дома, мечтала только об одном: поскорее до постели добраться,под ногу мягкую подушку положить. Пришла домой, прошла через прихожую и направляюсь в спальню. И тут вдруг перед мысленным взором возникают глаза этого мужчины и его трясущиеся руки. Нет,- думаю, - дай-ка я сначала письмо в его Одессу напишу, его дочке. Вернулась я на кухню, принесла бумагу, марки, конверт и села за стол сочинять письмо. Ну, вроде бы ничего, хорошее письмо получилось. Написала этой девочке, как мы провожали ее папу в аэропорту, какой у нее хороший папа, какая на нем была красивая кожаная куртка, как он нам всем рассказывал про свою любимую дочку, какая она у него хорошая и как он ее любит, и как он будет встречать ее в аэропорту в Израеле. И что он посылает своей доченьке 100 воздушных поцелуев. Вот я запечатываю их всех в этот маленький конвертик и отправляю вместе с письмом. И что все люди, кто провожал её папу в аэропорту, передают ей большой, большой привет и самые наилучшие пожелания.
Написала я это письмо, запечатала, спустилась вниз на лифте, перешла дорогу и бросила письмо в почтовый ящик.
Вернулась домой, убрала все со стола, бросила в мусорную корзинку эту бумажку с одесским адресом и отправилась, наконец, в спальню.
И вот, в этот день,ровно через 5 дней после моей поездки в аэропорт, в субботу, я снова готовлюсь продолжать свои хождения по мукам – свои походы в переулок, к синагоге.
Спускаюсь вниз в вестибюль и направляюсь к выходу.Потом вдруг вспоминаю, что не проверила почту и возвращаюсь к почтовому ящику. Подхожу, открываю его и мне на руки выпадает какой-то незнакомый продолговатый конверт с заграничной маркой. Смотрю на обратный адрес – фамилия той девочки, которой я писала письмо в Одессу. Ничего не понимаю. Открываю с нетерпением...рассматриваю....читаю... и...замираю – ВЫЗОВ! Вызов из Израеля,из Кибуца, от отца одесской девочки, от неизвестного мне «брата».
Ноги мои ослабели - я стою у почтового ящика без движения и смотрю в «никуда». Я вспоминаю этого печального молодого мужчину, кто так быстро прислал мне вызов, и думаю, думаю: Ну, почему, почему люди делают так друг для друга?